Я кивнула.
– Ты думаешь, это правда? Канзасский штаб собираются атаковать?
– Их серверы не в Сети, – сказал Нико. – Я попробовал отправить запрос… и ничего.
– Я попытаюсь выйти на связь по телефону с некоторыми из тех агентов, кто по-прежнему работает в поле – посмотрим, может они что-то знают. – Коул поправил прядь волос, выбившуюся у меня из-за уха, провел костяшками пальцев по щеке. – Это безусловная победа. Кейт жива, не пострадала. У нас скоро будут настоящие боеспособные силы. Две недели, и все. Пока сосредоточимся на этом. Не позволяй событиям в Канзасе выбить тебя из колеи. Судя по всему, это уже не так важно.
– Конечно, это важно, – возразила я. – Так много людей уже погибло…
– Я понял, – перебил меня он. – Я не это имею в виду. Я просто хочу сказать, что с Лигой так или иначе покончено. Когда они заявили, что это они нанесли удар, это была последняя, отчаянная попытка доказать свою значимость. Сосредоточься на будущем. Лекарство, теперь, когда доктор Грей снова дееспособна. Термонд… – Коул постучал пальцами по распечатке. – Гарри подставил себя под удар, чтобы добыть эту штуку для нас. Давай используем ее во благо.
Парень встал, взяв с собой план лагеря, чтобы прикрепить его к стене. Я все еще сидела, пока он не ушел, вероятно, чтобы выполнить обещанное и проверить сведения, которые сообщила Кейт, а потом встала и, двигаясь словно во сне, подошла к спутниковым снимкам Термонда. Мой взгляд блуждал по расставленным кругами боксам – заметно неровным, неправильным кругам. Когда я смотрела на них сверху, как свободная птица, пролетающая в небе, утихало то болезненное чувство, которое начало скручивать мой желудок.
– Теперь он намного больше, – сказал Нико. Я кивнула и взяла маркеры, которые он мне протянул.
Мальчик отошел, и, прислонившись к столу, наблюдал. Чем дольше я работала, тем больше любопытных лиц просачивались в комнату. А потом я обнаружила, что собрала немалую аудиторию, и дети окружили меня со всех сторон. Я надписала все крупные постройки – ФАБРИКА и казармы СПП на двух прямоугольных зданиях слева от расположенных кольцами хижин, САД на зеленом квадрате в самой северной части лагеря, СТОЛОВАЯ, ЛАЗАРЕТ и ВОРОТА справа. Затем я перешла к хижинам и отметила круглую КОНТРОЛЬНУЮ БАШНЮ. Каждое кольцо маленьких домиков было обведено либо зеленым, либо синим, чтобы обозначить, кто в них жил. Я почувствовала, как чей-то взгляд уперся мне в спину между лопаток, прожигая ее, будто свет, собранный линзой. В конце концов я не смогла игнорировать легкие приступы смущения, которые поднимались во мне. Это было бессмысленно, но мне показалось, будто я обнародую что-то постыдное, что-то, чего мне следует стесняться. Мое настроение быстро изменилось с энергичного возбуждения на ужас и жалость к себе, и я поняла, что ощетиниваюсь, готовясь защищаться.
– Здесь только Зеленые и Синие? – Я обернулась к сенатору Круз, которая задала этот вопрос. Она стояла в дверном проеме и держала под руку Лилиан Грей, которая, кажется, пыталась подойти ближе. Нико бросил на нее единственный взгляд, застыл, а затем сбежал в дальний конец помещения, чуть не споткнувшись, когда второпях усаживался на свое место.
– Там были Желтые, Оранжевые и Красные дети, – ответила я ей, – но их перевели из этого лагеря примерно пять с половиной лет назад. Красных забрали в программу тренировок «Проект Джамбори». Желтых перевели в другой лагерь, в Индиане, который специализируется на содержании без использования электричества.
– А что насчет Оранжевых? – спросила доктор Грей.
Мои руки застыли неподвижно – как и воздух вокруг меня.
– У нас нет подтвержденных сведений о том, где они могут находиться, – сказала я.
– Г-г-д-де это?
Доктор Грей еще слегка запиналась, когда говорила, будто опасалась, что речевой центр может снова в любой момент отключиться. Женщина подошла ближе, рассматривая пятна травы и снега. Если присмотреться достаточно внимательно, можно было различить даже маленькие точки синих униформ, работавших в саду.
– Это не Термонд, – объявила она. – В Термонде было только одно здание. Я сама видела.
– Как только оттуда убрали первоначальную исследовательскую программу, лагерь быстро расширили, чтобы там разместилось больше детей, – сказала я.
Я добавила маленькие буквы К, О и Ж рядом с хижинами, в которых они когда-то размещались. В боксах, где жили Желтые, установили механические замки, и так их потом и оставили. Насколько я помнила, в боксах Красных было больше пожарных кранов и разбрызгивателей.
Сенатор Круз положила руку мне на плечо и наклонилась вперед, изучая проделанную мной работу.
– Почему Красные и Оранжевые находятся во втором кольце от центра, а не в том, что снаружи? Если они могут стать источником проблем, кажется логичным убрать их как можно дальше от контрольной башни.
– Их окружили с обеих сторон буфером из хижин Зеленых, – объяснила я, – так что, если бы кто-то из них попытался атаковать инспекторов или сбежать, используя свои способности, им пришлось бы прожигать путь, идя по трупам детей.
– Это их хоть когда-нибудь останавливало?
– Тех, кто пытался, застрелили еще до того, как они доберутся до заграждения. На крыше контрольной башни постоянно держали минимум одного снайпера, а то и двоих, если группа работала в Саду.
– Что ж, это убивает остатки моей веры в человечество, – бросил Коул, возвращаясь в комнату.
– Успешно? – спросила я его.
– Пусто, – откликнулся он. – Поговорим позже. А прямо сейчас можешь описать нам типичный день? Там же есть распорядок, верно?
– Пять утра, побудка. Через пять минут отпираются двери. Что дальше, зависит от месяца. Нас кормили два раза в день, так что, если в расписании нет завтрака, ты идешь в душевые, а потом работаешь шесть часов, до полудня, когда дают обед. Затем ты можешь побыть в своем боксе – примерно два часа, а дальше начинается вечерняя рабочая смена – обычно что-то по хозяйству, вроде стирки, или прочистки этой отвратительной канализации, которая постоянно забивалась. Потом ужин. Потом в восемь свет выключают.
– Боже правый, – только и сказала сенатор Круз.
– Нас там было больше трех тысяч, – продолжала я. – Система была отлажена до секунды. Руководство даже придумало, как распределять сокращающееся число сотрудников СПП, когда у них стал истекать четырехлетний срок призывной службы.
– Что бы ты сказала о соотношении количества детей и СПП? – спросил Коул. – Оцени примерно.
Я уже дала эту информацию в своем плане, но он спрашивал, чтобы услышали обе женщины, стоящие передо мной.
– Кейт сказала мне, что лагерь обычно охраняла пара сотен солдат, плюс еще человек двадцать работали в контрольной башне. Должно быть, теперь, когда лагерь собираются закрыть, их меньше. – Я покачала головой. – Хотя это только кажется, что их немного, но они расставлены по выверенному плану, и у них есть разрешение запугивать детей и применять насилие.
Для человека, который участвовал в исследовании ОЮИН, доктор Грей выглядела слишком обескураженной, будто слышала все это впервые. Это казалось невозможным. Некоторые вещи безусловно имели гриф секретности, но ее муж был президентом – он играл ключевую роль в развитии программы реабилитационных лагерей.
Она отвела взгляд.
– …Ты как мой сын, верно?
– Да, – ответила я, – но не настолько, чтобы это было важно.
– Ты была в Термонде одновременно с ним.
– Нет, потом. Мы вообще не пересекались. Меня привезли в лагерь уже после того, как его начали расширять. А почему вы спрашиваете?
Лилиан Грей наклонила голову набок, и, вздрогнув, я отбросила страх, что она сейчас сметет меня с пути. Это простое движение было в духе Клэнси, совершенно в духе Клэнси.
– Я предполагаю, что причина, по которой я здесь нахожусь, заключается в том, что вы хотите получить информацию о моих успехах в получении контроля над пси-способностями детей? – начала она, выпрямившись. – А также о последних достижениях корпорации «Леда».
– Верно, – согласился Коул. – Так что, естественно, наш вопрос заключается в том, что вы хотите взамен.
Он перешел прямо к делу, и все же я была немного потрясена. Не знаю почему, но я ждала, что она – Лилиан Грей – сделает это по доброте душевной. Думаю, я надеялась, что то яблоко упало далеко от яблони, в этом отношении по крайней мере.
– Мы можем поговорить там, где у нас будет больше личного пространства? – спросила она, выглянув в окно на детей, которые сновали по коридорам.
– Не вопрос, – кивнул Коул. – Нико, зайди за нами, как только услышишь хоть полслова о Канзасе.
Мы поднялись по лестнице следом за ним, мимо детей, которые группками перетекали из комнаты в комнату, причем, никто из них не знал, кто эта светловолосая женщина. Когда мы дошли до кабинета наверху, Коул предложил женщинам присесть, а сам устроился за столом с другой стороны, а я заперла за нами дверь.
Доктор Грей откинулась назад на своем стуле, охватив всю небольшую комнату одним взглядом своих темных глаз.
– Это был кабинет Джона, да?
И как это я забыла, что Греи и Джон Албан когда-то были близкими друзьями. Албан помогал Первой леди исчезнуть, спонсировал ее исследовательские программы, заключил с ней сделку… Ох.
– Вы хотите, чтобы мы выполнили ту часть сделки, которую предложил Албан, – произнесла я. – Вы дадите нам информацию в обмен на возможность провести первую процедуру на Клэнси.
Коул тихо присвистнул.
– Мне казалось, это нечто вроде хирургической операции. Вы же не предполагаете проводить ее здесь…
– Конечно, нет, – согласилась она. – Можно отдраить с хлоркой каждый сантиметр этого места, и все равно оно не будет достаточно чистым. Такую возможность нужно будет организовать в местной больнице, где у меня будет обученный персонал.
– Это трудная задача, – признался Коул. – Сохранить операцию в тайне будет почти невозможно.
– План всегда заключался в том, чтобы, как только процедура будет завершена, я забрала бы Клэнси и отправилась в укрытие. Я хочу вернуться к жизни, которая похожа на нормальную, с сыном, который у меня когда-то был.
Лекарство – это еще один способ контролировать нас, отнять у нас возможность принимать решения.
Слова Клэнси шепотом прозвучали у меня в голове. Я прислушалась.
– Я не… – начала я.
Но в самом деле, почему я вдруг возражаю? Клэнси не раз доказывал, что ему нельзя доверять, что он не может использовать свои способности, не причиняя вред другим. Ист-Ривер… Джуд… Сколько раз он демонстрировал мне, как далеко может зайти? И все, чтобы избежать того состояния, от которого он страдал в Термонде, – бессилия. Я чувствовала его беспомощность, когда он был привязан к операционному столу, боль от электрических разрядов, пронзающих его мозг. Я чувствовала возмущение от потери контроля над своими действиями, ярость от того, что с тобой обращаются как с животным.
Он бы пожертвовал тысячами – только чтобы спастись. На этот раз мы должны выбрать эти тысячи, а не его.
– Ладно, – сказала я, когда стало ясно, что Коул ожидает моей реакции.
В ответ в его глазах что-то блеснуло Что это было? Разочарование? Понимание? Оно так быстро исчезло, скрытое его обычной угрюмой улыбкой, что я не была уверена, что мне вообще не померещилось.
– Договорились, – сказал он. – Сегодня мы соберем всех детей, чтобы вы могли все объяснить. А завтра утром мы начнем искать для вас подходящую больницу.
Доктор Грей наклонила голову в молчаливом согласии. Я встала, пробормотав какие-то оправдания насчет того, что мне нужно встретиться с Вайдой и потренироваться. На самом деле, я вдруг почувствовала, каким тяжелым стал воздух в этой комнате: я не могла протолкнуть его в легкие. Я задыхалась от слов, которые повисли в этих четырех стенах, и я не могла избавиться от ощущения, что теперь на моих руках кровь – как бы усердно я ни вытирала их о штаны.
В компьютерном зале были только я и Вайда. Я рассказывала ей о своем коротком разговоре с Кейт, когда на новостном канале, прямую трансляцию которого устроил Нико, внезапно появилось лицо Зу.
Я сидела, подтянув колени к груди, стараясь как можно лучше ответить на вопросы Вайды, которые представляли в основном вариации фразы «Но она в порядке, правда?» Мой взгляд остановился на экране в ожидании свежих экстренных новостей из Канзаса, и, когда я увидела Зу, я так быстро опустила ноги на пол, что стул подо мной закачался.
– Включи скорее звук! – воскликнула я.
…сегодня было опубликовано еще больше материалов из источников, связанных со скандалом вокруг реабилитационных лагерей, и все больше вопросов возникает к Вашингтону. Этим вечером «Рупор» выпустил серию видео, предположительно с детьми, которых забрали из Невады. Давайте посмотрим…
Не знаю, было ли это дело рук новостной компании, или Элис талантливо поработала над монтажом, но в первые секунды записи на экране появились все десять детей, которые соглашались дать интервью и представлялись…
– Зак… мне семнадцать лет.
– Меня зовут Кайли и мне шестнадцать.
И так далее, пока наконец в кадре не возникла Зу. Это была запись, которую сделали со второго захода, и теперь она представлялась сама. Потом запись сразу перескочила к рассказу девочки о том, как родители отвезли ее в школу, чтобы от нее избавиться. Каждый ребенок делился своей историей о том, как скрывался от СПП, от родителей, от всего мира.
Я прикрыла рот рукой, оглянувшись, чтобы оценить реакцию Вайды. Она отпила глоток из своей бутылки с водой и хлопнула ладонью по крышке, чтобы снова закрыть ее.
– Они умеют быстро нажимать на спуск, в этом им не откажешь, – прокомментировала девушка. – Но дорогуша, ты же знаешь, что я на твоей стороне. Это отличный способ задеть кого-то за живое, но сколько задниц они действительно смогут оторвать от диванов? Где тут призыв к действию? Им нужно наше участие. Здесь слишком много надежд, но недостаточно спланированных действий.