Между тем запаривший «Адзума» вообще лег в циркуляцию, и уже помянутая безупречность действий противника не замедлила сказаться.
По-прежнему наплевав на далекий «Ивате», застилаемый дымами собственных залпов, «русский» чуть довернул – с более чем полусотни кабельтов это показалось неуловимым, незначительным изменением курса. С далекого мостика японского флагмана никто не заметил отворот носовой башни и смену приоритетности цели.
Это заметили с бронепалубников – все, кто наводил, корректировал и так алкал достучаться до противника своими «шимозными приветами».
И достучались же, радостные… наконец-таки украсив вражеский борт оранжевыми всполохами.
А затем узрели, соображая в короткую – в два дыхания… придыхания – паузу, когда 12-дюймовые в сечении и сорока в калибрах стволяки довернули, чуть водя по вертикали-горизонтали, пока там, в башне, накручивали, наяривали ручками наводчики, получая стрельбовые данные.
И, возможно, кому-то показалось, что серая громада броненосца, словно почувствовав их настырные укусы, решила ответить, отмахнуться и даже случись… прихлопнуть.
Двухорудийная башня замерла, выбрав жертву.
Первым, пристрелочным пальнуло левое, вздыбив фонтан воды по носу «Нанивы». Крейсер секундами позже вошел в опавший пенный колосс… прямиком в пристрелянное место, куда уже летело.
И снова русский снаряд почти не выдал ни дыма, ни вспышки.
Зато полыхнуло следом… из нутра крейсера… циклоскопически!
Разламывая корабль надвое!
Так детонируют погреба!
«Русский» вывалил бортовым залпом по шарахнувшемуся в сторону «Такачихо», который каким-то чудом умудрился избежать попаданий, и снова плотно насел на «Адзуму».
* * *
У Зиновия Петровича было два виденья, два знания, полученные в том числе из материалов, предоставленных потомками. Где говорилось, что «потопить крейсер, имеющий водоизмещение в десять тысяч тонн, лишь одной артиллерией считается выдающимся делом в морской тактике… иначе крайне сложным».
Ни бронепалубный «Варяг», ни броненосный «Рюрик» не смогли потопить артогнем.
В том числе перед Рожественским лежал наглядный пример – получивший еще как минимум три 12-дюймовых бронебойных снаряда и несколько 6-дюймовых в придачу, «Адзума» стремление пойти на дно не выказывал.
С другой стороны, противовесом был горький опыт еще не состоявшейся битвы при Цусиме.
И тут же замечательное исключение – «Нанива», пусть и малотоннажный, но схлопотавший всего один удачный («золотой») снаряд в свою бронепалубную тушку.
Два японских крейсера отбежали миль на восемь-десять на северо… северо-западные румбы, периодически издалека посылая безнадежные снаряды.
«Суворов» не отвечал.
Гоняться за этими беглецами Рожественский, естественно, не собирался.
Зиновий Петрович то поднимал бинокль, то поглядывал на хронометр, где-то там, на периферии домыслия подсчитывая потраченный боезапас, оценивая – сколько еще придется вогнать снарядов, чтобы подранок, наконец, отправился на дно.
– Добить ему артиллерию и выходить на минную атаку. Иначе провозимся… – читал мысли адмирала капитан первого ранга Игнациус, то и дело снимавший дурацкий шлем, чтобы промокнуть вспотевший лоб.
Впрочем, дурацкий ли? Когда японский снаряд разбился о броню боевой рубки, осколки на себя приняло в том числе и дополнительное блиндирование. Но и малеха влетело в смотровые щели. Ранило матросов сигнальной вахты левого борта, одного сильно контузило, и попади тот визгливый кусочек металла в незащищенную голову, убыль личного состава была бы неминуема.
А между тем «Адзума» продолжал судорожный «танец», управляясь машинами, гребя на остатках пара ополовиненных котлов, пытаясь держать направление в сторону метрополии, все еще отстреливаясь из чего-то там уцелевшего.
Через тридцать минут, находясь под сосредоточенным огнем, он практически совсем потерял ход, снова беспомощно и медленно выводя неуправляемую дугу. Уже ничем не отвечая.
– Играйте дробь! Приготовьте мины Уайтхеда, – приказал командующий.
«Князь Суворов» суровым палачом пошел на сближение.
Пожары на крейсере уже не тушили. Палубы просыпало людским муравейником… что-то бросали в воду – плавучее, кидаясь с борта вниз сами, гребя от корабля. Который начал постепенное, ровное погружение, начавшееся с кормы.
– Сами, – волнительно выдохнул Коломейцев, – не иначе открыли кингстоны.
– Своеобразное харакири, – поддакнул кто-то из офицеров.
– Передайте по телеграфу на международном. Для японцев, – отреагировал Рожественский, кивнул в сторону дальних дымов, – «Препятствовать спасению экипажа не будем. Мы свой долг выполнили. Выполняйте свой».
– Пленные? Брать не будем? – пытливо взглянул Коломейцев. – Экипаж первоклассный. Будет и дальше супротив нас дослуживать на других кораблях.
– Нет времени, – отрезал командующий.
– К тому же на востоке замечены дымы, а японцы постоянно работают телеграфом. Вдруг подмога к ним спешит, – поддержал командующего Игнациус.
– Да… да. Времени нет, – еще раз подтвердил Рожественский, – и еще, господа!
Выйдите, пожалуйста, по УКВ-связи на «Александр». Приказ младшему флагману: «Следовать намеченным маршрутом с эскадренной скоростью 12 узлов».
И благожелательно бросил нахмурившемуся Игнациусу:
– Не переживайте вы так, Василий Васильевич. Нагоним. Понасильничаем машины и нагоним.
Равно как вступив в бой – на «полном ходу», так и выходя из дела, «Князь Суворов», обогнув по дуге уже просевший по палубу крейсер, поспешил на зюйд.
При этом курсовая кривая проходила в огневых дистанциях с бронепалубником, доверчиво двинувшим к месту гибели «Адзумы».
Русские орудия молчали. Как и было обещано.
– Эх, – в легком тоне вымолвил Игнациус, – помня их азиатское коварство при атаке на Порт-Артур, да свинское навязывание боя «Варягу». Честное слово, Зиновий Петрович, дал бы я им залпом, несмотря на ваше заверение.
– Не будем уподобляться этим желтолицым прохвостам, – снисходительно улыбнулся адмирал, хищно прищурившись в сторону японского корабля, спешащего на выручку «своим». – А знаете что, Василий Васильевич… прикажите поднять сигнальные флаги, так сказать на прощанье.
Дав гудок, «Суворов» уходил на юг. На его сигнальных фалах пестрел флажный набор издевательского содержания: «До встречи в Токио!».
* * *
Еще при завязке боя, едва раскусили хитрость противника с «Суворовым», контр-адмирал Мису немедленно отбил телеграмму об этом факте на вспомогательное судно, служившее ретранслятором между берегом и отрядом крейсеров.
Далее, вынужденно отбежав западней, «Ивате» невольно вышел из зоны покрытия сигнала эфирного телеграфа. Ко всему, видимо, еще приложился и противник – забивая волну, препятствуя обмену сообщениями.
Вернувшись на исходную, восстановив контакт, контр-адмирал отправил новое донесение с печальными результатами боя и запросом «как быть дальше: преследовать ли Рожественского или возвращаться на базу?».
А пока занимались спасением команды «Адзумы», пытались хоть кого-то найти на месте гибели «Нанивы».
Ответ от командующего так и не пришел.
Сотаро Мису решил действовать в рамках прежних приказов – ополовиненный отряд возвращался в Хакодате.
Адмиральская каюта броненосца «Микаса»
Даже в те недолгие минуты медитации Хэйхатиро Того не позволял себе погружаться в глубину бездумия, не отпуская из головы мили, тоннажи, калибры… перебирая вариативный рисунок развития событий и собственных решений. И изменчивых планов.
Когда шпионы донесли, что крейсер 1-ранга «Рюрик» покинул Владивосток, и он (Того) ошибочно решил, что цель – прорыв адмирала Дубасова в Порт-Артур…
…и брошенные на перехват корабли Камимуры впустую избороздили Японское море в поисках…
…а русский крейсер вскоре засекли близ пролива Лаперуза…
…когда вслед за этим напрямую из российских источников удалось узнать, что, оказывается, это якобы инспекционная поездка по Камчатскому приморью наместника Алексеева…
…вот именно тогда Хэйхатиро понял, что Рожественский все-таки прошел!
Подробный отчет о бое отряда контр-адмирала Мису с русским броненосцем командующий Объединенным флотом Японии получил еще до полудня. Дважды перечитав, скованным от расстроенных чувств движением убрав с тактической карты, как с игровой доски в го два камушка… два крейсера.
«Что ж, я подозревал, что у русских припрятана козырная карта… какая-то хитрость. Не “Ослябя”, но “Суворов!” Наверное, можно гордиться таким непредсказуемым противником. Мису заявил, что нанес броненосцу повреждения. Возможно, это так. Как и возможно, что пристыженный поражением Сотару Мису выдает желаемое за действительное».
Была в отчете контр-адмирала некоторая непонятная составляющая… и уже потом, когда представятся более детальные донесения офицеров погибшего крейсера, она (эта непонятность) угнездиться в душе неприятным осадком и именем командира «Адзумы» Фудзии Коити.
А пока надо думать, как перехватить Рожественского у южных проливов.
Неожиданно пришла мысль, что у русских может быть припрятан еще какой-нибудь туз в рукаве. Тот же «Ослябя».