– Правда, есть маленькое, но существенное отличие в плюс, – не менее задумчиво дополнил помощник, – капитан первого ранга Трусов в том бою погиб. А ныне он держит ответ перед нашим высокоуважаемым адмиралом. Вот так!





* * *


А в Петербурге, и в частности в Царском Селе, после доклада Алексеева о военной стычке с кораблями Royal Navy (пусть и под японским флагом) случился, видимо, переполох.

Можно только представить, как взъерошенный царь Николай («Война – это… война!») срочно вызывает министра иностранных дел, возможно военных, ну и кого там еще, кто нужен при вероятном обострении ситуации. Наверняка присутствовали все «посвященные».

Наместник снова (по вызову) отправился в радиорубку.

В свою очередь и господин Чертов «имел удовольствие» провести содержательную беседу с императором Российской империи Николаем II.

Впрочем, ничего конкретного в решениях принято не было, в конце концов, ночь взяла свое. На том конце «провода», в царскосельском совещательном кабинете (или зале) сообразили, что «коварные альбионцы» не обладают такой оперативностью и дальностью связи. Даже с учетом наличия посыльного скоростного авизо в английском отряде (во что мало верилось), информация о том, что произошло и произойдет близ Камчатки, до Лондона дойдет с серьезным запозданием.

У Петербурга в этом случае всегда есть как минимум пять дней форы.

«Ямал» и «Лена» оставались в той же условной точке недавнего боя, подрабатывая машинами на волну в дрейфе, контрольно переговариваясь на закрытой частоте, перемигиваясь скупыми огоньками.

Собираясь вначале отправить «Лену» в Петропавловск, наместник повременил. Решил дожидаться распоряжений следующего дня – что там надумают в столице.

Вспомогательный крейсер был удобен под боком как оперативный и достаточно мобильный ресурс.

Да и пушки какие-никакие на нем имеются.





* * *


– Ну и денек! С ног валюсь!

– Какой денек! Ночь уж! Третьи склянки. Пошли по стопочке и в койку, – капитан устало сполз с кресла, потянул спину. Уже как на икону, взглянул на показания радара, – единственное, я бы предпочел отойти всей нашей компанией чуть мористей. Так и мерещатся атакующие крейсера с трех румбов. Бред! Ладно. Завтра день покажет. И в Петербурге как раз определятся.

– Что тебе Николаша во время сеанса напел? – Вопрос помощника буквально утонул в зевке.

– Говорил уж – когда сели с наместником «по душам, за жизнь»…

– Под водочку?

– Ага… а под нее уж он божился, что выполнял исключительно инструкции из Петербурга (царя, как верный пес, не упоминал, не подставлял). А тут Николай, нисколько не задумываясь, что адмирал может находиться в радиорубке, стал гнать на Алексеева, дескать, он неправильно понял «мою монаршью волю», типа отсебятину-инициативу проявил, «по собственному почину», вы на него не серчайте, это от чрезмерного усердия.

– Звиздит, как дышит!

– Еще бы! У Алексеева рожа как у вареного рака, но молчит – понятно, что государево сохранение лица важней. А далее ампиратор завел с самой что ни на есть венценосной подачей: «ваши действия признаны героическими», за спасение «рюриковцев» отдельно плезир. Ну и опять же «упование на бога» и прочая церковно-верующая лабуда. Но ничего конкретного. Короче… завтра все. Правда с утра видна.

Впрочем, на минутку замолчав, припоминая, кэп все же высказал:

– Но кое-что меня совсем удивило. Он, Николя, вдруг выдал про то, что «ваше появление в этом мире, со всеми технологиями, планами переустройства России, может привести к еще худшим последствиям». Дескать, пример – взбрык британцев. И он-де, царь всея Руси, считает, что «нельзя вмешиваться в божий промысел, нарушая устои и миропорядок».

– Вот тебе раз!

– Вот тебе два!

– Вот тебе между! Офигеть! А наш адмирал Алексеев, между прочим, мечет молнии, всенепременно жаждет отомстить за «Рюрик» – добить «британца».

– Знаю. Интересно, как и чем? Тут вообще неизвестно, что с английским крейсером, – Чертов в который раз глянул на рлс-монитор, – и что там на северных румбах прячется? Радиорубка исправно ловит слабые сигналы. Кодированные. Ладно. Вахту сдали. Пошли уж.





* * *


«Что прячется на северных румбах», выяснилось буквально вслед… не успели и мостик покинуть.

– Андрей Анатольевич! Вызывают в лазарет.


– Меня? – Мозг явно уже спал, иначе с чего такой переспрос?

В медицинский блок, конечно, спустились вдвоем.

– Что у вас тут, Игорь Викторович?

Несмотря на загруженность, встретил их Кацков, главный судовой врач, сразу проведя к одной из коек.

– Да вот… поступил один очень тяжелый. Переохлаждение. Мы его немного откачали (а сразу обратили внимание, что одежонка у него вроде как иного покроя), он очнулся и давай лопотать по-английски… и по-русски ни в какую. Все какую-то крысу и Крысю поминает.

– Прошу прощения, – голос с соседней койки. Действительно, что один голос, – сплошь перебинтованный, белым лицом, два глаза только светятся. Представился: – Мичман Ширяев, Александр Владимирович. Это матрос с английского корабля. Он немного бредит, но то, что упоминает – это название броненосного крейсера Королевского флота «Кресси». Простите.

– Вот так-так, – чуть не присвистнул Шпаковский, – то-то мне ребята из боцкоманды говорили, что одного морячка вообще бог знает где в отдалении выловили. Вообще случайно! Видимо, во время боя выпал… а? Стало быть, он и есть… этот англичанин. И его же надо непременно допросить. Срочно, пока не окочурился.

– Да он едва-едва дышит, – за вялым возмущением врача притаилась клятва Гиппократа.

– Так надо, – совершенно серьезно поддержал помощника капитан, – война. Делайте, что хотите, хоть наркотой качайте, но нам нужна информация.

Через полчаса подтвердилось – да, да, именно броненосный «Кресси». Но самым важным из узнанного оказалось то, что у Командоров стоит крейсер «Дрейк» – еще один броненосный. Плюс вспомогательное судно – угольщик-обеспечитель и плавмастерская в одном лице.

– Ничего не скажешь. С размахом англы подошли к делу. А? Капитан? Вот куда чапал подранок!

– Почему чапал? – Капитан тяжело моргал уставшими глазами.

– А он совсем задохся, – Шпаковский покачал головой, как зашатавшись (тоже заморенный), – с мостика сообщили. Такое впечатление, что в дрейфе… то вроде проползет немного, сволочень. Хм. Но Командоры… я опять в прострации. Требуется консультация, или наших знатоков, или местных. Сколько до Командоров? Миль триста. Нынешние судовые телеграфы на такую дальность бьют? Черт… а с другой стороны, если бритты «подошли с размахом», могли и под такое дело поставить на крейсера что-то мощно-передающее. Так?

– Так.

– А «Кресси», ну точно что «Крыся» – ему радейку во время боя однозначно раздолбало. Молчит – заметил?

– Заметил. Молчит, – односложно, с трудом сдерживаясь… хотелось зевнуть, прикрыть глаза. Зажмуриться. Спать хотелось!!! Оглянулся, словно очнулся – все еще медблок. Пахнет характерно – больничкой, не принюхаться ни в жисть.

А на столике мензурка – благодетель Кац плеснул разбавленного.

Поднял глаза:

– Пошли?

– Пошли. Но Алексеева, наверное, следует поставить в известность про Командоры. Если он не спит.

Алексеев… и сам вымотанный, оказалось еще не спал – тыкался-мыкался в незнакомой обстановке, в выделенной ему каюте, пробавляясь дармовым коньяком из капитанских запасов.

Несмотря на уже почивальный вид, сообщение отправил, чтобы, как только там, в столице, проснутся, расчухаются, важная информация уже лежала на столе.

И на том всё! Наконец, свалились в койки. Вмяв тяжелые головы – умы-безумия в подушки. Протянув уставшие ноги, а чтоб без них – без задних ног.

До рассвета оставалось не более четырех часов.





* * *


Еще до рассвета вахта занесла в журнал, что английский крейсер, удерживаемый на пределе дальности радара, так и не выйдя на траверз мыса Шипунский, окончательно застопорил ход.

Медленно, но с заделом и замахом поднимался обещанный барометром ветер-волнение. Для начала баллов на пять… до шести.

Светало и засвистало дружно. Светало на востоке, засвистало с норда, уже на семи по шкале Бофорта. Да с порывами.

Понесло. Волны громоздились, доходя в максимуме до пятиметровой высоты, срывались на гребнях пеной. Пена ложилась, бежала неспокойными дорожками по ветру.

Оба судна стояли носом на волну, разбивая накаты форштевнями, подбрасывая брызги до мостиков, вежливо кивая приштормовому океану носами. «Лена» так вообще разошлась в этом кивании, порой зарываясь по бушприт.

– Гляди. А его, походу сносит. Как там его – «Кресси», – тыкнул вахтенный матрос в монитор с радарной разверткой, – если шторм усилится – тут ему и конец! Как думаешь?

В ответ не думали, точнее, думали, но не о том. Глядели на время – дать ли еще поспать капитану или посылать человека… будить.

Решили все ж повременить.

Дрейф чужого корабля под действием ветра и волн длился недолго. Там как будто нашли силы, сумев дать ход, но не наперекор стихии, а отвернув на запад, ориентируясь на береговую полосу южной стороны полуострова Шипунский.

– Такое впечатление, что он хочет от шторма прикрыться. За полуостров уйти, на подветренную спрятаться, – не унимался, продолжал говорливый вахтенный, – совсем плохо ему. Может, сам издохнет. Или на камни сядет. Но днем вряд ли. В конце концов, англичане хорошие, в смысле… опытные моряки.