Таппенс подбежала к чемодану, извлекла оттуда небольшой томик в красном переплете и, вернувшись с ним за стол, принялась быстро листать страницы.
– Ага, вот и оно. Евангелие от Луки, глава одиннадцатая, стих девятый… Ой, Томми, ты только взгляни.
Томми наклонился и посмотрел туда, куда показывал пальчик Таппенс.
– «Ищите, и найдете».
– Это оно! – воскликнула Таппенс. – Оно у нас в руках. Осталось только отгадать криптограмму, и сокровище наше. Вернее – Моники.
– Тогда давай возьмемся за криптограмму, как ты ее назвала. «Мой первый ставишь на огонь». Интересно, что бы это значило? Затем, «второй – на деле первый он». Это вообще полная абракадабра.
– На самом деле все просто, – мягко возразила Таппенс. – Нужен лишь навык, вот и всё. Давай я попробую.
Томми охотно ей уступил. Таппенс свернулась калачиком в кресле и, нахмурив брови, принялась что-то бормотать себе под нос.
– Да уж, на самом деле все просто, – пробормотал Томми, когда прошло полчаса.
– Не каркай! Просто мы не то поколение и не умеем разгадывать подобные вещи. Завтра, когда мы вернемся в город, я позвоню какой-нибудь старой перечнице, которая разгадает ее, даже не моргнув глазом. Нужен лишь навык, только и всего.
– В таком случае давай попробуем еще раз.
– На огонь, то есть на горячие угли, можно поставить не так уж много вещей, – сказала Таппенс. – Например, дрова или чайник. Или плеснуть воду, чтобы их залить.
– Мне кажется, в слове должен быть всего один слог. Как насчет дров?
– В дрова ничего не поставишь.
– Больше односложных слов нет, зато наверняка есть предметы, которые можно поставить на огонь, кроме чайника.
– Кастрюли, – задумчиво произнесла Таппенс. – Сковороды. Ты не вспомнишь никакое слово, которое можно одновременно поставить в огонь.
– Горшки, – предложил Томми. – Их обжигают в огне. Думаю, это уже горячо.
– Зато остальное не подходит… Блины? Нет, о черт!
Их головоломку прервала горничная, которая объявила, что ужин будет подан через несколько минут.
– Правда, миссис Ламли спрашивала, как вы предпочитаете картошку – жареную или в мундире? У нее есть немного и того, и другого.
– В мундире, – не задумываясь, ответила Таппенс. – Обожаю картошку… – Она не договорила и осталась сидеть, открыв рот.
– В чем дело, Таппенс? Ты увидела призрака?
– Томми! – выкрикнула Таппенс. – Ты еще не понял? Вот оно, нужное нам слово. Картошка! Мой первый ставишь на огонь – это горшок. В него меня кладешь. Второй – на деле первый он. Это буква А, первая буква алфавита. А третий – не морозь. Ну, конечно же, это пальцы на ногах![31]
– Ты права, Таппенс. Ты молодчина, все разгадала. Но, боюсь, мы лишь без толку потратили массу времени. И каков результат? Какое отношение имеет картошка к пропавшему кладу? Впрочем, секундочку… Что ты только что прочла, когда рылась в коробке? Какой-то рецепт про то, как хранить молодой картофель… Что, если в этом что-то есть?
Томми принялся судорожно рыться в куче бумаг.
– Ага, вот он… «Как хранить молодой картофель. Положите молодой картофель в жестянки и заройте его в саду. Даже в середине зимы у него будет вкус свежевыкопанного картофеля».
– Ура! – крикнула Таппенс. – Мы всё нашли. Клад зарыт в жестянке в саду!
– Но ведь я спрашивал у садовника, и он ответил, что ни разу там ничего не закапывал.
– Я знаю, но это лишь потому, что люди никогда не отвечают на ваш вопрос. Они отвечают на вопрос, который, как им кажется, вы им задали. Он знал, что никогда не закапывал там чего-то из ряда вон выходящего. Мы завтра сходим к нему и спросим, не закапывал ли он там картофель.
На следующий день был канун Рождества. Расспросив местных жителей, они нашли домик старого садовника. Задав ему несколько дежурных вопросов, Таппенс наконец перевела разговор на интересующую их тему.
– Как жаль, что на Рождество не подают молодой картофель, – заметила она. – Как хорош он был бы с индейкой! Скажите, в ваших краях его не пробовали закапывать в жестянках? Я слышала, что это помогает сохранить его совершенно свежим.
– Закапывают, отчего же не закапывать, – заявил старик. – Старая мисс Дин, бывшая хозяйка «Ред-хаус», закапывала каждое лето, а потом забывала откопать.
– Не иначе, как на клумбе рядом с домом?
– Нет, у стены, под фиговым деревом.
Получив нужную им информацию, они вскоре откланялись, а в качестве рождественского подарка оставили старику пять шиллингов.
– А теперь к Монике! – воскликнул Томми.
– Томми, ты начисто лишен актерского чутья. Предоставь это дело мне. У меня есть прекрасный план. Как, по-твоему, мы можем выпросить, занять или украсть лопату?
Так или иначе, но лопата нашлась, и поздним вечером можно было увидеть, как в сад рядом с домом крадучись пробираются две фигуры. Они быстро нашли указанное садовником место. Томми взялся за работу. Вскоре его лопата ударилась о металл, а еще несколько минут спустя из земли была извлечена большая жестянка из-под печенья. Крышка была заклеена лейкопластырем, но Таппенс при помощи ножа Томми сумела ее открыть. В следующее мгновение с ее губ сорвался стон. Жестянка была полна картофеля. Таппенс высыпала его на землю, чтобы убедиться, что жестянка пуста. Увы, ничего другого в ней не оказалось.
– Копай дальше, Томми.
Спустя какое-то время их поиски увенчались успехом. Из-под земли была извлечена вторая банка, которую вновь вскрыла Таппенс.
– Ну, что там? – взволнованно спросил Томми.
– Опять картофель.
– Черт! – выругался мужчина и взялся откапывать третью жестянку.
– Бог троицу любит, – утешила его Таппенс.
– Подозреваю, что вся эта затея закончится пшиком, – мрачно произнес Томми, продолжая, однако, копать.
Наконец из земли была извлечена третья жестянка.
– Снова карто… – Таппенс осеклась. – Ой, Томми! Ты только взгляни. Картофель лишь наверху. Ты посмотри…
С этими словами она приподняла старинную бархатную сумку.
– Живо домой! – крикнул Томми. – Холод собачий. И бери с собой сумку. Я же пока немного набросаю земли. И тысяча проклятий на твою голову, Таппенс, если только ты откроешь ее до того, как я вернусь.
– Обещаю не жульничать. Как же я замерзла! – С этими словами женщина поспешила в гостиницу.
Ждать ей пришлось недолго. Томми вернулся буквально следом за ней, весь потный после своих трудов и пробежки назад.
– Итак, – произнес он. – Частные детективы сделали свое дело. Вскройте награбленное, миссис Бересфорд!
Внутри оказался сверток, закрученный в промасленный шелк, и тяжелая замшевая сумка. Первой они открыли сумку. Та оказалась полна золотых соверенов. Томми пересчитал монеты.
– Двести фунтов. Думаю, это все, что ей позволили взять. Разрежь сверток.
Таппенс выполнила его просьбу. Сверток был туго набит пачками банкнот. Вместе взятые, они составляли ровно двадцать тысяч фунтов.
– Да, Монике крупно повезло, что мы с тобой и богатые, и честные! – воскликнул Томми. – А что там завернуто в тисненую бумагу?
Таппенс развернула небольшой сверток. Внутри оказалась нитка превосходного жемчуга.
– Я плохо разбираюсь в таких вещах, – медленно произнес Томми. – Но почти уверен, что это ожерелье стоит никак не меньше пяти тысяч фунтов. Ты посмотри на эти жемчужины, какие они крупные! Теперь мне понятно, почему эта старушенция хранила газетную вырезку о том, что жемчуг – это вложение средств. Должно быть, она продала все свои ценные бумаги, а на часть вырученных денег купила жемчуг.
– Томми, разве это не прекрасно? Милая Моника, теперь она может выйти замуж за молодого человека и жить с ним счастливо, как и мы с тобою.
– Спасибо тебе, Таппенс, за такие слова. Ты действительно счастлива со мною?
– Представь себе, да, – ответила Таппенс. – Но я не собиралась тебе этого говорить. Оно само вырвалось. Сказалось волнение, сочельник, одно, другое, третье…
– Если ты действительно меня любишь, – сказал Томми, – ты ответишь на один мой вопрос?
– Терпеть не могу такие капканы, – ответила Таппенс. – Но так и быть.
– Откуда ты знала, что Моника – дочь священника?
– Каюсь, здесь я слегка схитрила, – счастливо призналась Таппенс. – Я открыла ее письмо, в котором она просила принять ее. И мне вспомнилось, что у отца когда-то был викарий по фамилии Дин, а у того – маленькая дочь по имени Моника, лет на пять младше меня. Догадаться было нетрудно.
– Ты бессовестная! – заявил Томми. – Ага, кажется, часы бьют полночь. Счастливого Рождества, Таппенс!
– Счастливого Рождества, Томми. Пусть оно будет счастливым и для Моники. И всё благодаря нам. Я так рада за нее! Ей, бедняжке, раньше было не позавидовать. Знаешь, Томми, стоит мне об этом подумать, как у меня начинают щипать глаза.
– Дорогая моя Таппенс! – воскликнул Томми.
– Дорогой мой Томми! – воскликнула Таппенс. – Кажется, мы с тобою становимся сентиментальны.
– Рождество бывает лишь раз в году, – напыщенно изрек Томми. – Так говорили наши прабабушки, и мне кажется, в их словах до сих пор сохранилась доля истины.
Плимутский экспресс
Алек Симпсон, офицер военно-морского флота, вошел с платформы на Ньютон-Эббот в вагон первого класса Плимутского экспресса. За ним следовал носильщик с тяжелым чемоданом. Он уже собрался забросить его на багажную полку, но молодой моряк остановил его:
– Ага, вот и оно. Евангелие от Луки, глава одиннадцатая, стих девятый… Ой, Томми, ты только взгляни.
Томми наклонился и посмотрел туда, куда показывал пальчик Таппенс.
– «Ищите, и найдете».
– Это оно! – воскликнула Таппенс. – Оно у нас в руках. Осталось только отгадать криптограмму, и сокровище наше. Вернее – Моники.
– Тогда давай возьмемся за криптограмму, как ты ее назвала. «Мой первый ставишь на огонь». Интересно, что бы это значило? Затем, «второй – на деле первый он». Это вообще полная абракадабра.
– На самом деле все просто, – мягко возразила Таппенс. – Нужен лишь навык, вот и всё. Давай я попробую.
Томми охотно ей уступил. Таппенс свернулась калачиком в кресле и, нахмурив брови, принялась что-то бормотать себе под нос.
– Да уж, на самом деле все просто, – пробормотал Томми, когда прошло полчаса.
– Не каркай! Просто мы не то поколение и не умеем разгадывать подобные вещи. Завтра, когда мы вернемся в город, я позвоню какой-нибудь старой перечнице, которая разгадает ее, даже не моргнув глазом. Нужен лишь навык, только и всего.
– В таком случае давай попробуем еще раз.
– На огонь, то есть на горячие угли, можно поставить не так уж много вещей, – сказала Таппенс. – Например, дрова или чайник. Или плеснуть воду, чтобы их залить.
– Мне кажется, в слове должен быть всего один слог. Как насчет дров?
– В дрова ничего не поставишь.
– Больше односложных слов нет, зато наверняка есть предметы, которые можно поставить на огонь, кроме чайника.
– Кастрюли, – задумчиво произнесла Таппенс. – Сковороды. Ты не вспомнишь никакое слово, которое можно одновременно поставить в огонь.
– Горшки, – предложил Томми. – Их обжигают в огне. Думаю, это уже горячо.
– Зато остальное не подходит… Блины? Нет, о черт!
Их головоломку прервала горничная, которая объявила, что ужин будет подан через несколько минут.
– Правда, миссис Ламли спрашивала, как вы предпочитаете картошку – жареную или в мундире? У нее есть немного и того, и другого.
– В мундире, – не задумываясь, ответила Таппенс. – Обожаю картошку… – Она не договорила и осталась сидеть, открыв рот.
– В чем дело, Таппенс? Ты увидела призрака?
– Томми! – выкрикнула Таппенс. – Ты еще не понял? Вот оно, нужное нам слово. Картошка! Мой первый ставишь на огонь – это горшок. В него меня кладешь. Второй – на деле первый он. Это буква А, первая буква алфавита. А третий – не морозь. Ну, конечно же, это пальцы на ногах![31]
– Ты права, Таппенс. Ты молодчина, все разгадала. Но, боюсь, мы лишь без толку потратили массу времени. И каков результат? Какое отношение имеет картошка к пропавшему кладу? Впрочем, секундочку… Что ты только что прочла, когда рылась в коробке? Какой-то рецепт про то, как хранить молодой картофель… Что, если в этом что-то есть?
Томми принялся судорожно рыться в куче бумаг.
– Ага, вот он… «Как хранить молодой картофель. Положите молодой картофель в жестянки и заройте его в саду. Даже в середине зимы у него будет вкус свежевыкопанного картофеля».
– Ура! – крикнула Таппенс. – Мы всё нашли. Клад зарыт в жестянке в саду!
– Но ведь я спрашивал у садовника, и он ответил, что ни разу там ничего не закапывал.
– Я знаю, но это лишь потому, что люди никогда не отвечают на ваш вопрос. Они отвечают на вопрос, который, как им кажется, вы им задали. Он знал, что никогда не закапывал там чего-то из ряда вон выходящего. Мы завтра сходим к нему и спросим, не закапывал ли он там картофель.
На следующий день был канун Рождества. Расспросив местных жителей, они нашли домик старого садовника. Задав ему несколько дежурных вопросов, Таппенс наконец перевела разговор на интересующую их тему.
– Как жаль, что на Рождество не подают молодой картофель, – заметила она. – Как хорош он был бы с индейкой! Скажите, в ваших краях его не пробовали закапывать в жестянках? Я слышала, что это помогает сохранить его совершенно свежим.
– Закапывают, отчего же не закапывать, – заявил старик. – Старая мисс Дин, бывшая хозяйка «Ред-хаус», закапывала каждое лето, а потом забывала откопать.
– Не иначе, как на клумбе рядом с домом?
– Нет, у стены, под фиговым деревом.
Получив нужную им информацию, они вскоре откланялись, а в качестве рождественского подарка оставили старику пять шиллингов.
– А теперь к Монике! – воскликнул Томми.
– Томми, ты начисто лишен актерского чутья. Предоставь это дело мне. У меня есть прекрасный план. Как, по-твоему, мы можем выпросить, занять или украсть лопату?
Так или иначе, но лопата нашлась, и поздним вечером можно было увидеть, как в сад рядом с домом крадучись пробираются две фигуры. Они быстро нашли указанное садовником место. Томми взялся за работу. Вскоре его лопата ударилась о металл, а еще несколько минут спустя из земли была извлечена большая жестянка из-под печенья. Крышка была заклеена лейкопластырем, но Таппенс при помощи ножа Томми сумела ее открыть. В следующее мгновение с ее губ сорвался стон. Жестянка была полна картофеля. Таппенс высыпала его на землю, чтобы убедиться, что жестянка пуста. Увы, ничего другого в ней не оказалось.
– Копай дальше, Томми.
Спустя какое-то время их поиски увенчались успехом. Из-под земли была извлечена вторая банка, которую вновь вскрыла Таппенс.
– Ну, что там? – взволнованно спросил Томми.
– Опять картофель.
– Черт! – выругался мужчина и взялся откапывать третью жестянку.
– Бог троицу любит, – утешила его Таппенс.
– Подозреваю, что вся эта затея закончится пшиком, – мрачно произнес Томми, продолжая, однако, копать.
Наконец из земли была извлечена третья жестянка.
– Снова карто… – Таппенс осеклась. – Ой, Томми! Ты только взгляни. Картофель лишь наверху. Ты посмотри…
С этими словами она приподняла старинную бархатную сумку.
– Живо домой! – крикнул Томми. – Холод собачий. И бери с собой сумку. Я же пока немного набросаю земли. И тысяча проклятий на твою голову, Таппенс, если только ты откроешь ее до того, как я вернусь.
– Обещаю не жульничать. Как же я замерзла! – С этими словами женщина поспешила в гостиницу.
Ждать ей пришлось недолго. Томми вернулся буквально следом за ней, весь потный после своих трудов и пробежки назад.
– Итак, – произнес он. – Частные детективы сделали свое дело. Вскройте награбленное, миссис Бересфорд!
Внутри оказался сверток, закрученный в промасленный шелк, и тяжелая замшевая сумка. Первой они открыли сумку. Та оказалась полна золотых соверенов. Томми пересчитал монеты.
– Двести фунтов. Думаю, это все, что ей позволили взять. Разрежь сверток.
Таппенс выполнила его просьбу. Сверток был туго набит пачками банкнот. Вместе взятые, они составляли ровно двадцать тысяч фунтов.
– Да, Монике крупно повезло, что мы с тобой и богатые, и честные! – воскликнул Томми. – А что там завернуто в тисненую бумагу?
Таппенс развернула небольшой сверток. Внутри оказалась нитка превосходного жемчуга.
– Я плохо разбираюсь в таких вещах, – медленно произнес Томми. – Но почти уверен, что это ожерелье стоит никак не меньше пяти тысяч фунтов. Ты посмотри на эти жемчужины, какие они крупные! Теперь мне понятно, почему эта старушенция хранила газетную вырезку о том, что жемчуг – это вложение средств. Должно быть, она продала все свои ценные бумаги, а на часть вырученных денег купила жемчуг.
– Томми, разве это не прекрасно? Милая Моника, теперь она может выйти замуж за молодого человека и жить с ним счастливо, как и мы с тобою.
– Спасибо тебе, Таппенс, за такие слова. Ты действительно счастлива со мною?
– Представь себе, да, – ответила Таппенс. – Но я не собиралась тебе этого говорить. Оно само вырвалось. Сказалось волнение, сочельник, одно, другое, третье…
– Если ты действительно меня любишь, – сказал Томми, – ты ответишь на один мой вопрос?
– Терпеть не могу такие капканы, – ответила Таппенс. – Но так и быть.
– Откуда ты знала, что Моника – дочь священника?
– Каюсь, здесь я слегка схитрила, – счастливо призналась Таппенс. – Я открыла ее письмо, в котором она просила принять ее. И мне вспомнилось, что у отца когда-то был викарий по фамилии Дин, а у того – маленькая дочь по имени Моника, лет на пять младше меня. Догадаться было нетрудно.
– Ты бессовестная! – заявил Томми. – Ага, кажется, часы бьют полночь. Счастливого Рождества, Таппенс!
– Счастливого Рождества, Томми. Пусть оно будет счастливым и для Моники. И всё благодаря нам. Я так рада за нее! Ей, бедняжке, раньше было не позавидовать. Знаешь, Томми, стоит мне об этом подумать, как у меня начинают щипать глаза.
– Дорогая моя Таппенс! – воскликнул Томми.
– Дорогой мой Томми! – воскликнула Таппенс. – Кажется, мы с тобою становимся сентиментальны.
– Рождество бывает лишь раз в году, – напыщенно изрек Томми. – Так говорили наши прабабушки, и мне кажется, в их словах до сих пор сохранилась доля истины.
Плимутский экспресс
Алек Симпсон, офицер военно-морского флота, вошел с платформы на Ньютон-Эббот в вагон первого класса Плимутского экспресса. За ним следовал носильщик с тяжелым чемоданом. Он уже собрался забросить его на багажную полку, но молодой моряк остановил его: