Только позже, когда замечаю на экране телефона значок входящего сообщения, вспоминаю, что уже два дня ничего не отвечаю Вадику. От него накопилась уже целая «стопка» сообщений, и я, пока вафельница делает новую порцию, открываю первое.
Вадик волнуется.
Сначала спрашивает, почему не отвечаю, потом начинает извиняться за фотографию. Он пишет словами, но мне кажется, что его крик слышен даже сейчас, спустя сутки, и даже через экран. Потом пишет, что «Она» (теперь называет Вику только так) не дает ему видеться с сыном, что его прессуют на работе, что тесть уже дважды звонил с угрозами, если он не перестанет пытаться выйти на контакт с Пашей.
И при всем этом - Вика все так же отказывается подавать на развод. Последние сообщения - одна беспросветная тоска.
Я хорошо «слышу» его крик о помощи в словах, что ему не хочется просыпаться утром, что он не представляет, как жить дальше и что кроме меня ему больше не с кем поговорить.
Мне стыдно, что из-за какой-то дурацкой фотографии я отодвинулась от человека, который в любую минуту может...
Внутри неприятно царапают притуплённые лекарством эмоции.
Это не больно, потому что больше похоже на попытку нарезать хлеб ножом в пластиковом чехле: чувствуется, неприятно беспокоит, но не может причинить вред.
Я: Прости, у меня вчера был загруженный день
Я: Не обращай внимания на Вику она просто злится. Ты же знаешь, что у нее тот еще характер
На самом деле после того, что она сделала, я считаю свою бывшую подругу редкостной сукой и тварью, но мне не хочется говорить об этом Вадику. Ему не нужны агрессивные эмоции.
Он отвечает почти сразу.
В: Помирилась с бывшим?
Я: Он мой муж
В: Уже не разводитесь?
Я: Не хочу обсуждать это с тобой
Вадик любит меня.
Он сказал это уже несколько раз, постоянно извиняясь, что тревожит своими чувствами и говорит об этом не потому что хочет добиться чего-то в ответ, а чтобы не держать в себе, потому что не знает, как справляться с эмоциями.
И я не знаю, что говорить в ответ.
Потому что ни разу, ни единым словом или поступком не дала повод думать, что могу ответить взаимностью. И дело совсем не в том, что теперь в моей жизни есть другой мужчина. Вадик был другом задолго до появления Антона, и я никогда не видела в нем кого-то большего.
В: Ты спросила его?
Это он о фотографии.
Я: Нет. И не буду спрашивать, потому что доверяю
В: Очень напрасно. Самые близкие обманывают нас чаще всего
Я: Да. и я обманула его первой. Закроем тему
В: Он сейчас с тобой?
Я не успеваю ответить - и не успеваю подумать, хочу ли отвечать - потому что в дверях кухни появляется мой сонный майор.
Что-то тает во мне: мгновенно и безудержно.
Губы растягиваются в улыбку.
— Доброе утро, - сонно бормочет он, идя ко мне босиком. Обнимает одной рукой, прижимает бердами к столу и немного морщится, хватая с тарелки еще толком не остывшую вафлю. - Я еще не проснулся, если что.
— К ним есть кленовый сироп, - посмеиваюсь я, - и шоколадная паста с фундуком.
Антон качает головой, как будто я в чем-то провинилась и мне сразу становится неуютно.
Может быть, Вадик прав, и мне нужно спросить, почему они с Викой...
— Не нужно пытаться быть идеальной хозяйкой с обложки, малыш. - Антон упирается подбородком мне в макушку, медленно жует, и я снова счастлива. - Я бы съел и лапшу из пакетика, подумаешь.
— Мне совсем не сложно, сонный мужчина. Я хочу о тебе заботиться.
На самом деле во мне так много всего, что хочу делать с ним и для него, что становится немного страшно. Целый месяц я притупляла эти чувства, отгораживалась от потребностей, готовилась к шторму под названием «развод». И в какой-то момент даже начало казаться, что у меня это неплохо получается. А сейчас, спустя всего сутки, мне как воздух нужна та моя идеальная жизнь, в которой у нас будут вот такие завтраки, дни с письмами друг другу, вечера перед телевизором или просто... Да что угодно. Я хочу с ним все. Даже то, чего никогда раньше не делала.
— Может быть, у нас сегодня будет домашнее свидание? - предлагаю потихоньку, прекрасно зная, что после тяжелой рабочей недели он любит иногда просто отдохнуть.
— Домашнее свидание? Ты выставишь меня за дверь, потому что без цветов, конфет и шампанского?
— Нет, просто секс у нас может быть и без обязательного променада, - пытаюсь не очень краснеть в ответ
Рядом с ним даже смущение какое-то особенное приятное.
— Мммм... - Антон издает такой длинный тягучий звук, что в груди, к которой прижато мое ухо, приятно вибрирует. - Ты просто святая женщина. Спать хочу -умираю.
Он утаскивает меня обратно в кровать.
Заталкивает под одеяло, сам ложится рядом и почти сразу засыпает, как издеваясь, выставив напоказ свои татуированные плечи и руки.
Хорошо, что на прикроватной тумбочке лежит мой ноутбук.
Я открываю Ворд, совершенно без всякой конкретной идеи создаю новый текстовый документ и пишу: «У демона Рэйна был тяжелый день, и он надеялся провести его в постели...»
Глава десятая: Йен
— Малыш, ты не видела мой телефон?
Я смотрю на свое отражение в зеркале ванной и молча мотаю головой, только через секунду понимая, что Антон не может этого видеть.
Нам нужно в аэропорт.
Самолет меньше, чем через два часа.
И Антон летит один, потому что, хоть мы провели вместе целые выходные, я до сих пор не знаю, готова ли вернуться в ту жизнь.
Готова ли поехать домой и столкнуться с реальностью, в которой снова буду чьей-то сломанной доверью, чьей-то худшей в мире подругой и человеком, который снова может сорваться по совершенно непонятному поводу.
Я открываю тумбочку, беру пластиковый пузырек.
Это - последний раз.
Мне просто катастрофически сильно не хватает времени и моральных сил, чтобы справиться с этим самой.
Дверь, которую забыла запереть изнутри, открывается.
Антон улыбается, открывает рот, чтобы что-то сказать, но молчит, потому что цепляется взглядом за пузырек в моей руке.
Поджимаю губы, пытаюсь спрятать «следы преступления» в кулаке, но бутылочка слишком большая.
— Йени, что за дрянь у тебя там? - Муж говорит ровно и спокойно, даже не хмурится, но мне ужасно страшно под этим прямым взглядом.
Хочется, как маленькой, закрыться руками и сказать, что я в домике и меня нет.
— Это... - Глотаю правду. - Витамины.
— Точно? - Он забирает пузырек из моих ослабевших пальцев. Читает название вслух. При мне вбивает в поисковик телефона. Немного щурится. - Маниакально-депрессивный психоз? Невротические депрессии? Эмоциональное расстройство?
— Антон... - Пытаюсь придумать хоть какую-то защиту, но мозг словно выключили на центральном рубильнике. - Я... Мне очень сложно...
— Витамины, да? - Мне кажется, что еще немного - и он раздавит пластик в кулаке, словно яичную скорлупу. - Заметь, малыш, ты даже не пыталась сказать правду. Ты снова соврала.
Я знаю, что я снова.
Я не хотела врать, просто иначе не умею. Пока не умею!
Я каждый день даю себе обещание быть другой, начать говорить правду хотя бы тем, кто сможет ее принять. Отвечать на мамины звонки не улыбкой и словами «Я много гуляю, смотрю фильмы и пишу новую книгу», а честно: «Мам, мне иногда так плохо утром, что тяжело поднять руки, как будто они не мои». А потом я вспоминаю, что у нее - давление, последствия инсульта, которые останутся с ней до самого конца, и я - бракованный ребенок, о котором даже не похвастаться друзьям, кроме того, что где-то у них дома на видном месте висит моя золотая медаль. Потому что... Ну что обо мне сказать? Я вряд ли стану матерью, вряд ли добьюсь больших успехов в науке, и Нобелевская премия мне точно не светит. Можно было бы говорить, что я стала просто хорошим человеком и опорой на старости лет, но какая из меня опора, а тем более - хороший человек?
— Зачем ты их принимаешь, Очкарик? - Антон не повышает голос, но он очень зол. Это читается в прищуре глаз и складке между недобро сведенными бровями. - Ты настолько нездорова, что без таблеток превратишься в чудовище? Будешь слышать голоса и сводить в уме десятизначные числа?
Что ему сказать?
— Мне тяжело, - пытаюсь подобрать правильное слово.