И Винсент двинулся к лестнице на второй этаж, снова начав напевать:

– Сунем в мешок и выкинем за борт. Сунем в мешок и выкинем за борт. Сунем в мешок и выкинем за борт… рано поутру. Вздернем на рею, выше и выше…

Слышимость в доме оказалась отличной, так что пока Фредерек исследовал первый этаж дома, до него постоянно доносились приглушенные слова.

– Вздернем на рею выше и выше. Вздернем на рею выше и выше. Вздернем на рею выше и выше… рано поутру.

Дом оказался не слишком большим, и у Фредерика сложилось впечатление, что Стивенсон жил здесь не много. По крайней мере, вряд ли дома он проводил времени больше, чем в Хартвуд Хилле. И Фредерик даже не мог утверждать, что впечатление основано на чем-то одном. Скорее, на всем. Слое пыли на мебели, не разобранной пачке писем, слишком аккуратном положении вещей на столике.

– Скормим на ужин голодным крысам. Скормим на ужин голодным крысам. Скормим на ужин голодным крысам. Скормим на ужин голодным крысам… рано поутру. Вздернем на рею…

Методично Фредерик обшаривал вещи Стивенсона, каждый ящик, каждый скрытый уголок. Он заглянул под диван и даже в лежавшую на нем книгу Агаты Кристи – хотя, судя по пыли и закладке в самом начале, Стивенсон вряд ли ее читал.

– Пальнем из пистолета в сердце. Пальнем из пистолета в сердце. Пальнем из пистолета в сердце. Пальнем из пистолета в сердце… рано поутру. Вздернем на рею, выше и выше. Вздернем на рею, выше и выше…

Добравшись до кухни, Фредерик горестно вздохнул, но методично начал проверять все банки и ящики, сам над собой невольно посмеиваясь. Ну, и что он надеется обнаружить в банке с рисом? Не зарегистрированный пистолет? Заначку на черный день? И как это поможет лично им?

– Вздернем на рею…

Холодильник Стивенсона поражал пустотой, а молоко, кажется, успело испортиться. Поморщившись, Фредерик решил, что здесь искать нечего, и вернулся в коридор. Он осмотрел все письма на столике, но среди них оказались только счета, вполне обычные.

Остановившись, Фредерик в первый момент не понял, что именно его напрягло. А потом его осенило: пение прекратилось. Винсент замолчал, и дом погрузился в вязкую, почти осязаемую тишину.

– Винс! – негромко позвал Фредерик. – Ты что-то нашел?… Винс?

Ответом ему служила только тишина. И Фредерику показалось, он попал в собственный кошмар. И теперь будет долго блуждать по изменяющемуся дому в поисках ответов, которых не существует. Чтобы в итоге найти трухлявый гроб, в котором будет лежать брат, умерший по его вине.

– Винс! Винс!

Фредерик направился к лестнице, сам ощущая, что в голосе начали прорезаться нотки паники. Но когда он ступил на первые скрипнувшие ступеньки, сверху раздался голос:

– Да, я здесь. Иди скорее. В комнате, где дверь открыта. Тут кое-что интересное.

Истертые ступени поскрипывали под ногами Фредерика, и он невольно вспомнил их первый дом – тот, в который они с братом приезжали во время редких каникул. Он мало походил на викторианские особняки, так любимые Винсентом, но все же в нем было особое очарование – и поскрипывающие ступени.

На втором этаже обнаружилось всего несколько дверей, которые, похоже, вели в жилые комнаты. Дверь была открыта в самую дальнюю, где Фредерик и нашел Винсента, рассматривающего на столе фотоальбом.

Но внимание Фредерика привлекла вся комната целиком. Ее стены покрывал узор в маленький веселый цветочек, но даже он казался Фредерику зловещим. Как будто по ночам превращался в ядовитый плющ, сползал со стен и душил спящего в кровати. Сама кровать оказалась большой, белой и кованой, с покрывалом тоже в цветочек и пыльным балдахином, сейчас отдернутым в сторону. Фредерик успел заметить чью-то плюшевую лапу в районе подушек.

– Соседняя комната явно Стивенсона, – сказал Винсент. – Честно говоря, не нашел там ничего интересного. Ну, если ты не считаешь интересным подборку порнографии.

Фредерик подошел к брату, стоявшему у стола, и заглянул ему через плечо.

– Нет уж, я оставлю ее тебе, – сказал Фредерик. – Это комната Лиллиан?

– Похоже на то. Не знаю, что там по поводу женитьбы, но спали они в разных постелях. И посмотри-ка на это.

Фотоальбом представлял собой странное зрелище. Сначала в нем шли детские фотографии, и Фредерик без труда узнал маленькую Лиллиан и даже с трудом вспомнил ее мать, тетю Эбигейл. Фото отца нигде не было, насколько Фредерик помнил, тетя Эбби вообще никогда не распространялась, от кого же была ее дочь, и никогда не выходила замуж. Именно поэтому после ее смерти формальным опекуном остался Леонард, родной дядя Лиллиан и отец близнецов.

За детскими фотографиями Фредерик был готов увидеть кадры из психушек, но вместо них нашел только многочисленные вырезки из газет. Они были посвящены всевозможным звездам и светским персонам, а в конце – самим близнецам.

– Тебе не кажется это жутковатым? – Фредерик взял одно из не вставленных фото. На мутном кадре, вырезанном из Файнэшнл таймс, стоял он сам и Винсент в темных очках.

– Жутковатым мне кажется вот это, – Винсент ткнул в другой кадр. – Ты посмотри, Дэйли экспресс. Я даже не знал, что они о нас писали. И мне кажется, на этом фото я похож на тюленя.

Он положил альбом на стол и повернулся к Фредерику. Вопреки его реплике, лицо Винсента оставалось серьезным. Он не надевал в доме Стивенсона очков.

– Честно говоря, это самое жуткое, что я видел за последнее время, – сказал Винсент.

– Ты думаешь, Лиллиан следила за нами? Может, она и надоумила Стивенсона?

– Может быть. А может, она просто была одинока. И мы были ее родственниками. Единственными, с кем она могла ощущать что-то вроде связи.

– Почему же она с нами не связалась?

– Возможно, не хотела. Может, не считала нужным. Ну, или Стивенсон ей не давал.

Винсент обвел широким жестом всю комнаты.

– Чего ты здесь не видишь, Рик?

– Хоть чего-то без цветочков и рюшек.


– Не-не, смотри шире. Каких обыденных вещей ты не находишь в этой комнате?

– Компьютер. Телефон.

– Вот именно. Даже вырезки – это все газеты, а не распечатки. Я не уверен, что Лиллиан тут могла использовать интернет или другие способы связи.

– Не преувеличивай, – нахмурился Фредерик. – Твоя тяга к шпионским боевикам тут не уместна: вряд ли Стивенсон запирал комнату или дом. Лиллиан могла уйти, когда хотела.

– Наверное. Но куда бы она пошла? Обратно в психушку? Стивенсон был единственным, кто о ней заботился. Пусть даже по-своему. Мы же о ней не вспоминали.

– У нас был много других дел, тот же «Уэйнфилд корпорэйшн», забыл? И мне кажется, ты говоришь так, будто тебе жаль.

Винсент ничего не ответил, только пожал плечами. И подхватил со стола небольшую записную книжку.

– Зато я нашел кое-что. Похоже, еще один дневник Лиллиан.

– Он выглядит получше, чем тот, что из Хартвуд Хилла.

Винсент покрутил в руках блокнот в мягкой обложке, тоже покрытой узором из цветочков.

– Но также мутно написан, – сказал Винсент, – Думаешь, Стивенсон будет возражать, если мы его заберем?

– Думаю, нет. Давай продолжим поиски, что еще нам может пригодиться.

Они провели еще около часа в доме Стивенсона, методично проверяя ящики и бумаги. Но не нашли ничего интересного или хоть сколько-нибудь примечательного. Только свидетельство о браке, выглядевшее вполне официальным.

Казалось, это всего лишь перевалочный пункт для Стивенсона, место, где он иногда ночует. И которое давно покинула Лиллиан.

Поэтому, когда Уэйнфилды оставили поскрипывающий ступеньками дом, они уносили с собой только тонкий блокнот в обложке с цветочками. А еще собственные воспоминания – и облегчение от того, что не нашли в доме из снов никакого гроба.

Пока они ехали обратно, Винсент больше не напевал.





12




Иногда я ухожу в место, которого не существует. Там мои слезы имеют значение. Там я почти могу достичь того, что хочу. Но потом мне приходится возвращаться. И кажется, что я сделала не тот выбор.

Здесь еще хуже, чем было раньше. В этих комнатах нет докторов, и никто не хочет затушить мои сны. Но сами стены здесь пропитаны болью. Той болью, что несет Он сам – без сожалений, без угрызений совести. Я не знаю, зачем Ему нужна я. Не знаю, чего Он хочет. И это пугает меня.

Как пугает та, что когда-то жила в моей комнате. Это ее цветы на обоях. Это ее подушки на кровати. Это ее воздух – и теперь им дышу я.

Он не стал моим спасением. Возможно, ничто в этом мире на самом деле не может нас спасти.

В дверь постучали, и Винсент закрыл дневник Лиллиан. Он успел прочитать немногое, но яснее от этого не становилось. И он не мог избавиться от мысли, что они что-то упустили – что-то очень важное.

– Входите.

Это была София, новая помощница Алессандры. Весьма хороша собой, но Винсент рассчитывал на ее иные таланты.

– Добрый день, мистер Уэйнфилд… то есть Винсент.

– Надеюсь, ты нашла то, что я просил.

– Не совсем. Я искала везде, но никаких следов ни Лиллиан Уэйнфилд, ни Лиллиан Стивенсон. Или это совсем не те Лиллиан.

Винсент даже не стал скрывать разочарованного вздоха. Почему-то он был уверен, что Лиллиан всенепременно жива и где-то прячется. Он покосился на пухлый блокнот в мягкой цветочной обложке.

– Что ж, может, она действительно мертва.

– Нет.

– С чего ты так уверена?

– Нет записей о смерти. Она должна была попасть в один из моргов.

– Они могли не знать имени.

– Есть ее отпечатки пальцев. Если бы Лиллиан Уэйнфилд побывала хоть в одном из моргов страны, записи об этом были бы.