– Навигатор уже открыт. Вбейте адрес клиники. Вы его помните?
Первые десять минут дороги она мысленно молилась о том, чтобы не угробить пса, затем – о том, чтобы не угробить подвеску, а потом просто вела машину, без всяких мыслей, следя за тем, чтобы не попасть колесом в какую-нибудь особенно жуткую выбоину. Пару раз ей казалось, что Беломестова издает какой-то звук, но когда Маша взглядывала на нее, она видела побледневшее лицо, сжатые губы и взгляд, устремленный перед собой. Возможно, бледность объяснялась Машиной манерой вождения. Эта мысль пришла Маше в голову, когда они затормозили возле одноэтажного здания ветклиники. Путь, на который, согласно навигатору, они должны были потратить чуть больше часа, был преодолен за двадцать восемь минут.
Маша боялась оборачиваться. Но Ксения уже выскочила, открыла дверь с той стороны, где лежал пес, и ждала взрослых.
– Полина Ильинична, давайте вдвоем.
Они занесли Цыгана внутрь. Там странная апатия, во власти которой Беломестова пребывала всю дорогу, словно испарилась. Староста громко объявила, что им нужна помощь, потребовала конкретного врача, и ее сделавшийся командным голос подействовал на двух неторопливых дам за стойкой регистратуры, как удар кнута на коров. Прибежали люди, унесли Цыгана, и Маша осталась одна. Добрела до скамейки, села и провалилась в какое-то странное состояние: она снова мысленно вела машину, на этот раз собирая все ямы, мимо которых так удачно проскочила, и раз за разом ее с пассажирами выкидывало на обочину.
В кармане зазвонил телефон.
– Да?
– Привет! Все в порядке? – спросил Илюшин.
– Да… Почему ты звонишь? – Она вдруг ужасно испугалась. – Что с Сережей?
– С Серегой? – удивленно переспросил он. – Торчит возле стойки, выбирает между фо-бо и… слушай, я не воспроизведу это название. Похоже на кваканье очень старой жабы. А я уютно расположился за столиком, жду свой суп и кофе с булочкой. Решил позвонить тебе, узнать, как дела.
– Все нормально. – Маша даже улыбнулась. Фо-бо. Кофе с булочкой.
– Ага, – сказал Макар задумчиво. – То есть нет.
– Что – нет?
– Не все нормально. Что случилось?
Она молчала. Чертов Илюшин с его чертовым чутьем. Сначала позвонивший в ту самую минуту, когда она в очередной раз видела в зеркале заднего вида летящего по салону пса и обрушившийся на них склон, а затем не поверивший ей.
– Успокой меня: скажи, что ты завела роман с молодым волосатым трактористом, – доверительно попросил Илюшин. – И я от тебя отвяжусь.
– Почему волосатым?
– Я так вижу, – важно объяснил он. – И потом, тебе нужно как-то компенсировать вот это… как назвать то, что у Сереги на голове?
– Прическа.
Макар презрительно фыркнул. Маша не выдержала и рассмеялась.
– Здесь нету трактористов, – сказала она с легким сожалением.
– А что есть? – тотчас спросил Илюшин.
– Собака. Местный пес. Он отравился, и я везла его… Не одна, в машине еще были пассажиры, и мы ехали очень быстро, а ты знаешь, я не очень умелый водитель…
– Ты сейчас где?
– В ветклинике. Жду, что скажут врачи.
– В машине был ребенок?
Маша ошеломленно замолчала. За все эти годы она так и не привыкла к способности Илюшина попадать с завязанными глазами даже не в яблоко, а в высунувшегося из него на секунду червяка.
– В машине был ребенок, – утвердительно сказал Макар. – Маша, ты всех довезла. Ты молодец. Когда вернешься домой, выпей бокал вина.
– Белого? – машинально спросила Маша.
– Любого. Имеется в доме вино?
– Не знаю… Я не проверяла. Не было необходимости.
– Ну, а теперь есть, – спокойно сказал он. – И не работай сегодня, отдохни.
– Я только и делаю, что отдыхаю… Подожди! Откуда ты узнал, что со мной был ребенок?
– У тебя такой голос, словно ты истребила целый детский сад, – любезно объяснил он. – Из-за взрослых ты так не испугалась бы. А вот скажи, как у тебя там обстоят дела с фильмами?
– Отлично! – Маша обрадовалась, вспомнив о своей коллекции. – Сережа мне скачал два десятка!
– Каких, например?
Маша начала перечислять. Илюшин слушал, угумкая в трубку, и где-то на тринадцатом по счету названии она сообразила, что фильмы его ни на секунду не интересуют: он попросту заставил ее переключить внимание. Простой способ, отлично работает с детьми.
– Макар, ты негодяй, – смеясь, сказала она.
– О, Серега тащит поднос, – жизнерадостно сообщил Илюшин. – Вспомнил! Ми куанг! Это мой суп так называется. Ни за кого не тревожься больше, Маша. Ни за собаку, ни за ребенка.
– Не буду, – пообещала Маша.
Она сунула телефон в карман. Ми куанг! Илюшин наверняка сейчас сидит и квакает над супом, а Сережа требует, чтобы он заткнулся и жевал спокойно свою лапшу.
Ее отпустило. Маша прикрыла глаза и поняла, что собаки и летящие в кювет машины больше не мучают ее.
Издалека доносился голос Ксении. Маша не улавливала в нем тревожных, испуганных или горестных нот и закрыла глаза, привалившись к стене.
Когда она проснулась, было тихо. Часы показывали, что с момента разговора с Илюшиным прошло не больше шести минут, но Маша чувствовала себя так, словно проспала два часа.
Она потянулась, зевнула. Женщина за стойкой не обращала на нее внимания, уткнувшись в бумаги. Маша подняла взгляд и обнаружила на стене напротив плакат «Основные паразиты кошек».
Плакат был незаурядный. Он выглядел как афиша триллера и обещал зрителю такие страх, ужас и трепет, перед которыми Хичкок показался бы доброй семейной сагой. Блоха, власоед, а также иксодовый, ушной и чесоточный клещи, не говоря уже о ленточных червях и аскаридах, были изображены художником значительно выпуклее и ярче, чем собственно кошка. Человек, ознакомившийся с этим плакатом, должен был в страхе бежать от мысли завести домашнего питомца. В лучшем случае он согласился бы взять блоху. В ее круглых глазках читался какой-никакой интеллект и надежда на светлое будущее, которого сама кошка определенно была лишена.
Ксения замолчала. Беломестовой тоже не было видно. Вестибюль опустел, издалека доносились чужие голоса. Где-то поблизости раздосадованно мяукнул кот. «Интересно, я машину закрыла?» – отстраненно подумала Маша. Ей снова подумалось: она выжала из машины такую скорость, а ведь они могли перевернуться! На заднем сиденье была Ксения!
Но в этот раз усилия воли ей хватило, чтобы прекратить это запоздалое истязание. Хватит быть самой себе власоедом. Они доехали, и даже Цыгана каким-то образом ухитрились довезти живым. Незачем мусолить страхи.
В клинику зашла старушка с йорком на поводке. Маша поднялась и выбралась во двор. Машина, конечно, оказалась заперта и даже стояла под большой старой акацией, хотя Маша совершенно не помнила, что припарковала ее в тени.
Беломестова и Ксения вышли из клиники через десять минут. Староста снова погрузилась в молчание, зато Ксения говорила за них двоих, для убедительности размахивая руками.
– Отравился!.. Капельницу!.. На ночь!.. Завтра приехать!
Она, кажется, не сомневалась, что самое страшное позади. У Маши не было и грамма этой уверенности, но она порадовалась, что пса оставили в стационаре.
– Я же деньги забыла, – спохватилась она. – Придется возвращаться.
– Без паники, – призвала Ксения. – Полина Ильинична обо всем договорилась. Правда, теть Поль?
Беломестова кивнула и вяло подтвердила ее слова. Да, можно заплатить завтра.
– Тетю Полю тут знают, – гордо сказала Ксения.
Маша почувствовала укол совести. Беломестова казалась ей человеком, у которого преобладает сугубо прагматичное отношение к домашним животным. Когда Цыган охромел, именно Колыванов настоял на том, чтобы отвезти его в клинику. Полина Ильинична сочла его желание придурью, но уступила. «Придурь» – это словечко повторила Ксения, когда рассказывала Маше подробности.
Но сейчас Маша видела, что Беломестова глубоко переживает случившееся. Она едва держалась на ногах. Маша усадила ее в тени, открыла бутылку с водой.
– Полина Ильинична, выпейте. Хотите еще отдохнуть, или поедем обратно?
– Поедем. Только окошко откроем, Машенька, хорошо? Или нельзя, чтобы пыль летела в салон?
Маша укоризненно покачала головой и опустила стекло.
До Таволги они ехали чуть больше часа.
После обеда Маша позвонила в клинику. Цыган был жив. «Он спит, – сдержанно сказал врач. – Будем наблюдать, при необходимости скорректируем лечение».
«Будем наблюдать, – повторила про себя Маша. – При необходимости скорректируем лечение». Хозяева заболевшего питомца, должно быть, остаются в убеждении, что им сообщили нечто важное. Скорректируем же!
Ужасно жалко было бедного пса и Ксению.
Из короткой беседы с врачом Маша поняла, что Цыган наелся отравы, – судя по всему, крысиного яда. «Частая история», – добавил ветеринар, как ей показалось, с осуждением.
Где же ты нашёл крысиный яд, дурень хвостатый?
Чтобы отвлечься, Маша немного поработала. Затем решила заглянуть к курицам и обнаружила, к своему ужасу, что забыла вернуть на место автоматическую поилку. Ксения прибежала, когда Маша собиралась нести ее на место, а дальше все завертелось…
Куры набросились на Машу с поилкой так, словно бродили по пустыне и вот, наконец, вышли из неё, мучимые адской жаждой. Они толпились у двери, путались под ногами, и Маша отдавила не одну пару лап, пока пробивалась через осаду к возвышению, где обыкновенно стояла поилка. К ее удивлению, курицы, которым наступили на пальцы, не орали как резаные, а издавали укоризненный вяк. Взбив воздух крыльями, словно намереваясь оставить этот грешный мир, где всякий готов наступить калошей на твои тонкие натруженные пальцы, и улететь в небеса, курицы передумывали и торопливо бежали за водой.
– Смешные вы все-таки ребята, – задумчиво сказала Маша.
…Пожалуй, она в чем-то понимала Татьяну. Своя собственная стая динозавров…
Она забрала из ящика с опилками четыре свежих яйца и вновь ощутила ту же гордость, что и в первый раз. «Как будто я сама их снесла».
Первые десять минут дороги она мысленно молилась о том, чтобы не угробить пса, затем – о том, чтобы не угробить подвеску, а потом просто вела машину, без всяких мыслей, следя за тем, чтобы не попасть колесом в какую-нибудь особенно жуткую выбоину. Пару раз ей казалось, что Беломестова издает какой-то звук, но когда Маша взглядывала на нее, она видела побледневшее лицо, сжатые губы и взгляд, устремленный перед собой. Возможно, бледность объяснялась Машиной манерой вождения. Эта мысль пришла Маше в голову, когда они затормозили возле одноэтажного здания ветклиники. Путь, на который, согласно навигатору, они должны были потратить чуть больше часа, был преодолен за двадцать восемь минут.
Маша боялась оборачиваться. Но Ксения уже выскочила, открыла дверь с той стороны, где лежал пес, и ждала взрослых.
– Полина Ильинична, давайте вдвоем.
Они занесли Цыгана внутрь. Там странная апатия, во власти которой Беломестова пребывала всю дорогу, словно испарилась. Староста громко объявила, что им нужна помощь, потребовала конкретного врача, и ее сделавшийся командным голос подействовал на двух неторопливых дам за стойкой регистратуры, как удар кнута на коров. Прибежали люди, унесли Цыгана, и Маша осталась одна. Добрела до скамейки, села и провалилась в какое-то странное состояние: она снова мысленно вела машину, на этот раз собирая все ямы, мимо которых так удачно проскочила, и раз за разом ее с пассажирами выкидывало на обочину.
В кармане зазвонил телефон.
– Да?
– Привет! Все в порядке? – спросил Илюшин.
– Да… Почему ты звонишь? – Она вдруг ужасно испугалась. – Что с Сережей?
– С Серегой? – удивленно переспросил он. – Торчит возле стойки, выбирает между фо-бо и… слушай, я не воспроизведу это название. Похоже на кваканье очень старой жабы. А я уютно расположился за столиком, жду свой суп и кофе с булочкой. Решил позвонить тебе, узнать, как дела.
– Все нормально. – Маша даже улыбнулась. Фо-бо. Кофе с булочкой.
– Ага, – сказал Макар задумчиво. – То есть нет.
– Что – нет?
– Не все нормально. Что случилось?
Она молчала. Чертов Илюшин с его чертовым чутьем. Сначала позвонивший в ту самую минуту, когда она в очередной раз видела в зеркале заднего вида летящего по салону пса и обрушившийся на них склон, а затем не поверивший ей.
– Успокой меня: скажи, что ты завела роман с молодым волосатым трактористом, – доверительно попросил Илюшин. – И я от тебя отвяжусь.
– Почему волосатым?
– Я так вижу, – важно объяснил он. – И потом, тебе нужно как-то компенсировать вот это… как назвать то, что у Сереги на голове?
– Прическа.
Макар презрительно фыркнул. Маша не выдержала и рассмеялась.
– Здесь нету трактористов, – сказала она с легким сожалением.
– А что есть? – тотчас спросил Илюшин.
– Собака. Местный пес. Он отравился, и я везла его… Не одна, в машине еще были пассажиры, и мы ехали очень быстро, а ты знаешь, я не очень умелый водитель…
– Ты сейчас где?
– В ветклинике. Жду, что скажут врачи.
– В машине был ребенок?
Маша ошеломленно замолчала. За все эти годы она так и не привыкла к способности Илюшина попадать с завязанными глазами даже не в яблоко, а в высунувшегося из него на секунду червяка.
– В машине был ребенок, – утвердительно сказал Макар. – Маша, ты всех довезла. Ты молодец. Когда вернешься домой, выпей бокал вина.
– Белого? – машинально спросила Маша.
– Любого. Имеется в доме вино?
– Не знаю… Я не проверяла. Не было необходимости.
– Ну, а теперь есть, – спокойно сказал он. – И не работай сегодня, отдохни.
– Я только и делаю, что отдыхаю… Подожди! Откуда ты узнал, что со мной был ребенок?
– У тебя такой голос, словно ты истребила целый детский сад, – любезно объяснил он. – Из-за взрослых ты так не испугалась бы. А вот скажи, как у тебя там обстоят дела с фильмами?
– Отлично! – Маша обрадовалась, вспомнив о своей коллекции. – Сережа мне скачал два десятка!
– Каких, например?
Маша начала перечислять. Илюшин слушал, угумкая в трубку, и где-то на тринадцатом по счету названии она сообразила, что фильмы его ни на секунду не интересуют: он попросту заставил ее переключить внимание. Простой способ, отлично работает с детьми.
– Макар, ты негодяй, – смеясь, сказала она.
– О, Серега тащит поднос, – жизнерадостно сообщил Илюшин. – Вспомнил! Ми куанг! Это мой суп так называется. Ни за кого не тревожься больше, Маша. Ни за собаку, ни за ребенка.
– Не буду, – пообещала Маша.
Она сунула телефон в карман. Ми куанг! Илюшин наверняка сейчас сидит и квакает над супом, а Сережа требует, чтобы он заткнулся и жевал спокойно свою лапшу.
Ее отпустило. Маша прикрыла глаза и поняла, что собаки и летящие в кювет машины больше не мучают ее.
Издалека доносился голос Ксении. Маша не улавливала в нем тревожных, испуганных или горестных нот и закрыла глаза, привалившись к стене.
Когда она проснулась, было тихо. Часы показывали, что с момента разговора с Илюшиным прошло не больше шести минут, но Маша чувствовала себя так, словно проспала два часа.
Она потянулась, зевнула. Женщина за стойкой не обращала на нее внимания, уткнувшись в бумаги. Маша подняла взгляд и обнаружила на стене напротив плакат «Основные паразиты кошек».
Плакат был незаурядный. Он выглядел как афиша триллера и обещал зрителю такие страх, ужас и трепет, перед которыми Хичкок показался бы доброй семейной сагой. Блоха, власоед, а также иксодовый, ушной и чесоточный клещи, не говоря уже о ленточных червях и аскаридах, были изображены художником значительно выпуклее и ярче, чем собственно кошка. Человек, ознакомившийся с этим плакатом, должен был в страхе бежать от мысли завести домашнего питомца. В лучшем случае он согласился бы взять блоху. В ее круглых глазках читался какой-никакой интеллект и надежда на светлое будущее, которого сама кошка определенно была лишена.
Ксения замолчала. Беломестовой тоже не было видно. Вестибюль опустел, издалека доносились чужие голоса. Где-то поблизости раздосадованно мяукнул кот. «Интересно, я машину закрыла?» – отстраненно подумала Маша. Ей снова подумалось: она выжала из машины такую скорость, а ведь они могли перевернуться! На заднем сиденье была Ксения!
Но в этот раз усилия воли ей хватило, чтобы прекратить это запоздалое истязание. Хватит быть самой себе власоедом. Они доехали, и даже Цыгана каким-то образом ухитрились довезти живым. Незачем мусолить страхи.
В клинику зашла старушка с йорком на поводке. Маша поднялась и выбралась во двор. Машина, конечно, оказалась заперта и даже стояла под большой старой акацией, хотя Маша совершенно не помнила, что припарковала ее в тени.
Беломестова и Ксения вышли из клиники через десять минут. Староста снова погрузилась в молчание, зато Ксения говорила за них двоих, для убедительности размахивая руками.
– Отравился!.. Капельницу!.. На ночь!.. Завтра приехать!
Она, кажется, не сомневалась, что самое страшное позади. У Маши не было и грамма этой уверенности, но она порадовалась, что пса оставили в стационаре.
– Я же деньги забыла, – спохватилась она. – Придется возвращаться.
– Без паники, – призвала Ксения. – Полина Ильинична обо всем договорилась. Правда, теть Поль?
Беломестова кивнула и вяло подтвердила ее слова. Да, можно заплатить завтра.
– Тетю Полю тут знают, – гордо сказала Ксения.
Маша почувствовала укол совести. Беломестова казалась ей человеком, у которого преобладает сугубо прагматичное отношение к домашним животным. Когда Цыган охромел, именно Колыванов настоял на том, чтобы отвезти его в клинику. Полина Ильинична сочла его желание придурью, но уступила. «Придурь» – это словечко повторила Ксения, когда рассказывала Маше подробности.
Но сейчас Маша видела, что Беломестова глубоко переживает случившееся. Она едва держалась на ногах. Маша усадила ее в тени, открыла бутылку с водой.
– Полина Ильинична, выпейте. Хотите еще отдохнуть, или поедем обратно?
– Поедем. Только окошко откроем, Машенька, хорошо? Или нельзя, чтобы пыль летела в салон?
Маша укоризненно покачала головой и опустила стекло.
До Таволги они ехали чуть больше часа.
После обеда Маша позвонила в клинику. Цыган был жив. «Он спит, – сдержанно сказал врач. – Будем наблюдать, при необходимости скорректируем лечение».
«Будем наблюдать, – повторила про себя Маша. – При необходимости скорректируем лечение». Хозяева заболевшего питомца, должно быть, остаются в убеждении, что им сообщили нечто важное. Скорректируем же!
Ужасно жалко было бедного пса и Ксению.
Из короткой беседы с врачом Маша поняла, что Цыган наелся отравы, – судя по всему, крысиного яда. «Частая история», – добавил ветеринар, как ей показалось, с осуждением.
Где же ты нашёл крысиный яд, дурень хвостатый?
Чтобы отвлечься, Маша немного поработала. Затем решила заглянуть к курицам и обнаружила, к своему ужасу, что забыла вернуть на место автоматическую поилку. Ксения прибежала, когда Маша собиралась нести ее на место, а дальше все завертелось…
Куры набросились на Машу с поилкой так, словно бродили по пустыне и вот, наконец, вышли из неё, мучимые адской жаждой. Они толпились у двери, путались под ногами, и Маша отдавила не одну пару лап, пока пробивалась через осаду к возвышению, где обыкновенно стояла поилка. К ее удивлению, курицы, которым наступили на пальцы, не орали как резаные, а издавали укоризненный вяк. Взбив воздух крыльями, словно намереваясь оставить этот грешный мир, где всякий готов наступить калошей на твои тонкие натруженные пальцы, и улететь в небеса, курицы передумывали и торопливо бежали за водой.
– Смешные вы все-таки ребята, – задумчиво сказала Маша.
…Пожалуй, она в чем-то понимала Татьяну. Своя собственная стая динозавров…
Она забрала из ящика с опилками четыре свежих яйца и вновь ощутила ту же гордость, что и в первый раз. «Как будто я сама их снесла».