«Выгнал Федула, прохиндея! И как выгнал! Федул – наглец, потерял и совесть, и страх. Хозяйку обворовывает, но вьется, как кот, смотрит умильно… Оксана Ивановна все ему прощает».
– Никита Федулов, прораб, – сказал Илюшин.
– Он здесь много чего строил, – кивнул Медников. – Потом Оксанке взбрела в башку блажь забабахать беседку, и снова позвали Федула. Но я вам вот что скажу: ей просто требовался повод. – Он откинулся на спинку дивана и пожал плечами. – Скучающая богатая самка, неудовлетворенные сексуальные потребности. Кадавриха!
– Кстати о кадаврах. – Илюшин бросил взгляд на сумку. – Вы, значит, решили воспользоваться всеобщей паникой и унести под шумок три миллиона.
Бабкин думал, что Медников обидится на кадавра, но тот лишь пожал плечами.
– От этих не убудет. Сестрицы все профукали бы, спустили бабки на свои глупости. А мне для жизни надо. Для жизни! – убедительно повторил он и показал на себя.
Да, сама жизнь сидела перед Бабкиным и Илюшиным на чужом диване, выбранном сестрами, в доме, построенном ими, и печально поглядывала на три близких, но в то же время стремительно растворявшихся в недостижимой дали миллиона.
Времена, когда семья Медникова могла принять у себя нищую девочку из Запорожья, давно прошли. Закончив университет, Левушка некоторое время менял работы, пристраиваясь к бывшим одноклассникам. Он не мог сказать, в какой момент что-то пошло не так. Путеводная звезда, освещавшая ему путь, заставлявшая его лучиться самодовольством победителя, померкла. Левушка был профессиональный трепач, пускатель пыли в глаза, и некоторое время эта способность его кормила. Но затем вакансии, на которые он претендовал, стали занимать другие люди. Женщины, за которыми он ухлестывал – слово «ухаживал» Левушка приберегал только для них, для него самого оно смысла не имело, – уходили с другими мужчинами. Он всегда снисходительно смотрел на родителей, называя их иронично: «батя» и «маман». Маман всю жизнь работала медсестрой, отец был военным в отставке. «Вы ж моя соль земли», – смеялся Левушка, обнимая их. Когда они начинали рассуждать о чем-то, что выходило за пределы их бытового опыта, он раздраженно посмеивался. Глупенькие его старики…
Но пять лет назад старики вдруг продали свою московскую квартиру и купили участок земли на юге, под Сочи. Два пенсионера растили виноград, пили местное вино, играли с соседями в карты и, кажется, не желали себе иной судьбы.
С их отъездом у Левушки все окончательно пошло наперекосяк. «Выбросили меня из гнезда, как кукушонка», – злобно размышлял тридцатилетний птенец. Он был настолько уверен, что родительская трешка перейдет к нему, что широко тратился на съемные квартиры в пределах Садового, и заезжие барышни восхищенно ахали, задирая головы на полуторавековой давности лепнину или рассматривая улицу через французские окна от пола до потолка.
После недолгих мытарств он прибился к двоюродной сестре. В конце концов, рассудил Левушка, в ее успехе был и его вклад. Если бы не помощь его семьи, кто знает, как сложилась бы ее судьба! Сдохла бы под забором – запросто! Сколько их, простушек, тянется на московских окон негасимый свет, как мотыльки, и сгорает, сгорает, сгорает…
Раздувая в себе драматическое чувство собственной благородной правоты, Левушка понемногу тянул из Оксаны деньги. «Равновесие! – обосновывал он. – Теперь настала ее очередь платить добром за добро».
Со временем в его сознании случился некоторый перекос. Левушка утвердился в мысли, что он оказывает семье Баренцевых услугу, оставаясь с ними на правах вечного гостя. Кто-то вроде наемного актера, который мог бы играть на большой сцене, срывая овации, но из родственных чувств соглашается на камерные спектакли. В кругу своих.
В один прекрасный день все закончилось.
– Левка, отвали, – лениво сказала Оксана, когда он снова подкатил с привычной просьбой. – Жить тут – живи, мне не жалко. Ты веселый! Не то что мой тошнот. А баб твоих оплачивать – извини, не моя карма!
Что значит «баб»? Что значит «баб»?! Не баб, а всё, что вертелось, крутилось, искрилось вокруг баб! Рестораны, такси, прогулки по Москве-реке в «Рэдиссоне» (ни один порядочный мужчина не повезет свою даму кататься на каком-нибудь, господи прости, теплоходе «Радость»)… А цветы! А милые пустячки! А милые пустячки для самого Левушки, наконец! И это уже не говоря о том, что ему требуется обновление гардероба.
Он бы подыскал подходящую синекуру! Но синекур не подворачивалось.
В субботу он украл ее планшет и посмотрел видео. Мелькнувшая у него мысль шантажировать им Оксану тотчас погасла. Чего ей бояться? Развода с иждивенцем Юриком? Нет, это Юрик боится развода! Он все потеряет, если его вышвырнут отсюда. Оксана может устроить шабаш на газоне перед окнами – Юрик все стерпит. Левушка его не осуждал: на его месте он вел бы себя точно так же.
Но когда Оксана не вернулась, а затем Жанна подняла тревогу, у него появилась новая идея. Несравнимо лучше прежней.
В отличие от всех остальных, он-то знал, что Оксана проводит время с любовником. Она плюнула на дуру-сестру, закисшую, как забытое тесто в квашне, на скучного мужа и укатила развлекаться.
– С прорабом, – кивнул Макар.
– Ну… там не только прораб, – сознался Медников. – Сами увидите.
– Вы нас подготовьте, Лев Леонидович.
Но Медников отвечать отказался. «Я этих мужиков первый раз в жизни вижу. Прораба – знал, а этих не знаю».
Он понимал, что вскоре Оксана вернется. Случай, счастливый случай сам слетел к нему в руки – конечно, не журавль, но и не синица; как минимум сытый, раскормленный удод! И Левушка подбил двух юных дурней подыграть в его маленькой шалости. Кому станет хуже от того, что он немножко разбогатеет? Конечно, Оксана будет ругаться, вернувшись, но на радостях все забудется!
– Зачем она вела съемку, как вы думаете? – спросил Илюшин.
– Наслаждаться холодными зимними вечерами! Или шантажировать женатых любовников. Оксанка – баба веселая, ей движухи не хватает. Она от этого голода что угодно могла выдумать. Фантазия у нее будь здоров!
Судя по тому восхищению, с которым Медников произнес последние слова, Бабкин заподозрил, что он все-таки посмотрел видео полностью.
– Планшет выдайте, – потребовал Сергей. И глядя, как Лев Леонидович мнется, рявкнул для убедительности: – Прямо сейчас!
4
Ни Бабкин, ни Макар не верили в правоту Медникова. Оксана поставила в коттедже камеру не для того, чтобы потом пересматривать любительский порнофильм. Илюшин подозревал, что ответ спрятан в планшете. В тех папках, до которых «хакер» Медникова не добрался.
Папки компоновались в хронологическом порядке. Четыре папки, в каждой записи за неделю. Оксана поставила камеру всего месяц назад.
Они опросили домашних. Что произошло перед этим? Что заставило ее организовать наблюдение? Но ни Юрий, ни Жанна, ни горничные не смогли ничего вспомнить.
Сергей нашёл специалиста и передал ему планшет.
– Будет, обещают, через три-четыре часа, – сказал он.
– Отлично!
– И еще Татаров прислал биографическую, так сказать, справку. Оксана Баренцева дважды проходила как свидетель по уголовным делам о контрабанде.
– Ого! – Илюшин оживился. – Впрочем, я чего-то в этом роде и ожидал. Есть подробности?
– Она начала бизнес с того, что стала закупать в Италии одежду и ввозить в Россию.
– Да, Жанна упоминала об этом. – Илюшин сел на подоконник, внимательно слушая.
Нет, пожалуй, слово «внимательно» не отражало степени вовлеченности Макара. Он не просто слушал, он впитывал, втягивал информацию; в его голове откладывалось не только изложение событий, но и паузы, и мельчайшие мимические движения рассказчика, и смена интонации; он год спустя после разговора мог вспомнить, что Бабкин вышел в кухню, чтобы налить воды, и разбил стакан. Для него все было важно.
При этом он мог перебивать. Мог задавать нелепые вопросы. Правда, со временем Сергей пришел к выводу, что нелепыми они кажутся только на первый взгляд: за ними всегда имелась какая-то подоплека, твердое основание, которое он сам не успел разглядеть.
– А Жанна не упомянула, что итальянская одежда частично отшивалась на фабриках в Италии, а частично была копией с готовых фасонов? Копии шили таджикские женщины в Подмосковье. Баренцева не жадничала, не сильно разбавляла партию, и ее разоблачили только потому, что накрыли подпольный цех.
– Кому нужен подпольный швейный цех? – удивился Макар. – Или они гнали бешеные объемы?
– Нет, объемы были скромные. Но таджикские женщины ещё немножечко выращивали в подвале коноплю.
Макар посмотрел на Бабкина круглыми глазами, захохотал и повалился на пол.
– Может, это была конопля для портняжных целей, – ухмыляясь, заметил Бабкин. – Ну там, знаешь, веревки, лямки, тесемки…
– Тесемки жжем, смеемся!
– Оксане пришлось переквалифицироваться. У нее были накопления, к тому же она взяла кредит в банке. Это позволило ей уйти в ювелирный бизнес. Ввозила золото из Турции и Арабских Эмиратов, открыла несколько точек в торговых центрах – преимущественно на окраинах. Здесь возникает первое уголовное дело. Ее взяли на попытке перевезти контрабанду в барабане стиральной машины. Точнее сказать, барабан был обернут слоем фольги, а в фольге везли пять кило колец и прочих побрякушек. Я предполагаю, Баренцева проделывала такой фокус не один раз, а попалась, когда на таможне сменили досмотровые установки на более совершенную модель. Всю вину взял на себя один из ее помощников. Отделался двумя годами условно – и получил щедрую выплату от Оксаны. Следователь, который вел дело, говорит, что разыграно было чисто: хозяйку бизнеса вывели из-под удара, заодно отделались от обвинения в организации преступной группы. Через год Баренцева вынырнула уже хозяйкой сети ювелирных магазинов. Поэтому я уверен, что не единственная стиральная машинка проползла через границу, как золотая черепашка.
– Или она наладила новый канал контрабанды, – предположил Макар.
– Тоже вариант. Но мне кажется, на некоторое время она должна была притихнуть. А тут всего год – и как феникс из пепла! Магазины продержались три года, однако обнаружились подделки. Причем наглые! Вместо драгоценных камней – ювелирное стекло. И имитация бирюзы.
– Бирюза массово копируется, это не новость. Найти натуральные камни очень сложно. Помнишь, нам еще Сема с Моней это объясняли? Они сами использовали, если мне не изменяет память, кварц и окрашенный халцедон.
– Ага. Но Баренцева продавала не синтетическую бирюзу и не керамику, а откровенный пластик. Одна из клиенток заплатила за колье восемьдесят тысяч, а дома поднесла к камню раскаленную иголку. Когда бирюза задымилась и завоняла, клиентка тоже задымилась и понесла заявление в полицию. Баренцева выкрутилась вторично, и вообще все как-то сошло на нет. Следователь, который вел дело, уволился. Либо она откупилась от него, либо от заявителей. Или и то, и другое. Но сколько счастливых женщин до сих пор носят ювелирное стекло вместо аметистов и сапфиров, одному богу известно. После этого скандала – снова год перерыва, и затем Баренцева берется за недвижимость. Здесь все выглядит чисто. Сначала она покупала квартиры на стадии котлована и перепродавала их, когда дом был готов. Затем перешла на коммерческую недвижимость. Огромных сделок за ней не числится, честная бизнесменша средней руки.
– Сделавшая первичный капитал на контрабанде и обмане потребителей, – заметил Илюшин.
– Она нечиста на руку, – согласился Бабкин, – но Татаров почти уверен, что в последних сделках не найти зацепки к ее исчезновению. В телефоне за последние две недели нет ни одного звонка, который имел бы отношение к этой сфере деятельности. Она исправно получает арендную плату за свои квадратные метры и не затевает новых игр.
Макар выбил на подоконнике какую-то меланхолическую мелодию.
– М-да. И зачем такой практичной женщине понадобились фейерверки пасмурным летним днем в Долгопрудном?
– …и почему она их не забрала, – в тон ему отозвался Сергей. – Ладно, больше нечего тянуть. Пора переходить к эротическому фильму.
Сыщики одновременно тяжело вздохнули. Мало что может быть скучнее, чем смотреть документальную съемку сексуальных игр.
5
Запись, до которой добрался Медников, специалист перебросил на компьютер Макару.
– Понеслась, – сказал Илюшин и открыл самый первый записанный день: двенадцатое августа.
Тринадцатое.
Четырнадцатое.
Пятнадцатое.
На шестнадцатом Илюшин, не выдержав, нажал на паузу.
– Я даже не знаю, что трогательнее, – помолчав, сказал он. – Убежденность Жанны в добропорядочности своей сестры или ее надежда скрыть весь этот… – Он ткнул в экран.
– …блуд! – подсказал Сергей.
– Никита Федулов, прораб, – сказал Илюшин.
– Он здесь много чего строил, – кивнул Медников. – Потом Оксанке взбрела в башку блажь забабахать беседку, и снова позвали Федула. Но я вам вот что скажу: ей просто требовался повод. – Он откинулся на спинку дивана и пожал плечами. – Скучающая богатая самка, неудовлетворенные сексуальные потребности. Кадавриха!
– Кстати о кадаврах. – Илюшин бросил взгляд на сумку. – Вы, значит, решили воспользоваться всеобщей паникой и унести под шумок три миллиона.
Бабкин думал, что Медников обидится на кадавра, но тот лишь пожал плечами.
– От этих не убудет. Сестрицы все профукали бы, спустили бабки на свои глупости. А мне для жизни надо. Для жизни! – убедительно повторил он и показал на себя.
Да, сама жизнь сидела перед Бабкиным и Илюшиным на чужом диване, выбранном сестрами, в доме, построенном ими, и печально поглядывала на три близких, но в то же время стремительно растворявшихся в недостижимой дали миллиона.
Времена, когда семья Медникова могла принять у себя нищую девочку из Запорожья, давно прошли. Закончив университет, Левушка некоторое время менял работы, пристраиваясь к бывшим одноклассникам. Он не мог сказать, в какой момент что-то пошло не так. Путеводная звезда, освещавшая ему путь, заставлявшая его лучиться самодовольством победителя, померкла. Левушка был профессиональный трепач, пускатель пыли в глаза, и некоторое время эта способность его кормила. Но затем вакансии, на которые он претендовал, стали занимать другие люди. Женщины, за которыми он ухлестывал – слово «ухаживал» Левушка приберегал только для них, для него самого оно смысла не имело, – уходили с другими мужчинами. Он всегда снисходительно смотрел на родителей, называя их иронично: «батя» и «маман». Маман всю жизнь работала медсестрой, отец был военным в отставке. «Вы ж моя соль земли», – смеялся Левушка, обнимая их. Когда они начинали рассуждать о чем-то, что выходило за пределы их бытового опыта, он раздраженно посмеивался. Глупенькие его старики…
Но пять лет назад старики вдруг продали свою московскую квартиру и купили участок земли на юге, под Сочи. Два пенсионера растили виноград, пили местное вино, играли с соседями в карты и, кажется, не желали себе иной судьбы.
С их отъездом у Левушки все окончательно пошло наперекосяк. «Выбросили меня из гнезда, как кукушонка», – злобно размышлял тридцатилетний птенец. Он был настолько уверен, что родительская трешка перейдет к нему, что широко тратился на съемные квартиры в пределах Садового, и заезжие барышни восхищенно ахали, задирая головы на полуторавековой давности лепнину или рассматривая улицу через французские окна от пола до потолка.
После недолгих мытарств он прибился к двоюродной сестре. В конце концов, рассудил Левушка, в ее успехе был и его вклад. Если бы не помощь его семьи, кто знает, как сложилась бы ее судьба! Сдохла бы под забором – запросто! Сколько их, простушек, тянется на московских окон негасимый свет, как мотыльки, и сгорает, сгорает, сгорает…
Раздувая в себе драматическое чувство собственной благородной правоты, Левушка понемногу тянул из Оксаны деньги. «Равновесие! – обосновывал он. – Теперь настала ее очередь платить добром за добро».
Со временем в его сознании случился некоторый перекос. Левушка утвердился в мысли, что он оказывает семье Баренцевых услугу, оставаясь с ними на правах вечного гостя. Кто-то вроде наемного актера, который мог бы играть на большой сцене, срывая овации, но из родственных чувств соглашается на камерные спектакли. В кругу своих.
В один прекрасный день все закончилось.
– Левка, отвали, – лениво сказала Оксана, когда он снова подкатил с привычной просьбой. – Жить тут – живи, мне не жалко. Ты веселый! Не то что мой тошнот. А баб твоих оплачивать – извини, не моя карма!
Что значит «баб»? Что значит «баб»?! Не баб, а всё, что вертелось, крутилось, искрилось вокруг баб! Рестораны, такси, прогулки по Москве-реке в «Рэдиссоне» (ни один порядочный мужчина не повезет свою даму кататься на каком-нибудь, господи прости, теплоходе «Радость»)… А цветы! А милые пустячки! А милые пустячки для самого Левушки, наконец! И это уже не говоря о том, что ему требуется обновление гардероба.
Он бы подыскал подходящую синекуру! Но синекур не подворачивалось.
В субботу он украл ее планшет и посмотрел видео. Мелькнувшая у него мысль шантажировать им Оксану тотчас погасла. Чего ей бояться? Развода с иждивенцем Юриком? Нет, это Юрик боится развода! Он все потеряет, если его вышвырнут отсюда. Оксана может устроить шабаш на газоне перед окнами – Юрик все стерпит. Левушка его не осуждал: на его месте он вел бы себя точно так же.
Но когда Оксана не вернулась, а затем Жанна подняла тревогу, у него появилась новая идея. Несравнимо лучше прежней.
В отличие от всех остальных, он-то знал, что Оксана проводит время с любовником. Она плюнула на дуру-сестру, закисшую, как забытое тесто в квашне, на скучного мужа и укатила развлекаться.
– С прорабом, – кивнул Макар.
– Ну… там не только прораб, – сознался Медников. – Сами увидите.
– Вы нас подготовьте, Лев Леонидович.
Но Медников отвечать отказался. «Я этих мужиков первый раз в жизни вижу. Прораба – знал, а этих не знаю».
Он понимал, что вскоре Оксана вернется. Случай, счастливый случай сам слетел к нему в руки – конечно, не журавль, но и не синица; как минимум сытый, раскормленный удод! И Левушка подбил двух юных дурней подыграть в его маленькой шалости. Кому станет хуже от того, что он немножко разбогатеет? Конечно, Оксана будет ругаться, вернувшись, но на радостях все забудется!
– Зачем она вела съемку, как вы думаете? – спросил Илюшин.
– Наслаждаться холодными зимними вечерами! Или шантажировать женатых любовников. Оксанка – баба веселая, ей движухи не хватает. Она от этого голода что угодно могла выдумать. Фантазия у нее будь здоров!
Судя по тому восхищению, с которым Медников произнес последние слова, Бабкин заподозрил, что он все-таки посмотрел видео полностью.
– Планшет выдайте, – потребовал Сергей. И глядя, как Лев Леонидович мнется, рявкнул для убедительности: – Прямо сейчас!
4
Ни Бабкин, ни Макар не верили в правоту Медникова. Оксана поставила в коттедже камеру не для того, чтобы потом пересматривать любительский порнофильм. Илюшин подозревал, что ответ спрятан в планшете. В тех папках, до которых «хакер» Медникова не добрался.
Папки компоновались в хронологическом порядке. Четыре папки, в каждой записи за неделю. Оксана поставила камеру всего месяц назад.
Они опросили домашних. Что произошло перед этим? Что заставило ее организовать наблюдение? Но ни Юрий, ни Жанна, ни горничные не смогли ничего вспомнить.
Сергей нашёл специалиста и передал ему планшет.
– Будет, обещают, через три-четыре часа, – сказал он.
– Отлично!
– И еще Татаров прислал биографическую, так сказать, справку. Оксана Баренцева дважды проходила как свидетель по уголовным делам о контрабанде.
– Ого! – Илюшин оживился. – Впрочем, я чего-то в этом роде и ожидал. Есть подробности?
– Она начала бизнес с того, что стала закупать в Италии одежду и ввозить в Россию.
– Да, Жанна упоминала об этом. – Илюшин сел на подоконник, внимательно слушая.
Нет, пожалуй, слово «внимательно» не отражало степени вовлеченности Макара. Он не просто слушал, он впитывал, втягивал информацию; в его голове откладывалось не только изложение событий, но и паузы, и мельчайшие мимические движения рассказчика, и смена интонации; он год спустя после разговора мог вспомнить, что Бабкин вышел в кухню, чтобы налить воды, и разбил стакан. Для него все было важно.
При этом он мог перебивать. Мог задавать нелепые вопросы. Правда, со временем Сергей пришел к выводу, что нелепыми они кажутся только на первый взгляд: за ними всегда имелась какая-то подоплека, твердое основание, которое он сам не успел разглядеть.
– А Жанна не упомянула, что итальянская одежда частично отшивалась на фабриках в Италии, а частично была копией с готовых фасонов? Копии шили таджикские женщины в Подмосковье. Баренцева не жадничала, не сильно разбавляла партию, и ее разоблачили только потому, что накрыли подпольный цех.
– Кому нужен подпольный швейный цех? – удивился Макар. – Или они гнали бешеные объемы?
– Нет, объемы были скромные. Но таджикские женщины ещё немножечко выращивали в подвале коноплю.
Макар посмотрел на Бабкина круглыми глазами, захохотал и повалился на пол.
– Может, это была конопля для портняжных целей, – ухмыляясь, заметил Бабкин. – Ну там, знаешь, веревки, лямки, тесемки…
– Тесемки жжем, смеемся!
– Оксане пришлось переквалифицироваться. У нее были накопления, к тому же она взяла кредит в банке. Это позволило ей уйти в ювелирный бизнес. Ввозила золото из Турции и Арабских Эмиратов, открыла несколько точек в торговых центрах – преимущественно на окраинах. Здесь возникает первое уголовное дело. Ее взяли на попытке перевезти контрабанду в барабане стиральной машины. Точнее сказать, барабан был обернут слоем фольги, а в фольге везли пять кило колец и прочих побрякушек. Я предполагаю, Баренцева проделывала такой фокус не один раз, а попалась, когда на таможне сменили досмотровые установки на более совершенную модель. Всю вину взял на себя один из ее помощников. Отделался двумя годами условно – и получил щедрую выплату от Оксаны. Следователь, который вел дело, говорит, что разыграно было чисто: хозяйку бизнеса вывели из-под удара, заодно отделались от обвинения в организации преступной группы. Через год Баренцева вынырнула уже хозяйкой сети ювелирных магазинов. Поэтому я уверен, что не единственная стиральная машинка проползла через границу, как золотая черепашка.
– Или она наладила новый канал контрабанды, – предположил Макар.
– Тоже вариант. Но мне кажется, на некоторое время она должна была притихнуть. А тут всего год – и как феникс из пепла! Магазины продержались три года, однако обнаружились подделки. Причем наглые! Вместо драгоценных камней – ювелирное стекло. И имитация бирюзы.
– Бирюза массово копируется, это не новость. Найти натуральные камни очень сложно. Помнишь, нам еще Сема с Моней это объясняли? Они сами использовали, если мне не изменяет память, кварц и окрашенный халцедон.
– Ага. Но Баренцева продавала не синтетическую бирюзу и не керамику, а откровенный пластик. Одна из клиенток заплатила за колье восемьдесят тысяч, а дома поднесла к камню раскаленную иголку. Когда бирюза задымилась и завоняла, клиентка тоже задымилась и понесла заявление в полицию. Баренцева выкрутилась вторично, и вообще все как-то сошло на нет. Следователь, который вел дело, уволился. Либо она откупилась от него, либо от заявителей. Или и то, и другое. Но сколько счастливых женщин до сих пор носят ювелирное стекло вместо аметистов и сапфиров, одному богу известно. После этого скандала – снова год перерыва, и затем Баренцева берется за недвижимость. Здесь все выглядит чисто. Сначала она покупала квартиры на стадии котлована и перепродавала их, когда дом был готов. Затем перешла на коммерческую недвижимость. Огромных сделок за ней не числится, честная бизнесменша средней руки.
– Сделавшая первичный капитал на контрабанде и обмане потребителей, – заметил Илюшин.
– Она нечиста на руку, – согласился Бабкин, – но Татаров почти уверен, что в последних сделках не найти зацепки к ее исчезновению. В телефоне за последние две недели нет ни одного звонка, который имел бы отношение к этой сфере деятельности. Она исправно получает арендную плату за свои квадратные метры и не затевает новых игр.
Макар выбил на подоконнике какую-то меланхолическую мелодию.
– М-да. И зачем такой практичной женщине понадобились фейерверки пасмурным летним днем в Долгопрудном?
– …и почему она их не забрала, – в тон ему отозвался Сергей. – Ладно, больше нечего тянуть. Пора переходить к эротическому фильму.
Сыщики одновременно тяжело вздохнули. Мало что может быть скучнее, чем смотреть документальную съемку сексуальных игр.
5
Запись, до которой добрался Медников, специалист перебросил на компьютер Макару.
– Понеслась, – сказал Илюшин и открыл самый первый записанный день: двенадцатое августа.
Тринадцатое.
Четырнадцатое.
Пятнадцатое.
На шестнадцатом Илюшин, не выдержав, нажал на паузу.
– Я даже не знаю, что трогательнее, – помолчав, сказал он. – Убежденность Жанны в добропорядочности своей сестры или ее надежда скрыть весь этот… – Он ткнул в экран.
– …блуд! – подсказал Сергей.