– Хм, мысль интересная! Например?
Что-что, а импровизировать на ходу я умел!
– Например, распустить в столовой слух, что создан новый белок: на вкус точь-в-точь ростбиф и стоит всего по доллару за фунт. Сказать, что о его создании сообщат через три дня. Пройдет три дня, ничего не произойдет – и тут мы запустим в народ какую-нибудь шуточку. Например: «В чем разница между ростбифом и Цыпочкой?» Ответ: «Между ними сто пятьдесят лет прогресса». Что-нибудь такое, что привлечет внимание и ненавязчиво натолкнет людей на мысль, что в прежние времена жилось лучше.
Как видите, ничего сложного. Не в первый раз я использовал свой талант для рекламы того, в чем сам ни малейшего смысла не видел.
Боуэн записывал мои слова на бесшумной пишущей машинке.
– Хорошо, – кивнул он. – Очень хорошо придумано, Гроуби! Непременно нужно попробовать. А почему ты считаешь, что нужно подождать три дня?
Не мог же я дать ему ответ из учебника: три дня – оптимальный период для распространения ключевой фразы-катализатора в закрытом социальном кругу. Пришлось потупиться и пробормотать:
– Ну… мне просто показалось, что это подходящий срок.
– Что ж, обязательно попробуем. Теперь, Гроуби, тебе надо пройти обучение. Существуют классические труды основоположников консервационизма – ты должен их прочесть. Кроме того, необходимо следить за изданиями, представляющими для нас интерес: это «Статистические данные», «Журнал космических полетов», «Биометрика», «Сельскохозяйственный бюллетень» и многие другие. Если встретится что-то непонятное – а встретится наверняка, – не стесняйся спрашивать. Пройдя обучение, выберешь наиболее привлекательную для себя область и начнешь в ней специализироваться. Без образования консервационисту никуда!
– А почему «Журнал космических полетов»? – спросил я, стараясь не выдать волнения.
«Может быть, здесь я найду ответ? – мелькнуло у меня в голове. – Диверсия Ранстеда, мое похищение, явный саботаж проекта… Что, если все это заговор консов? Если в их извращенных умах родилась мысль, что космические полеты «препятствуют выживанию человечества», или как там они говорят?»
– Это очень важно, – ответил Боуэн. – О полетах в космос нам необходимо знать все.
– Чтобы им помешать? – попытался я прощупать почву.
– Разумеется, нет! – воскликнул Боуэн. – Включи мозги, Гроуби! Подумай, что значит для нас Венера: нетронутая планета, полная полезных ископаемых и прочих природных богатств, так необходимых человечеству!
Выходит, я ошибся. Загадка осталась неразгаданной.
Я присел в углу со стопкой номеров «Биометрики» и начал их листать, время от времени прося пояснений, в которых вовсе не нуждался. «Биометрика» – настольный журнал рекламщика, один из основных наших источников информации. В нем приводятся данные о количестве населения, изменениях в уровне IQ, росте или падении смертности, причинах смерти и так далее. И почти все, над чем стонут и заламывают руки консы, для нас хорошие новости.
Рост населения – всегда хорошая новость. Чем больше людей, тем больше продаж. Падение уровня интеллекта – новость просто отличная! Чем меньше мозгов, тем, опять-таки, больше продаж. Однако консы смотрят на дело совсем иначе, и какое-то время мне придется делать вид, что я с ними согласен.
Через некоторое время я переключился на «Журнал космических полетов». Здесь новости были хуже некуда. В обществе царит равнодушие к космосу. Ощущается глухое сопротивление росту налогов, необходимому для финансового обеспечения полетов на Венеру. Ходят упорные слухи, что создать поселения на Венере не удастся, а если и удастся, колонисты скоро вернутся домой несолоно хлебавши.
Черт бы побрал Ранстеда!
Но хуже всего была новость на задней стороне обложки. Заголовок гласил: «Джек О’Ши получил медаль Почета из рук президента. Прелестная подруга поздравляет его поцелуем». И «прелестной подругой» оказалась не кто иная, как моя жена Кэти, прекрасная как никогда.
Выбравшись из подполья, я принялся за работу. Через три дня столовая уже гудела недовольством. Через неделю потребители начали вести крамольные речи вроде: «Эх, не повезло мне – чего стоило родиться на сотню лет раньше!», «Какого черта мы живем в такой теснотище? Повернуться негде!», «Блин, хотел бы я обзавестись хоть клочком земли, только собственным, и работать на себя!».
Консы были в восторге. За неделю я добился большего, чем они за год. Боуэн – он работал в отделе кадров – сказал мне:
– Нам нужны такие люди, как ты, Гроуби. Нельзя, чтобы парень с такой светлой головой гробил себя на работе черпальщика. Вот что: в ближайшие дни тебя вызовет направляющий на работу и спросит, знаешь ли ты химию питательных веществ. Отвечай, что знаешь. Я быстренько тебе все объясню. По крайней мере, уберем тебя подальше от палящего солнца.
Это произошло на следующей неделе, когда во всех спальнях уже только и слышалось: «Эх, хорошо бы прогуляться по лесу! Только представь, сколько там деревьев. Прикинь, а ведь когда-то на Земле росли леса!» или: «Черт, опять эта похлебка на соленой водице!» – а ведь раньше им и в голову не приходило жаловаться, что суп нам варят на морской воде.
Направляющий на работу подошел ко мне и спросил сухо:
– Гроуби, с химией питательных веществ знаком?
– Странно, что вы спросили, – ответил я. – Да, случалось изучать в свое время. Мне известны соотношения серы, фосфора, углерода, кислорода и водорода, оптимальные для роста водорослей, а также необходимая температура жидкого питания и…
– Ясно, ясно, – проворчал он и поскорее отошел. Знал я, может, не слишком много – но явно больше, чем он сам.
Еще неделю спустя, когда по нашему этажу ходил неприличный анекдот о тресте «Старрзелиус», меня перевели на восьмичасовую работу в центральную часть здания: я должен был считывать данные и управлять подачей в чаны с водорослями питательных веществ. Здесь работать было куда проще, да и приятнее. А вечерами я спускался к Цыпочке под крыло – уже почти без страха пользуясь свистком Гэллона – и переписывал фантастически бездарную Листовку Номер Один:
ДУМАЕШЬ, ЧТО ТЫ ДОСТОИН САМОГО ЛУЧШЕГО? Прочти и задумайся. Ты, и только ты сможешь ответить на эти простые, но важнейшие вопросы.
Ты – умный, дальновидный человек (мужчина или женщина) от 14 до 50 лет? Отважен, уверен в себе, готов трудиться без устали ради ВОПЛОЩЕНИЯ СВОЕЙ МЕЧТЫ? Можно ли доверить тебе ВЕЛИЧАЙШУЮ надежду нашего времени?
Если ты не готов вскочить и закричать: «ДА!!!» – можешь дальше не читать.
Но если твой ответ «ДА» – ты сам, твои родные и друзья стоят на пороге великого…
И так далее, и тому подобное. Боуэн читал открыв рот.
– Ты считаешь, действительно стоит обращаться лишь к тем, у кого интеллект выше среднего? – тревожно спросил он.
Я не стал ему объяснять, что единственная разница между этими приемами и стандартной рекламой для рабочих двенадцатого класса в том, что двенадцатому классу все то же самое надо излагать устно – они не умеют читать. Просто сказал, что все нормально.
– Гроуби, – произнес он торжественно, – ты прирожденный рекламщик! В Америке консервационистов ты получил бы звездный класс!
Я выказал подобающее случаю смущение. Он продолжал:
– Мне тебя больше учить нечему; я должен передать тебя в высшие эшелоны. Нельзя зарывать такой талант в нашей ячейке. Я направил о тебе рапорт… – он указал на коммуникатор, – и жду со дня на день, что тебя затребуют наверх. Иначе и быть не может. Очень жаль с тобой расставаться, но процесс уже пошел. Вот тебе «Настольный справочник работника “Хлореллы”»…
Сердце у меня подпрыгнуло. Я знал, что «Хлорелла» закупает сырье у нескольких нью-йоркских компаний.
– Спасибо, – пробормотал я. – Буду рад служить нашему делу, где смогу!
– Не сомневаюсь, Гроуби, – с отеческой лаской ответил Боуэн. – И еще одно, прежде чем уедешь. Это не официальная просьба, Джордж, но… Видишь ли, я тут немного пописываю. У меня сейчас с собой несколько небольших вещей… м-м… думаю, их лучше назвать набросками. Буду очень признателен, если ты их возьмешь и пробежишься по ним, может, что-то подскажешь…
Наконец я ушел, нагруженный толстым справочником и четырнадцатью «набросками» Боуэна. Как и следовало ожидать, это оказалась унылая мазня без единого проблеска таланта. Боуэн с энтузиазмом заверил, что у него есть еще, и много, и он будет очень рад, если мы поработаем над ними вместе!
Нажимать на клапаны трубок питания было куда легче, чем махать черпаком, да и от консовских обязанностей я почти освободился – Боуэн хотел, чтобы ничто не отвлекало меня от редактирования его «набросков». Так впервые у меня появился досуг и возможность изучить обстановку. Однажды Геррера взял меня с собой в город: так я наконец узнал, чем он занимается во время пресловутых отлучек по выходным. Новость эта меня поразила, хотя отвращения не вызвала – скорее, напомнила о той пропасти, что отделяет потребителя от человека из высших сфер: пропасти, через которую не перекинуть мост эфемерной «дружбы».
Выйдя из старинного пневмопоезда под моросящий коста-риканский дождичек, мы сперва направились в третьеразрядный ресторан поесть. Геррера взял нам обоим по картофелине и настоял на том, что заплатит.
– Нет, Хорхе, я угощаю. Считай, у нас сегодня праздник. Ты ведь не донес на меня, когда получил листовку? Вот это и празднуем!
За ужином Геррера был необычайно весел: болтал и сыпал шутками на двух языках и со мной, и с официантами. Блеск его глаз, неудержимый поток слов, легкий и радостный смех – все это напоминало мне юношу перед свиданием с любимой.
Юноша перед свиданием… Невольно вспомнилось наше с Кэти первое свидание в Центральном парке: как мы бродили рука об руку по тускло освещенным коридорам, как прижимались друг к другу в танц-зале, как потом целый час стояли у ее дверей, не в силах расстаться…
Геррера пихнул меня в плечо; подняв глаза, я увидел, что и он, и официант покатываются со смеху. Я тоже засмеялся, чтобы от них не отставать, и они расхохотались еще пуще. Должно быть, Геррера только что отпустил какую-то шутку.
– Ладно, Хорхе, неважно, – сказал он наконец, посерьезнев. – Теперь пойдем. Я кое-что покажу – и, спорить готов, тебе это понравится!
Он расплатился по счету, и официант поднял бровь.
– В заднюю комнату?
– Туда, – подтвердил Геррера. – Пошли, Хорхе.
Официант повел нас извилистым путем между столиками, открыл заднюю дверь, быстро прошипел Геррере что-то по-испански.
– Не беспокойся, – ответил тот. – Долго мы не задержимся.
«Задняя комната» оказалась… библиотекой.
Я понимал, что Геррера не сводит с меня глаз, и старался не выдать свои чувства. Даже просидел там с ним около часа, листая стопку старых журналов, пока он не отрывался от ветхого, едва червями не изъеденного томика с заглавием «Моби Дик». В журналах я с облегчением обнаружил образцы рекламы былых времен: большая часть безнадежно устарела, но некоторые картинки, например: «Частые речевые ошибки – вы тоже их делаете?» или: «У вас чихает мотор? Вылечим!», пожалуй, неплохо смотрелись бы на стене моего кабинета в Шокен-Тауэр. И все же в присутствии такого количества древних книг без единой рекламной вклейки мне стало не по себе. Знаете, я не ханжа и не возражаю против уединенных развлечений, тем более служащих какой-то полезной цели, но есть же предел всему!
В конце концов я сказал, что у меня заболела голова – пойду-ка лучше домой. Геррера, кажется, мне не поверил. Позже, уже почти ночью, когда он, пошатываясь, словно пьяный, вошел в спальню, я отвернулся к стене и притворился спящим. С тех пор мы почти не разговаривали.
Неделю спустя – после того, как в столовой едва не вспыхнул бунт, вызванный слухом, что в лепешки нам подсыпают опилки, – меня вызвали к начальству.
Час я прождал в приемной, а затем предстал перед заместителем начальника отдела кадров.
– Гроуби?
– Да, мистер Майло.
– Отлично работаете, Гроуби. Я просмотрел отчеты о вас – весьма, весьма примечательно. За последние месяцы ваша производительность повысилась вчетверо.
Это было дело рук Боуэна: отчеты о работниках составлял он. Пять лет понадобилось ему, чтобы пробраться на эту должность.
– Благодарю вас, мистер Майло.
– Всегда пожалуйста. Так вот: у нас тут намечается вакансия. Один парень на севере явно не справляется с работой.
Не с работой, а с призраком работы, с тенью на бумаге, старательно вычерченной Боуэном. Похоже, консы-то и вправду сила!
– Скажите, Гроуби, нет ли у вас, случайно, интереса к продажам?
– Странно, что вы об этом спрашиваете, мистер Майло, – ровным голосом ответил я. – Очень люблю продажи, всегда считал, что у меня есть к этому склонность.
Он посмотрел на меня скептически: слишком уж стандартный ответ. Затем начал сыпать вопросами – а я давал ответы, вызубренные по справочнику «Хлореллы». Он по нему учился лет двадцать назад, а я всего неделю назад, так что у меня было явное преимущество. И часа не прошло, как он убедился, что Джордж Гроуби – последняя надежда компании «Хлорелла», единственный, кто сможет закрыть грудью образовавшуюся брешь.
Тем же вечером я рассказал об этом в ячейке.
– Значит, в Нью-Йорк! – лучась улыбкой, сказал Боуэн. – Значит, Нью-Йорк!
Что-что, а импровизировать на ходу я умел!
– Например, распустить в столовой слух, что создан новый белок: на вкус точь-в-точь ростбиф и стоит всего по доллару за фунт. Сказать, что о его создании сообщат через три дня. Пройдет три дня, ничего не произойдет – и тут мы запустим в народ какую-нибудь шуточку. Например: «В чем разница между ростбифом и Цыпочкой?» Ответ: «Между ними сто пятьдесят лет прогресса». Что-нибудь такое, что привлечет внимание и ненавязчиво натолкнет людей на мысль, что в прежние времена жилось лучше.
Как видите, ничего сложного. Не в первый раз я использовал свой талант для рекламы того, в чем сам ни малейшего смысла не видел.
Боуэн записывал мои слова на бесшумной пишущей машинке.
– Хорошо, – кивнул он. – Очень хорошо придумано, Гроуби! Непременно нужно попробовать. А почему ты считаешь, что нужно подождать три дня?
Не мог же я дать ему ответ из учебника: три дня – оптимальный период для распространения ключевой фразы-катализатора в закрытом социальном кругу. Пришлось потупиться и пробормотать:
– Ну… мне просто показалось, что это подходящий срок.
– Что ж, обязательно попробуем. Теперь, Гроуби, тебе надо пройти обучение. Существуют классические труды основоположников консервационизма – ты должен их прочесть. Кроме того, необходимо следить за изданиями, представляющими для нас интерес: это «Статистические данные», «Журнал космических полетов», «Биометрика», «Сельскохозяйственный бюллетень» и многие другие. Если встретится что-то непонятное – а встретится наверняка, – не стесняйся спрашивать. Пройдя обучение, выберешь наиболее привлекательную для себя область и начнешь в ней специализироваться. Без образования консервационисту никуда!
– А почему «Журнал космических полетов»? – спросил я, стараясь не выдать волнения.
«Может быть, здесь я найду ответ? – мелькнуло у меня в голове. – Диверсия Ранстеда, мое похищение, явный саботаж проекта… Что, если все это заговор консов? Если в их извращенных умах родилась мысль, что космические полеты «препятствуют выживанию человечества», или как там они говорят?»
– Это очень важно, – ответил Боуэн. – О полетах в космос нам необходимо знать все.
– Чтобы им помешать? – попытался я прощупать почву.
– Разумеется, нет! – воскликнул Боуэн. – Включи мозги, Гроуби! Подумай, что значит для нас Венера: нетронутая планета, полная полезных ископаемых и прочих природных богатств, так необходимых человечеству!
Выходит, я ошибся. Загадка осталась неразгаданной.
Я присел в углу со стопкой номеров «Биометрики» и начал их листать, время от времени прося пояснений, в которых вовсе не нуждался. «Биометрика» – настольный журнал рекламщика, один из основных наших источников информации. В нем приводятся данные о количестве населения, изменениях в уровне IQ, росте или падении смертности, причинах смерти и так далее. И почти все, над чем стонут и заламывают руки консы, для нас хорошие новости.
Рост населения – всегда хорошая новость. Чем больше людей, тем больше продаж. Падение уровня интеллекта – новость просто отличная! Чем меньше мозгов, тем, опять-таки, больше продаж. Однако консы смотрят на дело совсем иначе, и какое-то время мне придется делать вид, что я с ними согласен.
Через некоторое время я переключился на «Журнал космических полетов». Здесь новости были хуже некуда. В обществе царит равнодушие к космосу. Ощущается глухое сопротивление росту налогов, необходимому для финансового обеспечения полетов на Венеру. Ходят упорные слухи, что создать поселения на Венере не удастся, а если и удастся, колонисты скоро вернутся домой несолоно хлебавши.
Черт бы побрал Ранстеда!
Но хуже всего была новость на задней стороне обложки. Заголовок гласил: «Джек О’Ши получил медаль Почета из рук президента. Прелестная подруга поздравляет его поцелуем». И «прелестной подругой» оказалась не кто иная, как моя жена Кэти, прекрасная как никогда.
Выбравшись из подполья, я принялся за работу. Через три дня столовая уже гудела недовольством. Через неделю потребители начали вести крамольные речи вроде: «Эх, не повезло мне – чего стоило родиться на сотню лет раньше!», «Какого черта мы живем в такой теснотище? Повернуться негде!», «Блин, хотел бы я обзавестись хоть клочком земли, только собственным, и работать на себя!».
Консы были в восторге. За неделю я добился большего, чем они за год. Боуэн – он работал в отделе кадров – сказал мне:
– Нам нужны такие люди, как ты, Гроуби. Нельзя, чтобы парень с такой светлой головой гробил себя на работе черпальщика. Вот что: в ближайшие дни тебя вызовет направляющий на работу и спросит, знаешь ли ты химию питательных веществ. Отвечай, что знаешь. Я быстренько тебе все объясню. По крайней мере, уберем тебя подальше от палящего солнца.
Это произошло на следующей неделе, когда во всех спальнях уже только и слышалось: «Эх, хорошо бы прогуляться по лесу! Только представь, сколько там деревьев. Прикинь, а ведь когда-то на Земле росли леса!» или: «Черт, опять эта похлебка на соленой водице!» – а ведь раньше им и в голову не приходило жаловаться, что суп нам варят на морской воде.
Направляющий на работу подошел ко мне и спросил сухо:
– Гроуби, с химией питательных веществ знаком?
– Странно, что вы спросили, – ответил я. – Да, случалось изучать в свое время. Мне известны соотношения серы, фосфора, углерода, кислорода и водорода, оптимальные для роста водорослей, а также необходимая температура жидкого питания и…
– Ясно, ясно, – проворчал он и поскорее отошел. Знал я, может, не слишком много – но явно больше, чем он сам.
Еще неделю спустя, когда по нашему этажу ходил неприличный анекдот о тресте «Старрзелиус», меня перевели на восьмичасовую работу в центральную часть здания: я должен был считывать данные и управлять подачей в чаны с водорослями питательных веществ. Здесь работать было куда проще, да и приятнее. А вечерами я спускался к Цыпочке под крыло – уже почти без страха пользуясь свистком Гэллона – и переписывал фантастически бездарную Листовку Номер Один:
ДУМАЕШЬ, ЧТО ТЫ ДОСТОИН САМОГО ЛУЧШЕГО? Прочти и задумайся. Ты, и только ты сможешь ответить на эти простые, но важнейшие вопросы.
Ты – умный, дальновидный человек (мужчина или женщина) от 14 до 50 лет? Отважен, уверен в себе, готов трудиться без устали ради ВОПЛОЩЕНИЯ СВОЕЙ МЕЧТЫ? Можно ли доверить тебе ВЕЛИЧАЙШУЮ надежду нашего времени?
Если ты не готов вскочить и закричать: «ДА!!!» – можешь дальше не читать.
Но если твой ответ «ДА» – ты сам, твои родные и друзья стоят на пороге великого…
И так далее, и тому подобное. Боуэн читал открыв рот.
– Ты считаешь, действительно стоит обращаться лишь к тем, у кого интеллект выше среднего? – тревожно спросил он.
Я не стал ему объяснять, что единственная разница между этими приемами и стандартной рекламой для рабочих двенадцатого класса в том, что двенадцатому классу все то же самое надо излагать устно – они не умеют читать. Просто сказал, что все нормально.
– Гроуби, – произнес он торжественно, – ты прирожденный рекламщик! В Америке консервационистов ты получил бы звездный класс!
Я выказал подобающее случаю смущение. Он продолжал:
– Мне тебя больше учить нечему; я должен передать тебя в высшие эшелоны. Нельзя зарывать такой талант в нашей ячейке. Я направил о тебе рапорт… – он указал на коммуникатор, – и жду со дня на день, что тебя затребуют наверх. Иначе и быть не может. Очень жаль с тобой расставаться, но процесс уже пошел. Вот тебе «Настольный справочник работника “Хлореллы”»…
Сердце у меня подпрыгнуло. Я знал, что «Хлорелла» закупает сырье у нескольких нью-йоркских компаний.
– Спасибо, – пробормотал я. – Буду рад служить нашему делу, где смогу!
– Не сомневаюсь, Гроуби, – с отеческой лаской ответил Боуэн. – И еще одно, прежде чем уедешь. Это не официальная просьба, Джордж, но… Видишь ли, я тут немного пописываю. У меня сейчас с собой несколько небольших вещей… м-м… думаю, их лучше назвать набросками. Буду очень признателен, если ты их возьмешь и пробежишься по ним, может, что-то подскажешь…
Наконец я ушел, нагруженный толстым справочником и четырнадцатью «набросками» Боуэна. Как и следовало ожидать, это оказалась унылая мазня без единого проблеска таланта. Боуэн с энтузиазмом заверил, что у него есть еще, и много, и он будет очень рад, если мы поработаем над ними вместе!
Нажимать на клапаны трубок питания было куда легче, чем махать черпаком, да и от консовских обязанностей я почти освободился – Боуэн хотел, чтобы ничто не отвлекало меня от редактирования его «набросков». Так впервые у меня появился досуг и возможность изучить обстановку. Однажды Геррера взял меня с собой в город: так я наконец узнал, чем он занимается во время пресловутых отлучек по выходным. Новость эта меня поразила, хотя отвращения не вызвала – скорее, напомнила о той пропасти, что отделяет потребителя от человека из высших сфер: пропасти, через которую не перекинуть мост эфемерной «дружбы».
Выйдя из старинного пневмопоезда под моросящий коста-риканский дождичек, мы сперва направились в третьеразрядный ресторан поесть. Геррера взял нам обоим по картофелине и настоял на том, что заплатит.
– Нет, Хорхе, я угощаю. Считай, у нас сегодня праздник. Ты ведь не донес на меня, когда получил листовку? Вот это и празднуем!
За ужином Геррера был необычайно весел: болтал и сыпал шутками на двух языках и со мной, и с официантами. Блеск его глаз, неудержимый поток слов, легкий и радостный смех – все это напоминало мне юношу перед свиданием с любимой.
Юноша перед свиданием… Невольно вспомнилось наше с Кэти первое свидание в Центральном парке: как мы бродили рука об руку по тускло освещенным коридорам, как прижимались друг к другу в танц-зале, как потом целый час стояли у ее дверей, не в силах расстаться…
Геррера пихнул меня в плечо; подняв глаза, я увидел, что и он, и официант покатываются со смеху. Я тоже засмеялся, чтобы от них не отставать, и они расхохотались еще пуще. Должно быть, Геррера только что отпустил какую-то шутку.
– Ладно, Хорхе, неважно, – сказал он наконец, посерьезнев. – Теперь пойдем. Я кое-что покажу – и, спорить готов, тебе это понравится!
Он расплатился по счету, и официант поднял бровь.
– В заднюю комнату?
– Туда, – подтвердил Геррера. – Пошли, Хорхе.
Официант повел нас извилистым путем между столиками, открыл заднюю дверь, быстро прошипел Геррере что-то по-испански.
– Не беспокойся, – ответил тот. – Долго мы не задержимся.
«Задняя комната» оказалась… библиотекой.
Я понимал, что Геррера не сводит с меня глаз, и старался не выдать свои чувства. Даже просидел там с ним около часа, листая стопку старых журналов, пока он не отрывался от ветхого, едва червями не изъеденного томика с заглавием «Моби Дик». В журналах я с облегчением обнаружил образцы рекламы былых времен: большая часть безнадежно устарела, но некоторые картинки, например: «Частые речевые ошибки – вы тоже их делаете?» или: «У вас чихает мотор? Вылечим!», пожалуй, неплохо смотрелись бы на стене моего кабинета в Шокен-Тауэр. И все же в присутствии такого количества древних книг без единой рекламной вклейки мне стало не по себе. Знаете, я не ханжа и не возражаю против уединенных развлечений, тем более служащих какой-то полезной цели, но есть же предел всему!
В конце концов я сказал, что у меня заболела голова – пойду-ка лучше домой. Геррера, кажется, мне не поверил. Позже, уже почти ночью, когда он, пошатываясь, словно пьяный, вошел в спальню, я отвернулся к стене и притворился спящим. С тех пор мы почти не разговаривали.
Неделю спустя – после того, как в столовой едва не вспыхнул бунт, вызванный слухом, что в лепешки нам подсыпают опилки, – меня вызвали к начальству.
Час я прождал в приемной, а затем предстал перед заместителем начальника отдела кадров.
– Гроуби?
– Да, мистер Майло.
– Отлично работаете, Гроуби. Я просмотрел отчеты о вас – весьма, весьма примечательно. За последние месяцы ваша производительность повысилась вчетверо.
Это было дело рук Боуэна: отчеты о работниках составлял он. Пять лет понадобилось ему, чтобы пробраться на эту должность.
– Благодарю вас, мистер Майло.
– Всегда пожалуйста. Так вот: у нас тут намечается вакансия. Один парень на севере явно не справляется с работой.
Не с работой, а с призраком работы, с тенью на бумаге, старательно вычерченной Боуэном. Похоже, консы-то и вправду сила!
– Скажите, Гроуби, нет ли у вас, случайно, интереса к продажам?
– Странно, что вы об этом спрашиваете, мистер Майло, – ровным голосом ответил я. – Очень люблю продажи, всегда считал, что у меня есть к этому склонность.
Он посмотрел на меня скептически: слишком уж стандартный ответ. Затем начал сыпать вопросами – а я давал ответы, вызубренные по справочнику «Хлореллы». Он по нему учился лет двадцать назад, а я всего неделю назад, так что у меня было явное преимущество. И часа не прошло, как он убедился, что Джордж Гроуби – последняя надежда компании «Хлорелла», единственный, кто сможет закрыть грудью образовавшуюся брешь.
Тем же вечером я рассказал об этом в ячейке.
– Значит, в Нью-Йорк! – лучась улыбкой, сказал Боуэн. – Значит, Нью-Йорк!