«А»[27].
– Ты, – запинаюсь я, дрожа от шока и неожиданной, твердой уверенности, что я права.
– Я что? – спрашивает он.
– Ты был на Мак-Мердо, не так ли? Когда та девушка погибла. Наоми Перез.
Дрю склоняет голову набок. Хотя я не вижу его глаз, я знаю, что его внимание сконцентрировано на мне.
– Это что еще за вопрос?
В его тоне теперь появилась жесткость, его поведение изменилось, хоть я и не могу точно сказать как. Словно он сбросил маску.
Убедительный. Никогда не показывает свою истинную натуру.
Слова моего предшественника звенят у меня в голове, когда я поднимаюсь на ноги и заговариваю:
– Ты убил Наоми, да? И Жан-Люка, когда он начал что-то подозревать. И Алекса с Сандрин.
Я жду возмущенной реакции, шокированного отрицания. Но ничего не происходит. Мы стоим во тьме, в почти полнейшей тишине, только с тихим звуком пара от нашего дыхания, замерзающего в маленькие ледяные кристаллы, ударяющиеся о лед.
Вечность проходит, прежде чем он говорит:
– Я хотел бы, чтобы ты этого не говорила, Кейт. Правда.
Дрю хватает меня за руку, поглядывая на тело Арне.
– Забудь о нем, – говорит он. – Он того не стоит.
Я вырываюсь, внезапно охваченная яростью. Забыв об опасности.
– Почему? – выплевываю я ему в лицо. – Почему ты это сделал? Почему ты все это сделал?
Дрю не отвечает. В конце концов что он может сказать? Все притворство между нами рассеялось. Его действиям нет рационального объяснения. Ответ лежит глубоко в его душе – наверное, такой же непонятный ему, как и мне.
– Давай пройдемся. – Дрю снова хватает меня за руку и тащит меня за собой. Я пытаюсь сопротивляться, но это невозможно – он намного больше и сильнее меня.
– Что ты собираешься делать? – спрашиваю я. – Как ты это все объяснишь?
– О, очень просто, – отвечает он, звуча ужасающе безразлично. – Я здесь наткнулся на Арне, – указывает он на тело позади нас, уже укрытое тонким слоем снега, – который собирался на тебя напасть. Я смог отобрать у него пистолет, но случайно подстрелил его в борьбе. Как по мне, звучит убедительно.
Убедительно. Я с отвращением смотрю на него.
– Так это ты подкинул браслет в гараж? Чтобы перевести стрелки на Арне?
Дрю молча улыбается.
– А как насчет меня? – тихо спрашиваю я, собираясь с силами перед его ответом. – Что ты собираешься сказать всем обо мне?
Он останавливается и поворачивается.
– Ты убежала в панике, уронила фонарик и потерялась в темноте. Я везде тебя искал, но нашел слишком поздно. Твое маленькое тело лежало в снегу, может, в позе зародыша, в отчаянной попытке согреться. Бедная испуганная Кейт.
Я поднимаю свободную руку и срываю его лыжные очки. Я хочу видеть его. И хочу дать ему понять, что я вижу, какой он на самом деле.
– Это ты забрал мой фонарик, да? Когда я наблюдала за авророй.
Дрю хмыкает, тянется за своими очками, проверяя, что они не сломаны.
– Ты меня взбесила, Кейт, играя со мной. И я подумал, почему бы тебя не проучить?
– Например, украв таблетки из моей комнаты.
Дрю снова ухмыляется, но не утруждается это подтвердить.
– И это ты вломился в клинику. Украл таблетки и удалил видеодневники Жан-Люка.
Он хлюпает носом, надевая очки обратно.
– Неосторожно с моей стороны было не подумать о них раньше.
– Неосторожно также не запереть за собой дверь клиники, когда уходил. – Эта мысль странно успокаивает. Он не такой умный, каким себя считает. Даже если Дрю каким-то чудом вывернется из случившегося здесь, рано или поздно он оступится и выдаст себя.
Снова хватая меня за руку, Дрю тащит меня за собой глубже в ночь. Я представляю, как он стаскивает мою одежду, удерживает меня, пока холод не проникнет в каждую часть моего тела.
Как он сделал с Наоми и Алексом.
И я осознаю, что мне все равно. Я слишком устала. Слишком потрясена бесполезностью всего этого. Тем, что не увидела очевидное у себя под носом, пока не стало слишком поздно.
– Пообещай мне кое-что, – говорю я, спотыкаясь на снегу. – Ты не тронешь Каро, да? И ее ребенка?
Его пальцы сильнее впиваются в мое предплечье.
– Я бы никогда не навредил ребенку, – возмущается он, поворачиваясь ко мне и направляя свет мне в глаза. – Она не сказала тебе?
Я моргаю, наполовину ослепнув.
– Кто? Каро? – запинаюсь я. – Я не понимаю.
– Она не дочь Алекса, – шипит он. – Эта маленькая девочка моя.
– Твоя? – недоверчиво повторяю я.
Потом вспоминаю сомнения Каро, когда я спросила ее об отце. Я не настаивала на объяснении, все-таки это ее личное дело. Когда она сказала мне позже, что ребенок от Алекса, я и не подумала ее расспрашивать.
– И Каро никогда не упоминала о нашей интрижке? – фыркает Дрю. – До того, как она втюрилась в этого ирландского придурка?
Я слышу ненависть в его голосе. Может, он втайне в нее влюблен? Поэтому он убил Алекса? Была ли ревность мотивом Дрю?
– А что насчет Наоми? – спрашиваю я, надеясь отвлечь Дрю от того, что он собирается сделать. По крайней мере, выиграю немного времени. – Зачем ты ее убил, если не потому, что она была беременна?
Он останавливается. Отпускает меня.
– Наоми была сукой. Кричала и угрожала подать на меня в суд ради алиментов. Я не верил в ее беременность. Я думал, она просто издевается надо мной.
– Зачем тогда ты упомянул это при Жан-Люке? Хотел узнать, правда ли это?
– Да. Сейчас это кажется глупым, но мне нужно было знать. Я чувствовал себя дерьмово, знаешь ли. Не из-за Наоми, но из-за моего ребенка. Я не желаю зла невинным детям.
Я вздрагиваю, гадая, какие ужасы скрываются в его прошлом – наверное, достаточно, чтобы заполнить целый учебник по психиатрии. Хоть генетика играет важную роль в психопатии, требуется по-настоящему хреновое детство, чтобы превратить человека в хладнокровного убийцу.
И я принимаю решение. Я не скажу ему, что он не отец ребенка Каро. Я знаю группу крови каждого на базе на память, на случай, если нужно будет сделать переливание с совместимыми донорами. У Каро четвертая группа крови, а у ребенка первая – я протестировала ее незадолго до рождения, используя один из наборов в клинике. Биологически невозможно что Дрю, со второй группой крови, является отцом маленькой Кейт.
Но если его вера в это защитит Каро и ребенка, я не собираюсь поправлять Дрю.
– Ну, я думаю, здесь сойдет. – Он обводит пространство вокруг фонариком. Луч скользит по пустынному льду, прорезая окружающую черноту на несколько секунд. Я больше не думаю о монстрах, скрывающихся в темноте, готовящихся напасть.
Возле меня настоящий живой монстр, одержимый своими демонами, и они намного страшнее чего-либо другого.
– Есть два варианта развития событий, – говорит мне Дрю. – Либо ты сопротивляешься, Кейт, и делаешь себе только хуже. Или просто сдаешься. Так быстрее умрешь более умиротворенно.
Он прав. Поэтому я не сопротивляюсь, когда он снимает мою шапку, перчатки и куртку. Не борюсь, когда он толкает меня на снег и срывает с меня пуховые штаны.
Он раздевает меня почти догола, потом наклоняется надо мной.
– Это твоя вина, – говорит он рассерженно. – Ты могла бы этого избежать, Кейт, могла бы держать голову опущенной и не совать нос в мои дела.
– Иди на хрен, Дрю, – выдыхаю я. Челюсть уже свело, и мне тяжело дышать, потому что тело реагирует на убийственный холод. Я жду, что он ударит меня, возможно, пнет, но он слишком умен, чтобы оставлять следы – не в этот раз. Может, Алекса нужно было связывать, но Дрю знает, что я не смогу противостоять его силе.
– Не нужно бояться, – шепчет он мне на ухо, наклонившись. – Я буду рядом, чтобы ты не была одна. Лучше не сопротивляться и не суетиться, говорят, ты будто засыпаешь.
Хрена с два, думаю я, вспоминая посмертную гримасу на лице Алекса. Неожиданно на меня накатывает паника, тоска и сожаление, но я заставляю себя не вскрикивать, не просить и не умолять, когда Дрю выключает фонарик, погружая нас во тьму.
Всего на минуту облака расходятся, и я вижу бесчисленные звезды, отражающиеся в замерзающем паре моего дыхания, растворяющиеся в золотистом ореоле. Где-то невероятно далеко метеор пронизывает небо, стремясь к Земле.
Спасибо, говорю я Богу, в которого не верю. Радуясь частью себя, что последнее, увиденное мной, так прекрасно.
Когда тучи возвращаются, я зажмуриваюсь, чувствуя, как заледеневшие слезы запечатывают глаза. Теперь меня охватывает скорбь – не только за себя, но и за Алекса, Жан-Люка и Сандрин.
Но больше всего за Арне.
Он пришел помочь мне. Спасти меня. И он умер, веря, что я его ненавижу, боюсь. Что считаю его чудовищем.
Мне жаль, Арне. Мне очень, очень жаль.
Я посылаю молитву в темноту вместе с тремя словами, которые не успела ему сказать.
Которые, я думала, больше никому никогда не скажу.