Завороженная этим жутким зрелищем, я лишь молча покачала головой.
Полынь помахал лепреконьим Журналом Доходов и Расходов:
— Кто в департаменте Шептунов на постоянной основе покупает чучело туманной лани? Несколько раз в год! Это слегка лицемерно, не находишь?
Я хотела ляпнуть что-то философское, но тут вайты, оставшиеся на улице, вдруг по-мушиному забились в окно. Весьма, я бы сказала, самоотверженно. До голубоватых пятнышек на стекле.
— Зачем же так убиваться! — ахнула я.
Я подпрыгнула к столу, перегнулась через него и распахнула окно, пуская в душную хижину свежий весенний воздух. Спиральки вайтов, жужжа, рванули не в комнату к Полыни, как я подумала (весна, мало ли у кого какая романтика?), а обратно к песку, где, оказывается, продолжали свои прописные изыскания. Медленно, но упорно.
«РЕКА => ДОМ» — теперь надпись выглядела так.
— Э-э, Полынь, нам стоит присмотреться к чучелам… — обескураженно протянула я, оборачиваясь.
И в этот же самый момент огромный аванк — зубастый житель речного омута — прыгнул на меня со шкафа, распахнув пасть, испокон веку не встречавшуюся со стоматологом.
Всё завертелось, как в воскресных комиксах «Вострушки».
Я с визгом упала, подныривая под тварюгу. Аванк перелетел через меня. По ходу дела он снёс письменный стол, этажерку, Полынь и — стеклянный шкаф с инструментами. Вёселый звон разбитой витрины донельзя обрадовал вайтов, которые смутились было своим запоздалым предупреждением.
Я перекатилась вправо и сорвала с бедра тугую ленту лассо. Аванк — бугристое чудовище два с половиной метра длиною — уже корячился по направлению ко мне, широко раскрыв зубастую пасть. При желании я могла впрыгнуть туда целиком, но вот только желания что-то не возникало…
— Мне нужно полминуты, Тинави! — крикнул из угла комнаты Полынь, которого слегка так придавило шкафом.
— Как ты вообще без меня работал… — проворчала я, снова откатываясь вбок.
Аванк, сипло взревев, стукнул по полу хвостом-лопатой и повернул ко мне тупорылую башку. (Тупорылый — это биологический термин, если что. Поясняю, чтобы вы не вздумали накатать жалобу о нетолерантности. У нас в Иноземном Ведомстве с этим строго).
Я отбросила лассо — не на что его было цеплять — и начала беспорядочно метать в аванка попадавшимся под руку скарбом. Бобёр, кажется, счел это приятной закуской. Глаза его были блаженно зажмурены, пасть так и оставалась открытой. Воняло из неё столь жутко, что я еле избежала соблазна зажать нос двумя руками.
Полминуты прошли.
Подручные метательные объекты кончились.
— Ар-ар-ар! — заревел аванк, сам себе желая приятного аппетита перед главным блюдом. То есть мною.
— Ну, нет уж! — я позеленела под дождиком из слюны. И приготовилась прыгать через морду монстра, как через спортивного козла.
— Сайген, р`га, булээй! — Полынь громко выкрикнул последние слова боевого заклятья Робогайя.
Шоу завершилось мгновенно.
Электрический хлыст гадюкой взметнулся под потолок, срезал потолочные маг-светильники, «добил» этажерку (глазные яблоки весело запрыгали по ковру), перерубил парочку несущих столбов хижины и располовинил аванка.
Столь смущавшая меня пасть с хрустом захлопнулась.
Мерзкая тварь упала, дымясь. Дом дымился не меньше — на этажерке, видимо, хранились кое-какие горючие склянки.
Мы с куратором переглянулись, сраженные учиненным нами разгромом.
— Ну, — обескураженно протянул Полынь, — Дело закрыто.
И принялся старательно тушить огонь.
— Как мне отмыться теперь? — простонала я, с омерзением поднимая руки, пальцы на которых склеились от слюны аванка.
— Нет, как МНЕ ОТМЫТЬСЯ?! — вдруг раздался визгливый, нервный, надрывный голос откуда-то…. Прямо изнутри чудовища.
Я замерла, не спеша приближаться к трупу. Полынь сказал: «О?» и с вновь разгоревшимся интересом присел перед передней половиной монстра. Прошла минута, заполненная некоторыми стоматологическими процедурами и металлическим запахом крови…
Наконец, совместными усилиями изнутри и снаружи, пасть аванка открыли. С языка, как с горочки, скатился лепрекон.
Всем лепреконам лепрекон: рыжеволосый обладатель зеленого костюмчика и круглых глаз с вертикальными зрачками. На голову господина Эндерлана Очоа был нацеплен магический шлем для работы с токсичными материалами. В шлеме была функция воздушного пузыря и брызгалка, что, видимо, и позволило лепрекону прожить столь долго в пузе у чудовища.
Вообще, я бы с удовольствием взяла у него интервью для несуществующей рубрики «Советы бывалых: чем заняться в желудке у монстра?», но лепрекон не был расположен к беседе.
— Вы! Убили! Моего! Аванка! — возопил господин Очоа, не размениваясь на приветствия или похвалу.
Мы с Полынью снова переглянулись.
— И спасли вас, — я тихонько кашлянула.
— Шкуру попортили! А кости-то, кости! А-а-а! — продолжал бесноваться лепрекон, бегая кругами.
Я тихонько выдохнула, радуясь хотя бы тому, что за своей профессиональной скорбью он не замечает общих разрушений вокруг.
— Подпишите тут, пожалуйста, — Полынь безапелляционно подсунул лепрекону ведомственный бланк и перо.
— Вам помочь, э-э-э, с уборкой? — сочувственно предложила я.
Таксидермист таксидермистом, а хижина его теперь долго не простоит. Без вот этих двух чудных балок-то.
— Уже помогли! Ловчие, чтоб вас! — снова заголосил господин Очоа.
Но бумажку подписал безропотно. То ли все-таки рад спасению, то ли испугался непроницаемой физиономии Полыни.
Это я знаю, что эта холодная рожа свидетельствует о том, что куратору жалко убиенную зверушку, какой бы гадкой она не была. А для всех остальных глухая линия поджатых губ Внемлющего видится, скорее, признаком черствости.
— До свидания, господин Очоа! — последний раз попробовала быть милой я, уже покидая негостеприимный дом лепрекона.
— Никаких пепловых свиданий! Валите отсюда! — яростно заорали в ответ.
* * *
— Спорим, он всё-таки пожалуется на нас, едва отойдет от шока? — вздохнула я полтора часа спустя, когда мы отдавали лошадей в ведомственную конюшню (запах стойла напомнил мне аванка).
— Пожалуется. Наверняка, — Полынь почему-то улыбнулся.
— Лепреконы всегда жалуются, вредные создания! — поддакнул куратору конюх, эльф по имени Йелангерлеибал. (Я уже говорила, что если ты эльф и хочешь много денег, то иди в логопеды? У всех остроухих так себе с именами).
Мы пожелали эльфу хорошего дня и поспешили на улицу: она манила резким снопом света в конце конюшни.
Вокруг нас засиял Шолох — наша безупречная, невероятная, восхитительная и волшебная столица. «Город магии, мигрантов и свободы», — как гласят рекламные афиши Лесного ведомства, что несёт ответственность за непрекращающийся поток туристов и такую приятную вещь, как связанное с ними золото.
Было десять часов с хвостиком.
Утро вошло в полную силу: солнце в пудрово-розовой дымке беззаботно щекоталось над верхушками пиний. Стало куда теплее. Министерская площадь, обычно шумная, дышала простором: сотрудники ведомств уже разбежались по кабинетам. Ну, большинство из них.
Только некоторые — самые ленивые и самые крутые (угадайте, кто из них мы) — оставались «на свободе».
Мы с Полынью, воровато оглянувшись на помпезную лестницу Иноземного Ведомства, нагло потопали прочь, к набережной, пестрящей магазинами и кофейнями. Пусть на улице и было холодно, упрямые шолоховцы уже вовсю сидели на верандах. Заматывались в пледы, как мумии, но сидели. И я хотела присоединиться к этому шерстяному гимну весне.
— Кофе, — сказала я, указывая Полыни на поворот к Ратушной площади, где был мой любимый ресторанчик, — Кофе, кофе, кофе. Если ты надеешься, что я и дальше буду выигрывать тебе по полминуты перед лицом врага, мне точно нужен завтрак. Немедленно. «Все кураторы кормят своих помощников; все Ловчие кормят своих мальков» — это одно из условий контракта. Если нет — надо вписать. Пошли к шефу, пусть вписывает. Но сначала — кофе!
Обычно Полынь как-то шутливо отчитывал меня за такие вымогательские тирады.
Но сейчас куратор только продолжал улыбаться. И мне постепенно перестала нравиться эта улыбка…
— Что-то не так? — наконец, я резко остановилась. Так резко, что чуть не попала под колеса цветочной телеги, катившейся по набережной под горку. Почему-то в одиночестве. Лавочница бежала вслед со значительным отставанием. За лавочницей бежали мрачные стражи. То ли на наших глазах задерживают преступницу, то ли стражи пытаются помочь. Но, как всегда, с такими лицами, что лучше б не помогали.
Когда вся их вопящая когорта растворилась в утренней дымке, Полынь подмигнул и вытащил руку из-за спины. В его зажатом кулаке определенно что-то было. Я панически сглотнула и сделала шаг назад.
— В реку не упади, — хмыкнул Ловчий.
— Если там то, что я думаю — лучше в реку.
— Время пришло, Тинави, — гордо сказал Полынь.
— Помогите, — сказала я.
Но никто не услышал мою просьбу. Вернее, один из лодочников услышал — я краем глаза засекла его любопытный взгляд. Но этот дядька с бровями, похожими на кусты жимолости, явно решил, что я несерьезно.
И зря!
Потому что Полынь, не слушая моих возражений, все-таки разжал ладонь. Не переставая, садист, улыбаться.
На ладони лежал кружевной ключ на золотистой цепочке. К цепочке была прицеплена бирка: «Тридцать третий».
— Это ключ от твоего нового кабинета. Прими мои поздравления. Теперь ты — самостоятельная Ловчая. Полноценный сотрудник Ведомства. Твоя затянувшаяся стажировка с успехом завершена, — с чувством сказал Полынь и еще чуть выше задрал подбородок.
Я застонала.
— Дело под кодовым названием «Кто сожрал культиста?» — это первое приписанное к тебе дело. Поэтому жалоба господина Очоа, буде она появится, придёт на твоё имя, — Полынь подмигнул.
Полынь помахал лепреконьим Журналом Доходов и Расходов:
— Кто в департаменте Шептунов на постоянной основе покупает чучело туманной лани? Несколько раз в год! Это слегка лицемерно, не находишь?
Я хотела ляпнуть что-то философское, но тут вайты, оставшиеся на улице, вдруг по-мушиному забились в окно. Весьма, я бы сказала, самоотверженно. До голубоватых пятнышек на стекле.
— Зачем же так убиваться! — ахнула я.
Я подпрыгнула к столу, перегнулась через него и распахнула окно, пуская в душную хижину свежий весенний воздух. Спиральки вайтов, жужжа, рванули не в комнату к Полыни, как я подумала (весна, мало ли у кого какая романтика?), а обратно к песку, где, оказывается, продолжали свои прописные изыскания. Медленно, но упорно.
«РЕКА => ДОМ» — теперь надпись выглядела так.
— Э-э, Полынь, нам стоит присмотреться к чучелам… — обескураженно протянула я, оборачиваясь.
И в этот же самый момент огромный аванк — зубастый житель речного омута — прыгнул на меня со шкафа, распахнув пасть, испокон веку не встречавшуюся со стоматологом.
Всё завертелось, как в воскресных комиксах «Вострушки».
Я с визгом упала, подныривая под тварюгу. Аванк перелетел через меня. По ходу дела он снёс письменный стол, этажерку, Полынь и — стеклянный шкаф с инструментами. Вёселый звон разбитой витрины донельзя обрадовал вайтов, которые смутились было своим запоздалым предупреждением.
Я перекатилась вправо и сорвала с бедра тугую ленту лассо. Аванк — бугристое чудовище два с половиной метра длиною — уже корячился по направлению ко мне, широко раскрыв зубастую пасть. При желании я могла впрыгнуть туда целиком, но вот только желания что-то не возникало…
— Мне нужно полминуты, Тинави! — крикнул из угла комнаты Полынь, которого слегка так придавило шкафом.
— Как ты вообще без меня работал… — проворчала я, снова откатываясь вбок.
Аванк, сипло взревев, стукнул по полу хвостом-лопатой и повернул ко мне тупорылую башку. (Тупорылый — это биологический термин, если что. Поясняю, чтобы вы не вздумали накатать жалобу о нетолерантности. У нас в Иноземном Ведомстве с этим строго).
Я отбросила лассо — не на что его было цеплять — и начала беспорядочно метать в аванка попадавшимся под руку скарбом. Бобёр, кажется, счел это приятной закуской. Глаза его были блаженно зажмурены, пасть так и оставалась открытой. Воняло из неё столь жутко, что я еле избежала соблазна зажать нос двумя руками.
Полминуты прошли.
Подручные метательные объекты кончились.
— Ар-ар-ар! — заревел аванк, сам себе желая приятного аппетита перед главным блюдом. То есть мною.
— Ну, нет уж! — я позеленела под дождиком из слюны. И приготовилась прыгать через морду монстра, как через спортивного козла.
— Сайген, р`га, булээй! — Полынь громко выкрикнул последние слова боевого заклятья Робогайя.
Шоу завершилось мгновенно.
Электрический хлыст гадюкой взметнулся под потолок, срезал потолочные маг-светильники, «добил» этажерку (глазные яблоки весело запрыгали по ковру), перерубил парочку несущих столбов хижины и располовинил аванка.
Столь смущавшая меня пасть с хрустом захлопнулась.
Мерзкая тварь упала, дымясь. Дом дымился не меньше — на этажерке, видимо, хранились кое-какие горючие склянки.
Мы с куратором переглянулись, сраженные учиненным нами разгромом.
— Ну, — обескураженно протянул Полынь, — Дело закрыто.
И принялся старательно тушить огонь.
— Как мне отмыться теперь? — простонала я, с омерзением поднимая руки, пальцы на которых склеились от слюны аванка.
— Нет, как МНЕ ОТМЫТЬСЯ?! — вдруг раздался визгливый, нервный, надрывный голос откуда-то…. Прямо изнутри чудовища.
Я замерла, не спеша приближаться к трупу. Полынь сказал: «О?» и с вновь разгоревшимся интересом присел перед передней половиной монстра. Прошла минута, заполненная некоторыми стоматологическими процедурами и металлическим запахом крови…
Наконец, совместными усилиями изнутри и снаружи, пасть аванка открыли. С языка, как с горочки, скатился лепрекон.
Всем лепреконам лепрекон: рыжеволосый обладатель зеленого костюмчика и круглых глаз с вертикальными зрачками. На голову господина Эндерлана Очоа был нацеплен магический шлем для работы с токсичными материалами. В шлеме была функция воздушного пузыря и брызгалка, что, видимо, и позволило лепрекону прожить столь долго в пузе у чудовища.
Вообще, я бы с удовольствием взяла у него интервью для несуществующей рубрики «Советы бывалых: чем заняться в желудке у монстра?», но лепрекон не был расположен к беседе.
— Вы! Убили! Моего! Аванка! — возопил господин Очоа, не размениваясь на приветствия или похвалу.
Мы с Полынью снова переглянулись.
— И спасли вас, — я тихонько кашлянула.
— Шкуру попортили! А кости-то, кости! А-а-а! — продолжал бесноваться лепрекон, бегая кругами.
Я тихонько выдохнула, радуясь хотя бы тому, что за своей профессиональной скорбью он не замечает общих разрушений вокруг.
— Подпишите тут, пожалуйста, — Полынь безапелляционно подсунул лепрекону ведомственный бланк и перо.
— Вам помочь, э-э-э, с уборкой? — сочувственно предложила я.
Таксидермист таксидермистом, а хижина его теперь долго не простоит. Без вот этих двух чудных балок-то.
— Уже помогли! Ловчие, чтоб вас! — снова заголосил господин Очоа.
Но бумажку подписал безропотно. То ли все-таки рад спасению, то ли испугался непроницаемой физиономии Полыни.
Это я знаю, что эта холодная рожа свидетельствует о том, что куратору жалко убиенную зверушку, какой бы гадкой она не была. А для всех остальных глухая линия поджатых губ Внемлющего видится, скорее, признаком черствости.
— До свидания, господин Очоа! — последний раз попробовала быть милой я, уже покидая негостеприимный дом лепрекона.
— Никаких пепловых свиданий! Валите отсюда! — яростно заорали в ответ.
* * *
— Спорим, он всё-таки пожалуется на нас, едва отойдет от шока? — вздохнула я полтора часа спустя, когда мы отдавали лошадей в ведомственную конюшню (запах стойла напомнил мне аванка).
— Пожалуется. Наверняка, — Полынь почему-то улыбнулся.
— Лепреконы всегда жалуются, вредные создания! — поддакнул куратору конюх, эльф по имени Йелангерлеибал. (Я уже говорила, что если ты эльф и хочешь много денег, то иди в логопеды? У всех остроухих так себе с именами).
Мы пожелали эльфу хорошего дня и поспешили на улицу: она манила резким снопом света в конце конюшни.
Вокруг нас засиял Шолох — наша безупречная, невероятная, восхитительная и волшебная столица. «Город магии, мигрантов и свободы», — как гласят рекламные афиши Лесного ведомства, что несёт ответственность за непрекращающийся поток туристов и такую приятную вещь, как связанное с ними золото.
Было десять часов с хвостиком.
Утро вошло в полную силу: солнце в пудрово-розовой дымке беззаботно щекоталось над верхушками пиний. Стало куда теплее. Министерская площадь, обычно шумная, дышала простором: сотрудники ведомств уже разбежались по кабинетам. Ну, большинство из них.
Только некоторые — самые ленивые и самые крутые (угадайте, кто из них мы) — оставались «на свободе».
Мы с Полынью, воровато оглянувшись на помпезную лестницу Иноземного Ведомства, нагло потопали прочь, к набережной, пестрящей магазинами и кофейнями. Пусть на улице и было холодно, упрямые шолоховцы уже вовсю сидели на верандах. Заматывались в пледы, как мумии, но сидели. И я хотела присоединиться к этому шерстяному гимну весне.
— Кофе, — сказала я, указывая Полыни на поворот к Ратушной площади, где был мой любимый ресторанчик, — Кофе, кофе, кофе. Если ты надеешься, что я и дальше буду выигрывать тебе по полминуты перед лицом врага, мне точно нужен завтрак. Немедленно. «Все кураторы кормят своих помощников; все Ловчие кормят своих мальков» — это одно из условий контракта. Если нет — надо вписать. Пошли к шефу, пусть вписывает. Но сначала — кофе!
Обычно Полынь как-то шутливо отчитывал меня за такие вымогательские тирады.
Но сейчас куратор только продолжал улыбаться. И мне постепенно перестала нравиться эта улыбка…
— Что-то не так? — наконец, я резко остановилась. Так резко, что чуть не попала под колеса цветочной телеги, катившейся по набережной под горку. Почему-то в одиночестве. Лавочница бежала вслед со значительным отставанием. За лавочницей бежали мрачные стражи. То ли на наших глазах задерживают преступницу, то ли стражи пытаются помочь. Но, как всегда, с такими лицами, что лучше б не помогали.
Когда вся их вопящая когорта растворилась в утренней дымке, Полынь подмигнул и вытащил руку из-за спины. В его зажатом кулаке определенно что-то было. Я панически сглотнула и сделала шаг назад.
— В реку не упади, — хмыкнул Ловчий.
— Если там то, что я думаю — лучше в реку.
— Время пришло, Тинави, — гордо сказал Полынь.
— Помогите, — сказала я.
Но никто не услышал мою просьбу. Вернее, один из лодочников услышал — я краем глаза засекла его любопытный взгляд. Но этот дядька с бровями, похожими на кусты жимолости, явно решил, что я несерьезно.
И зря!
Потому что Полынь, не слушая моих возражений, все-таки разжал ладонь. Не переставая, садист, улыбаться.
На ладони лежал кружевной ключ на золотистой цепочке. К цепочке была прицеплена бирка: «Тридцать третий».
— Это ключ от твоего нового кабинета. Прими мои поздравления. Теперь ты — самостоятельная Ловчая. Полноценный сотрудник Ведомства. Твоя затянувшаяся стажировка с успехом завершена, — с чувством сказал Полынь и еще чуть выше задрал подбородок.
Я застонала.
— Дело под кодовым названием «Кто сожрал культиста?» — это первое приписанное к тебе дело. Поэтому жалоба господина Очоа, буде она появится, придёт на твоё имя, — Полынь подмигнул.