Подняв фонарь высоко перед глазами, я двинулась вперед. Свернула за угол.
Там было чуть светлее: на каменном полу, таком сыром, что весь его покрыла плесень, лежал магический светильник. Он обрисовывал силуэт Ринды Милкис, которая сидела, прижавшись спиной к стене и поджав колени. Голубые волосы свешивались, закрывая лицо девчонки. Ринда что-то сосредоточенно карябала в тетради.
— Ты что тут делаешь? — переведя дыхание, с облегчением спросила я.
— Задачу решаю! — пробасила девочка. — Тебя мои родители прислали?
— Не родители, а Ведомство. Почему тут так темно?
— В коридорах тушат свет в девять вечера. Остаются только аквариумы у кроватей, чтобы ребята попусту не бродили по замку. Ну и экономия.
— Если все разошлись, почему ты до сих пор здесь?
— Я же сказала: решаю задачу. Когда дети учатся — разве это не прекрасно?
— Я бы сказала — это подозрительно… — проворчала я. — А где директор? Воспитатели?
— Заперлись по комнатам. Рабочий день окончен, а они ненавидят это место.
— Почему?
— Не знаю, Тинави. Просто некоторым ненависть дается лучше, чем любовь.
Я удивилась:
— Ты запомнила мое имя?
— Ясен хрен. Вам же, взрослым, это так льстит.
Мне не очень понравился её тон. Но нужно было сделать скидку на трудный возраст.
— Ладно, Ринда, пойдем, я отведу тебя домой. Почему ты вообще решаешь задачи здесь, а не у себя, мне интересно?
— Потому что некоторые задачи можно решить только тут… — с некими презрительными нотками заявила девочка.
Ринда Милкис перестала писать. Она спрятала перо за ухо, рывком поднялась, зачитала магическую формулу, которую, видимо, все это время выводила, и стала поочередно дергать за штыри отсутствующих факелов.
Легкий сквозняк, щелчок. Забрало у рыцарских доспехов дальше по коридору поднялось. Ринда подскочила туда, смело засунула руку в нутро реликта и с довольным смешком достала какой-то свиток.
— Вот теперь можем идти! — удовлетворенно прогудела девчонка.
Я была слишком удивлена, чтобы возражать. Ринду же полностью поглотил свиток: она развернула его и читала на ходу. Я скосила глаза на текст. Магические формулы на стародольнем языке. Увидев, что я смотрю, Ринда отвернула от меня пергамент…
Можно было ничего не спрашивать, конечно. Довести девчонку до Предболотья и уехать на пижамную вечеринку. Но меня разбирало любопытство.
— Это какая-то игра? — спросила я.
— Нет. Я хочу получить грант в Луговую школу.
— Что за Луговая школа?
— Крутейший пансионат для умников, будущих рыцарей света. Его основал выпускник Тернового замка. Чтобы туда попасть, надо пройти вступительный экзамен: решить ряд задачек, спрятанных здесь. Ты решаешь загадку — и она ведёт тебя к следующей. А потом к следующей. И так далее. Некоторые надо решать прямо в замке. Другие, — Ринда помахала свитком, — Можно взять домой.
— Ого. Здорово. Рыцари света — неплохое позиционирование!.. Но получается, Луговая школа рассчитана на местных детей, сирот? Это нормально, что ты отбираешь у них квоту?
— Всех, у кого был шанс, уже забрали, — зевнула Ринда. — Надо все-таки очень постараться, чтобы выиграть грант. Да и не все готовы на такие вещи. Короче, ребята не против моих попыток.
— Предположим. Но почему ты просто не попросишь родителей отправить тебя в эту Луговую школу?
— Они не согласятся. Я вообще всё держу в секрете, потому что их надо ставить перед фактом. А то… У мамы весь мир ограничен семьей, у папы — работой. Они не то чтобы не знают, что в чем смысл жизни, они его даже не пробуют искать. Если я скажу, что хочу уехать от них в пансионат, они меня привяжут к шкафу. Лучше буду несчастной дурой, но дома, чем самореализовавшейся героиней, но далеко, — так они считают. Родительские инстинкты, блин! — Ринда презрительно скривилась.
Я снова поморщилась от её монолога, но спорить не стала. Подросток, эх!
Путь до Предболотья мы проделали молча. Только невидимый бэльбог дважды шепнул мне о ненадежных кочках, и оба раза я вполголоса говорила «спасибо», ловя на себе удивленные взгляды Ринды.
* * *
Выдача девочки родителям прошла нормально.
Ну, подумаешь, у меня на виске теперь будет шрам от фарфора. Не первый уже, прах побери. Да и на коже шрамы не так страшны, как на сердце.
— Не хочешь признаваться родителям о школе, так постарайся хотя бы решать свои задачки в урочное время, — попросила я Ринду на прощанье.
Она лишь фыркнула, и я скорее покинула негостеприимный дом — вслед мне летел всяческий бытовой скарб.
Это тоже уборка, наверное…
* * *
Воздух был густым и влажным — после дождя и перед новым дождем. Вечерний ливень оказался излишне щедрым для Предболотья: я не прошла и ста метров, а ноги уже увязали в жидкой грязи, захватившей не только обочины, но и центр дороги.
Будет глупо пережить болота, а теперь утонуть в луже.
Запахнувшись в плащ, скукожившись под липой, я минут пятнадцать спустя дождалась-таки появление случайного кэба, незнамо как завернувшего в этот печальный район. Внутри кареты мне пришлось подстелить под себя газету — извозчик очень уж негодовал, увидев мой плащ, в этот момент состоявший из дождя чуть более чем на пятьдесят процентов.
— На Морскую площадь, а потом в район Плавучего рынка, — попросила я.
— Судя по адресам, вы прям любите воду, госпожа! — вздрогнул перевозчик и протянул мне еще один номер "Вострушки".
Обернувшись газетами до состояния дневной мумии, я откинулась на бархатную подушку и задремала.
ГЛАВА 8. Пижамная вечеринка
Жизнь любит, чтобы мы изумлялись. Если твоей фантазии не хватает на то, чтобы множить удивительное, добрая судьба будет макать тебя в сюрпризы снова и снова. Только вот беда: она не видит разницы между хорошим и плохим. Главное — чтоб внезапно.
Из трактата "Характер и наклонности Вселенной"
Перед тем, как ехать к Дахху, я заглянула к госпоже Пионии де Винтервилль — лавочнице, хозяйке чаёвно-кондитерской телеги. Телега эта обретается на Морской площади. Когда я прибыла, дождь еще шёл, но Пионии всё было нипочем: лавку окружал атмосферный купол.
Пиония — очаровательная старушка с густыми завитками седых волос — стояла в нём, как статуэтка. Ослик Изергааль, тягловая сила телеги, клевал носом — как всегда. Разнотравье глиняных чайников дымилось всеми сортами ароматных настоек, а благоухающие охапки живых цветов развалились по возу, как денди-сибариты.
Я попросила кучера подождать: «я на минуту!». Перевозчик вежливо выдал мне зонт, под чьим прикрытием я дотопала до лавки.
Завидев меня, Пиония подмигнула и наколдовала в куполе небольшую дверцу:
— Тинави, деточка! Что, чайку перед сном захотелось?
— Как иначе! — я почувствовала, как губы подымаются улыбкой.
Есть такие люди — рядом с ними волей-неволей начинаешь улыбаться. От них будто исходят волны света — теплого, золотого, пахнущего любовью. Пиония из них. Мне только интересно: она стала булочницей из-за этого света, или свет пришел к ней вместе с выпечкой?
Я заказала липовый сбор. Старушка поколдовала над чайником, зачаровав его, чтоб хранил тепло. А потом решительно отказалась от протянутых денег:
— Сегодня, милая, я попрошу не золота, а твоего времени. Прости мне такую жадность: я очень волнуюсь — а потому веду себя столь скупо…
Я удивилась. Нет. Не словам про жадность: то, что время — это единственная по-настоящему важная валюта, я знала всегда. Скорее, самой просьбе: Пиония еще ни разу у меня ничего не просила.
Старушка подняла полукружья бровей:
— Ты помнишь, что мой сын занимает не последнюю должность в Саусборне?
— Конечно! Он зловещий архиепископ, как вы сами говорите, — хмыкнула я. И тотчас вспомнила разговор с Эрвином Боу: — Он ведь приезжает в Шолох на этой неделе, да?
— Именно так, деточка, — Пиония была заметно смущена. Потерев кружевной фартук, она робко опустила взгляд за розоватыми стеклами круглых очков. — Ноа — так его зовут, — прибывает послезавтра. Как я знаю, людям его статуса выделяют сотрудников из вашего Ведомства для слежки…
Я кивнула. Все верно. Превентивная политика.
— Я бы хотела, чтобы сопровождающей Ноа стала ты, Тинави. Сыну — из уважения к церкви — разрешили сделать выбор самому.
— О?..
Капли дождя облепляли купол, расползаясь мечтами.
Там было чуть светлее: на каменном полу, таком сыром, что весь его покрыла плесень, лежал магический светильник. Он обрисовывал силуэт Ринды Милкис, которая сидела, прижавшись спиной к стене и поджав колени. Голубые волосы свешивались, закрывая лицо девчонки. Ринда что-то сосредоточенно карябала в тетради.
— Ты что тут делаешь? — переведя дыхание, с облегчением спросила я.
— Задачу решаю! — пробасила девочка. — Тебя мои родители прислали?
— Не родители, а Ведомство. Почему тут так темно?
— В коридорах тушат свет в девять вечера. Остаются только аквариумы у кроватей, чтобы ребята попусту не бродили по замку. Ну и экономия.
— Если все разошлись, почему ты до сих пор здесь?
— Я же сказала: решаю задачу. Когда дети учатся — разве это не прекрасно?
— Я бы сказала — это подозрительно… — проворчала я. — А где директор? Воспитатели?
— Заперлись по комнатам. Рабочий день окончен, а они ненавидят это место.
— Почему?
— Не знаю, Тинави. Просто некоторым ненависть дается лучше, чем любовь.
Я удивилась:
— Ты запомнила мое имя?
— Ясен хрен. Вам же, взрослым, это так льстит.
Мне не очень понравился её тон. Но нужно было сделать скидку на трудный возраст.
— Ладно, Ринда, пойдем, я отведу тебя домой. Почему ты вообще решаешь задачи здесь, а не у себя, мне интересно?
— Потому что некоторые задачи можно решить только тут… — с некими презрительными нотками заявила девочка.
Ринда Милкис перестала писать. Она спрятала перо за ухо, рывком поднялась, зачитала магическую формулу, которую, видимо, все это время выводила, и стала поочередно дергать за штыри отсутствующих факелов.
Легкий сквозняк, щелчок. Забрало у рыцарских доспехов дальше по коридору поднялось. Ринда подскочила туда, смело засунула руку в нутро реликта и с довольным смешком достала какой-то свиток.
— Вот теперь можем идти! — удовлетворенно прогудела девчонка.
Я была слишком удивлена, чтобы возражать. Ринду же полностью поглотил свиток: она развернула его и читала на ходу. Я скосила глаза на текст. Магические формулы на стародольнем языке. Увидев, что я смотрю, Ринда отвернула от меня пергамент…
Можно было ничего не спрашивать, конечно. Довести девчонку до Предболотья и уехать на пижамную вечеринку. Но меня разбирало любопытство.
— Это какая-то игра? — спросила я.
— Нет. Я хочу получить грант в Луговую школу.
— Что за Луговая школа?
— Крутейший пансионат для умников, будущих рыцарей света. Его основал выпускник Тернового замка. Чтобы туда попасть, надо пройти вступительный экзамен: решить ряд задачек, спрятанных здесь. Ты решаешь загадку — и она ведёт тебя к следующей. А потом к следующей. И так далее. Некоторые надо решать прямо в замке. Другие, — Ринда помахала свитком, — Можно взять домой.
— Ого. Здорово. Рыцари света — неплохое позиционирование!.. Но получается, Луговая школа рассчитана на местных детей, сирот? Это нормально, что ты отбираешь у них квоту?
— Всех, у кого был шанс, уже забрали, — зевнула Ринда. — Надо все-таки очень постараться, чтобы выиграть грант. Да и не все готовы на такие вещи. Короче, ребята не против моих попыток.
— Предположим. Но почему ты просто не попросишь родителей отправить тебя в эту Луговую школу?
— Они не согласятся. Я вообще всё держу в секрете, потому что их надо ставить перед фактом. А то… У мамы весь мир ограничен семьей, у папы — работой. Они не то чтобы не знают, что в чем смысл жизни, они его даже не пробуют искать. Если я скажу, что хочу уехать от них в пансионат, они меня привяжут к шкафу. Лучше буду несчастной дурой, но дома, чем самореализовавшейся героиней, но далеко, — так они считают. Родительские инстинкты, блин! — Ринда презрительно скривилась.
Я снова поморщилась от её монолога, но спорить не стала. Подросток, эх!
Путь до Предболотья мы проделали молча. Только невидимый бэльбог дважды шепнул мне о ненадежных кочках, и оба раза я вполголоса говорила «спасибо», ловя на себе удивленные взгляды Ринды.
* * *
Выдача девочки родителям прошла нормально.
Ну, подумаешь, у меня на виске теперь будет шрам от фарфора. Не первый уже, прах побери. Да и на коже шрамы не так страшны, как на сердце.
— Не хочешь признаваться родителям о школе, так постарайся хотя бы решать свои задачки в урочное время, — попросила я Ринду на прощанье.
Она лишь фыркнула, и я скорее покинула негостеприимный дом — вслед мне летел всяческий бытовой скарб.
Это тоже уборка, наверное…
* * *
Воздух был густым и влажным — после дождя и перед новым дождем. Вечерний ливень оказался излишне щедрым для Предболотья: я не прошла и ста метров, а ноги уже увязали в жидкой грязи, захватившей не только обочины, но и центр дороги.
Будет глупо пережить болота, а теперь утонуть в луже.
Запахнувшись в плащ, скукожившись под липой, я минут пятнадцать спустя дождалась-таки появление случайного кэба, незнамо как завернувшего в этот печальный район. Внутри кареты мне пришлось подстелить под себя газету — извозчик очень уж негодовал, увидев мой плащ, в этот момент состоявший из дождя чуть более чем на пятьдесят процентов.
— На Морскую площадь, а потом в район Плавучего рынка, — попросила я.
— Судя по адресам, вы прям любите воду, госпожа! — вздрогнул перевозчик и протянул мне еще один номер "Вострушки".
Обернувшись газетами до состояния дневной мумии, я откинулась на бархатную подушку и задремала.
ГЛАВА 8. Пижамная вечеринка
Жизнь любит, чтобы мы изумлялись. Если твоей фантазии не хватает на то, чтобы множить удивительное, добрая судьба будет макать тебя в сюрпризы снова и снова. Только вот беда: она не видит разницы между хорошим и плохим. Главное — чтоб внезапно.
Из трактата "Характер и наклонности Вселенной"
Перед тем, как ехать к Дахху, я заглянула к госпоже Пионии де Винтервилль — лавочнице, хозяйке чаёвно-кондитерской телеги. Телега эта обретается на Морской площади. Когда я прибыла, дождь еще шёл, но Пионии всё было нипочем: лавку окружал атмосферный купол.
Пиония — очаровательная старушка с густыми завитками седых волос — стояла в нём, как статуэтка. Ослик Изергааль, тягловая сила телеги, клевал носом — как всегда. Разнотравье глиняных чайников дымилось всеми сортами ароматных настоек, а благоухающие охапки живых цветов развалились по возу, как денди-сибариты.
Я попросила кучера подождать: «я на минуту!». Перевозчик вежливо выдал мне зонт, под чьим прикрытием я дотопала до лавки.
Завидев меня, Пиония подмигнула и наколдовала в куполе небольшую дверцу:
— Тинави, деточка! Что, чайку перед сном захотелось?
— Как иначе! — я почувствовала, как губы подымаются улыбкой.
Есть такие люди — рядом с ними волей-неволей начинаешь улыбаться. От них будто исходят волны света — теплого, золотого, пахнущего любовью. Пиония из них. Мне только интересно: она стала булочницей из-за этого света, или свет пришел к ней вместе с выпечкой?
Я заказала липовый сбор. Старушка поколдовала над чайником, зачаровав его, чтоб хранил тепло. А потом решительно отказалась от протянутых денег:
— Сегодня, милая, я попрошу не золота, а твоего времени. Прости мне такую жадность: я очень волнуюсь — а потому веду себя столь скупо…
Я удивилась. Нет. Не словам про жадность: то, что время — это единственная по-настоящему важная валюта, я знала всегда. Скорее, самой просьбе: Пиония еще ни разу у меня ничего не просила.
Старушка подняла полукружья бровей:
— Ты помнишь, что мой сын занимает не последнюю должность в Саусборне?
— Конечно! Он зловещий архиепископ, как вы сами говорите, — хмыкнула я. И тотчас вспомнила разговор с Эрвином Боу: — Он ведь приезжает в Шолох на этой неделе, да?
— Именно так, деточка, — Пиония была заметно смущена. Потерев кружевной фартук, она робко опустила взгляд за розоватыми стеклами круглых очков. — Ноа — так его зовут, — прибывает послезавтра. Как я знаю, людям его статуса выделяют сотрудников из вашего Ведомства для слежки…
Я кивнула. Все верно. Превентивная политика.
— Я бы хотела, чтобы сопровождающей Ноа стала ты, Тинави. Сыну — из уважения к церкви — разрешили сделать выбор самому.
— О?..
Капли дождя облепляли купол, расползаясь мечтами.