– Не желаете, чтобы я принёс восковую свечу? – предложил Тиль. – У нас они по той же стоимости, что и в лавке, не дороже.
– Нет, спасибо, мимо рта не пронесем!
Выпив свою кружку, бывший монах взял ещё одну и теперь неспешно потягивал густую пенящуюся жидкость, меланхолично закусывая сыром. Шустер был занят тем, что считал одним из двух самых приятных вещей на свете – едой. Мясо оказалось вкусным, да и вино очень приятным. Второй самой приятной вещью на свете для него являлась собственная значимость и власть. Пусть и маленькая, но которой он был лишен по вине этой рыжей ведьмы…
Они почти не разговаривали, каждого угнетали тяжелые мысли и мрачные обиды. У бывшего счетовода даже аппетит пропал, он резко отодвинул недоеденное мясо и заказал шнапса. Алоизий одним глотком допил своё пиво, придвинул чужую тарелку к себе и, недолго думая, принялся доедать порцию Шустера его же вилкой.
– А правда, что рыжие волосы у женщины есть признак ведьмы? – спросил бывший счетовод.
– Один из признаков, сын мой! – по привычке сказал бывший монах, но Шустер осадил его:
– Я уже не сын твой, а ты – не мой пастырь!
– Увы, это действительно так, сын… – и тут же поправился. – Это действительно так, Рудольф!
– И я, и ты стали жертвами козней этой рыжей ведьмы! А ведь она осталась безнаказанной! – Шустер залпом выпил свой шнапс, а Алоизий вымакал его хлебом остатки соуса из его тарелки.
– Не нам, обычным слабым людям, наказывать грешников! – смиренно произнес бывший монах. – И не наше дело разоблачать ведьм…
– Но если на лесной тропинке тебе встретится змея, ведь ты убьешь ее?
– Скорей обойду, – покачал головой Алоизий.
– А если она заползет в твой дом или в твой сапог?
– Тогда у меня не будет другого выхода…
– Сейчас у нас тоже нет другого выхода. Ты уже доедаешь чужую еду, чтобы удовлетворить голод. А что с тобой будет дальше? И что будет со мной?
– Но мы не можем изменить предначертание судьбы, сын мой! Вернее, Рудольф…
– Однако, изменить последствия злодейского колдовства мы можем!
– Каким образом? – Алоизий впервые заинтересовался разговором. В отблесках печного огня его худое, испещренное морщинами лицо казалось застывшей маской злого духа.
– Если ведьма куда-то улетит на своей метле, то кто станет счетоводом?
Алоизий пожевал пустым ртом.
– Не знаю. Кроме тебя в замке нет грамотеев…
– Вот именно! Пусть я допускал ошибки, но я много лет выполнял свою работу! И худо-бедно справлялся со своими обязанностями. Если место освободится, то меня вернут на прежнюю должность! А тебя я опять сделаю своим помощником вместо этого дурака Бартольда, который считает на пальцах!
– Но куда улетит рыжая Клара? Я даже не уверен, что она умеет летать!
– Ведьма заслуживает наказания! И ее надо вычеркнуть из списков живых!
– Увы, сын мой… То есть Рудольф, эти списки даже раньше не находились в моем ведении…
– Хватит играть словами! Я думаю, ты знаешь человека, который сможет это сделать за хорошие деньги. Ведь тебе исповедуются во всех самых страшных грехах!
– Это будут плохие деньги, Рудольф! Причем независимо от суммы! А вот если ты купишь мне шнапса, то они будут хорошими… Ведь деньги сами по себе не хороши и не плохи, все зависит от цели, на которые их тратят…
– Так что ты скажешь на мое предложение?
Бывший монах надолго задумался.
– Я действительно знаю такого человека! – наконец, сказал он.
– Тогда мы можем выпить за исполнение задуманного! – скрывая радость, сказал Шустер и заказал еще шнапса. Они с удовольствием выпили.
– Он из деревни Моосхам, его зовут Гюнтер, – продолжил Алоизий. – И на исповедях каялся в убиении людей…
Бывший счетовод прищурился.
– А почему он каялся тебе, а не в своем приходе?
– Сие мне неведомо! – Алоизий сложил ладони перед грудью и поднял очи к закопченному бревенчатому потолку. – Но, по моему разумению, он не очень доверял моосхамскому пастырю и опасался огласки…
– Почему же он не переселился сюда?
– Увы, я не умею читать мысли, а языки часто лживы, – не меняя позы, ответил бывший монах. – Он говорил, что здесь нет для него работы. Возможно, это соответствовало действительности…
– А кем же он работал?
– Сын мой, ты путаешь исповедь с допросом в Святой инквизиции! – улыбнулся Алоизий одними уголками губ. – Могу только сказать, что это угрюмый и нелюдимый дикарь, которого боятся даже соседи. Его считают полоумным: старые люди помнят, как он в детстве забавлялся тем, что сдирал кожу с лягушек, убивал ежей и прочую живность… Он скуп, очень жаден и, по моим наблюдениям, за деньги готов на все! Так что, не вздумай его обмануть!
– Я не собираюсь этого делать! У меня достаточно денег, и, в отличие от многих, я догадался их спрятать! – снисходительно ответил Шустер и заказал еще шнапса. Дело шло на лад. Оставалось оговорить детали.
– Надо узнать, где она бывает, – сказал бывший счетовод. – Но сделать это тайно.
– Поручи Хельмуту Юргенсу, – бывший монах указал корявым пальцем на пустой стол, за которым обычно сидели разжалованные таможенники. – Он очень обижен на рыжую бесовку, к тому же ему нужны деньги.
Шустер последовал его совету. На следующий же день он угостил Юргенса пивом с мясным пирогом и завел задушевный разговор.
– Вы с Мозером, как и я, и все остальные, пострадали ни за что, – говорил он, а молодой человек внимательно слушал. – А та злодейка, которая разрушила наши жизни, сама ворует так, что вам и не снилось! Если найти, куда она прячет деньги, то я пойду к Господину и разоблачу эту тварь! Но у меня нет уже той ловкости, которая нужна для этого дела. Если ты выследишь – куда она ходит и с кем общается, то справедливость восторжествует!
И Шустер положил на стол серебряный шиллинг. Юргенс жестом, которым ловят мух, тут же смел монету в свой карман. Опытный счетовод, пусть и разжалованный, нащупал самые чувствительные струны в его душе: месть и корысть!
– По рукам! – не задумываясь сказал он.
Юргенс следил за Кларой больше двух недель. Оставаться при этом незамеченным было трудно: она почти всегда находилась среди тех, кто знал Хельмута, да ещё в таких местах, где появление уволенного таможенника вызвало бы вопросы. К тому же женщина почти никогда не оставалась одна. В таможню ее всегда сопровождал рыхлый увалень Бартольд, после работы провожала до дома благодарная Грета или любительница поболтать Эмма, а то и сам начальник стражи Кёниг. Изредка она выходила в Управу к Вагнеру, а иногда кастелян сам приходил в канцелярию. Только с хозяевами некоторых обозов, идущих из Италии в глубину Австрии или наоборот, она общалась наедине: не привлекая внимания, будто случайно, подходила, перебрасывалась парой фраз и шла дальше по своим делам. В людской толчее это не бросалось в глаза.
Юргенс был зол, мстителен и упрям, поэтому принялся следить за ненавистной рыжей чертовкой даже ночью. И регулярная слежка дала интересные результаты. Оказалось, что ночью к Кларе заглядывает господин управляющий Вагнер, а иногда и господин Кёниг, да и сама она поздно вечером, когда людей на улице практически не оставалось, выходила из дома и в укромном месте встречалась с некоторыми из обозников, с которыми переговорила днем. То ли она им что-то передавала, то ли они ей – этого Юргенс точно сказать не мог. А по четвергам она заходила в маленькую дверь пустовавшей Северной башни и проводила там несколько часов.
Результаты своих наблюдений Хельмут пересказал Шустеру, и он очень обрадовался.
– Видишь, значит, в башне она хранит свои ценности и через торговцев передает деньги сообщникам или родственникам! – воскликнул он. – Теперь мы сможем расставить для нее ловушку!
– Так, может, я заслужил вознаграждение? – тут же спросил Юргенс.
– Несомненно! – кивнул Шустер. – Но не сейчас.
– А когда?
– Когда восторжествует справедливость! – туманно ответил бывший счетовод. Он хорошо умел считать, поэтому в его понятии торжества справедливости места соглядатаю не было: лишние свидетели никому не нужны… Старый кремень Алоизий не будет болтать почем зря, а вот Хельмуту предстояло последовать за Кларой…
Теперь оставалось только выбрать время и место. Выборочные торговцы, которые проезжали через замок, были переменной величиной. А вот четверг и Северная башня являлись константами!
* * *
Клара надела туфли на войлочной подошве и теперь ступала по мостовой почти бесшумно. Черный плащ и капюшон сливались со сгустившейся темнотой, как будто она была невидимой. Но, свернув за угол, женщина неожиданно столкнулась лицом к лицу с ночными стражниками. Они стояли молча, с погашенными факелами, будто кого-то поджидали.
– Стой, именем князя фон Бауэрштейна! – грубо крикнул один, наставив на нее алебарду.
– Это я, Штефан, – сказала Клара. – Что вы здесь делаете?
– О, фрау Майер! Кто-то возился за тем сараем, мы с Дитмаром думали, это волк, – пояснил стражник. – А вы куда спешите?
– Ты уверен, что хочешь это знать? – вопросом на вопрос ответила она. – А вдруг это тайна? И не только моя, но и кого-то из твоих начальников? Ведь такие тайны очень опасны!
– Нет, конечно, нет, фрау Майер, я ничего не хочу знать! Давайте мы вас немного проводим, чтобы вы были довольны… А вы расскажете о нашем усердии своим друзьям… Ну, вы понимаете, о ком идет речь…
– Я ничего не понимаю! Почему вы стоите в переулке, вместо того чтобы ходить по улицам! Почему не горят факелы? Почему болтаете, вместо того чтобы сторожить замок?
Отчитав Штефана, Клара быстро пошла своей дорогой. Стражники быстро зажгли факелы и двинулись следом.
– Не волнуйтесь, фрау Майер! Мы вас не видели! – виноватым тоном сказал Дитмар. – Мы не для того караулим замок, чтобы беспокоить уважаемых подданных нашего Господина. Мы проводим вас куда нужно и забудем об этом!
– Я не волнуюсь, – небрежно обронила на ходу Клара. – Я и сейчас никого не вижу. И разговариваю сама с собой…
– А когда у вас свадьба, фрау Майер? – влез в разговор Штефан. – Эмма так за вас радуется…
– Скоро узнаешь. И постарайся необдуманными действиями не омрачить ее радость! – последовал резкий ответ, и стражники опасливо замолчали. Но все-таки молодцевато шли следом и довели ее почти до цели. На перекрестке Клара отослала их вперед, нырнула в узкий проулок и направилась ко входу в Северную башню. Небольшая толстая дверь была открыта – ее уже ждали. Она ловко проскользнула внутрь и задвинула засов. И засов, и петли были хорошо смазаны и не издавали ни скрипа, ни звука.
– Ну, здравствуй, Клара! – раздался в темноте знакомый голос. – Осторожно, не споткнись…
Послышались удары кремня о кресало, сноп искр поджег трут, в слабом свете небольшого огонька стали видны каменные ступени винтовой лестницы. Держась за своим спутником, Клара поднималась вверх. Остро пахло сыростью и нежитью, было зябко – казалось, застылые за прошедшие сезоны толстые стены еще не прогрелись и щедро излучали накопленный за зиму холод.
– Я промерзла до костей! – сказала Клара. – Здесь хорошо хранить сырое мясо, а не приводить женщин!
– Ты тут первая женщина. И последняя. Не бойся, я тебя согрею. А если потребуется сохранить мясо к твоей свадьбе, то я и на это готов. Заходи сюда!
Он открыл дверь, из которой сразу повеяло теплом. Она перешагнула порог. Здесь ярко горел камин, освещая довольно просторную полукруглую комнату. Хозяин уверенно зажег свечи, и Клара осмотрелась. Обстановка аскетичная, чтобы не сказать убогая. Стол, стул, кровать, узкое стрельчатое окно, грубые каменные стены, – и это все…
– Нет, спасибо, мимо рта не пронесем!
Выпив свою кружку, бывший монах взял ещё одну и теперь неспешно потягивал густую пенящуюся жидкость, меланхолично закусывая сыром. Шустер был занят тем, что считал одним из двух самых приятных вещей на свете – едой. Мясо оказалось вкусным, да и вино очень приятным. Второй самой приятной вещью на свете для него являлась собственная значимость и власть. Пусть и маленькая, но которой он был лишен по вине этой рыжей ведьмы…
Они почти не разговаривали, каждого угнетали тяжелые мысли и мрачные обиды. У бывшего счетовода даже аппетит пропал, он резко отодвинул недоеденное мясо и заказал шнапса. Алоизий одним глотком допил своё пиво, придвинул чужую тарелку к себе и, недолго думая, принялся доедать порцию Шустера его же вилкой.
– А правда, что рыжие волосы у женщины есть признак ведьмы? – спросил бывший счетовод.
– Один из признаков, сын мой! – по привычке сказал бывший монах, но Шустер осадил его:
– Я уже не сын твой, а ты – не мой пастырь!
– Увы, это действительно так, сын… – и тут же поправился. – Это действительно так, Рудольф!
– И я, и ты стали жертвами козней этой рыжей ведьмы! А ведь она осталась безнаказанной! – Шустер залпом выпил свой шнапс, а Алоизий вымакал его хлебом остатки соуса из его тарелки.
– Не нам, обычным слабым людям, наказывать грешников! – смиренно произнес бывший монах. – И не наше дело разоблачать ведьм…
– Но если на лесной тропинке тебе встретится змея, ведь ты убьешь ее?
– Скорей обойду, – покачал головой Алоизий.
– А если она заползет в твой дом или в твой сапог?
– Тогда у меня не будет другого выхода…
– Сейчас у нас тоже нет другого выхода. Ты уже доедаешь чужую еду, чтобы удовлетворить голод. А что с тобой будет дальше? И что будет со мной?
– Но мы не можем изменить предначертание судьбы, сын мой! Вернее, Рудольф…
– Однако, изменить последствия злодейского колдовства мы можем!
– Каким образом? – Алоизий впервые заинтересовался разговором. В отблесках печного огня его худое, испещренное морщинами лицо казалось застывшей маской злого духа.
– Если ведьма куда-то улетит на своей метле, то кто станет счетоводом?
Алоизий пожевал пустым ртом.
– Не знаю. Кроме тебя в замке нет грамотеев…
– Вот именно! Пусть я допускал ошибки, но я много лет выполнял свою работу! И худо-бедно справлялся со своими обязанностями. Если место освободится, то меня вернут на прежнюю должность! А тебя я опять сделаю своим помощником вместо этого дурака Бартольда, который считает на пальцах!
– Но куда улетит рыжая Клара? Я даже не уверен, что она умеет летать!
– Ведьма заслуживает наказания! И ее надо вычеркнуть из списков живых!
– Увы, сын мой… То есть Рудольф, эти списки даже раньше не находились в моем ведении…
– Хватит играть словами! Я думаю, ты знаешь человека, который сможет это сделать за хорошие деньги. Ведь тебе исповедуются во всех самых страшных грехах!
– Это будут плохие деньги, Рудольф! Причем независимо от суммы! А вот если ты купишь мне шнапса, то они будут хорошими… Ведь деньги сами по себе не хороши и не плохи, все зависит от цели, на которые их тратят…
– Так что ты скажешь на мое предложение?
Бывший монах надолго задумался.
– Я действительно знаю такого человека! – наконец, сказал он.
– Тогда мы можем выпить за исполнение задуманного! – скрывая радость, сказал Шустер и заказал еще шнапса. Они с удовольствием выпили.
– Он из деревни Моосхам, его зовут Гюнтер, – продолжил Алоизий. – И на исповедях каялся в убиении людей…
Бывший счетовод прищурился.
– А почему он каялся тебе, а не в своем приходе?
– Сие мне неведомо! – Алоизий сложил ладони перед грудью и поднял очи к закопченному бревенчатому потолку. – Но, по моему разумению, он не очень доверял моосхамскому пастырю и опасался огласки…
– Почему же он не переселился сюда?
– Увы, я не умею читать мысли, а языки часто лживы, – не меняя позы, ответил бывший монах. – Он говорил, что здесь нет для него работы. Возможно, это соответствовало действительности…
– А кем же он работал?
– Сын мой, ты путаешь исповедь с допросом в Святой инквизиции! – улыбнулся Алоизий одними уголками губ. – Могу только сказать, что это угрюмый и нелюдимый дикарь, которого боятся даже соседи. Его считают полоумным: старые люди помнят, как он в детстве забавлялся тем, что сдирал кожу с лягушек, убивал ежей и прочую живность… Он скуп, очень жаден и, по моим наблюдениям, за деньги готов на все! Так что, не вздумай его обмануть!
– Я не собираюсь этого делать! У меня достаточно денег, и, в отличие от многих, я догадался их спрятать! – снисходительно ответил Шустер и заказал еще шнапса. Дело шло на лад. Оставалось оговорить детали.
– Надо узнать, где она бывает, – сказал бывший счетовод. – Но сделать это тайно.
– Поручи Хельмуту Юргенсу, – бывший монах указал корявым пальцем на пустой стол, за которым обычно сидели разжалованные таможенники. – Он очень обижен на рыжую бесовку, к тому же ему нужны деньги.
Шустер последовал его совету. На следующий же день он угостил Юргенса пивом с мясным пирогом и завел задушевный разговор.
– Вы с Мозером, как и я, и все остальные, пострадали ни за что, – говорил он, а молодой человек внимательно слушал. – А та злодейка, которая разрушила наши жизни, сама ворует так, что вам и не снилось! Если найти, куда она прячет деньги, то я пойду к Господину и разоблачу эту тварь! Но у меня нет уже той ловкости, которая нужна для этого дела. Если ты выследишь – куда она ходит и с кем общается, то справедливость восторжествует!
И Шустер положил на стол серебряный шиллинг. Юргенс жестом, которым ловят мух, тут же смел монету в свой карман. Опытный счетовод, пусть и разжалованный, нащупал самые чувствительные струны в его душе: месть и корысть!
– По рукам! – не задумываясь сказал он.
Юргенс следил за Кларой больше двух недель. Оставаться при этом незамеченным было трудно: она почти всегда находилась среди тех, кто знал Хельмута, да ещё в таких местах, где появление уволенного таможенника вызвало бы вопросы. К тому же женщина почти никогда не оставалась одна. В таможню ее всегда сопровождал рыхлый увалень Бартольд, после работы провожала до дома благодарная Грета или любительница поболтать Эмма, а то и сам начальник стражи Кёниг. Изредка она выходила в Управу к Вагнеру, а иногда кастелян сам приходил в канцелярию. Только с хозяевами некоторых обозов, идущих из Италии в глубину Австрии или наоборот, она общалась наедине: не привлекая внимания, будто случайно, подходила, перебрасывалась парой фраз и шла дальше по своим делам. В людской толчее это не бросалось в глаза.
Юргенс был зол, мстителен и упрям, поэтому принялся следить за ненавистной рыжей чертовкой даже ночью. И регулярная слежка дала интересные результаты. Оказалось, что ночью к Кларе заглядывает господин управляющий Вагнер, а иногда и господин Кёниг, да и сама она поздно вечером, когда людей на улице практически не оставалось, выходила из дома и в укромном месте встречалась с некоторыми из обозников, с которыми переговорила днем. То ли она им что-то передавала, то ли они ей – этого Юргенс точно сказать не мог. А по четвергам она заходила в маленькую дверь пустовавшей Северной башни и проводила там несколько часов.
Результаты своих наблюдений Хельмут пересказал Шустеру, и он очень обрадовался.
– Видишь, значит, в башне она хранит свои ценности и через торговцев передает деньги сообщникам или родственникам! – воскликнул он. – Теперь мы сможем расставить для нее ловушку!
– Так, может, я заслужил вознаграждение? – тут же спросил Юргенс.
– Несомненно! – кивнул Шустер. – Но не сейчас.
– А когда?
– Когда восторжествует справедливость! – туманно ответил бывший счетовод. Он хорошо умел считать, поэтому в его понятии торжества справедливости места соглядатаю не было: лишние свидетели никому не нужны… Старый кремень Алоизий не будет болтать почем зря, а вот Хельмуту предстояло последовать за Кларой…
Теперь оставалось только выбрать время и место. Выборочные торговцы, которые проезжали через замок, были переменной величиной. А вот четверг и Северная башня являлись константами!
* * *
Клара надела туфли на войлочной подошве и теперь ступала по мостовой почти бесшумно. Черный плащ и капюшон сливались со сгустившейся темнотой, как будто она была невидимой. Но, свернув за угол, женщина неожиданно столкнулась лицом к лицу с ночными стражниками. Они стояли молча, с погашенными факелами, будто кого-то поджидали.
– Стой, именем князя фон Бауэрштейна! – грубо крикнул один, наставив на нее алебарду.
– Это я, Штефан, – сказала Клара. – Что вы здесь делаете?
– О, фрау Майер! Кто-то возился за тем сараем, мы с Дитмаром думали, это волк, – пояснил стражник. – А вы куда спешите?
– Ты уверен, что хочешь это знать? – вопросом на вопрос ответила она. – А вдруг это тайна? И не только моя, но и кого-то из твоих начальников? Ведь такие тайны очень опасны!
– Нет, конечно, нет, фрау Майер, я ничего не хочу знать! Давайте мы вас немного проводим, чтобы вы были довольны… А вы расскажете о нашем усердии своим друзьям… Ну, вы понимаете, о ком идет речь…
– Я ничего не понимаю! Почему вы стоите в переулке, вместо того чтобы ходить по улицам! Почему не горят факелы? Почему болтаете, вместо того чтобы сторожить замок?
Отчитав Штефана, Клара быстро пошла своей дорогой. Стражники быстро зажгли факелы и двинулись следом.
– Не волнуйтесь, фрау Майер! Мы вас не видели! – виноватым тоном сказал Дитмар. – Мы не для того караулим замок, чтобы беспокоить уважаемых подданных нашего Господина. Мы проводим вас куда нужно и забудем об этом!
– Я не волнуюсь, – небрежно обронила на ходу Клара. – Я и сейчас никого не вижу. И разговариваю сама с собой…
– А когда у вас свадьба, фрау Майер? – влез в разговор Штефан. – Эмма так за вас радуется…
– Скоро узнаешь. И постарайся необдуманными действиями не омрачить ее радость! – последовал резкий ответ, и стражники опасливо замолчали. Но все-таки молодцевато шли следом и довели ее почти до цели. На перекрестке Клара отослала их вперед, нырнула в узкий проулок и направилась ко входу в Северную башню. Небольшая толстая дверь была открыта – ее уже ждали. Она ловко проскользнула внутрь и задвинула засов. И засов, и петли были хорошо смазаны и не издавали ни скрипа, ни звука.
– Ну, здравствуй, Клара! – раздался в темноте знакомый голос. – Осторожно, не споткнись…
Послышались удары кремня о кресало, сноп искр поджег трут, в слабом свете небольшого огонька стали видны каменные ступени винтовой лестницы. Держась за своим спутником, Клара поднималась вверх. Остро пахло сыростью и нежитью, было зябко – казалось, застылые за прошедшие сезоны толстые стены еще не прогрелись и щедро излучали накопленный за зиму холод.
– Я промерзла до костей! – сказала Клара. – Здесь хорошо хранить сырое мясо, а не приводить женщин!
– Ты тут первая женщина. И последняя. Не бойся, я тебя согрею. А если потребуется сохранить мясо к твоей свадьбе, то я и на это готов. Заходи сюда!
Он открыл дверь, из которой сразу повеяло теплом. Она перешагнула порог. Здесь ярко горел камин, освещая довольно просторную полукруглую комнату. Хозяин уверенно зажег свечи, и Клара осмотрелась. Обстановка аскетичная, чтобы не сказать убогая. Стол, стул, кровать, узкое стрельчатое окно, грубые каменные стены, – и это все…