– Да, шеф?

– Давай сюда Ангелова.

Сидящий за соседним столиком мужчина повернулся, и тогда Рудницкий узнал россиянина.

– Я все слышал, – сказал детектив. – А господин Маевский ввел меня в курс дела.

– Кто эта Сова? – спросил Рудницкий у ростовщика.

– Это плохая женщина, – серьезно произнес Охлс. – В обычной ситуации я не стал бы переходить ей дорогу. Она использует маленьких детей, собирает сирот со всего города, часть отдает в бордели, а часть калечит.

– Калечит?! Зачем?!

– Заставляет их попрошайничать. Ребенок-калека собирает больше денег, чем тот, что только притворяется инвалидом.

Рудницкий стиснул зубы: не вызывало сомнений, что господина Охлса привел к нему не моральный долг, ростовщик просто взвесил все «за» и «против», после чего решил, что лучше подставить клиентку, чем кого-то из магов.

– Вы поддерживаете контакты со своими собратьями по ремеслу?

– Конечно, нас не много.

– Пожалуйста, передайте им, что, если хоть кто-то из них поддержит госпожу Сову, заплатит за это жизнью.

– Но ведь…

– Какое слово вы не поняли?! – с холодной яростью произнес Рудницкий. – И еще, если кто-то из ваших коллег захочет проверить, не шучу ли я, то я буду рад лично убедить его в этом.

– Я… я понял.

– Прекрасно. Сколько я вам должен? – Алхимик указал на кулон.

– Нисколько, ваше превосходительство. Я еще не ссудил им денег.

– Прекрасно. Эта Сова придет к вам сама?

– Точно нет, – вмешался Ангелов. – У нее для этого есть свои люди. Это довольно известная особа, я выслеживаю ее уже лет двадцать.

Охлс кивнул, подтверждая слова детектива.

– Ладно, в таком случае попробуем по-другому. Разыщите Аню и огласите в преступном мире, что я выплачу награду за голову Совы: десять тысяч рублей серебром, – приказал он детективу. – Тысячу за любую информацию про эту бабу или ребенка!

– Было бы хорошо, если бы к поискам присоединилась полиция, – заметил Маевский.

– Присоединится, – заверил алхимик. – Господин Ангелов проинформирует обо всем начальника полиции, и попросите помощи от моего имени. Если Бунде откажет или попытается выкрутиться, сразу же дайте мне знать. Это понятно?

– Так точно, ваше превосходительство! – с уважением произнес россиянин.

– Может, перенести встречу? – спросил Маевский.

– Нет, эту встречу лучше не переносить.

Возле отеля его уже ждала черная карета без обозначений. Алхимик занял свое место в экипаже и постучал в потолок тростью, не называя адрес, поскольку и сам не знал, куда ехать. Одно было ясно: в конце пути его ждал Тень…





* * *


Большое помещение освещалось только свечами, и то так, чтобы участники встречи видели только свои силуэты. Запах лекарств и экзотических трав смешивался с ароматом воска, но алхимик не мог точно определить, являются ли ее источником свечи или полироль для пола. В центре зала стояло кресло, из темноты доносилось тяжелое дыхание больного человека. Рудницкий не сомневался, что Тень был здесь.

Когда он сел, на середину вышел мужчина и поприветствовал собравшихся, Рудницкий узнал по голосу Станкевича, хотя его слова сопровождались глухой реверберацией, словно исходили из колодца.

– Мы все собрались тут, чтобы выбрать преемника Тени, – без преамбулы заявил Станкевич. – Прошу выдвигать кандидатуры.

– А можно выйти из этого конклава? – ироничным тоном спросил алхимик.

– Вы нам нужны, – прохрипел дрожащий старческий голос. – Никто не будет вас ни к чему принуждать. Или кого-то другого. Тем не менее… мы должны выбрать кого-то, что возглавит кинжальщиков. Надвигается война. А я… ухожу.

– Да, надвигается! – гневно согласился алхимик. – Только избрание диктатора нам не поможет. Мы слабее наших врагов, и пора признать это! В этот раз не будет преимущества эффекта неожиданности, и слово силы, которое убило тысячи россиян, не является тайной, как и тот факт, что лучше всего его произносить с борта дирижабля. Пресса давно писала об усилении Военно-воздушных сил России и Германской империи. А что есть у нас? Смело господа, пусть кто-нибудь подбодрит нас и заверит, что наш воздушный флот сможет защитить Варшаву!

Минуту царила тишина, прерываемая только хриплым дыханием Тени, наконец отозвался Станкевич.


– У нас есть три дирижабля и двадцать семь самолетов. В случае массовой атаки наши воздушные силы смогут вести бой не более недели.

– Почему так мало? – отозвался кто-то из темноты. – Мы могли бы купить…

– Не могли бы, – прервал его генерал. – Не сейчас. По очевидным причинам ни одна из сторон не хочет продавать нам оружие. Также вопрос в кадрах. Обученных кадрах, – подчеркнул он. – Нам не хватает специалистов.

– Нужно мобилизовать общество, а если будет нужно, ввести военное положение, – прокомментировал кто-то еще.

– И что дальше? Послать на смерть следующие сто тысяч человек только для того, чтобы провоевать на две недели дольше? – с горечью в голосе спросил Рудницкий. – Поскольку результат легко предсказать: мы не в состоянии победить.

– Это не только вопрос войны как таковой, – вмешался Тень. – Мы предотвратили три покушения на членов правительства и ликвидировали российского агента, который чуть не стал премьер-министром! Этого, по-вашему, тоже не стоит делать? Мы должны позволить руководить нами какому-то присланному врагами предателю? Эти проблемы не решить с помощью официальных процедур!

– Я не об этом! Ликвидируйте царских агентов и диверсантов, преследуйте продажных политиков, но ради бога, не создавайте очередного правительства над правительством! – воскликнул алхимик. – Иначе лидер кинжальщиков станет не только главой тайной организации, но и диктатором! И никто не сможет выступить против его решений, даже самых абсурдных или ошибочных. И что потом? Представим на минуту, что Варшавская республика выйдет из этой мясорубки целой. Уйдет ли Тень в отставку после войны? Откажется от абсолютной власти или до конца жизни будет серым кардиналом сменяющихся правительств?

– Зачем нам менять формулу, которая себя оправдала? – раздалось из зала.

– Потому что это уже не та самая формула, – иронизировал Рудницкий. – Неужели вы правда не понимаете? Как вы думаете, кого пригласили на эту встречу? Поскольку, если я не ошибаюсь, а я не ошибаюсь, тут собрались все выдающиеся личности Варшавской республики. Если эта группа выберет лидера кинжальщиков, он получит на практике не только согласие на управление той или иной организацией, но и поддержку самых влиятельных людей в государстве, в том числе и членов правительства. И его позиция будет намного сильнее, чем раньше!

– Что-то в этом есть, – признал Станкевич. – Тем не менее мы не можем отказаться от поддержки кинжальщиков. Не перед надвигающейся войной.

– Я позволю себе дополнить моего оппонента, – отозвался Тень. – Да, я пригласил людей, которые обладают определенным авторитетом и властью, но прежде всего людей, которые доказали свой патриотизм поступками. И, заметьте, никто не выдвинул свою кандидатуру! Представьте себе, что бы делалось, если бы такое предложение получили наши политики?

Кто-то захихикал, потом подхватили другие, и напряжение ослабло.

– Ну, хорошо, – сказал Станкевич. – Что нам делать? Если не диктатура, то что?

– Извините, господа, что нарушаю нашу конспирацию, но я собираюсь обратиться по фамилии к одному из нас, поэтому следует самому представиться: Карл Рокитанский. Так вот, господин Рудницкий, я уверен, что большинство его узнало по голосу, как обычно очень точно определил проблему. Только этого мало. Нам нужно решение.

– Господи Боже мой, я занимаюсь алхимией и отелем, а не политикой!

– Ваше отношение к политике нам известно, – флегматично процедил Рокитанский. – Тем не менее, критикуя какую-то идею, уместно было бы предложить лучше.

– Или встать и уйти, – рявкнул Рудницкий. – Если бы я знал, какой будет тема этой встречи, то никогда бы не согласился в ней участвовать! Я не чувствую в себе сил решать будущее страны! Мы же об этом говорим?

Воцарилась тишина. Кто-то беспокойно заерзал, кто-то тихо выругался.

– Вы можете уйти в любую минуту, – спокойно сказал Тень. – Однако, прежде чем вы это сделаете, я прошу ответить на вопрос: если не вы, то кто? Вы хорошо знаете, что мы не можем в эту минуту огласить демократические выборы, поэтому надо полагаться на людей, проверенных в бою. Что в этом плохого? Вы правда считаете, что профессиональные политики превосходят нас морально и профессионально?

– Нет, – признал со вздохом алхимик. – Однако, так или иначе, мне не нравится, что мы узурпируем право решать судьбы других, ничего не подозревающих людей!

– Это не узурпация, а необходимость! – вмешался Станкевич. – Вас пригласили, как и всех остальных, потому что вы незаменимы. Вы сами смогли договориться о мирном соглашении с theokataratos и обложить их… налогом. Вы единственный человек в Варшаве, которого Проклятые уважают. Нет никого, кто мог бы вас заменить.

Рудницкий скривился. Крики удивления из темноты свидетельствовали о том, что не все присутствующие знали о его контактах с theokataratos.

– Так Проклятые на нашей стороне? – спросил Рокитанский.

– Нет, но те, что живут в Варшаве, согласились не нападать на людей, ну и платить налоги первичной материей, – пояснил Станкевич. – И все благодаря господину Рудницкому.

Бурные аплодисменты, вторившие словам генерала, произвели на Рудницкого приятное впечатление, хотя он понимал, что его шансы оставить это собрание с каждой минутой тают.

– Вернемся к теме нашей встречи, – продолжил Станкевич. – Может быть, создать комитет? Орган, который будет принимать наиболее важные решения коллегиально? Ведь и так никто не знает личности лидера кинжальщиков. Что-то такое защитит нас от принятия необдуманных решений и одновременно обеспечит правительство такой необходимой поддержкой.

– Что вы об этом думаете, барон? – спросил Рокитанский.

– Самое важное – это конкретные договоренности, – после размышления сказал Рудницкий. – Когда решающим будет большинство голосов. А когда нужно согласие всех.

– У вас есть какие-то предложения?

– Одно, от которого я не отступлюсь. Обо всем остальном можно договориться. В случае всеобщего наступления мы начнем борьбу только после единогласного решения. Я не знаю, как вы, но я не готов взять на душу смерти десятков, а может, сотен тысяч людей.

Отовсюду раздавался шум приглушенных голосов, но акустика зала не позволяла алхимику расслышать, как присутствующие относятся к его предложению.

– Я поддерживаю барона, – отозвался Карл Рокитанский. – Я за укрепление государства во всех отношениях, но не подпишусь под решением о самоубийственной войне.

– В теории это звучит неплохо, – сказал с явным колебанием в голосе Станкевич. – Но что на практике… Лично я не сомневаюсь в отваге барона Рудницкого или его преданности делу, я понимаю, что легче самому подставиться под пули, чем отправить в бой других. Однако, хотя решение вступать или не вступать в бой имеет политический характер, оно основывается главным образом на военных соображениях. Что, если кто-то не разбирается в военных вопросах и откажется сотрудничать? Требование единогласия может привести к трагедии.

– Точно так же, как военные не разбираются в вопросах, очевидных для любого дипломата или торговца, – раздался голос из темноты.

– Ну хорошо, даже если мы договоримся о принципе единомыслия, нас могут атаковать без предубеждения. Что тогда? Мы не соберемся за пятнадцать минут, нужно будет время на анализ данных с фронта. Откуда нам знать, что это всеобщее наступление, а не локальная атака или разведка боем? – спросил Станкевич.

– Барон? – Рокитанский перевел вопрос на алхимика.

Рудницкий кашлянул, похоже, среди собравшихся сформировалось две фракции, и одна из них признала его своим лидером…