– Мы с Даффи не станем отвлекать вас от работы, пока все эти леди живут в «Охотниках и свинье», нам ни к чему, чтобы пересуды о нашем безрассудном поведении докатились до самого Бата. Хотя, видит бог, навряд ли они смогут сильнее испортить нашу репутацию!
На это Кэтрин не нашлась, что ответить. Репутация старшего Блантвилла в высшем обществе была давно и безнадежно утрачена, но его продолжали принимать в некоторых приличных домах, пусть и с неохотой. Кто-то ценил в нем остроумного собеседника, кто-то помнил о том, что он является отцом состоятельного молодого человека, вполне годившегося в качестве жениха какой-нибудь из многочисленных соседских дочерей, а кто-то даже задумывался о том, что, овдовев во второй раз, Чарльз Блантвилл и сам еще может считаться завидным женихом для какой-нибудь засидевшейся дома девицы или молодой вдовы. К тому же Блантвилл умело пользовался своими деньгами, жертвуя крупные суммы на благотворительность, что заставляло то и дело прикусывать язык даже мисс Фридделл и ее наперсниц.
– На Рождество из пансиона приедут Полин и Оливия, и, если затея с портретом Даффи удастся, вы сможете изобразить всех троих в виде ведьм из «Макбета», – в том же тоне продолжил Лоренс, не дождавшись ответа.
Кэтрин вздрогнула и съежилась. Не потому, что она боялась ведьм. Она прочла пьесу «Макбет» после того, как приятель ее детских дней, ее злой гений Барти Фолбрайт, назвал ведьмами из «Макбета» свою бабушку и двух ее подруг, одна из которых была матерью Кэтрин.
Нет, ее встревожили воспоминания, как будто в жаркой комнате между болтающими, беззаботными людьми холодным ветерком проскользнул призрак. Во всяком случае, именно так явление невидимого призрака описывалось в романах, которые успела прочесть Кэтрин.
Она вспомнила о душных июльских днях, когда в гостинице ее дядюшки совершались преступления и строились коварные замыслы, которые, впрочем, удалось пресечь не без ее помощи[6].
Именно после тяжелой и болезненной развязки старший мистер Блантвилл взял под свою опеку двух тринадцатилетних девочек, одна из которых, Полин, была дочерью его первой жены, оставившей ветреного мужа и сына ради учителя живописи маленького Лори. Не сумевшая победить тяжелый недуг первая миссис Блантвилл вернулась в Кромберри спустя столько лет, чтобы не дать причинить зло своей воспитаннице и найти человека, который принял бы на себя заботу о ее дочери.
Мистер Чарльз Блантвилл показался ей наиболее подходящим для этой миссии человеком, хотя ей и стоило немалых трудов убедить его. Несмотря на свою дурную репутацию, Блантвилл был рачительным хозяином, успешным в делах, и при этом сохранял добродушие и веселость, за что его любили дети, слуги и собаки.
Другая девочка, Оливия Тармонт, после череды трагедий в собственной семье осталась единственной наследницей поместья и состояния своей бабушки, но испытывала непомерный ужас при мысли о возвращении домой. Она избежала опасностей благодаря миссис Мидлхем, как называла себя в Кромберри мать Полин. С Полин Оливия не готова была расстаться и на полчаса, ведь у нее никогда не было подруги. И самым лучшим способом позабыть обо всех кошмарах, случившихся в ее жизни, был отъезд в пансион. Место, где бесконечные уроки и шумная компания других девочек быстро отвлекут ее от страхов и сожалений.
Чарльз Блантвилл исполнил все желания своей бывшей жены. Полин провела с умирающей матерью несколько остававшихся ей недель. В начале сентября миссис Мидлхем тихо скончалась в его доме, а три недели спустя безутешная Полин и впервые в жизни пытавшаяся стать чьей-то опорой Оливия уехали в пансион.
Миссис Лофтли часто говорила о девочках, бедняжках-сиротках, как она их называла, как и многие другие люди, горожане и сквайры из окрестных поместий, которые еще не насытились сплетнями о бедах Тармонтов и Блантвиллов. Но мало кто в Кромберри всерьез задумывался, что умершая женщина была не только матерью Полин и гувернанткой Оливии. Она доводилась матерью и Лоренсу Блантвиллу.
Сейчас Кэти внезапно поняла, что Лоренс тоже осиротел и должен бы тосковать и не появляться в обществе, соблюдая траур. Но ни старший, ни младший Блантвиллы не позволяли жалеть себя, не делали вид, что пережили трагедию. Лори, должно быть, плохо помнил свою мать, а его отец похоронил уже вторую жену и не собирался впадать в отчаяние из-за смерти первой.
Что должен был почувствовать ребенок, брошенный матерью в семилетнем возрасте, выросший без ее заботы и ласки, когда его мать внезапно возвратилась, больная, постаревшая, да еще и с другим ребенком, судьбой которого только и заняты теперь ее мысли?
Нашла ли миссис Мидлхем перед смертью хоть несколько слов для своего старшего и покинутого сына? Писала ли она ему когда-нибудь? Думала о том, кто рассказывает ему сказку на ночь и отгоняет злых фейри от его постели? Ни на один из этих вопросов не было ответов ни у кого, кроме самих Блантвиллов. Как видно, они, при всей своей внешней открытости, умели тщательно охранять семейные секреты. Как и многие в округе, надо заметить…
Впрочем, Лори уже взрослый мужчина и должен вести себя подобающим образом, даже если в его доме вместо одной непоседливой сестры оказалось сразу три в большей или меньшей степени своенравных девицы.
Судья Хоуксли сообщил миссис Дримлейн, а она уже поделилась с Кэтрин тем немногим, что постепенно стало известно всему Кромберри.
Дафна Блантвилл восприняла появление Полин и Оливии как дар небесный, у нее впервые появились подруги-ровесницы, хоть и уступавшие ей в живости, но в будущем обещавшие эту живость приобрести. Надо только подождать, пока они справятся с болью от утраты миссис Мидлхем и от всех других своих потерь.
Единственное, на что не была готова Даффи ради новых подруг, это поехать с девочками в пансион. Она уже однажды побывала там, и через шесть дней директриса попросила мистера Блантвилла забрать дочь и больше никогда не насылать проклятие в виде мисс Блантвилл ни на один другой пансион в стране. Разве только отправить ее на материк, кто же в здравом уме будет жалеть французов?
Лоренс продолжал болтать с присущей ему остроумной легкостью, и Кэтрин мало-помалу смогла расслабиться. Она чувствовала на себе недовольные и завистливые взгляды некоторых дам и девиц, считавших ее общество неподходящим для младшего Блантвилла. И мысль о том, что он ведь сидит тут, болтает с ней уже почти полчаса, была для Кэти удивительно приятной. Пусть завидуют! Это означает, что у нее есть что-то, чего нет у этих леди. Ее способность к живописи. И она охотно исполнит просьбу молодого Блантвилла, как бы она ни переживала, что замысел может не удаться.
Кэтрин улыбнулась и встала со своего сундука. Пора было заняться чашками, а о портрете мисс Блантвилл она подумает вечером, даже попробует набросать по памяти черты девочки, которую раза два или три видела в церкви и на улицах Кромберри.
Внезапные звуки отвлекли ее от приятных мыслей. Похоже, за стеной, в маленькой комнате, где миссис Роуленд готовилась к своему триумфу, кто-то ссорился. Повинуясь любопытству, Кэти отошла от столика с сервизом и приблизилась к стене. Голос миссис Роуленд она узнала тотчас же, хотя он и был искажен разделяющей комнаты стеной и в не меньшей степени одолевавшим эту почтенную даму гневом.
– Как вы смеете обращаться ко мне с подобным требованием? Клеветать на мою семью, жалкое вы отродье? Убирайтесь прочь, пока я не позвала констебля!
«Подумать только, она кричит на кого-то! Кто же заслужил ее гнев? Наверное, кто-то из бедняков явился попросить у нее денег, узнав в городе, что она приехала в Кромберри, чтобы научить нас помогать ближним. Хорошо же она обходится с теми, кому должна спасать жизни!» – Кэтрин даже не надо было прижиматься к стене ухом, так громко бранилась достойная леди, хотя Кэти все же ненадолго сделала это, чтоб расслышать собеседника миссис Роуленд. Но тот, на кого должна была пасть кара небесная, говорил так тихо, что вместо слов Кэтрин слышала лишь неясный шелест. Девушке надо было вернуться к чашкам, у нее оставалось не так уж много времени, чтобы покончить с поручениями мисс Фридделл. Но Кэти продолжала прислушиваться.
– Уж вам ли не знать, кому она его отдала? – вновь закричала миссис Роуленд, очевидно, не подозревая или не заботясь о том, что ее кто-то может услышать. – Будь он у меня, я тотчас вручила бы его своему брату!
Нет, непохоже, чтобы миссис Роуленд разговаривала с какой-нибудь бедной вдовой или умирающим от угольной пыли трубочистом. Речь шла о чем-то, непонятном Кэтрин, но, несомненно, важном для собеседников.
Девушка замерла, не зная, что ей делать: зашуметь и прервать ссору или же собрать посуду и удалиться как можно тише, выказав себя воспитанной девушкой. Пока она не могла решиться, миссис Роуленд снова закричала после паузы, во время которой, вероятно, услышала ответ на свою реплику.
– Что-о? Подделка? Ваши обвинения просто смехотворны! Ее там не оказалось, потому что она никогда не существовала! Вы бесстыдно лжете, и я могу только повторить вам – убирайтесь! Что это…
Церковные колокола, отбивавшие полдень, заставили Кэтрин испуганно подскочить на месте. Хорошо еще, она не сбила столик с чайным сервизом. Мисс Фридделл никогда не простила бы ей этого преступления.
Один из колоколов издал дребезжащий звук, и Кэтрин подумала, что преподобный Фридделл наверняка будет просить свою паству сделать особое пожертвование на починку или замену колокола. Миссис Лофтли сетовала, что на ремонт приходского дома горожанам пришлось жертвовать несколько месяцев подряд прежде, чем работы будут закончены. Но в этом году рождественский благотворительный бал будет проводиться здесь, а не в гостинице дядюшки Томаса. Тетушка Мэриан после прошлогоднего бала больше не хотела устраивать его в «Охотниках и свинье», а зал при ратуше до сих пор не приобрел новую крышу, разрушенную пожаром. Жертвовать на два таких больших здания одновременно жители Кромберри не были готовы.
Выступление миссис Роуленд было назначено на полдень, но мисс Фридделл по опыту знала, что сквайры со всей округи будут собираться по меньшей мере до половины первого, поэтому лондонскую знаменитость никто не торопил.
А вот Кэти следовало поторопиться и сбегать за помощью, одна она не смогла бы дотащить весь сервиз до чайной комнаты.
Она уже приблизилась к выходу, слегка жалея, что колокольный звон не дал ей узнать, чем закончилась ссора миссис Роуленд и ее собеседника. После того как большой колокол умолк, издав последний гулкий звук, наступила тишина. Либо миссис Роуленд уже пошла в зал, либо тот, кто вызвал ее гнев, в страхе бежал с поля боя.
Дверь резко распахнулась, и сквозняк взметнул выбившиеся из пучка прядки волос, обрамлявшие круглое личико Кэтрин.
На пороге появилась с подносом в руках мисс Меганн Глоу, так же, как и мисс Хаддон, приставленная к самой тяжелой работе.
– Ты закончила с чашками, Кэтрин? Их пора расставлять на столах! Блюда уже заняли свои места. – Худенькая Мег взмахнула руками, словно обхватывая весь сервиз разом, затем повернула голову и взглянула в глубь коридора.
– Да, все готово, – слегка приукрасила истину Кэтрин и забрала у Меганн пустой поднос, а вместо него передала Мег один из подносов с чистой посудой. – Куда ты смотришь?
– Мне показалось, кто-то вышел через ту дверь. Ну, ты знаешь, которая ведет на кладбище. Не хотела бы я оказаться в такой пасмурный день среди могил. Полдень, а как будто вот-вот наступит ночь! Можно увидеть какого-нибудь призрака! И еще этот бесконечный дождь…
– С тобой сюда ворвался сквозняк. Возможно, где-то и открылась дверь. И ты права, день сегодня не очень приятный для прогулок, – поспешно согласилась Кэтрин, чтобы прервать болтовню глуповатой Мег. – А призраков отгоняют колокола нашей церкви, ведь только что они пробили полдень! Вот ночью – другое дело… Но нам пора.
Кэти подхватила свой поднос и первой вышла в коридор. Мег последовала за ней, едва удерживая тяжелый поднос тоненькими ручками.
Глава 6
В чайной комнате их уже ждала еще одна помощница мисс Фридделл, вертлявая Белинда, то и дело выскакивавшая в коридор, чтобы заглянуть в зал и рассмотреть прибывающих гостей. В отличие от Кэтрин и Мег, Белинде не довелось побывать на обеде у миссис Райдинг, и теперь она дулась на обеих девушек.
– Вот наконец-то и вы, – проворчала она, даже не потрудившись придержать для входящих дверь, возле которой проводила последние четверть часа. – Скорее ставьте чашки на стол! Мисс Фридделл уже заходила узнать, как продвигается подготовка к чаепитию, и осталась очень недовольна увиденным.
– То есть тобой! – фыркнула Мег и потрясла кистями рук, демонстрируя, как сильно она напряглась, пройдя два десятка ярдов с подносом.
Кэтрин молча принялась расставлять чашки. Мег и Белинда дружили, при этом постоянно обмениваясь колкими замечаниями, и Кэти вовсе не хотелось занимать чью-нибудь сторону в их спорах. Девушки были увлечены поисками жениха, что от них и ожидалось, и появлению мисс Хаддон в их кружке не слишком обрадовались. К тому же в Кромберри о Кэтрин говорили как о девушке со значительными видами на будущее.
Как бы ни пыталась сама Кэтрин пресечь эту болтовню, слухи, однажды распространившиеся, уже нельзя было ни остановить, ни превратить в чью-то ошибку, случайное недоразумение. Горожане отчего-то полагали, что мисс Хаддон является единственной наследницей своего дядюшки, и после смерти мистера Лофтли (а для подобной мысли не было ни малейшего основания) Кэтрин унаследует как «Охотников и свинью», так и расположенный через дорогу паб.
Хорошо еще, тетушка и дядюшка не относились всерьез к подобным сплетням или, быть может, даже и не слышали ни одной из них. Кэтрин боялась, что мистер и миссис Лофтли сочтут, будто она сама распространяет слухи, чтобы привлечь женихов из самых почтенных семейств Кромберри.
Девушки уже заканчивали свою работу, причем Белинда так и не взяла в руки ни одной чашки, когда в комнату, едва не ударив любопытную девицу дверью, вошла Эммелина Хаддон.
– О, Кэти, вот ты где! – Она рассеянно оглядела чайный стол, улыбнулась девушкам и подвинула к столу один из стульев. – Я посижу здесь немного, в зале так душно, а, по словам мисс Фридделл, еще не приехала и половина гостей.
– Должно быть, их задержал дождь, дороги сейчас не в лучшем состоянии. – Белинда поспешила вступить в разговор, хотя Эммелина обращалась вовсе не к ней.
– Да-да, конечно, даже пять миль сейчас покажутся им испытанием… – Эммелина так резко повернула голову, что ее тщательно уложенные локоны скользнули по лицу, оставив на нем влажный след.
«Она выходила под дождь? – озадачилась Кэтрин. – Если в зале так душно, что Эммелине пришлось выйти подышать, кому-нибудь может стать плохо. Надо отнести туда нюхательные соли и положить на тот маленький столик, рядом с брошюрами».
Эммелина и в самом деле выглядела так, как будто прошла несколько шагов под дождем. Она не казалась мокрой и растрепанной, но подол ее модного бордового платья был сырым, да и на плечах виднелись следы дождевых капель.
Кэти, как дочь врача, прекрасно знала, что многочисленное сборище в маленьком помещении непременно обещает обмороки и сопутствующую им суету. Общество Кромберри выставит себя в дурном свете перед миссис Роуленд, если ее выступление будет прервано падением со стула какой-нибудь слабой здоровьем девицы или тучной матроны.
– Эммелина, у тебя есть нюхательная соль? – спросила Кэтрин, не обращая внимания на Белинду, пытавшуюся поддерживать разговор с дамой из Бата, что повышало ее вес в собственных глазах.
– Да, конечно, конечно, – засуетилась Эммелина, поспешно раскрывая маленькую сумочку, висевшую у ее локтя. – Где же она, где… Ах, конечно, она у Агнес! Я не обнаружила ее в сумочке, когда мы спустились в холл, и Агнес поднялась, чтобы принести ее. Но мы уже садились в карету, и я так и не забрала соль. Тебе нехорошо, дорогая?
– Ах нет, я прекрасно себя чувствую! – Кэтрин поспешила успокоить встревоженную родственницу. – После твоих слов о духоте я решила отнести соль в зал, чтоб она всегда была наготове. Вдруг ее не окажется у того, кому она срочно может потребоваться?
– Должно быть, нюхательные соли есть в сумочке у каждой дамы, а их в зале будет не меньше тридцати, – насмешливо фыркнула Белинда, и Кэтрин устыдилась своей глупости. Действительно, и участницы благотворительного комитета, и сочувствующие не в первый раз собираются на подобное мероприятие и прекрасно знают, какими опасностями оно чревато. И все же, доктор Хаддон не раз говорил дочери, что порой простая забывчивость может очень дорого стоить, и остается только удивляться, как несколько здравомыслящих людей могут одновременно забыть о каком-нибудь важном обстоятельстве.
– Я все же поищу мисс Беррингтон, – сказала Кэтрин, обращаясь к Эммелине.
– Миссис Пропсон послала ее к нашей карете, она забыла там свою подушечку под спину, кажется, Агнес уже должна была вернуться… – Миссис Хаддон нахмурила лоб, пытаясь вспомнить, как давно видела подругу, но тщетно.
Кэтрин пожала плечами и направилась к двери, ей не хотелось дольше необходимого оставаться в обществе Мег и Белинды. Пусть развлекают Эммелину, они не так часто видят даму из Бата. К тому же Кэтрин тоже любопытно было взглянуть, как разместились в зале гости, не рассорились ли из-за самых почетных мест.
Она едва успела распахнуть пошире дверь, неплотно прикрытую Белиндой, как равномерный гул, все это время доносящийся до их комнаты, прервал пронзительный вопль, который, несомненно, издала какая-то женщина.
– Кажется, кому-то уже стало плохо… – Мег едва не выронила чашку, рисунок на которой рассматривала.
Крик повторился: к первой даме присоединилась вторая. Кэтрин замерла на пороге. Она уже несколько раз за последний год слышала подобные крики. И всякий раз за ними следовала одна и та же новость. Кто-то умер. А кто-то совершил убийство.
Недоуменные возгласы, шум поспешных шагов, напуганные женские и успокаивающие мужские голоса – в распахнутую дверь все это было слышно куда отчетливее, и Мег подвинулась поближе к подруге. Белинда скорее испытывала любопытство, нежели страх, а потому решительно двинулась следом за Кэтрин, не желая ничего пропустить. Мег ничего не оставалось, как потянуться следом. Эммелина тоже вскочила со своего стула и устремилась за девушками.
– Что ты застыла на пороге как соляной столб? – недовольно проворчала Белинда, которой округлая фигурка Кэти мешала пройти. – Идем же, или немедленно пропусти нас, мы все хотим узнать, кто там решил упасть в обморок, не дожидаясь лекции!
– Д-да, пойдемте, – нерешительно согласилась Кэтрин. Она разозлилась на себя из-за того, что былым страхам оказалось так легко вернуться, но ничего не могла с этим поделать. Слишком мало времени прошло.
Белинда подталкивала ее, и через мгновение все четверо уже протискивались в узкую дверь зала. Зал выглядел так, как и подобает в подобной ситуации – уже занявшие свои места мужчины и женщины повскакивали на ноги, за исключением нескольких слишком уж почтенных особ.
Толпа успела собраться у двери, противоположной той, сквозь которую вошли девушки. Как раз через нее должна была пройти в зал миссис Роуленд. Нечего было и думать о том, чтобы рассмотреть что-то через головы всех этих дам и джентльменов. Обеспокоенные восклицания перекрывал мужской голос, доносившийся из-за распахнутой двери. Он повторял какое-то слово высоким, надрывным голосом, но разобрать это слово было невозможно. По крайней мере, до тех пор, пока Кэти и обогнавшие ее Мег и Белинда не заняли место позади двух старших сыновей миссис Райдинг, вытягивавших шеи и благодаря своему росту имевших возможность разглядеть что-то в коридоре.
– Инес, Инес, Инес… – твердил невидимый из зала мужчина, и Кэтрин с испугом подумала, что этот голос вот-вот перейдет в полный отчаяния вой. А через мгновение поняла, кого зовет этот человек, не надеясь дождаться ответа. Миссис Роуленд. Ее зовут Инес. Нет, не так. Теперь уже полагается говорить и думать, что ее звали Инес.
– Что там случилось? – Белинда бесцеремонно подергала за рукав Стивена Райдинга. В другое время она не осмелилась бы на подобную дерзость, но сейчас ситуация ее оправдывала. Или ей так казалось.
– Мисс Фридделл пошла за миссис Роуленд, чтобы пригласить ее в зал. – Обернувшись к девушке, Райдинг недоуменно приподнял брови – он явно не помнил эту юную леди среди своих знакомых, но воспитание не позволило ему проигнорировать вопрос. – Потом она так страшно закричала. Следом ринулись две ее подруги, я вечно не могу запомнить, как их зовут. Похоже, миссис Роуленд стало плохо или что-то вроде того, потому что они там начали кричать уже на несколько голосов. Тогда в эту дверь выбежал толстяк, мистер Макнил. А за ним доктор Голдблюм и викарий. Но преподобный почти сразу вернулся и позвал судью Хоуксли.
На это Кэтрин не нашлась, что ответить. Репутация старшего Блантвилла в высшем обществе была давно и безнадежно утрачена, но его продолжали принимать в некоторых приличных домах, пусть и с неохотой. Кто-то ценил в нем остроумного собеседника, кто-то помнил о том, что он является отцом состоятельного молодого человека, вполне годившегося в качестве жениха какой-нибудь из многочисленных соседских дочерей, а кто-то даже задумывался о том, что, овдовев во второй раз, Чарльз Блантвилл и сам еще может считаться завидным женихом для какой-нибудь засидевшейся дома девицы или молодой вдовы. К тому же Блантвилл умело пользовался своими деньгами, жертвуя крупные суммы на благотворительность, что заставляло то и дело прикусывать язык даже мисс Фридделл и ее наперсниц.
– На Рождество из пансиона приедут Полин и Оливия, и, если затея с портретом Даффи удастся, вы сможете изобразить всех троих в виде ведьм из «Макбета», – в том же тоне продолжил Лоренс, не дождавшись ответа.
Кэтрин вздрогнула и съежилась. Не потому, что она боялась ведьм. Она прочла пьесу «Макбет» после того, как приятель ее детских дней, ее злой гений Барти Фолбрайт, назвал ведьмами из «Макбета» свою бабушку и двух ее подруг, одна из которых была матерью Кэтрин.
Нет, ее встревожили воспоминания, как будто в жаркой комнате между болтающими, беззаботными людьми холодным ветерком проскользнул призрак. Во всяком случае, именно так явление невидимого призрака описывалось в романах, которые успела прочесть Кэтрин.
Она вспомнила о душных июльских днях, когда в гостинице ее дядюшки совершались преступления и строились коварные замыслы, которые, впрочем, удалось пресечь не без ее помощи[6].
Именно после тяжелой и болезненной развязки старший мистер Блантвилл взял под свою опеку двух тринадцатилетних девочек, одна из которых, Полин, была дочерью его первой жены, оставившей ветреного мужа и сына ради учителя живописи маленького Лори. Не сумевшая победить тяжелый недуг первая миссис Блантвилл вернулась в Кромберри спустя столько лет, чтобы не дать причинить зло своей воспитаннице и найти человека, который принял бы на себя заботу о ее дочери.
Мистер Чарльз Блантвилл показался ей наиболее подходящим для этой миссии человеком, хотя ей и стоило немалых трудов убедить его. Несмотря на свою дурную репутацию, Блантвилл был рачительным хозяином, успешным в делах, и при этом сохранял добродушие и веселость, за что его любили дети, слуги и собаки.
Другая девочка, Оливия Тармонт, после череды трагедий в собственной семье осталась единственной наследницей поместья и состояния своей бабушки, но испытывала непомерный ужас при мысли о возвращении домой. Она избежала опасностей благодаря миссис Мидлхем, как называла себя в Кромберри мать Полин. С Полин Оливия не готова была расстаться и на полчаса, ведь у нее никогда не было подруги. И самым лучшим способом позабыть обо всех кошмарах, случившихся в ее жизни, был отъезд в пансион. Место, где бесконечные уроки и шумная компания других девочек быстро отвлекут ее от страхов и сожалений.
Чарльз Блантвилл исполнил все желания своей бывшей жены. Полин провела с умирающей матерью несколько остававшихся ей недель. В начале сентября миссис Мидлхем тихо скончалась в его доме, а три недели спустя безутешная Полин и впервые в жизни пытавшаяся стать чьей-то опорой Оливия уехали в пансион.
Миссис Лофтли часто говорила о девочках, бедняжках-сиротках, как она их называла, как и многие другие люди, горожане и сквайры из окрестных поместий, которые еще не насытились сплетнями о бедах Тармонтов и Блантвиллов. Но мало кто в Кромберри всерьез задумывался, что умершая женщина была не только матерью Полин и гувернанткой Оливии. Она доводилась матерью и Лоренсу Блантвиллу.
Сейчас Кэти внезапно поняла, что Лоренс тоже осиротел и должен бы тосковать и не появляться в обществе, соблюдая траур. Но ни старший, ни младший Блантвиллы не позволяли жалеть себя, не делали вид, что пережили трагедию. Лори, должно быть, плохо помнил свою мать, а его отец похоронил уже вторую жену и не собирался впадать в отчаяние из-за смерти первой.
Что должен был почувствовать ребенок, брошенный матерью в семилетнем возрасте, выросший без ее заботы и ласки, когда его мать внезапно возвратилась, больная, постаревшая, да еще и с другим ребенком, судьбой которого только и заняты теперь ее мысли?
Нашла ли миссис Мидлхем перед смертью хоть несколько слов для своего старшего и покинутого сына? Писала ли она ему когда-нибудь? Думала о том, кто рассказывает ему сказку на ночь и отгоняет злых фейри от его постели? Ни на один из этих вопросов не было ответов ни у кого, кроме самих Блантвиллов. Как видно, они, при всей своей внешней открытости, умели тщательно охранять семейные секреты. Как и многие в округе, надо заметить…
Впрочем, Лори уже взрослый мужчина и должен вести себя подобающим образом, даже если в его доме вместо одной непоседливой сестры оказалось сразу три в большей или меньшей степени своенравных девицы.
Судья Хоуксли сообщил миссис Дримлейн, а она уже поделилась с Кэтрин тем немногим, что постепенно стало известно всему Кромберри.
Дафна Блантвилл восприняла появление Полин и Оливии как дар небесный, у нее впервые появились подруги-ровесницы, хоть и уступавшие ей в живости, но в будущем обещавшие эту живость приобрести. Надо только подождать, пока они справятся с болью от утраты миссис Мидлхем и от всех других своих потерь.
Единственное, на что не была готова Даффи ради новых подруг, это поехать с девочками в пансион. Она уже однажды побывала там, и через шесть дней директриса попросила мистера Блантвилла забрать дочь и больше никогда не насылать проклятие в виде мисс Блантвилл ни на один другой пансион в стране. Разве только отправить ее на материк, кто же в здравом уме будет жалеть французов?
Лоренс продолжал болтать с присущей ему остроумной легкостью, и Кэтрин мало-помалу смогла расслабиться. Она чувствовала на себе недовольные и завистливые взгляды некоторых дам и девиц, считавших ее общество неподходящим для младшего Блантвилла. И мысль о том, что он ведь сидит тут, болтает с ней уже почти полчаса, была для Кэти удивительно приятной. Пусть завидуют! Это означает, что у нее есть что-то, чего нет у этих леди. Ее способность к живописи. И она охотно исполнит просьбу молодого Блантвилла, как бы она ни переживала, что замысел может не удаться.
Кэтрин улыбнулась и встала со своего сундука. Пора было заняться чашками, а о портрете мисс Блантвилл она подумает вечером, даже попробует набросать по памяти черты девочки, которую раза два или три видела в церкви и на улицах Кромберри.
Внезапные звуки отвлекли ее от приятных мыслей. Похоже, за стеной, в маленькой комнате, где миссис Роуленд готовилась к своему триумфу, кто-то ссорился. Повинуясь любопытству, Кэти отошла от столика с сервизом и приблизилась к стене. Голос миссис Роуленд она узнала тотчас же, хотя он и был искажен разделяющей комнаты стеной и в не меньшей степени одолевавшим эту почтенную даму гневом.
– Как вы смеете обращаться ко мне с подобным требованием? Клеветать на мою семью, жалкое вы отродье? Убирайтесь прочь, пока я не позвала констебля!
«Подумать только, она кричит на кого-то! Кто же заслужил ее гнев? Наверное, кто-то из бедняков явился попросить у нее денег, узнав в городе, что она приехала в Кромберри, чтобы научить нас помогать ближним. Хорошо же она обходится с теми, кому должна спасать жизни!» – Кэтрин даже не надо было прижиматься к стене ухом, так громко бранилась достойная леди, хотя Кэти все же ненадолго сделала это, чтоб расслышать собеседника миссис Роуленд. Но тот, на кого должна была пасть кара небесная, говорил так тихо, что вместо слов Кэтрин слышала лишь неясный шелест. Девушке надо было вернуться к чашкам, у нее оставалось не так уж много времени, чтобы покончить с поручениями мисс Фридделл. Но Кэти продолжала прислушиваться.
– Уж вам ли не знать, кому она его отдала? – вновь закричала миссис Роуленд, очевидно, не подозревая или не заботясь о том, что ее кто-то может услышать. – Будь он у меня, я тотчас вручила бы его своему брату!
Нет, непохоже, чтобы миссис Роуленд разговаривала с какой-нибудь бедной вдовой или умирающим от угольной пыли трубочистом. Речь шла о чем-то, непонятном Кэтрин, но, несомненно, важном для собеседников.
Девушка замерла, не зная, что ей делать: зашуметь и прервать ссору или же собрать посуду и удалиться как можно тише, выказав себя воспитанной девушкой. Пока она не могла решиться, миссис Роуленд снова закричала после паузы, во время которой, вероятно, услышала ответ на свою реплику.
– Что-о? Подделка? Ваши обвинения просто смехотворны! Ее там не оказалось, потому что она никогда не существовала! Вы бесстыдно лжете, и я могу только повторить вам – убирайтесь! Что это…
Церковные колокола, отбивавшие полдень, заставили Кэтрин испуганно подскочить на месте. Хорошо еще, она не сбила столик с чайным сервизом. Мисс Фридделл никогда не простила бы ей этого преступления.
Один из колоколов издал дребезжащий звук, и Кэтрин подумала, что преподобный Фридделл наверняка будет просить свою паству сделать особое пожертвование на починку или замену колокола. Миссис Лофтли сетовала, что на ремонт приходского дома горожанам пришлось жертвовать несколько месяцев подряд прежде, чем работы будут закончены. Но в этом году рождественский благотворительный бал будет проводиться здесь, а не в гостинице дядюшки Томаса. Тетушка Мэриан после прошлогоднего бала больше не хотела устраивать его в «Охотниках и свинье», а зал при ратуше до сих пор не приобрел новую крышу, разрушенную пожаром. Жертвовать на два таких больших здания одновременно жители Кромберри не были готовы.
Выступление миссис Роуленд было назначено на полдень, но мисс Фридделл по опыту знала, что сквайры со всей округи будут собираться по меньшей мере до половины первого, поэтому лондонскую знаменитость никто не торопил.
А вот Кэти следовало поторопиться и сбегать за помощью, одна она не смогла бы дотащить весь сервиз до чайной комнаты.
Она уже приблизилась к выходу, слегка жалея, что колокольный звон не дал ей узнать, чем закончилась ссора миссис Роуленд и ее собеседника. После того как большой колокол умолк, издав последний гулкий звук, наступила тишина. Либо миссис Роуленд уже пошла в зал, либо тот, кто вызвал ее гнев, в страхе бежал с поля боя.
Дверь резко распахнулась, и сквозняк взметнул выбившиеся из пучка прядки волос, обрамлявшие круглое личико Кэтрин.
На пороге появилась с подносом в руках мисс Меганн Глоу, так же, как и мисс Хаддон, приставленная к самой тяжелой работе.
– Ты закончила с чашками, Кэтрин? Их пора расставлять на столах! Блюда уже заняли свои места. – Худенькая Мег взмахнула руками, словно обхватывая весь сервиз разом, затем повернула голову и взглянула в глубь коридора.
– Да, все готово, – слегка приукрасила истину Кэтрин и забрала у Меганн пустой поднос, а вместо него передала Мег один из подносов с чистой посудой. – Куда ты смотришь?
– Мне показалось, кто-то вышел через ту дверь. Ну, ты знаешь, которая ведет на кладбище. Не хотела бы я оказаться в такой пасмурный день среди могил. Полдень, а как будто вот-вот наступит ночь! Можно увидеть какого-нибудь призрака! И еще этот бесконечный дождь…
– С тобой сюда ворвался сквозняк. Возможно, где-то и открылась дверь. И ты права, день сегодня не очень приятный для прогулок, – поспешно согласилась Кэтрин, чтобы прервать болтовню глуповатой Мег. – А призраков отгоняют колокола нашей церкви, ведь только что они пробили полдень! Вот ночью – другое дело… Но нам пора.
Кэти подхватила свой поднос и первой вышла в коридор. Мег последовала за ней, едва удерживая тяжелый поднос тоненькими ручками.
Глава 6
В чайной комнате их уже ждала еще одна помощница мисс Фридделл, вертлявая Белинда, то и дело выскакивавшая в коридор, чтобы заглянуть в зал и рассмотреть прибывающих гостей. В отличие от Кэтрин и Мег, Белинде не довелось побывать на обеде у миссис Райдинг, и теперь она дулась на обеих девушек.
– Вот наконец-то и вы, – проворчала она, даже не потрудившись придержать для входящих дверь, возле которой проводила последние четверть часа. – Скорее ставьте чашки на стол! Мисс Фридделл уже заходила узнать, как продвигается подготовка к чаепитию, и осталась очень недовольна увиденным.
– То есть тобой! – фыркнула Мег и потрясла кистями рук, демонстрируя, как сильно она напряглась, пройдя два десятка ярдов с подносом.
Кэтрин молча принялась расставлять чашки. Мег и Белинда дружили, при этом постоянно обмениваясь колкими замечаниями, и Кэти вовсе не хотелось занимать чью-нибудь сторону в их спорах. Девушки были увлечены поисками жениха, что от них и ожидалось, и появлению мисс Хаддон в их кружке не слишком обрадовались. К тому же в Кромберри о Кэтрин говорили как о девушке со значительными видами на будущее.
Как бы ни пыталась сама Кэтрин пресечь эту болтовню, слухи, однажды распространившиеся, уже нельзя было ни остановить, ни превратить в чью-то ошибку, случайное недоразумение. Горожане отчего-то полагали, что мисс Хаддон является единственной наследницей своего дядюшки, и после смерти мистера Лофтли (а для подобной мысли не было ни малейшего основания) Кэтрин унаследует как «Охотников и свинью», так и расположенный через дорогу паб.
Хорошо еще, тетушка и дядюшка не относились всерьез к подобным сплетням или, быть может, даже и не слышали ни одной из них. Кэтрин боялась, что мистер и миссис Лофтли сочтут, будто она сама распространяет слухи, чтобы привлечь женихов из самых почтенных семейств Кромберри.
Девушки уже заканчивали свою работу, причем Белинда так и не взяла в руки ни одной чашки, когда в комнату, едва не ударив любопытную девицу дверью, вошла Эммелина Хаддон.
– О, Кэти, вот ты где! – Она рассеянно оглядела чайный стол, улыбнулась девушкам и подвинула к столу один из стульев. – Я посижу здесь немного, в зале так душно, а, по словам мисс Фридделл, еще не приехала и половина гостей.
– Должно быть, их задержал дождь, дороги сейчас не в лучшем состоянии. – Белинда поспешила вступить в разговор, хотя Эммелина обращалась вовсе не к ней.
– Да-да, конечно, даже пять миль сейчас покажутся им испытанием… – Эммелина так резко повернула голову, что ее тщательно уложенные локоны скользнули по лицу, оставив на нем влажный след.
«Она выходила под дождь? – озадачилась Кэтрин. – Если в зале так душно, что Эммелине пришлось выйти подышать, кому-нибудь может стать плохо. Надо отнести туда нюхательные соли и положить на тот маленький столик, рядом с брошюрами».
Эммелина и в самом деле выглядела так, как будто прошла несколько шагов под дождем. Она не казалась мокрой и растрепанной, но подол ее модного бордового платья был сырым, да и на плечах виднелись следы дождевых капель.
Кэти, как дочь врача, прекрасно знала, что многочисленное сборище в маленьком помещении непременно обещает обмороки и сопутствующую им суету. Общество Кромберри выставит себя в дурном свете перед миссис Роуленд, если ее выступление будет прервано падением со стула какой-нибудь слабой здоровьем девицы или тучной матроны.
– Эммелина, у тебя есть нюхательная соль? – спросила Кэтрин, не обращая внимания на Белинду, пытавшуюся поддерживать разговор с дамой из Бата, что повышало ее вес в собственных глазах.
– Да, конечно, конечно, – засуетилась Эммелина, поспешно раскрывая маленькую сумочку, висевшую у ее локтя. – Где же она, где… Ах, конечно, она у Агнес! Я не обнаружила ее в сумочке, когда мы спустились в холл, и Агнес поднялась, чтобы принести ее. Но мы уже садились в карету, и я так и не забрала соль. Тебе нехорошо, дорогая?
– Ах нет, я прекрасно себя чувствую! – Кэтрин поспешила успокоить встревоженную родственницу. – После твоих слов о духоте я решила отнести соль в зал, чтоб она всегда была наготове. Вдруг ее не окажется у того, кому она срочно может потребоваться?
– Должно быть, нюхательные соли есть в сумочке у каждой дамы, а их в зале будет не меньше тридцати, – насмешливо фыркнула Белинда, и Кэтрин устыдилась своей глупости. Действительно, и участницы благотворительного комитета, и сочувствующие не в первый раз собираются на подобное мероприятие и прекрасно знают, какими опасностями оно чревато. И все же, доктор Хаддон не раз говорил дочери, что порой простая забывчивость может очень дорого стоить, и остается только удивляться, как несколько здравомыслящих людей могут одновременно забыть о каком-нибудь важном обстоятельстве.
– Я все же поищу мисс Беррингтон, – сказала Кэтрин, обращаясь к Эммелине.
– Миссис Пропсон послала ее к нашей карете, она забыла там свою подушечку под спину, кажется, Агнес уже должна была вернуться… – Миссис Хаддон нахмурила лоб, пытаясь вспомнить, как давно видела подругу, но тщетно.
Кэтрин пожала плечами и направилась к двери, ей не хотелось дольше необходимого оставаться в обществе Мег и Белинды. Пусть развлекают Эммелину, они не так часто видят даму из Бата. К тому же Кэтрин тоже любопытно было взглянуть, как разместились в зале гости, не рассорились ли из-за самых почетных мест.
Она едва успела распахнуть пошире дверь, неплотно прикрытую Белиндой, как равномерный гул, все это время доносящийся до их комнаты, прервал пронзительный вопль, который, несомненно, издала какая-то женщина.
– Кажется, кому-то уже стало плохо… – Мег едва не выронила чашку, рисунок на которой рассматривала.
Крик повторился: к первой даме присоединилась вторая. Кэтрин замерла на пороге. Она уже несколько раз за последний год слышала подобные крики. И всякий раз за ними следовала одна и та же новость. Кто-то умер. А кто-то совершил убийство.
Недоуменные возгласы, шум поспешных шагов, напуганные женские и успокаивающие мужские голоса – в распахнутую дверь все это было слышно куда отчетливее, и Мег подвинулась поближе к подруге. Белинда скорее испытывала любопытство, нежели страх, а потому решительно двинулась следом за Кэтрин, не желая ничего пропустить. Мег ничего не оставалось, как потянуться следом. Эммелина тоже вскочила со своего стула и устремилась за девушками.
– Что ты застыла на пороге как соляной столб? – недовольно проворчала Белинда, которой округлая фигурка Кэти мешала пройти. – Идем же, или немедленно пропусти нас, мы все хотим узнать, кто там решил упасть в обморок, не дожидаясь лекции!
– Д-да, пойдемте, – нерешительно согласилась Кэтрин. Она разозлилась на себя из-за того, что былым страхам оказалось так легко вернуться, но ничего не могла с этим поделать. Слишком мало времени прошло.
Белинда подталкивала ее, и через мгновение все четверо уже протискивались в узкую дверь зала. Зал выглядел так, как и подобает в подобной ситуации – уже занявшие свои места мужчины и женщины повскакивали на ноги, за исключением нескольких слишком уж почтенных особ.
Толпа успела собраться у двери, противоположной той, сквозь которую вошли девушки. Как раз через нее должна была пройти в зал миссис Роуленд. Нечего было и думать о том, чтобы рассмотреть что-то через головы всех этих дам и джентльменов. Обеспокоенные восклицания перекрывал мужской голос, доносившийся из-за распахнутой двери. Он повторял какое-то слово высоким, надрывным голосом, но разобрать это слово было невозможно. По крайней мере, до тех пор, пока Кэти и обогнавшие ее Мег и Белинда не заняли место позади двух старших сыновей миссис Райдинг, вытягивавших шеи и благодаря своему росту имевших возможность разглядеть что-то в коридоре.
– Инес, Инес, Инес… – твердил невидимый из зала мужчина, и Кэтрин с испугом подумала, что этот голос вот-вот перейдет в полный отчаяния вой. А через мгновение поняла, кого зовет этот человек, не надеясь дождаться ответа. Миссис Роуленд. Ее зовут Инес. Нет, не так. Теперь уже полагается говорить и думать, что ее звали Инес.
– Что там случилось? – Белинда бесцеремонно подергала за рукав Стивена Райдинга. В другое время она не осмелилась бы на подобную дерзость, но сейчас ситуация ее оправдывала. Или ей так казалось.
– Мисс Фридделл пошла за миссис Роуленд, чтобы пригласить ее в зал. – Обернувшись к девушке, Райдинг недоуменно приподнял брови – он явно не помнил эту юную леди среди своих знакомых, но воспитание не позволило ему проигнорировать вопрос. – Потом она так страшно закричала. Следом ринулись две ее подруги, я вечно не могу запомнить, как их зовут. Похоже, миссис Роуленд стало плохо или что-то вроде того, потому что они там начали кричать уже на несколько голосов. Тогда в эту дверь выбежал толстяк, мистер Макнил. А за ним доктор Голдблюм и викарий. Но преподобный почти сразу вернулся и позвал судью Хоуксли.