– Что такое? – спросил капитан. – Чего ты скалишься?

– Да вот, – ответил Чубриков, – я удивляюсь. Вы же, ваше благородие, один, который чёрта не боится. Даже нет, не так, а вот: чёрт вас боится, ваше благородие. – И, повернувшись, продолжил: – Лопухов, чего молчишь? Скажи, как есть!

На что Лопухов только поморщился и очень сердитым голосом сказал:

– Что вы его слушаете, ваше благородие! Он, может, завтра помрёт, вот и несёт чего ни попадя. Нет там никаких чертей! Синельников, скажи!

– Что я скажу?! – сказал Синельников. – Ну, я не видел, ну и что? А если другие видели, тогда как?

Чубриков открыл рот, засмеялся… и закашлялся, и начал харкать кровью. Капитан сердито махнул рукой, развернулся и вышел из пещеры.

А дальше тогда было так. Капитан спустился в линию, к стрелкам, и просидел там до вечера, пока его не сменил Ефимов. И вот у Ефимова он и спросил про чёрта. Спросил нарочито равнодушно – чего это, мол, твои люди такое болтают, что в дальней пещере сидит чёрт. Ефимов, нахмурившись, ответил, что это не все такое говорят, а только один Чубриков.

– И чего ему не болтать, – продолжал Ефимов, – если ему грудь прострелили, и он теперь не дышит, а свистит и кровью харкает. А ночью, когда все заснут, вдруг как начинает орать так, что ты хоть беги оттуда.

– А чёрт где? – спросил капитан.

– Какой чёрт?! – сказал Ефимов. – Это всё чубриковские бредни. Помрёт Чубриков, бредней не станет, чёрт сдохнет.

Капитан подумал и спросил:

– А сейчас чёрт жив?

– Ваше благородие! – громко сказал Ефимов. – Да если хотите, то вот как только кто-нибудь помрёт и нужно будет опять хоронить, я сам с вами туда схожу и покажу, что ничего и никого там нет! А ждать нам этого, чую, недолго!

– Ладно, – ответил капитан, – пусть так и будет.

И развернулся, и пошёл к себе.

Когда он пришёл туда, то первым делом увидел адъюнкта. Тот сидел в своём углу и очень внимательно смотрел на капитана. Хочет узнать, но не может, подумал капитан. И вдруг ещё подумал: и не надо! После лёг на своё место, отвернулся к стене, начал считать захваченных оленей и заснул. Во сне был тепло, он сидел у себя дома за своим столом, ел кашу, запивал казёнкой и поглядывал на Степаниду. Степанида улыбалась. А адъюнкта с ними не было! Капитан не спрашивал, но знал, что адъюнкт остался с чукчами, женился на Гитин-нэвыт, он теперь у них главный шаман и зять Атч-ытагына. Ну и славно! Капитан опять налил себе и выпил, и утёрся. Вот такой в тот вечер у него был сон.





Глава 28




А назавтра наяву было вот как. Не успели они позавтракать, как пришёл ефимовский казак Самохин и сказал, что Чубриков преставился, вот Ефимов и зовёт господина капитана, как и было договорено, на погребение. А, вспомнил капитан, и в самом деле, это он про чёрта намекает – и нахмурился. Но и в то же время сразу встал, пошёл.

В казарменной пещере опять было тихо, потому что почти все опять ушли на службу. Но Ефимов был на месте, с ним стояли ещё четверо казаков, Чубриков лежал прибранный, строгий. Капитан хотел уже было начать отпевание, но Ефимов вдруг сказал:

– Ваше благородие, не велите гневаться. Как вы велели, так я и исполнил, но позвольте сделать сообщение.

Капитан кивнул, что позволяет. Ефимов встал во фрунт и доложил:

– Раб божий Чубриков Игнат перед тем, как преставиться, заявил мне под присягой, что никакой нечистой силы он во вверенной нам пещере не видывал, и на том крест целовал. Так что, ваше благородие, никого искать не надо.

– Вольно, – ответил капитан. После сказал: – При чём здесь Чубриков? Я по своему разумению действую.

И приказал поднимать. Чубрикова подняли, понесли. Опять впереди шёл Лопухов со светом, за ним капитан с чубриковской шапкой, а уже за ним все остальные с Чубриковым на плечах. Место уже было выбрано, шли быстро. Так же быстро, прости, Господи, капитан после читал канон, потом закладывали Чубрикова каменьями, потом развернулись уходить…

Но капитан сделал знак погодить и сказал, что он всех отпускает, а Ефимову велит остаться. Ефимов помрачнел, но промолчал, взял у Лопухова свет, поднял его над собой и предложил капитану следовать за ним. Капитан последовал. Ефимов ступал осторожно, с оглядкой, капитан так же с оглядкой шёл за ним. Первых две хоромины они прошли молча, а после, когда повернули к третьей, Ефимов сказал, что как только господину капитану надоест, они сразу повернут обратно. Но капитан молчал, они шли дальше. Проходы там были достаточно широкие, идти было легко. Потом они перешли через небольшой ручей, капитан подумал, что вот куда надо будет послать поваров, потому что талая вода уже в глотку не лезет. Потом они ещё прошли, воздух стал сырой, вонючий, капитан подумал, надо поворачивать обратно, а то как бы не рвануло, вон как адъюнкт рассказывал про шахты, да и капитан сам не однажды слышал…

И тут он поскользнулся и упал, и покатился под уклон! И катился немало! Потом остановился, встал, осмотрелся…

А света нигде не было! Да как так, подумал капитан, куда это Ефимов пропал? И он окликнул:

– Ефимов!

И отдалось как в колодце: «Ефимов!». Капитан проверил саблю, та была на месте. Это уже легче, подумал капитан и ещё раз осмотрелся. Вокруг была сплошная тьма, воняло газом. Так надышишься и угоришь, подумал капитан. В прошлом году в Среднеколымске, говорили, угорела целая семья, шесть человек, канцелярист, жена и четверо детей. А канцелярист у них был толковый, не то что наш Черепухин, ну да наш не угорит, наш осторожный…

Капитан стоял и слушал, и присматривался. Ничего не было ни слышно, ни видно, только иногда посверкивали искры. В одном месте искр было больше. Капитан пошёл в ту сторону. Шёл осторожно, вдоль стены, на ощупь. Искр становилось ещё больше. Потом стало слышно, как они потрескивают. Капитан пошёл быстрее и споткнулся. Остановился, осмотрелся, увидел слабый отблеск света на стене и хотел уже было окликнуть Ефимова, но передумал и, стараясь не шуметь, пошёл на свет. Шёл долго. Свет на стене становился всё ярче.

Потом свет начал дёргаться. Потом пропал. Капитан прошёл ещё немного вдоль стены, и свет опять появился. Свет становился то ярче, то слабее. Запахло горелым. Да что это, костёр, что ли, подумал капитан, остановился и прислушался. Сразу стало совсем тихо. Тогда капитан пошёл на свет. Свет начал угасать. Капитан напугался, что он не успеет, и прибавил шагу, начал раз за разом оступаться, но ему очень не хотелось оставаться в темноте, он шёл всё быстрей и быстрей…

И вышел на свет. Перед ним была небольшая подземная хоромина, посреди которой горел костёр, а возле костра сидел старик инородец в высокой шапке. Старик смотрел на костёр. На костре стояла большая чугунная сковорода, на сковороде что-то потрескивало. Капитан застыл на месте. Старик принюхался и обернулся, увидел капитана и оскалился. Зубы у старика были длинные и острые, как у собаки, капитан смотрел на них как заворожённый. Старик что-то сказал, и капитану почудилось, будто он слышит:

– Подойди ко мне.

И капитан пошёл к нему! И подошёл совсем близко. Старик сделал знак рукой, и капитан сел туда, куда ему было указано. Старик опять что-то сказал, и капитан теперь услышал вот что:


– Ты голоден?

– Нет, – ответил капитан, а сам подумал: кто это? Неужели это он?!

– Да, – так же странно ответил старик. – Это я.

И, улыбаясь, снял шапку. Под ней у него был длинный острый череп. Мне это снится, подумал капитан, я надышался угарного газа, мне нужно приложить мокрую тряпку к губам, меня нужно вытащить во двор, немедленно, а иначе я подохну здесь!

– Э, – сказал старик, улыбаясь. – Не о том ты думаешь. Когда люди встречают меня, они радуются. Хочешь, я сделаю тебя самым богатым во всей тундре? Или ты хочешь стать самым сильным? Или чтобы у тебя было много-много жён и сыновей? Много оленей? Много воинов? Почему ты молчишь? Или ты думаешь, что если ты ничего мне не ответишь, то я ни о чём не догадаюсь?

Но капитан и сейчас промолчал.

– Небо не любит таких, как ты, – сказал старик. – Поэтому на небо ты не попадёшь. Или ты очень хочешь туда? Скажи, и я помогу тебе попасть на небо. Но ничего хорошего там нет! Я рад, что ты туда не просишься.

Старик надел шапку и опять стал смотреть на сковороду. Сковорода, как теперь ясно видел капитан, была пустая. Старик осмотрелся, поднял с пола первый попавшийся камень и положил его на сковороду. Камень начал понемногу плавиться. Камень был самый обыкновенный, но он плавился! Вот он, видел капитан, уже расплылся по всей сковороде и засветился чистым серебряным светом. Старик осторожно взялся рукой за край раскалённой сковороды, встряхнул её, серебряный блин подпрыгнул и перевернулся на другую сторону, и старик опять поставил сковороду на огонь. Капитан смотрел то на старика, то на сковороду, то опять на старика. Вдруг старик очень серьёзным голосом заговорил:

– Сейчас ты узнаешь, почему я пригласил тебя к себе. Потому что больше приглашать некого. Здешние люди все стали ленивые, глупые. Простого дела сделать не могут. Жертву не могут принести. Я им говорю: так надо сделать. И вот так. А они делают наоборот. И что получается? И им плохо, и жертве плохо. Она мучается. А ты очень хороший воин! Я видел, как ты пустил огненную стрелу через всю пустошь прямо ему в сердце, и он упал мёртвый. Это был очень хороший выстрел! И очень сильный. Я после долго камлал, пока его обратно оживили. Поэтому ещё раз говорю тебе: ты мне очень понравился, я вижу, тебе можно самые трудные дела поручать. И вот я тебе поручаю: принеси в жертву сам знаешь кого, принеси правильно, и я за это дам тебе столько серебра, сколько ты сможешь унести за три раза. И сколько все твои люди тоже за три раза унесут. Разве это дешёвая плата?

Капитан молчал. Старик заулыбался и сказал:

– Я так и думал. Ты слишком великий воин, чтобы соглашаться на такую плату. А как же! Великое дело делается за великую плату, и это правильно. Поэтому я вот что говорю: видишь эту волшебную жаровню? Я подарю тебе её, и тогда всё то, что ты на ней будешь жарить в любом месте и в любое время, будет превращаться в серебро. Ты станешь богаче всех в тундре! Соглашайся! Только быстро! Соглашайся, я тебе сказал! Говори: я согласен! Ну, говори же! Говори!

– Нет! – громко сказал капитан.

И сразу полыхнуло пламенем! Громыхнул гром! Всё вокруг вдруг затянуло дымом! Стало нечем дышать! Капитан упал и потерял сознание.

Когда капитан очнулся, он лежал в тёмной пещере на спине, над ним склонился Ефимов и испуганным голосом повторял:

– Ваше благородие, вы живы? Вы живы, ваше благородие?

Капитан облизал губы и ответил:

– Жив.

После чего ещё раз осмотрелся. Он лежал посреди казарменной хоромины, рядом с ним, с одной стороны, сидел Ефимов, со второй Шалауров, а за ними были видны головы казаков и охочих. Все они очень внимательно смотрели на него.

– Ох, вы нас и напугали, ваше благородие, – сказал Ефимов. – Я думал, вы сейчас помрёте. А как вам сейчас?

– Немного полегче, – сказал капитан. – А то дышать там было совсем нечем. Думал, угорю и сдохну.

– Да, место там очень поганое, – сказал Ефимов. – И ещё темнотища какая! Спасибо, что ребятки помогли, а то бы я вас один не вытащил.

Ребятки, а это казаки и охочие, заулыбались. Капитан стал подниматься, сел, утёр лицо руками и сказал:

– Сон мне приснился очень гадкий. Будто я иду, кругом темно, а впереди…

И замолчал.

– А впереди костёр, – подсказал Шалауров.

Капитан вопросительно посмотрел на Шалаурова. Тот усмехнулся и продолжил:

– А там всем одно и то же снится. И от костра дурманный дым, и от этого дурмана всех как косой косит.

– А у костра, – продолжил капитан, – старик сидит.

– Да-да! – подхватил Шалауров. – Остроголовый старик, они здесь его очень крепко почитают. Это, говорят они, его гора. И это его костёр, и на костре его сковорода, вот такая здоровенная, он на неё камни бросает, камни плавятся, получаются блины серебряные, а он из них лепит серебряные блюда и складывает в стопку высоченную. Так или нет?

– Не знаю, – сказал капитан. – Блюд я не видел.

– Значит, вы, Василий Юрьевич, очень быстро задохнулись, – улыбаясь, сказал Шалауров. – Дальше всегда бывают блюда. И вот он их лепит и лепит, и будет лепить до конца света, чтобы когда придёт этому свету конец и мы сядем его поминать, всем нам этих блюд хватило бы на три, а то и на четыре перемены!

– Так это сколько же их надо будет налепить! – сказал Ефимов. – Это же сколько на земле народу!

– Вот он и не спешит лепить, – ответил Шалауров. – Ему же тоже будет смерть, как и всем нам, а кому помирать хочется? Так или не так, Василий Юрьевич? Жаловался он вам на свою службу или нет?

Капитан подумал и ответил:

– Я не помню. Да и мало ли чего могло мне с угару привидеться?

– Эх, что-то ты темнишь, Василий Юрьевич! – не унимался Шалауров.

Но капитан и тогда ничего не ответил. Все молчали. Потом Ефимов вдруг спросил, скоро ли придёт Дмитрий Иванович.