Меж тем в голубоватом свете мы успели различить совершенно жуткого водяного змея: обхватом с древесный ствол, коричневый в желтую крапинку, с веерами-пленками ушей. Ливьятан гнулся дугами, как припадочный, вокруг мелкой – все познается в сравнении – фигурки Полыни.
Дахху охнул. Кад дернулась, но потом резко успокоилась: она увидела, как хладнокровно Андрис продолжает крепить страховку.
– Если станет по-настоящему жарко – он вернется сюда, – объяснила Ищейка, сжалившись над нашим испугом. – Теневик же, йоу. Один-два раза в день может позволить себе Умения.
– И зачем тут вообще я… – протянул Дахху, а потом резко оборвал сам себя.
Я поднялась – трещину внизу продолжали раскалывать вспышки боевых заклятий, – отряхнула колени от зелени и тихонько шепнула другу, так, чтобы остальные не слышали:
– Может, тебе и впрямь вернуться в город?
– Ну уж нет, – проворчал он. – Мне в некрополь не меньше вашего надо.
– Зачем?
Он не ответил.
Вскоре звуки битвы внизу утихли, и мы поочередно спустились на дно расщелины.
Помимо Полыни и свежеубиенного ливьятана, там нашлись иссеченные заклинаниями тела еще десятка змеев, если не больше. Они жутко смердели.
– Я смотрю, Ходящие тут от души порезвились… – прогнусавила Кадия, зажимая нос.
Подводная река оказалась мелкой, но очень топкой, и глиняное дно все норовило стянуть с нас сапоги. Мы упрямо чавкали в сторону кургана, редкими вскриками омерзения приветствуя новые трупы змей. Вода была холодная, и ноги быстро перестали слушаться.
Наконец в одной из стен показался тесный проход.
– Йоу, все пролезут? – Андрис поочередно осветила нас фонариком, оценивая габариты.
Расщелина, зараза, оказалась не только узкой, но еще и постепенно теряла в высоте: под конец каждый из нас вынужден был кособочиться, будто рак-диковатый-танцор в подводном притоне.
Зато она привела нас прямо в некрополь – в его оригинальном виде тысячелетней закваски.
– Прах побери! – Я не удержалась от восхищенного вздоха.
Мы оказались в коридоре, чьи стены и потолок покрывали неведомые письмена, желобами просверливающие камень. Они мягко светились и пульсировали красным… Мы будто попали в плен заколдованной типографской машинки. Эдакий счастливый сон гравера.
Наклон у шрифта был острый, рукописный, резко уходивший вправо. Буквы на соседних строках едва ли не сталкивались завитушками хвостов. По полу бегали неясные тени – сами по себе, без хозяев.
Из стен на равноудаленном расстоянии торчали каменные драконы, чьи пасти были до смятения зубастыми и распахнулись в безмолвном крике. Между ними встречались ниши, в которых стояли фигуры рыцарей с изображением семиконечной звезды на щитах.
Герб срединников.
– Что это за язык? – удивилась я, подходя ближе. – На стародольний не похоже.
– Потому что это не стародольний, – зачарованно отозвался Дахху.
Друг достал из сумки тетрадь и начал быстро, почти на ощупь, перерисовывать туда символы со стены.
– Но это же курган, посвященный срединникам! Логично, если бы ритуальные тексты были на языке падших, – нахмурилась я.
– Да, но… Создатель кургана решил иначе.
– А кто его создатель?
– Хей, люди! – Звонкий голос Кадии мгновенно разрушил всю атмосферу таинственности. – Я правильно понимаю, что мы все-таки остаемся тут лагерем?
Мы зашикали на нее.
– Да, правильно. – Я кивнула, не в силах оторвать взгляд от таинственных мерцающих букв.
Иногда письмена перемежались схематичными изображениями драконов, хранителей и каких-то странных плошек – будто мисок из-под хлопьев для завтрака. Каждый столбик текста заканчивался размашистой буквой «Т».
Подпись?
Я обвела пещеру рукой:
– Располагайтесь. Андрис, пожалуйста, попробуй перенастроить браслет Полыни так, чтобы казалось, что мы удаляемся на глубину…
Но можно было и не просить: Ищейка уже азартно копалась в принудительном аксессуаре Ловчего. Гайки, отвертки и винтики мелькали в ее руках, как яблоки у жонглера. Вот только, в отличие от ярмарочных представлений, Андрис в случае неуспеха ждала не толпа разъяренных крустов, а большой бабах.
Пока Йоукли колдовала над его ногой, сам Полынь расслабленно отклонился и только держал фонарь, давая мастерице необходимый свет. Дахху намертво прилип к письменам. Кадия меряла шагами коридор, любопытничая, что там дальше, но не решаясь удаляться. Я с внезапной нежностью оглядывала нашу горе-команду.
– В общем, еще раз проговорим план: в назначенное время, в одиннадцать вечера, я исчезаю. Карл препоручает мне Лиссая, и мы уже вдвоем возвращаемся сюда. После этого мы с вами проводим чудную ночь у костра, полную откровений и разговоров, и часов в пять утра лезем обратно, герои героями.
Все покивали. Андрис – не выпуская из зубов отвертку.
– А там заживем… – мечтательно вздохнула я, с беспокойством ощупывая лицо.
– Сейчас только десять, присядь. – Полынь приглашающе похлопал ладонью по камню. – Предлагаю начать разговоры сразу же.
– Пофалуйста, нифафий фасгафоров, пока я не фафончу, – попросила Йоукли. – И не февелись, Полынь: фэта фифня мофэт рвануть.
Вдруг странная дрожь сотрясла курган.
Я успела увидеть, как удивленно приподнялись брови Ловчего, после чего мир разорвало белой вспышкой.
Боги-хранители, нет!
Я взвизгнула, как раненая лиса, до смерти испугавшись, что это активировался браслет на ноге Полыни. Я инстинктивно рванула вперед в какой-то бездумной попытке спасти, отменить, вернуть.
Но все оказалось проще – курган пропал.
Пропало все.
Шагнув вперед, я не почувствовала под ногами пола и, ахнув, начала проваливаться вниз, все глубже и глубже, в вязкую молочную белизну небытия. Ох.
Кажется, у Карла проблемы с пунктуальностью…
Две тысячи лет
Не бойся смерти, бойся жизни без души.
Срединная поговорка
Я зависла в белой вате небытия столь надолго, что, казалось, возникли какие-то проблемы с пересечением границы. Формальные бюрократические неувязки – ну вы знаете.
Будто неведомый великан-пограничник, уже забрав меня из некрополя, вдруг засомневался: а есть ли у этой странной верещащей девчушки разрешение на выезд? Пойду, мол, проверю. И чайку по случаю бахну. А ты тут поболтайся в тишине, помедитируй. Может, заодно осмыслишь наконец-то свою грешную жизнь и перестанешь мелькать туда-сюда, взгляд мозолить. Междумирье – не кабак, чтоб так фривольно шляться!
Или не Междумирье… Прах побери, Карл, где я?!
Мне уже даже надоело орать.
Я начала с интересом шарить вокруг руками. Почти на ощупь: одинаковость, однородность этого «не-бытия» не оставляла никаких координат. Когда взгляду не за что зацепиться – он растерян. Зрение лишается смысла.
Не успела я довести эту философию до фундаментального «дайте мне точку опоры – и я переверну землю» под авторством Архимеда Иноземного, как волшебный дозорный все-таки дал добро на посадку.
Я раскашлялась – то ли от неожиданности, то ли от песка, мгновенно забившего нос.
Песок был не такой, какой мы ожидаем найти на морском побережье. Нет, местный песок разбавляла голубоватая стеклянная крошка, пахнущая масляными красками, очень мелкая. Да еще и острая. Впилась мне в ладони сотней крохотных шипов – прямо-таки бюджетный сеанс иглоукалывания…
Я подняла глаза и обомлела.
Передо мной во всей своей ночной красе лежала Мудра, бывшая столица Срединного государства. Город, некогда славившийся беспредельно сильными магами. Город, с которого началась история Лайонассы, где на заре времен поселились сами хранители, чтобы каждый день был праздником единства и знаний. Город, задуманный центром вселенной.
Но бесславно сожженный драконами в 1147 году. Пустой и позабытый ныне, отданный на растерзание пустыне. Позор шолоховцев.
Я обвела взглядом раскинувшийся кругом пейзаж…
Блеклые дюны песка синусоидами лежали вплоть до самого горизонта, будто хищные пустынные пумы, отдыхающие после охоты. Тут и там стеклянные башни пиками разрывали мягкие округлости барханов. На фоне темного неба они чуть светлели. Но нет. Это обман. В Мудре нет никакого света.
Проклятое место.
Когда-то эти оплавленные башни были прекрасными каменными дворцами. Однако драконье пламя – магическое пламя детей небесных – не сжигает предметы, а обращает их в сизую смальту. Даже если это очень большие предметы. Например, городские стены. Мосты. Здания.
Люди.
«Какими же идиотами, – я вдруг вспомнила вопрос, который не давал мне покоя в студенческие годы, – какими же надо быть идиотами, чтобы даже флегматичные драконы возненавидели вас настолько, что сожгли всю столицу целиком, в один присест, не размениваясь на мораль и обеденные перерывы?..»
Ох, срединники. Наши предки – наша боль, наш позор и, как это частенько случается, источник нашей силы.
Дахху охнул. Кад дернулась, но потом резко успокоилась: она увидела, как хладнокровно Андрис продолжает крепить страховку.
– Если станет по-настоящему жарко – он вернется сюда, – объяснила Ищейка, сжалившись над нашим испугом. – Теневик же, йоу. Один-два раза в день может позволить себе Умения.
– И зачем тут вообще я… – протянул Дахху, а потом резко оборвал сам себя.
Я поднялась – трещину внизу продолжали раскалывать вспышки боевых заклятий, – отряхнула колени от зелени и тихонько шепнула другу, так, чтобы остальные не слышали:
– Может, тебе и впрямь вернуться в город?
– Ну уж нет, – проворчал он. – Мне в некрополь не меньше вашего надо.
– Зачем?
Он не ответил.
Вскоре звуки битвы внизу утихли, и мы поочередно спустились на дно расщелины.
Помимо Полыни и свежеубиенного ливьятана, там нашлись иссеченные заклинаниями тела еще десятка змеев, если не больше. Они жутко смердели.
– Я смотрю, Ходящие тут от души порезвились… – прогнусавила Кадия, зажимая нос.
Подводная река оказалась мелкой, но очень топкой, и глиняное дно все норовило стянуть с нас сапоги. Мы упрямо чавкали в сторону кургана, редкими вскриками омерзения приветствуя новые трупы змей. Вода была холодная, и ноги быстро перестали слушаться.
Наконец в одной из стен показался тесный проход.
– Йоу, все пролезут? – Андрис поочередно осветила нас фонариком, оценивая габариты.
Расщелина, зараза, оказалась не только узкой, но еще и постепенно теряла в высоте: под конец каждый из нас вынужден был кособочиться, будто рак-диковатый-танцор в подводном притоне.
Зато она привела нас прямо в некрополь – в его оригинальном виде тысячелетней закваски.
– Прах побери! – Я не удержалась от восхищенного вздоха.
Мы оказались в коридоре, чьи стены и потолок покрывали неведомые письмена, желобами просверливающие камень. Они мягко светились и пульсировали красным… Мы будто попали в плен заколдованной типографской машинки. Эдакий счастливый сон гравера.
Наклон у шрифта был острый, рукописный, резко уходивший вправо. Буквы на соседних строках едва ли не сталкивались завитушками хвостов. По полу бегали неясные тени – сами по себе, без хозяев.
Из стен на равноудаленном расстоянии торчали каменные драконы, чьи пасти были до смятения зубастыми и распахнулись в безмолвном крике. Между ними встречались ниши, в которых стояли фигуры рыцарей с изображением семиконечной звезды на щитах.
Герб срединников.
– Что это за язык? – удивилась я, подходя ближе. – На стародольний не похоже.
– Потому что это не стародольний, – зачарованно отозвался Дахху.
Друг достал из сумки тетрадь и начал быстро, почти на ощупь, перерисовывать туда символы со стены.
– Но это же курган, посвященный срединникам! Логично, если бы ритуальные тексты были на языке падших, – нахмурилась я.
– Да, но… Создатель кургана решил иначе.
– А кто его создатель?
– Хей, люди! – Звонкий голос Кадии мгновенно разрушил всю атмосферу таинственности. – Я правильно понимаю, что мы все-таки остаемся тут лагерем?
Мы зашикали на нее.
– Да, правильно. – Я кивнула, не в силах оторвать взгляд от таинственных мерцающих букв.
Иногда письмена перемежались схематичными изображениями драконов, хранителей и каких-то странных плошек – будто мисок из-под хлопьев для завтрака. Каждый столбик текста заканчивался размашистой буквой «Т».
Подпись?
Я обвела пещеру рукой:
– Располагайтесь. Андрис, пожалуйста, попробуй перенастроить браслет Полыни так, чтобы казалось, что мы удаляемся на глубину…
Но можно было и не просить: Ищейка уже азартно копалась в принудительном аксессуаре Ловчего. Гайки, отвертки и винтики мелькали в ее руках, как яблоки у жонглера. Вот только, в отличие от ярмарочных представлений, Андрис в случае неуспеха ждала не толпа разъяренных крустов, а большой бабах.
Пока Йоукли колдовала над его ногой, сам Полынь расслабленно отклонился и только держал фонарь, давая мастерице необходимый свет. Дахху намертво прилип к письменам. Кадия меряла шагами коридор, любопытничая, что там дальше, но не решаясь удаляться. Я с внезапной нежностью оглядывала нашу горе-команду.
– В общем, еще раз проговорим план: в назначенное время, в одиннадцать вечера, я исчезаю. Карл препоручает мне Лиссая, и мы уже вдвоем возвращаемся сюда. После этого мы с вами проводим чудную ночь у костра, полную откровений и разговоров, и часов в пять утра лезем обратно, герои героями.
Все покивали. Андрис – не выпуская из зубов отвертку.
– А там заживем… – мечтательно вздохнула я, с беспокойством ощупывая лицо.
– Сейчас только десять, присядь. – Полынь приглашающе похлопал ладонью по камню. – Предлагаю начать разговоры сразу же.
– Пофалуйста, нифафий фасгафоров, пока я не фафончу, – попросила Йоукли. – И не февелись, Полынь: фэта фифня мофэт рвануть.
Вдруг странная дрожь сотрясла курган.
Я успела увидеть, как удивленно приподнялись брови Ловчего, после чего мир разорвало белой вспышкой.
Боги-хранители, нет!
Я взвизгнула, как раненая лиса, до смерти испугавшись, что это активировался браслет на ноге Полыни. Я инстинктивно рванула вперед в какой-то бездумной попытке спасти, отменить, вернуть.
Но все оказалось проще – курган пропал.
Пропало все.
Шагнув вперед, я не почувствовала под ногами пола и, ахнув, начала проваливаться вниз, все глубже и глубже, в вязкую молочную белизну небытия. Ох.
Кажется, у Карла проблемы с пунктуальностью…
Две тысячи лет
Не бойся смерти, бойся жизни без души.
Срединная поговорка
Я зависла в белой вате небытия столь надолго, что, казалось, возникли какие-то проблемы с пересечением границы. Формальные бюрократические неувязки – ну вы знаете.
Будто неведомый великан-пограничник, уже забрав меня из некрополя, вдруг засомневался: а есть ли у этой странной верещащей девчушки разрешение на выезд? Пойду, мол, проверю. И чайку по случаю бахну. А ты тут поболтайся в тишине, помедитируй. Может, заодно осмыслишь наконец-то свою грешную жизнь и перестанешь мелькать туда-сюда, взгляд мозолить. Междумирье – не кабак, чтоб так фривольно шляться!
Или не Междумирье… Прах побери, Карл, где я?!
Мне уже даже надоело орать.
Я начала с интересом шарить вокруг руками. Почти на ощупь: одинаковость, однородность этого «не-бытия» не оставляла никаких координат. Когда взгляду не за что зацепиться – он растерян. Зрение лишается смысла.
Не успела я довести эту философию до фундаментального «дайте мне точку опоры – и я переверну землю» под авторством Архимеда Иноземного, как волшебный дозорный все-таки дал добро на посадку.
Я раскашлялась – то ли от неожиданности, то ли от песка, мгновенно забившего нос.
Песок был не такой, какой мы ожидаем найти на морском побережье. Нет, местный песок разбавляла голубоватая стеклянная крошка, пахнущая масляными красками, очень мелкая. Да еще и острая. Впилась мне в ладони сотней крохотных шипов – прямо-таки бюджетный сеанс иглоукалывания…
Я подняла глаза и обомлела.
Передо мной во всей своей ночной красе лежала Мудра, бывшая столица Срединного государства. Город, некогда славившийся беспредельно сильными магами. Город, с которого началась история Лайонассы, где на заре времен поселились сами хранители, чтобы каждый день был праздником единства и знаний. Город, задуманный центром вселенной.
Но бесславно сожженный драконами в 1147 году. Пустой и позабытый ныне, отданный на растерзание пустыне. Позор шолоховцев.
Я обвела взглядом раскинувшийся кругом пейзаж…
Блеклые дюны песка синусоидами лежали вплоть до самого горизонта, будто хищные пустынные пумы, отдыхающие после охоты. Тут и там стеклянные башни пиками разрывали мягкие округлости барханов. На фоне темного неба они чуть светлели. Но нет. Это обман. В Мудре нет никакого света.
Проклятое место.
Когда-то эти оплавленные башни были прекрасными каменными дворцами. Однако драконье пламя – магическое пламя детей небесных – не сжигает предметы, а обращает их в сизую смальту. Даже если это очень большие предметы. Например, городские стены. Мосты. Здания.
Люди.
«Какими же идиотами, – я вдруг вспомнила вопрос, который не давал мне покоя в студенческие годы, – какими же надо быть идиотами, чтобы даже флегматичные драконы возненавидели вас настолько, что сожгли всю столицу целиком, в один присест, не размениваясь на мораль и обеденные перерывы?..»
Ох, срединники. Наши предки – наша боль, наш позор и, как это частенько случается, источник нашей силы.