– Тенденция! У тебя это выглядит чем-то вроде повышенного кровяного давления, – удивленно покачал головой Мэтью. – Идем, иначе замерзнешь здесь.
Взявшись за руки, мы медленно побрели к замку. Нам было все равно, видел ли нас кто-то и что при этом подумал. Падал снег, отчего унылый ландшафт с его ямами и рытвинами становился белым и гладким. В меркнущем свете дня я смотрела на Мэтью. Черты его волевого лица были так похожи на отцовские, и, как у отца, плечи расправлены, чтобы показать, что он не сгибается под жизненными тяготами.
На следующий день отмечали праздник святителя Николая. Под ярким солнцем искрился выпавший за неделю снег. Благоприятная погода оживила замок, хотя сейчас было время Рождественского поста – серьезная пора для размышлений и молитв. Напевая себе под нос, я отправилась в библиотеку, чтобы вернуть очередную порцию алхимических книг. Я постоянно носила книги в буфетную, но никогда не забывала вернуть их обратно. На подходе к библиотеке я услышала мужские голоса. Один я узнала сразу: спокойный, несколько ленивый голос Филиппа. Второй был мне незнаком. Я толкнула дверь.
– А вот и она, – сказал Филипп.
Его собеседник повернулся в мою сторону, и у меня тут же закололо все тело.
– Боюсь, ее французский недостаточно хорош, а латынь и того хуже, – пояснил Филипп, извиняясь за меня. – Вы говорите по-английски?
– Да. Для нашего разговора этого хватит, – ответил ведьмак.
Его цепкие глаза окинули меня с головы до ног. К невидимым иголочкам добавилась гусиная кожа.
– Вижу, дама пребывает в добром здравии, но она, сир, никак не должна находиться среди ваших соплеменников.
– Я бы с радостью от нее избавился, месье Шампье, но ей некуда деться, и она нуждается в помощи своих соплеменников. Потому-то я и послал за вами. Входи, мадам Ройдон. – Филипп кивнул, требуя подойти ближе.
Каждый шаг усиливал мой дискомфорт. Воздух в библиотеке был тяжелым, насыщенным электричеством, как перед грозой. Пожалуй, я бы не удивилась, услышав громовые раскаты. Мне стало трудно дышать. Питер Нокс стремился проникнуть в мой разум, встреча с Сату в развалинах Ла-Пьера запомнилась сильной физической болью. Этот ведьмак отличался от них обоих и почему-то казался мне куда опаснее. Я быстро прошла мимо опасного гостя и взглянула на Филиппа, прося объяснений.
– Познакомься. Это Андре Шампье, – представил гостя Филипп. – Печатник из Лиона. Возможно, ты слышала про его двоюродного брата – известного врача, к сожалению покинувшего сей мир и лишившего нас удовольствия слушать его мудрые рассуждения о вопросах философских и медицинских.
– Нет, – прошептала я. – Я не слышала об этом человеке.
Я смотрела на Филиппа, совершенно не зная, как себя вести, и ожидая его подсказок.
Шампье чуть наклонил голову, благодаря Филиппа за комплимент:
– Сир, я тоже не имел удовольствия беседовать с ним, поскольку мой брат умер до моего рождения. Но мне приятно слышать ваши высокие отзывы о нем.
Печатник выглядел лет на двадцать старше Филиппа. Должно быть, он знал, что де Клермоны – вампиры.
– Ваш покойный брат, как и вы, был большим знатоком магии. – Филипп говорил в своей типичной манере: неоспоримо и без малейшего оттенка лести. Мне он пояснил: – Это и есть ведьмак, за которым я послал вскоре после твоего приезда. Мне казалось, что с его помощью мы разрешим загадку твоей магии. По словам месье Шампье, он почувствовал твою силу еще на подъезде к Сет-Туру.
– Похоже, интуиция меня подвела, – пробормотал Шампье. – Сейчас я могу сказать обратное: силы у мадам Ройдон совсем немного. В Лиможе я слышал о какой-то английской ведьме. Вероятно, не о ней.
– Говорите, в Лиможе? Уму непостижимо, сколь быстро и далеко распространяются вести о ней. Но к счастью, мадам Ройдон – единственная странствующая англичанка, которая нашла временный приют под нашей крышей. Вот так, месье Шампье. – Ямочки на лице Филиппа блеснули, когда он наливал себе вина. – Нынче на дорогах и так не протолкнуться от французских беженцев. Не хватало только, чтобы к ним добавились толпы иностранцев.
– Войны многих лишили крова, – заметил Шампье.
Один глаз был у него синим, другой – карим, что указывало на сильного ясновидца. Меня удивила его пульсирующая энергия. Похоже, ведьмак черпал силу прямо из окружающего воздуха. Я инстинктивно попятилась.
– Нечто подобное случилось и с вами, мадам?
– Кто знает, каких ужасов она навидалась и пережила? – риторически спросил Филипп, пожимая плечами. – Мы нашли ее в заброшенном крестьянском доме. Она едва могла говорить и лишь сообщила, что десять дней назад убили ее мужа. Мадам Ройдон вполне могла оказаться жертвой всевозможных хищников, как четвероногих, так и двуногих.
Умением талантливо сочинять легенды Филипп не уступал сыну и Кристоферу Марло.
– Я постараюсь узнать о приключившемся с ней. Дайте мне вашу руку.
Я не торопилась выполнять его повеление. Шампье ждал, теряя терпение. Потом он щелкнул пальцами, и моя левая рука послушно потянулась к нему. Едва пальцы ведьмака прикоснулись к моей ладони, меня обожгло волной панического страха. Он ощупывал ладонь, трогал каждый палец, пытаясь выудить самые потаенные сведения. Меня начало мутить.
– Ну что, рука мадам Ройдон раскрыла вам ее тайны? – с легким любопытством спросил Филипп, но я заметила подрагивающую жилку на его шее.
– Ведьмину кожу можно читать, как книгу. – Хмуря брови, Шампье поднес свои пальцы к носу, принюхался и поморщился. – Она слишком долго пробыла в обществе манжасана. Кто пил ее кровь?
– У нас это запрещено, – не моргнув глазом заявил Филипп. – В моем замке никто не посмел бы пролить кровь мадам Ройдон ни развлечения ради, ни чтобы напитаться.
– Манжасан способен читать по крови с такой же легкостью, как я читаю по ее плоти. – Шампье бесцеремонно закатал мне рукав, порвав при этом тонкий шнурок, на котором держалась манжета. – Видите? Кто-то угощался ее кровью. Я не единственный, кто хотел бы побольше узнать об этой английской ведьме.
Филипп наклонился к моему оголенному локтю. Воздух, выдыхаемый им, был не теплым, а холодным. У меня тревожно стучало в висках. Что Филипп задумал? Почему он не одергивает лионского ведьмака?
– След от раны весьма давний. Мадам Ройдон никак не могла получить эту рану здесь. Говорю вам: в Сен-Люсьене она находится всего неделю.
Думать. Оставаться в живых. Я мысленно повторяла вчерашние наставления Филиппа.
– Мадам Ройдон что-то скрывает от меня, равно как и от вас. Я должен сообщить об этом Конгрегации. Это мой долг, сир. – Шампье выразительно посмотрел на Филиппа.
– Разумеется, – торопливо произнес Филипп. – Я бы не посмел становиться между вами и вашим долгом. Я могу оказать вам какую-то помощь?
– Буду признателен, если вы крепко подержите ее, не давая вырваться. Мы должны углубиться в поиски правды, – сказал Шампье. – Многие находят эту процедуру болезненной. Даже те, кому нечего скрывать, инстинктивно противятся прикосновению ведьмака.
Филипп вырвал меня из рук Шампье и грубо толкнул в свое кресло. Одной рукой он сдавил мне плечи, другую упер в макушку головы.
– Так вас устроит?
– Просто идеально, сир. – Шампье подошел ко мне, пригляделся и хмуро спросил: – А это что?
Пальцы лионского ведьмака были перепачканы в чернилах. Эти пальцы скользили по моему лбу и казались мне лезвиями скальпелей. Я стонала, пытаясь отвернуться.
– Почему ваше прикосновение доставляет ей столько боли? – спросил Филипп.
– Не само прикосновение, а сам процесс чтения. Это напоминает выдергивание зуба, – пояснил Шампье. Его пальцы на мгновение остановились. – Только вместо зуба я с корнем вырву ее мысли и тайны. Это больнее обычного чтения, зато, образно говоря, потом нагноений не будет, а я получу четкую картину того, что она пытается утаить. Я бы назвал мой метод плодотворным союзом магии и университетского образования. Колдовство и иные способы, известные женщинам, дают грубые результаты. Иногда вообще никаких. А моя магия точна.
– Минутку, месье. Простите мое невежество. Правильно ли я понял, что у ведьмы не останется воспоминаний о ваших действиях и боли, которую вы ей причинили?
– Останется лишь смутное ощущение потери того, что было у нее когда-то и чего она лишилась. – Пальцы Шампье снова заскользили по моему лбу. – Очень странно, – нахмурился ведьмак. – Почему манжасан оставил здесь свою кровь?
Я совсем не хотела, чтобы Шампье вытащил из меня воспоминания о принятии в клан Филиппа. Я вообще не хотела, чтобы он рылся в моей памяти. Незачем ему знать о моей учебе в Йельском университете, о Саре и Эм, о Мэтью. Наконец, о моих родителях. Я впилась в подлокотники кресла. Вампир крепко держал мою голову, а ведьмак готовился перетрясти и похитить у меня мысли и память. И ни малейшего дуновения ведьминого ветра, ни искорки ведьминого огня не пришло мне на помощь. Мои магические силы молчали.
– А ведь это вы пометили ведьму! – воскликнул Шампье, с нескрываемым упреком глядя на Филиппа.
– Да, – ответил Филипп, не вдаваясь в объяснения.
– Но такого еще не бывало, сир. – Пальцы Шампье продолжали рыться в моем разуме. Его глаза широко распахнулись от удивления. – Это просто немыслимо! Как может она быть… – Он застонал, опустив голову.
Кинжал вошел Шампье между ребер не на всю длину лезвия, но достаточно глубоко. Мои пальцы мертвой хваткой вцепились в эфес. Когда ведьмак попытался вырвать кинжал, я вогнала лезвие до конца. У ведьмака начали подгибаться колени.
– Оставь его, Диана, – скомандовал Филипп, пытаясь разжать мои пальцы. – Он сейчас умрет. Тело упадет на пол. Тебе не удержать такую тяжесть.
Но я не могла убрать пальцы с эфеса. Шампье был еще жив, и, пока он дышал, он мог лишить меня памяти.
Возле плеча ведьмака мелькнуло бледное лицо с потемневшими глазами. Сильная рука Мэтью быстро свернула лионскому печатнику шею. Хрустнули кости, оборвались жилы. Мэтью припал к развороченному горлу Шампье и стал жадно пить кровь.
– Где тебя носило? – сердито спросил Филипп. – Нужно было поторопиться. Диана ударила его, не дав договорить.
Пока Мэтью пил, в библиотеку вбежали Тома и Этьен. За ними – ошеломленная и испуганная Катрин. Широко распахнутая дверь позволяла увидеть часть коридора. Там собрались Ален, Пьер, кузнец, Шеф и двое солдат, которые обычно несли караул у ворот.
– Vous avez bien fait[45], – заверил их Филипп. – Все уже закончилось.
– От меня требовалось думать, – сказала я.
Мои пальцы онемели, но я и сейчас не могла их оторвать от эфеса кинжала.
– И остаться в живых. Ты восхитительно с этим справилась, – ответил Филипп.
– Он мертв? – хрипло спросила я.
Мэтью поднял голову.
– Мертв решительно и бесповоротно, – успокоил меня Филипп. – Одним пронырливым кальвинистом в округе стало меньше. Сообщил ли он друзьям, что едет сюда?
– Скорее всего, нет, – ответил Мэтью. Он смотрел на меня, и к его глазам возвращался их привычный цвет. – Диана, любовь моя, позволь мне вытащить этот кинжал.
Кинжал с лязгом упал на пол, а следом – с негромким стуком – тело Андре Шампье. Знакомые холодные руки сжали мой подбородок.
– Он что-то учуял в Диане, и это его удивило, – сказал Филипп.
– Я так и понял. Но лезвие достигло сердца раньше, чем я сумел выяснить, что именно.
Мэтью нежно обнял меня. Я не чувствовала своих рук и даже не пыталась сопротивляться.
– Мэтью, представляешь? Шампье намеревался забрать мои воспоминания. Вырвать их с корнем. В том числе и память о родителях. Это все, что у меня от них осталось. А вдруг он лишил меня всех знаний по истории? Как я буду преподавать, когда вернусь?
– Ты поступила правильно. – Одной рукой Мэтью обнимал меня за талию, другой – за плечи, прижав щекой к своей груди. – Откуда ты добыла кинжал?
– Из-за моего голенища, – ответил Филипп. – Должно быть, видела вчера, как я его доставал.
– Понятно. В сообразительности тебе не откажешь, ma lionne. – Мэтью поцеловал меня в макушку и вдруг спросил: – А какой черт принес Шампье в Сен-Люсьен?
– Я сам позвал его, – сообщил Филипп.
– Ты выдал нас Шампье? – взвился Мэтью. – Да он же один из самых отвратительных тварей во всей Франции!
– Маттаиос, мне нужно было убедиться в надежности Дианы. Она знает слишком много наших тайн. Вот я и хотел проверить, что она в состоянии хранить их, даже когда сталкивается с другими ведьмами. Я не мог рисковать безопасностью нашей семьи.
Взявшись за руки, мы медленно побрели к замку. Нам было все равно, видел ли нас кто-то и что при этом подумал. Падал снег, отчего унылый ландшафт с его ямами и рытвинами становился белым и гладким. В меркнущем свете дня я смотрела на Мэтью. Черты его волевого лица были так похожи на отцовские, и, как у отца, плечи расправлены, чтобы показать, что он не сгибается под жизненными тяготами.
На следующий день отмечали праздник святителя Николая. Под ярким солнцем искрился выпавший за неделю снег. Благоприятная погода оживила замок, хотя сейчас было время Рождественского поста – серьезная пора для размышлений и молитв. Напевая себе под нос, я отправилась в библиотеку, чтобы вернуть очередную порцию алхимических книг. Я постоянно носила книги в буфетную, но никогда не забывала вернуть их обратно. На подходе к библиотеке я услышала мужские голоса. Один я узнала сразу: спокойный, несколько ленивый голос Филиппа. Второй был мне незнаком. Я толкнула дверь.
– А вот и она, – сказал Филипп.
Его собеседник повернулся в мою сторону, и у меня тут же закололо все тело.
– Боюсь, ее французский недостаточно хорош, а латынь и того хуже, – пояснил Филипп, извиняясь за меня. – Вы говорите по-английски?
– Да. Для нашего разговора этого хватит, – ответил ведьмак.
Его цепкие глаза окинули меня с головы до ног. К невидимым иголочкам добавилась гусиная кожа.
– Вижу, дама пребывает в добром здравии, но она, сир, никак не должна находиться среди ваших соплеменников.
– Я бы с радостью от нее избавился, месье Шампье, но ей некуда деться, и она нуждается в помощи своих соплеменников. Потому-то я и послал за вами. Входи, мадам Ройдон. – Филипп кивнул, требуя подойти ближе.
Каждый шаг усиливал мой дискомфорт. Воздух в библиотеке был тяжелым, насыщенным электричеством, как перед грозой. Пожалуй, я бы не удивилась, услышав громовые раскаты. Мне стало трудно дышать. Питер Нокс стремился проникнуть в мой разум, встреча с Сату в развалинах Ла-Пьера запомнилась сильной физической болью. Этот ведьмак отличался от них обоих и почему-то казался мне куда опаснее. Я быстро прошла мимо опасного гостя и взглянула на Филиппа, прося объяснений.
– Познакомься. Это Андре Шампье, – представил гостя Филипп. – Печатник из Лиона. Возможно, ты слышала про его двоюродного брата – известного врача, к сожалению покинувшего сей мир и лишившего нас удовольствия слушать его мудрые рассуждения о вопросах философских и медицинских.
– Нет, – прошептала я. – Я не слышала об этом человеке.
Я смотрела на Филиппа, совершенно не зная, как себя вести, и ожидая его подсказок.
Шампье чуть наклонил голову, благодаря Филиппа за комплимент:
– Сир, я тоже не имел удовольствия беседовать с ним, поскольку мой брат умер до моего рождения. Но мне приятно слышать ваши высокие отзывы о нем.
Печатник выглядел лет на двадцать старше Филиппа. Должно быть, он знал, что де Клермоны – вампиры.
– Ваш покойный брат, как и вы, был большим знатоком магии. – Филипп говорил в своей типичной манере: неоспоримо и без малейшего оттенка лести. Мне он пояснил: – Это и есть ведьмак, за которым я послал вскоре после твоего приезда. Мне казалось, что с его помощью мы разрешим загадку твоей магии. По словам месье Шампье, он почувствовал твою силу еще на подъезде к Сет-Туру.
– Похоже, интуиция меня подвела, – пробормотал Шампье. – Сейчас я могу сказать обратное: силы у мадам Ройдон совсем немного. В Лиможе я слышал о какой-то английской ведьме. Вероятно, не о ней.
– Говорите, в Лиможе? Уму непостижимо, сколь быстро и далеко распространяются вести о ней. Но к счастью, мадам Ройдон – единственная странствующая англичанка, которая нашла временный приют под нашей крышей. Вот так, месье Шампье. – Ямочки на лице Филиппа блеснули, когда он наливал себе вина. – Нынче на дорогах и так не протолкнуться от французских беженцев. Не хватало только, чтобы к ним добавились толпы иностранцев.
– Войны многих лишили крова, – заметил Шампье.
Один глаз был у него синим, другой – карим, что указывало на сильного ясновидца. Меня удивила его пульсирующая энергия. Похоже, ведьмак черпал силу прямо из окружающего воздуха. Я инстинктивно попятилась.
– Нечто подобное случилось и с вами, мадам?
– Кто знает, каких ужасов она навидалась и пережила? – риторически спросил Филипп, пожимая плечами. – Мы нашли ее в заброшенном крестьянском доме. Она едва могла говорить и лишь сообщила, что десять дней назад убили ее мужа. Мадам Ройдон вполне могла оказаться жертвой всевозможных хищников, как четвероногих, так и двуногих.
Умением талантливо сочинять легенды Филипп не уступал сыну и Кристоферу Марло.
– Я постараюсь узнать о приключившемся с ней. Дайте мне вашу руку.
Я не торопилась выполнять его повеление. Шампье ждал, теряя терпение. Потом он щелкнул пальцами, и моя левая рука послушно потянулась к нему. Едва пальцы ведьмака прикоснулись к моей ладони, меня обожгло волной панического страха. Он ощупывал ладонь, трогал каждый палец, пытаясь выудить самые потаенные сведения. Меня начало мутить.
– Ну что, рука мадам Ройдон раскрыла вам ее тайны? – с легким любопытством спросил Филипп, но я заметила подрагивающую жилку на его шее.
– Ведьмину кожу можно читать, как книгу. – Хмуря брови, Шампье поднес свои пальцы к носу, принюхался и поморщился. – Она слишком долго пробыла в обществе манжасана. Кто пил ее кровь?
– У нас это запрещено, – не моргнув глазом заявил Филипп. – В моем замке никто не посмел бы пролить кровь мадам Ройдон ни развлечения ради, ни чтобы напитаться.
– Манжасан способен читать по крови с такой же легкостью, как я читаю по ее плоти. – Шампье бесцеремонно закатал мне рукав, порвав при этом тонкий шнурок, на котором держалась манжета. – Видите? Кто-то угощался ее кровью. Я не единственный, кто хотел бы побольше узнать об этой английской ведьме.
Филипп наклонился к моему оголенному локтю. Воздух, выдыхаемый им, был не теплым, а холодным. У меня тревожно стучало в висках. Что Филипп задумал? Почему он не одергивает лионского ведьмака?
– След от раны весьма давний. Мадам Ройдон никак не могла получить эту рану здесь. Говорю вам: в Сен-Люсьене она находится всего неделю.
Думать. Оставаться в живых. Я мысленно повторяла вчерашние наставления Филиппа.
– Мадам Ройдон что-то скрывает от меня, равно как и от вас. Я должен сообщить об этом Конгрегации. Это мой долг, сир. – Шампье выразительно посмотрел на Филиппа.
– Разумеется, – торопливо произнес Филипп. – Я бы не посмел становиться между вами и вашим долгом. Я могу оказать вам какую-то помощь?
– Буду признателен, если вы крепко подержите ее, не давая вырваться. Мы должны углубиться в поиски правды, – сказал Шампье. – Многие находят эту процедуру болезненной. Даже те, кому нечего скрывать, инстинктивно противятся прикосновению ведьмака.
Филипп вырвал меня из рук Шампье и грубо толкнул в свое кресло. Одной рукой он сдавил мне плечи, другую упер в макушку головы.
– Так вас устроит?
– Просто идеально, сир. – Шампье подошел ко мне, пригляделся и хмуро спросил: – А это что?
Пальцы лионского ведьмака были перепачканы в чернилах. Эти пальцы скользили по моему лбу и казались мне лезвиями скальпелей. Я стонала, пытаясь отвернуться.
– Почему ваше прикосновение доставляет ей столько боли? – спросил Филипп.
– Не само прикосновение, а сам процесс чтения. Это напоминает выдергивание зуба, – пояснил Шампье. Его пальцы на мгновение остановились. – Только вместо зуба я с корнем вырву ее мысли и тайны. Это больнее обычного чтения, зато, образно говоря, потом нагноений не будет, а я получу четкую картину того, что она пытается утаить. Я бы назвал мой метод плодотворным союзом магии и университетского образования. Колдовство и иные способы, известные женщинам, дают грубые результаты. Иногда вообще никаких. А моя магия точна.
– Минутку, месье. Простите мое невежество. Правильно ли я понял, что у ведьмы не останется воспоминаний о ваших действиях и боли, которую вы ей причинили?
– Останется лишь смутное ощущение потери того, что было у нее когда-то и чего она лишилась. – Пальцы Шампье снова заскользили по моему лбу. – Очень странно, – нахмурился ведьмак. – Почему манжасан оставил здесь свою кровь?
Я совсем не хотела, чтобы Шампье вытащил из меня воспоминания о принятии в клан Филиппа. Я вообще не хотела, чтобы он рылся в моей памяти. Незачем ему знать о моей учебе в Йельском университете, о Саре и Эм, о Мэтью. Наконец, о моих родителях. Я впилась в подлокотники кресла. Вампир крепко держал мою голову, а ведьмак готовился перетрясти и похитить у меня мысли и память. И ни малейшего дуновения ведьминого ветра, ни искорки ведьминого огня не пришло мне на помощь. Мои магические силы молчали.
– А ведь это вы пометили ведьму! – воскликнул Шампье, с нескрываемым упреком глядя на Филиппа.
– Да, – ответил Филипп, не вдаваясь в объяснения.
– Но такого еще не бывало, сир. – Пальцы Шампье продолжали рыться в моем разуме. Его глаза широко распахнулись от удивления. – Это просто немыслимо! Как может она быть… – Он застонал, опустив голову.
Кинжал вошел Шампье между ребер не на всю длину лезвия, но достаточно глубоко. Мои пальцы мертвой хваткой вцепились в эфес. Когда ведьмак попытался вырвать кинжал, я вогнала лезвие до конца. У ведьмака начали подгибаться колени.
– Оставь его, Диана, – скомандовал Филипп, пытаясь разжать мои пальцы. – Он сейчас умрет. Тело упадет на пол. Тебе не удержать такую тяжесть.
Но я не могла убрать пальцы с эфеса. Шампье был еще жив, и, пока он дышал, он мог лишить меня памяти.
Возле плеча ведьмака мелькнуло бледное лицо с потемневшими глазами. Сильная рука Мэтью быстро свернула лионскому печатнику шею. Хрустнули кости, оборвались жилы. Мэтью припал к развороченному горлу Шампье и стал жадно пить кровь.
– Где тебя носило? – сердито спросил Филипп. – Нужно было поторопиться. Диана ударила его, не дав договорить.
Пока Мэтью пил, в библиотеку вбежали Тома и Этьен. За ними – ошеломленная и испуганная Катрин. Широко распахнутая дверь позволяла увидеть часть коридора. Там собрались Ален, Пьер, кузнец, Шеф и двое солдат, которые обычно несли караул у ворот.
– Vous avez bien fait[45], – заверил их Филипп. – Все уже закончилось.
– От меня требовалось думать, – сказала я.
Мои пальцы онемели, но я и сейчас не могла их оторвать от эфеса кинжала.
– И остаться в живых. Ты восхитительно с этим справилась, – ответил Филипп.
– Он мертв? – хрипло спросила я.
Мэтью поднял голову.
– Мертв решительно и бесповоротно, – успокоил меня Филипп. – Одним пронырливым кальвинистом в округе стало меньше. Сообщил ли он друзьям, что едет сюда?
– Скорее всего, нет, – ответил Мэтью. Он смотрел на меня, и к его глазам возвращался их привычный цвет. – Диана, любовь моя, позволь мне вытащить этот кинжал.
Кинжал с лязгом упал на пол, а следом – с негромким стуком – тело Андре Шампье. Знакомые холодные руки сжали мой подбородок.
– Он что-то учуял в Диане, и это его удивило, – сказал Филипп.
– Я так и понял. Но лезвие достигло сердца раньше, чем я сумел выяснить, что именно.
Мэтью нежно обнял меня. Я не чувствовала своих рук и даже не пыталась сопротивляться.
– Мэтью, представляешь? Шампье намеревался забрать мои воспоминания. Вырвать их с корнем. В том числе и память о родителях. Это все, что у меня от них осталось. А вдруг он лишил меня всех знаний по истории? Как я буду преподавать, когда вернусь?
– Ты поступила правильно. – Одной рукой Мэтью обнимал меня за талию, другой – за плечи, прижав щекой к своей груди. – Откуда ты добыла кинжал?
– Из-за моего голенища, – ответил Филипп. – Должно быть, видела вчера, как я его доставал.
– Понятно. В сообразительности тебе не откажешь, ma lionne. – Мэтью поцеловал меня в макушку и вдруг спросил: – А какой черт принес Шампье в Сен-Люсьен?
– Я сам позвал его, – сообщил Филипп.
– Ты выдал нас Шампье? – взвился Мэтью. – Да он же один из самых отвратительных тварей во всей Франции!
– Маттаиос, мне нужно было убедиться в надежности Дианы. Она знает слишком много наших тайн. Вот я и хотел проверить, что она в состоянии хранить их, даже когда сталкивается с другими ведьмами. Я не мог рисковать безопасностью нашей семьи.