Военный врач РОКК пребывал в глубокой задумчивости, перелистывая заполненные вчера страницы журналов. При моём появлении Иван Ильич оживился.
- Ничего не вспомнили больше, Гаврила Никитич? - энтузиазма и надежды в голосе князя поубавилось. Я его прекрасно понимал. Одно дело очертить направление поиска и даже придать ему конкретные черты, но до результата чаще всего, было очень и очень далеко. Переосмыслив вчерашние наши темы, сопоставив их с современными реалиями и возможностями внедрения и производства, коллежский асессор понял, какую ношу взваливает на себя.
- Есть парочка идей.
- Не томите.
- Оптимизация переливания одногруппной крови и лечение холеры.
- Э-э-э...неожиданно. Хотя вполне понятно, особенно первая часть. На войне смерть от кровотечений встречается довольно часто.
- В этой войне от кровотечений, связанных с ранениями, умрёт 65% пострадавших, Иван Ильич. Что насчёт холеры, то мы вчера уже затронули проблему санитарного апокалипсиса, медленно, но верно охватывающего не только зоны боевых действий, но и тылы. Беженцы, военнопленные, раненые без жёсткого эпидемического контроля превращаются в идеальных разносчиков заразы. Нехватка элементарных средств, недостаточность санитарно-просветительской работы с населением, низкий уровень вакцинации население, например, от натуральной оспы...мне дальше перечислять, Иван Ильич?
- Не нужно, мой друг. Что вы можете предложить.
- Итак, холера... - я присел за стол, пододвинув к себе чернильницу и стопку бумаги. - Современные врачи прекрасно её изучили. Я не знаю формул антибиотиков, но и это бы не спасло при отсутствии должного развития технологий и производства. Но число жертв можно значительно уменьшить за счёт своевременной регидратации, то есть восстановления водно-солевого баланса как введением внутривенно растворов специальной рецептуры, так и естественным путём через рот. Вот эти составы. Они не так уж и сложны. Вещества нетрудно будет найти у аптекарей. Главное - стерильность водных растворов. Транспортировка в бутылках - это уже, конечно, проблема. Так как для серьёзной эпидемии нужны тонны таких веществ. Здесь могут спасти порошки для приготовления растворов внутрь. Так называемых, оральных регидратационных солей.
Закончив писать названия и процентные соотношения, я пододвинул листки Вяземскому. У того заметно дрожали руки, но чем больше он вчитывался в строчки, тем шире становилась его улыбка.
- Не всё так легко, как кажется, дорогой Иван Ильич. Существует методика расчётов введения адекватного объёма растворов исходя из веса, примерной потери жидкостей и оценки тяжести состояния больного. Ей я, к сожалению, не владею. Вернее, не помню. Не попалось перед отправкой. Не всё можно предусмотреть. Но, думаю, опытным врачам - инфекционистам и эпидемиологам не составит большого труда со временем доработать методику.
- Но как же...ведь солевой раствор не излечит холеру? - прервал меня коллежский асессор.
- Умирают, Иван Ильич, не от холерного вибриона, а от обезвоживания. Восстановленный баланс позволит окрепнуть организму и в большинстве случаев иммунитету поставить финальную точку в противостоянии с холерной палочкой. Мы не спасём всех, но чудовищной 60% -ой смертности не будет, уверяю вас. Да, и ещё: ошибочно, и это многажды доказано, вводить этим больным растворы глюкозы, кровь и кровезаменители. В общем, всё, кроме растворов электролитов. Это только убьёт больных! Сложности также могут возникнуть и с порошками для приготовления питьевых растворов. Они склонны впитывать влагу и комковаться, приходя в негодность. Идеальная упаковка - это алюминиевая фольга. Если я не ошибаюсь, то она уже изобретена в североамериканских штатах, но можно по бедности и попробовать использовать вощёную или парафинированную бумагу. Это уже частности.
- Да-а-а, Гаврила, признаться, удивил. Поистине, утро вечера мудренее. Теперь я в нетерпении, что вы предложите с кровью. До сих пор это довольно спорная проблема. Я, конечно, читал работы Ландштейнера с соавторами. И знаком с теорией групп крови.
- В моём времени это давно рутинная практика. Более того, я думаю, вам известно об успешных неоднократных попытках переливания крови за последние пятьдесят лет. Но никто и нигде не занимался этим массово. Уже в следующем годы англичане создадут мобильные передвижные станции переливания крови для своих раненых. А мы что, хуже? Война закончится не завтра, к сожалению...
- Ах, как ты прав, Гаврила! - князь, по своему недавнему обыкновению, постоянно перескакивал в обращении со мной с "вы" на "ты" и обратно.
Я подтянул к себе чистый лист, аккуратно выводя на нём название вещества и процент раствора.
- Парадоксально, но это изобретение уже существует не один год. Не знаю, запатентовано или нет. Скорее да. Плевать. 4% -й цитрат натрия является великолепным консервантом для донорской крови. Кислотность до нужной можно подгонять раствором какой-нибудь из органических кислот. Теперь её можно будет хранить и переливать гораздо позже времени забора. То есть использовать для спасения жизни при кровопотерях. Методика совместимости донора и реципиента, пусть и примитивная, также известна. Метод перекрёстных сывороток, биопробы. Не сочтите за высокомерие, Иван Ильич, но одна из бед этого времени - информационная разобщённость. Врачи черпают новую информацию из медицинских журналов, сообщений обществ и на конференциях. Но сами врачебные объединения частенько разобщены, в них процветает научный снобизм, зависть и подсиживание. У нас этого тоже хватает. Очень часто огромная временная пропасть разделяет открытие, внедрением и его массовое использование! Вдумайтесь, группы крови открыты в 1900-1901 годах. Сейчас 1915. До сих пор не создано легкодоступного стандартного набора для определения групп крови, хотя к этому есть все научные и практические предпосылки. Переливание донорской крови - это чаще эксперимент с неопределённым исходом. А ведь переливанием крови можно лечить не только кровопотерю... И вообще, Иван Ильич, отношение власть предержащих к подобным вопросам имеет очень широкий диапазон: от бюрократического равнодушия и излишней щепетильности до дремучего средневекового принижения ценности человеческой жизни, простите за излишний пафос.
- Вы так не любите власть, Гаврила Никитич? - нахмурился коллежский асессор.
- Я не люблю упёртых идиотов, Иван Ильич. Кстати, как вы выкрутились перед сёстрами милосердия по поводу моего опрометчивого выступления?
- Во-первых, почти никто не поинтересовался, откуда у нашего вольнонаёмного столь широкие познания в медицине...
- Почти?
- А во-вторых, - Вяземский проигнорировал мой уточняющий вопрос, - из всех, кто заметил какие-либо несоответствия вашему социальному статусу, слух своё недоумение выразила лишь Ольга Евгеньевна. Мне пришлось сообщит ей по большому секрету, что вы у нас Пронькин на самом деле не сын крестьянина, а выгнанный по политическим мотивам с третьего курса студент Императорского Казанского университета, бежавший в Томск от преследований охранки, да простит мне Господь эту ложь. Шито белыми нитками, но хоть что-то да объясняет. Например, вашу патриотическую тягу к отбытию на фронт и неуёмный, без сомнения, феноменальный талант к медицинскому искусству.
- Вот так дела! Теперь я в глазах баронессы настоящий якобинец. И ведь только собрался обратиться к ней с важной просьбой, - вздохнул я.
- Не переживайте, в глазах мадемуазель Вревской это скорее достоинство. Девушки любят изгоев, фрондёров и вообще смелых мужчин. А вы ещё и загадочная личность, умны, молоды... - хитро подмигнул мне Вяземский.
- Князь, не узнав вас с достойной стороны за столь короткий период, подумал бы, что играете в сводника. Я же всё-таки некоторым образом женат... - улыбнулся я.
- Что вы, что вы, Гаврила! Ни боже мой! Просто баронесса уж слишком много внимания уделяет вашей персоне. Чем-то вы её заинтересовали. И я как раз хотел предложить вам немного раскрыться перед Ольгой Евгеньевной.
- Это зачем ещё? - удивился я такому предложению.
- На основе некоторых наших бесед я позволил составить несколько подробных телеграмм моим друзьям и родственникам в Москву и Санкт-Петербург. В том числе и о боевых химических газах...
- Простите, Иван Ильич, но мне кажется, это несколько наивно.
- Наивно желать сохранения жизни русским солдатам? - нахмурился Вяземский, - уж позвольте решать мне, как распорядиться той информацией, что вы предоставили! - коллежский асессор чуть не сорвался на фальцет. В купе осторожно заглянула озабоченная Лиза, - всё хорошо, душенька, это мы просто спорим с Гаврилой, - врач успокаивающе помахал ладонью в сторону сестры милосердия.
- Простите, Иван Ильич, я не совсем верно выразился.
- В корне неверно, Гаврила. Вас извиняет лишь то, что делаете это по незнанию. Коридорное право в России и протекция, порой, могут сделать неизмеримо больше, чем подача реляции по официальным каналам. Среди моих адресатов высокопоставленный чиновник военного министерства, сотрудник канцелярии Его Императорского Величества, жена товарища министра внутренних дел...мне продолжать?
- Всё, всё...Иван Ильич. Сдаюсь. Буду только рад, если что-нибудь из этого получится.
- То-то же, - погрозил мне пальцем военный врач РОКК, князь Вяземский, - дворянское слово очень много значит в России!
- Я уже попросил прощения. Извините, личного опыта общения с дворянами не имею, - привстал я из-за стола, отвесив подчёркнуто шутовской поклон, - Вся информация лишь из книг, да так приглянувшегося вам синематографа.
- А что, так-таки и не удосужились в своём двадцать первом веке? - хитро улыбнулся, отошедший от короткой отповеди Вяземский.
- За практически полным отсутствием данного класса в моей действительности как такового, - вырвалось у меня.
- Что вы этим хотели сказать? - автоматически переспросил Иван Ильич. Я же с досады мысленно отвесил себе подзатыльник. Вот не хотел же ни сам князь, ни я лезть в политические перспективы Российской Империи. Эх, как бы замять это...
- Вы действительно хотите знать ответ на свой вопрос?
- Я потомственный дворянин, мой род идёт от самого Рюрика и напрямую от внука Владимира Мономаха. Конечно, я хочу знать, что значат ваши слова о дворянстве!
Так, похоже, князюшка закусил удила. Придётся искать слова, чтобы помягче сообщить правду.
- Иван Ильич. Хочу предупредить, что мой ответ наверняка породить уйму других вопросов, наиболее полная информация о которых потребует дополнительной беседы без лишних ушей. Вы готовы?
- Говори!
- Хорошо, - я устало провёл ладонями по лицу, - чтобы быть кратким, скажу сразу: после семнадцатого года в России юридически и фактически перестанет существовать монархия и сословия. Вместо Российской Империи сформируется совершено новое государство с иным политическим и социальным устройством. Люди, бывшие дворянами, утратят на его территории свои привилегии и собственность. Более того, спустя довольно недолгое время большинство дворянских родов пресечётся или раствориться в новой социальной среде. Дворяне, эмигрировавшие за границу, смогут сохранить видимость своего статуса, но лишь те, кто будет независим финансово. Судьба большинства их будет незавидна, но всё равно лучше большинства оставшихся в новом государстве.
Князь был бледен, пальцы его мелко подрагивали, губы беззвучно шевелились. Я продолжал молчать, стараясь не смотреть на Ивана Ильича.
- Гаврила, - проговорил осипшим голосом коллежский асессор, - я не спрашивал, а ты, то есть, твой прадед, Пронькин Гаврила, что с ним стало? Погиб на фронте? - странно, Вяземский цепляется за сторонние факты, боясь услышать страшные слова?
- Умер на родине уже после войны, вернувшись с очередного допроса с пристрастием в организации, выполняющей функции Охранного Отделения в новом государстве.
- Значит, слова французского адвоката Верньо: "Революция, как бог Сатурн, пожирает своих детей..." - и для России оказались пророческими?
- Мой прадед не был революционером, Иван Ильич. Он лишь хотел, вернувшись с войны целым и невредимым, спокойно жить на своей родине, растить детей. Но отставной унтер-офицер и георгиевский кавалер чем-то не понравился новой власти.
- А знаете, что, Гаврила? Если я ещё захочу полюбопытствовать на эту тему, прошу вас, как на духу, пошлите меня по матушке от всего сердца, договорились?! - противная осиплость исчезала из голоса князя с каждым произнесённым словом.
- Договорились! - я встал и протянул руку Вяземскому. Тот ответил крепким рукопожатием и улыбнулся.
Мда-а-а... Я бы так не смог. Почти узнать, что впереди тебя и твой мир ждёт бездна и остаться в неизвестности? Феноменально. Ну да у каждого свои тараканы в голове. У меня вон и голова не совсем моя, и в голове всякая хрень: нейротрон, закладки, крипты... Одно радует: обещали, что конец будет хорошим. За что и цепляюсь.
- Как вы думаете, Иван Ильич, удобно будет сейчас обратиться с просьбой к баронессе Вревской? - решил я сменить тему.
- Думаю, вполне. Они сейчас в основном заняты изготовлением перевязочных пакетов, пока хватает материала. Потом займутся починкой больничного и операционного белья. С Зингером дело спорится. Вы, если собрались, идите сейчас, пока не настало время обеда, после него запланирован санитарный обход эшелона. К тому же я сегодня выписываю тех солдат, что пострадали при нападении грабителей, - на последней фразе Вяземский подмигнул мне.
Пробираясь по коридору, я отметил, что Фёдор и Глеб уже оклемались и резались в карты, сидя на койке. Засаленные до неразборчивости рисунка рубашки карт грязными пятнами выделялись на чистом белье.
- Здорово, славяне! - поприветствовал я задир.
- Здоровей ви...а, это ты, Гавр. Привет. - Цыган, заметив меня, положил свои карты. Глеб просто кивнул промолчав.
- Начальник сказал, вас выписывают вечером.
- Правда? Это хорошо. Скучно тут. Сестрички эти, как снулые рыбы. Чисто монашки, - вздохнул Фёдор.
- А тебе горячих деревенских девок подавай? - я слегка стиснул плечо Цыгана.
- А хотя бы!
- Ничего, немца побьём, будет и на твоей улице праздник.
- Ну, это ещё когда будет, - снова вздохнул Фёдор.
- Терпи Цыган, Бароном станешь, - на мою незамысловатую шутку пулемётчик лишь похлопал глазами.
Швейная мастерская "Красный крест&Ko" располагалась в дальнем конце вагона, в углу, противоположном титану с кипятком.
Вревская, сидевшая согнувшись над зингеровской машинкой, со спины напомнила почему-то мою маму. Вот так вечерами в детстве я любил засыпать под мерный перестук её шестерней или что там внутри этого великого достижения человечества. Её сестринский головной убор лежал рядом, а чёрные, как смоль, волосы были стянуты в тугой узел на затылке. Скрипнувшая под моей ногой доска заставила баронессу обернуться. Смущение в её взгляде длилось всего мгновение. Она встала, уступив место другой сестре милосердия. Надела косынку с красным крестом, тщательно заправив за край выбивавшиеся пряди волос.
Сдвинув небольшие картонные коробки из-под шляпок, некоторые из которых доверху были заполнены перевязочными пакетами, подошла ко мне, окатив холодным взглядом с ног до головы.
- Чем могу служить, Гаврила Никитич?
- Прошу прощения, Ольга Евгеньевна, что отрываю от работы. Хотел обратиться с несколько необычной просьбой.
- Извольте, я вас слушаю, - хоть бы мускул на лице шевельнулся или ресницы дрогнули. Лицо барышни из окошка справочного бюро. Один в один. Только голос поприятнее.
- Я бы хотел узнать, может, есть у вас или у кого-нибудь из сестёр милосердия гимназический учебник по немецкому языку, возможно, словарь? Мне ненадолго, на недельку, пока до Самары едем. Обязуюсь обращаться аккуратно.
Похоже, баронесса зависла. Наверное, размышляет, не каверза ли это какая-нибудь. И странный вольнонаёмный Пронькин, имеющий склонность по ночам заниматься гимнастикой на морозе в полураздетом виде и оказавшийся отчисленным неблагонадёжным студентом, попросту смеётся над ней.
Я же решил оставить вариант именно с немецким языком, так как варианты с греческим, латинским или, скажем, французским заранее исключил князь со своей придумкой сделать меня политически неблагонадёжным студентом. Раз бывший студент, да ещё Императорского Казанского университета, значит, неплохо окончил гимназию. А в это время языки учат на совесть, причём, несколько кряду, не то что в моём времени.
- Вы раньше изучали немецкий? - броня невозмутимости баронессы вроде бы слегка треснула. Соболиная бровь дрогнула и изогнулась дугой.
- Ничего не вспомнили больше, Гаврила Никитич? - энтузиазма и надежды в голосе князя поубавилось. Я его прекрасно понимал. Одно дело очертить направление поиска и даже придать ему конкретные черты, но до результата чаще всего, было очень и очень далеко. Переосмыслив вчерашние наши темы, сопоставив их с современными реалиями и возможностями внедрения и производства, коллежский асессор понял, какую ношу взваливает на себя.
- Есть парочка идей.
- Не томите.
- Оптимизация переливания одногруппной крови и лечение холеры.
- Э-э-э...неожиданно. Хотя вполне понятно, особенно первая часть. На войне смерть от кровотечений встречается довольно часто.
- В этой войне от кровотечений, связанных с ранениями, умрёт 65% пострадавших, Иван Ильич. Что насчёт холеры, то мы вчера уже затронули проблему санитарного апокалипсиса, медленно, но верно охватывающего не только зоны боевых действий, но и тылы. Беженцы, военнопленные, раненые без жёсткого эпидемического контроля превращаются в идеальных разносчиков заразы. Нехватка элементарных средств, недостаточность санитарно-просветительской работы с населением, низкий уровень вакцинации население, например, от натуральной оспы...мне дальше перечислять, Иван Ильич?
- Не нужно, мой друг. Что вы можете предложить.
- Итак, холера... - я присел за стол, пододвинув к себе чернильницу и стопку бумаги. - Современные врачи прекрасно её изучили. Я не знаю формул антибиотиков, но и это бы не спасло при отсутствии должного развития технологий и производства. Но число жертв можно значительно уменьшить за счёт своевременной регидратации, то есть восстановления водно-солевого баланса как введением внутривенно растворов специальной рецептуры, так и естественным путём через рот. Вот эти составы. Они не так уж и сложны. Вещества нетрудно будет найти у аптекарей. Главное - стерильность водных растворов. Транспортировка в бутылках - это уже, конечно, проблема. Так как для серьёзной эпидемии нужны тонны таких веществ. Здесь могут спасти порошки для приготовления растворов внутрь. Так называемых, оральных регидратационных солей.
Закончив писать названия и процентные соотношения, я пододвинул листки Вяземскому. У того заметно дрожали руки, но чем больше он вчитывался в строчки, тем шире становилась его улыбка.
- Не всё так легко, как кажется, дорогой Иван Ильич. Существует методика расчётов введения адекватного объёма растворов исходя из веса, примерной потери жидкостей и оценки тяжести состояния больного. Ей я, к сожалению, не владею. Вернее, не помню. Не попалось перед отправкой. Не всё можно предусмотреть. Но, думаю, опытным врачам - инфекционистам и эпидемиологам не составит большого труда со временем доработать методику.
- Но как же...ведь солевой раствор не излечит холеру? - прервал меня коллежский асессор.
- Умирают, Иван Ильич, не от холерного вибриона, а от обезвоживания. Восстановленный баланс позволит окрепнуть организму и в большинстве случаев иммунитету поставить финальную точку в противостоянии с холерной палочкой. Мы не спасём всех, но чудовищной 60% -ой смертности не будет, уверяю вас. Да, и ещё: ошибочно, и это многажды доказано, вводить этим больным растворы глюкозы, кровь и кровезаменители. В общем, всё, кроме растворов электролитов. Это только убьёт больных! Сложности также могут возникнуть и с порошками для приготовления питьевых растворов. Они склонны впитывать влагу и комковаться, приходя в негодность. Идеальная упаковка - это алюминиевая фольга. Если я не ошибаюсь, то она уже изобретена в североамериканских штатах, но можно по бедности и попробовать использовать вощёную или парафинированную бумагу. Это уже частности.
- Да-а-а, Гаврила, признаться, удивил. Поистине, утро вечера мудренее. Теперь я в нетерпении, что вы предложите с кровью. До сих пор это довольно спорная проблема. Я, конечно, читал работы Ландштейнера с соавторами. И знаком с теорией групп крови.
- В моём времени это давно рутинная практика. Более того, я думаю, вам известно об успешных неоднократных попытках переливания крови за последние пятьдесят лет. Но никто и нигде не занимался этим массово. Уже в следующем годы англичане создадут мобильные передвижные станции переливания крови для своих раненых. А мы что, хуже? Война закончится не завтра, к сожалению...
- Ах, как ты прав, Гаврила! - князь, по своему недавнему обыкновению, постоянно перескакивал в обращении со мной с "вы" на "ты" и обратно.
Я подтянул к себе чистый лист, аккуратно выводя на нём название вещества и процент раствора.
- Парадоксально, но это изобретение уже существует не один год. Не знаю, запатентовано или нет. Скорее да. Плевать. 4% -й цитрат натрия является великолепным консервантом для донорской крови. Кислотность до нужной можно подгонять раствором какой-нибудь из органических кислот. Теперь её можно будет хранить и переливать гораздо позже времени забора. То есть использовать для спасения жизни при кровопотерях. Методика совместимости донора и реципиента, пусть и примитивная, также известна. Метод перекрёстных сывороток, биопробы. Не сочтите за высокомерие, Иван Ильич, но одна из бед этого времени - информационная разобщённость. Врачи черпают новую информацию из медицинских журналов, сообщений обществ и на конференциях. Но сами врачебные объединения частенько разобщены, в них процветает научный снобизм, зависть и подсиживание. У нас этого тоже хватает. Очень часто огромная временная пропасть разделяет открытие, внедрением и его массовое использование! Вдумайтесь, группы крови открыты в 1900-1901 годах. Сейчас 1915. До сих пор не создано легкодоступного стандартного набора для определения групп крови, хотя к этому есть все научные и практические предпосылки. Переливание донорской крови - это чаще эксперимент с неопределённым исходом. А ведь переливанием крови можно лечить не только кровопотерю... И вообще, Иван Ильич, отношение власть предержащих к подобным вопросам имеет очень широкий диапазон: от бюрократического равнодушия и излишней щепетильности до дремучего средневекового принижения ценности человеческой жизни, простите за излишний пафос.
- Вы так не любите власть, Гаврила Никитич? - нахмурился коллежский асессор.
- Я не люблю упёртых идиотов, Иван Ильич. Кстати, как вы выкрутились перед сёстрами милосердия по поводу моего опрометчивого выступления?
- Во-первых, почти никто не поинтересовался, откуда у нашего вольнонаёмного столь широкие познания в медицине...
- Почти?
- А во-вторых, - Вяземский проигнорировал мой уточняющий вопрос, - из всех, кто заметил какие-либо несоответствия вашему социальному статусу, слух своё недоумение выразила лишь Ольга Евгеньевна. Мне пришлось сообщит ей по большому секрету, что вы у нас Пронькин на самом деле не сын крестьянина, а выгнанный по политическим мотивам с третьего курса студент Императорского Казанского университета, бежавший в Томск от преследований охранки, да простит мне Господь эту ложь. Шито белыми нитками, но хоть что-то да объясняет. Например, вашу патриотическую тягу к отбытию на фронт и неуёмный, без сомнения, феноменальный талант к медицинскому искусству.
- Вот так дела! Теперь я в глазах баронессы настоящий якобинец. И ведь только собрался обратиться к ней с важной просьбой, - вздохнул я.
- Не переживайте, в глазах мадемуазель Вревской это скорее достоинство. Девушки любят изгоев, фрондёров и вообще смелых мужчин. А вы ещё и загадочная личность, умны, молоды... - хитро подмигнул мне Вяземский.
- Князь, не узнав вас с достойной стороны за столь короткий период, подумал бы, что играете в сводника. Я же всё-таки некоторым образом женат... - улыбнулся я.
- Что вы, что вы, Гаврила! Ни боже мой! Просто баронесса уж слишком много внимания уделяет вашей персоне. Чем-то вы её заинтересовали. И я как раз хотел предложить вам немного раскрыться перед Ольгой Евгеньевной.
- Это зачем ещё? - удивился я такому предложению.
- На основе некоторых наших бесед я позволил составить несколько подробных телеграмм моим друзьям и родственникам в Москву и Санкт-Петербург. В том числе и о боевых химических газах...
- Простите, Иван Ильич, но мне кажется, это несколько наивно.
- Наивно желать сохранения жизни русским солдатам? - нахмурился Вяземский, - уж позвольте решать мне, как распорядиться той информацией, что вы предоставили! - коллежский асессор чуть не сорвался на фальцет. В купе осторожно заглянула озабоченная Лиза, - всё хорошо, душенька, это мы просто спорим с Гаврилой, - врач успокаивающе помахал ладонью в сторону сестры милосердия.
- Простите, Иван Ильич, я не совсем верно выразился.
- В корне неверно, Гаврила. Вас извиняет лишь то, что делаете это по незнанию. Коридорное право в России и протекция, порой, могут сделать неизмеримо больше, чем подача реляции по официальным каналам. Среди моих адресатов высокопоставленный чиновник военного министерства, сотрудник канцелярии Его Императорского Величества, жена товарища министра внутренних дел...мне продолжать?
- Всё, всё...Иван Ильич. Сдаюсь. Буду только рад, если что-нибудь из этого получится.
- То-то же, - погрозил мне пальцем военный врач РОКК, князь Вяземский, - дворянское слово очень много значит в России!
- Я уже попросил прощения. Извините, личного опыта общения с дворянами не имею, - привстал я из-за стола, отвесив подчёркнуто шутовской поклон, - Вся информация лишь из книг, да так приглянувшегося вам синематографа.
- А что, так-таки и не удосужились в своём двадцать первом веке? - хитро улыбнулся, отошедший от короткой отповеди Вяземский.
- За практически полным отсутствием данного класса в моей действительности как такового, - вырвалось у меня.
- Что вы этим хотели сказать? - автоматически переспросил Иван Ильич. Я же с досады мысленно отвесил себе подзатыльник. Вот не хотел же ни сам князь, ни я лезть в политические перспективы Российской Империи. Эх, как бы замять это...
- Вы действительно хотите знать ответ на свой вопрос?
- Я потомственный дворянин, мой род идёт от самого Рюрика и напрямую от внука Владимира Мономаха. Конечно, я хочу знать, что значат ваши слова о дворянстве!
Так, похоже, князюшка закусил удила. Придётся искать слова, чтобы помягче сообщить правду.
- Иван Ильич. Хочу предупредить, что мой ответ наверняка породить уйму других вопросов, наиболее полная информация о которых потребует дополнительной беседы без лишних ушей. Вы готовы?
- Говори!
- Хорошо, - я устало провёл ладонями по лицу, - чтобы быть кратким, скажу сразу: после семнадцатого года в России юридически и фактически перестанет существовать монархия и сословия. Вместо Российской Империи сформируется совершено новое государство с иным политическим и социальным устройством. Люди, бывшие дворянами, утратят на его территории свои привилегии и собственность. Более того, спустя довольно недолгое время большинство дворянских родов пресечётся или раствориться в новой социальной среде. Дворяне, эмигрировавшие за границу, смогут сохранить видимость своего статуса, но лишь те, кто будет независим финансово. Судьба большинства их будет незавидна, но всё равно лучше большинства оставшихся в новом государстве.
Князь был бледен, пальцы его мелко подрагивали, губы беззвучно шевелились. Я продолжал молчать, стараясь не смотреть на Ивана Ильича.
- Гаврила, - проговорил осипшим голосом коллежский асессор, - я не спрашивал, а ты, то есть, твой прадед, Пронькин Гаврила, что с ним стало? Погиб на фронте? - странно, Вяземский цепляется за сторонние факты, боясь услышать страшные слова?
- Умер на родине уже после войны, вернувшись с очередного допроса с пристрастием в организации, выполняющей функции Охранного Отделения в новом государстве.
- Значит, слова французского адвоката Верньо: "Революция, как бог Сатурн, пожирает своих детей..." - и для России оказались пророческими?
- Мой прадед не был революционером, Иван Ильич. Он лишь хотел, вернувшись с войны целым и невредимым, спокойно жить на своей родине, растить детей. Но отставной унтер-офицер и георгиевский кавалер чем-то не понравился новой власти.
- А знаете, что, Гаврила? Если я ещё захочу полюбопытствовать на эту тему, прошу вас, как на духу, пошлите меня по матушке от всего сердца, договорились?! - противная осиплость исчезала из голоса князя с каждым произнесённым словом.
- Договорились! - я встал и протянул руку Вяземскому. Тот ответил крепким рукопожатием и улыбнулся.
Мда-а-а... Я бы так не смог. Почти узнать, что впереди тебя и твой мир ждёт бездна и остаться в неизвестности? Феноменально. Ну да у каждого свои тараканы в голове. У меня вон и голова не совсем моя, и в голове всякая хрень: нейротрон, закладки, крипты... Одно радует: обещали, что конец будет хорошим. За что и цепляюсь.
- Как вы думаете, Иван Ильич, удобно будет сейчас обратиться с просьбой к баронессе Вревской? - решил я сменить тему.
- Думаю, вполне. Они сейчас в основном заняты изготовлением перевязочных пакетов, пока хватает материала. Потом займутся починкой больничного и операционного белья. С Зингером дело спорится. Вы, если собрались, идите сейчас, пока не настало время обеда, после него запланирован санитарный обход эшелона. К тому же я сегодня выписываю тех солдат, что пострадали при нападении грабителей, - на последней фразе Вяземский подмигнул мне.
Пробираясь по коридору, я отметил, что Фёдор и Глеб уже оклемались и резались в карты, сидя на койке. Засаленные до неразборчивости рисунка рубашки карт грязными пятнами выделялись на чистом белье.
- Здорово, славяне! - поприветствовал я задир.
- Здоровей ви...а, это ты, Гавр. Привет. - Цыган, заметив меня, положил свои карты. Глеб просто кивнул промолчав.
- Начальник сказал, вас выписывают вечером.
- Правда? Это хорошо. Скучно тут. Сестрички эти, как снулые рыбы. Чисто монашки, - вздохнул Фёдор.
- А тебе горячих деревенских девок подавай? - я слегка стиснул плечо Цыгана.
- А хотя бы!
- Ничего, немца побьём, будет и на твоей улице праздник.
- Ну, это ещё когда будет, - снова вздохнул Фёдор.
- Терпи Цыган, Бароном станешь, - на мою незамысловатую шутку пулемётчик лишь похлопал глазами.
Швейная мастерская "Красный крест&Ko" располагалась в дальнем конце вагона, в углу, противоположном титану с кипятком.
Вревская, сидевшая согнувшись над зингеровской машинкой, со спины напомнила почему-то мою маму. Вот так вечерами в детстве я любил засыпать под мерный перестук её шестерней или что там внутри этого великого достижения человечества. Её сестринский головной убор лежал рядом, а чёрные, как смоль, волосы были стянуты в тугой узел на затылке. Скрипнувшая под моей ногой доска заставила баронессу обернуться. Смущение в её взгляде длилось всего мгновение. Она встала, уступив место другой сестре милосердия. Надела косынку с красным крестом, тщательно заправив за край выбивавшиеся пряди волос.
Сдвинув небольшие картонные коробки из-под шляпок, некоторые из которых доверху были заполнены перевязочными пакетами, подошла ко мне, окатив холодным взглядом с ног до головы.
- Чем могу служить, Гаврила Никитич?
- Прошу прощения, Ольга Евгеньевна, что отрываю от работы. Хотел обратиться с несколько необычной просьбой.
- Извольте, я вас слушаю, - хоть бы мускул на лице шевельнулся или ресницы дрогнули. Лицо барышни из окошка справочного бюро. Один в один. Только голос поприятнее.
- Я бы хотел узнать, может, есть у вас или у кого-нибудь из сестёр милосердия гимназический учебник по немецкому языку, возможно, словарь? Мне ненадолго, на недельку, пока до Самары едем. Обязуюсь обращаться аккуратно.
Похоже, баронесса зависла. Наверное, размышляет, не каверза ли это какая-нибудь. И странный вольнонаёмный Пронькин, имеющий склонность по ночам заниматься гимнастикой на морозе в полураздетом виде и оказавшийся отчисленным неблагонадёжным студентом, попросту смеётся над ней.
Я же решил оставить вариант именно с немецким языком, так как варианты с греческим, латинским или, скажем, французским заранее исключил князь со своей придумкой сделать меня политически неблагонадёжным студентом. Раз бывший студент, да ещё Императорского Казанского университета, значит, неплохо окончил гимназию. А в это время языки учат на совесть, причём, несколько кряду, не то что в моём времени.
- Вы раньше изучали немецкий? - броня невозмутимости баронессы вроде бы слегка треснула. Соболиная бровь дрогнула и изогнулась дугой.