Тучи разогнали еще ночью, как будто репетировали какой-то государственный праздник. Обратно дали тепло и даже впустили совершенно весенний по запаху воздух. Люди жмурились на импортно-ярком солнце и пробовали улыбаться. Лучи ломили сквозь вагонные окна, проявляли на них разводы от тряпок и угольную пыль.

И еще от Нины пришло радужное:

– Доброе утро! Погода обалденная! Хочу с тобой гулять!

– Доброе! – согласился он. – Работаю!

Пакетики Илья убрал в ботинки. На ментов, которые в любом потоке стояли плотиной, шел уверенно: смотрел в телефон, и это как-то делало его для них невидимым. Как будто с новым айфоном человек не мог быть убийцей и драгдилером. Только их собаки в телефонах не разбирались, поэтому порошок под подошвы и спрятал, запах отбить. Он там выпирал бугорками, натирал ступни, напоминал о себе.

Гошу предупредить, что вместо Хазина сам приедет, решил в самый последний момент – чтобы тот уже был на месте с деньгами, чтобы уже очень верил в свою дозу и чтобы предвкушение заслонило недоверие. Сначала получил от него сообщение в Вотсапп, что опаздывает, потом что приехал. И потом уже написал: «Меня тут вызвали срочно, от меня человек подвезет». Спрашивать, устраивает ли это Гошу, не стал, а Гоша не стал спорить. Кумар его звал помимо Ильи своими ласковыми волнами, обкалывал ум заморозкой.

Кафе оказалось не кафе, а ресторан; Илья вошел в него как приблудный. Вокруг сидели богатые восточные мужчины в костюмах, девушки заоблачные, за одним столиком неуловимо знакомый актер манерно вещал о каком-то своем кино. Пахло свежим хлебом, при входе была витрина с ювелирными пироженками. Охрана спросила у Ильи, ожидают ли его тут; Илью ожидали.

Гоша ерзал на диванчике, лицом ко входу, Илью он угадал сразу. Встретились глазами – есть контакт. Гоша пригладил свои волосы – блондинистые, встрепанные – и Илье улыбнулся.

– Ты от Петра? – спросил на всякий случай, уже протянув руку. – Что, дела у него?

– Занят. Деньги с собой?

– Все с собой! – заверил Гоша. – Спешишь? Позавтракаешь со мной? А то я как-то уже запланировал, а Педро меня с этим делом кинул. Здесь каши отличные, сырники просто супер, и май фейворит – драники с лососем. Со сметанкой. Похмельные. С удовольствием угощу. Зэ френд оф май френд из май френд. Тебя кстати, как?

– Петя. Тоже Петя.

Гоша в жизни был не мерзкий, как на той фотке, которую он Илье для опознания прислал в субботу из клуба. Обычный парень, чуть старше Ильи, разве что изможденный ночной жизнью. Перед Ильей он не лебезил, но над ним и не возносился, общался совсем как с равным. Просто хотел с кем-то поболтать с утра.

Ну и Илье хотелось с живым человеком поговорить. Совпало у них.

– Драники, – сказал он Гоше. – Только у меня со временем не очень.

Присел на гнутый деревянный стул, мореный – у его деда, кажется, такие в деревенском доме стояли. Официанты вышколенные кружили по залу – у всех умные смешливые лица, будто они выпускники МГУ. В витринные окна было видно напротив высотное здание на Красной Пресне. Все остальное залито голубым.

– Итц окей, это Москва! – кивнул Гоша. – Тут у всех с ним не очень. Ты чем занимаешься?

– Я вот этим вот. – Илья шмыгнул носом. – А сам?

– Вас там всех, что ли, Петями зовут? Или это для конспирации?

– Не пали меня, – подмигнул ему Илья, почуяв тон.

– Да я сам дико законспирирован! Весь на паранойе, меня Петя номер один настрополил, никаких палевных слов в мессенджеры не пишу, и весь такой все время телефон щупаю – не греется ли, когда я им не пользуюсь? А то вдруг мне установили какую-нибудь софтину потихоньку и пасут! Могут же ваши пасти? Или «Хей ноу паник иц Титаник»?

– Наши все могут, – уверенно произнес Илья. – Так чем ты занимаешься, говоришь?

– Ой, да всем подряд! У нас, знаешь, такое волшебное королевство – только стартуешь с какой-нибудь реальной темой – сразу или запретят, или отберут! Но это нормально, тут же сафари! Люди же затем в Африку какую-нибудь и едут, чтобы адреналинчиком ширнуться. Поди вон в Америке на слона поохоться – Гринпис хомячкам скормит! А в Африке пожалуйста, но там и на тебя могут поохотиться зато – какие-нибудь дети-солдаты с калашами и мачете! У нас тут как Кусто плавает с акулами, такая жизнь. Девушка, драники и еще раз драники! И мне кофе с халвой, у вас есть, да? Будешь? Офигенное! А Педро давно знаешь? Того, оригинального?

– Лет семь, – сказал Илья. – По работе.

– Ну я так и подумал. А у меня, короче, была своя строительная компания, потом зашли люди в погонах, пришлось подвинуться, потом торговал акциями, пока тут амба не настала, еле успел спасти свои копеечки, потом старт-ап начали с ребятами, так эти там, наверху пирамиды, такой закон приняли, что у нас все превратилось в тыкву, потом открыли кальянную – эти запретили, значит, еду подавать, где табак, мы вылетели в трубу, теперь вот по найму за зарплату тружусь, директором по развитию. Но очень трудно ходить на работу ко времени, вот и сейчас, дорогая редакция. А зарплата это вообще не для потомственного русского авантюриста, зарплата унижает человеческое достоинство.

– Согласен, – поддержал Илья, потому что Гоша глазами искал в нем опоры.

– Я игрок, понимаешь, а казино тоже запретили. Но они вообще молодцы, что все подряд запрещают, я считаю, потому что чем строже запрет, тем больше хочется. Вот в СССР был секс запрещен – и как чпокаться хотелось людям, аж зубы сводило! Мне дед рассказывал. А теперь в любой позе можно, да еще Тиндер всякий, вообще никаких проблем с этим, и все какие-то вялые стали. По себе сужу, хотя, конечно, это может быть просто тестостерон припал, а не Чубайс виноват. Как тебе драники?

– Обалдеть, – признал Илья. – Я таких, наверное, вообще никогда не ел. Лосось вообще. Во рту реально тает.

– Я же говорю, симпли амейзинг! Хотя, – Гоша прищурился на солнце, – если вот говорить о тестостероне, то вон сидят две прекрасные тургеневские барышни, и они явно хотели бы поговорить о судьбах Отечества, а им решительно не с кем. Тут у всех, кроме нас с тобой, отечество какое-то постороннее, кажется. Может, предложим им культурную программу на сегодня, а? А то дико не хочется на работу, когда такая погода! Ну реально, я директор, блин, или нет? Эти тоже, видно, директрисы, если вместо работы тут ошиваются. То есть, мы с ними уже в одной социальной страте, и, судя по форме их губ, у нас с ними могут быть общие интересы! Вон-вон, улыбается, видишь? Это нам, между прочим! – Он поднял круглую чашку с кофе, как будто это был винный бокал, салютуя женщинам.

Илья обернулся: девушки, вполне красивые, действительно хихикали.

– Все, они наши! Кстати, тут в «Гараже» нереальная просто выставка, привезли какого-то каталонца, который типа нового оп-арта что-то делает, только в три дэ. Не видел? Жорди там что-то такое, на Вилэдже была рецензия, вообще – уау! Или можно в парк «Музеон», раз такая погода, и там вдоль речки пройтись пригласить, типа ЗОЖ, мы в тренде. А потом раз и в Третьяковку, ну, в филиал, там же прямо, не отходя от кассы. Очень культурно, Тургенев одобряэ! И потом в кино погреться, на Красной Пресне куча всякого европейского молодого идет. Или наоборот на закрытый каток, это всегда их разогревает, а вечером можно в рестик, и в караоке какое-нибудь, в «Украине» есть пара зачетных, Петя-один любит, кстати, ну и после такого насыщенного эмоциями дня только самая отъявленная снежная королева сможет не ответить нам взаимностью! И вот тут-то мы им устроим настоящие, так-скать…

– Драники, – подсказал Илья с серьезным видом.

– Точно! – засмеялся Гоша. – Будет очень изящно – начать с них день и ими же закончить. Кольцевая структура, все дела! Давай? Ты на машине?

– На такси.

– Ой, погоди, к ним что, третья подсаживается? Так, у нас беда, кислотно-щелочной дисбаланс! О! А что, если Педро вызвонить, вдруг его там не на целый день ангажировали… – Гоша взял со стола свой телефон, скользнул пальцем по экрану.

– Он просил не звонить, там совещание какое-то, – перебил его Илья.

– Ну напишем тогда, да – да, нет – нет! – Он с невероятной скоростью набрал сообщение – быстрей, чем Илья успел нащупать в кармане рычажок отключения звонка.


Тренькнуло.

– У тебя там сообщение, – указал Гоша. – Фил фри. Мне весь этот этикет, что нельзя за столом с друзьями в телефоне сидеть, классово чужд.

– Я потом. Слушай, я бы не против твоего плана, – возразил Илья, чтобы отвлечь его. – Но я только что с девушкой расстался, пока как-то рана еще не зарубцевалась.

– Оу. Ай фил ер пейн. У меня тоже раньше была, но Педро мне показал другую жизнь, и моей скво она не понравилась. Теперь я свободен, как весенний ветер. Реально, я ему признателен. И так даже лучше, знаешь, лично для меня. Я вот динамил ее со свадьбой, динамил, а потом просто понял, что не любил. Когда расстался уже, понял. И ей лучше, она вон сразу за кого-то выскочила, и мне. У меня так вообще камень с души. Вот эта вся история, знаешь, с семьей, с домом, с детьми – как-то не моя. Я за то, чтобы жить сегодняшним днем. Есть хлеб – отлично, нет – сосем лапу. Есть деньги – угощаем всех дам шампанским, нет – живем в кредит. Женщинам такой подход очень нравится первые три свидания, но потом что-то в них ломается. Может, я еще не дозрел до большой любви. Приходится на тот же вес набирать много маленьких.

– Слушай, Гош, – сказал Илья. – Мне вообще тут пару дел еще как бы надо успеть. Я-то пока не директор.

– Понял! А я тогда пересяду в цветник. Раз вы такие с Петром предатели, мне придется одной грудью все три амбразуры закрывать… Ну или наоборот… Драники на мне! – Гоша стал махать тургеневским барышням бумажной салфеткой так, как будто из окна поезда, отъезжающего в Баден-Баден, платком махал.

– А наше-то дело? – напомнил ему Илья.

– О, блин! Прикинь, увлекся! – рассмеялся тот. – А мы как? Тут будет как-то странно.

– Сортир где здесь? Заходи через минуту.

В туалете вытряхнул пакетики, размял их, пшикнул дезодорантом даже. Умылся. Посмотрел на себя в зеркало и поймал на том, что не может сдержать улыбку.

– Во пиздобол, а? – хмыкнул он себе.

Этот Гоша был ему полный антипод. Кто-то вот такой нужен ему был, наверное, теперь, после зоны, чтобы еще и душу разморозить. Он даже жалел, что не может сейчас, правда, все бросить и затусить на день до ночи с ним; заразился дурацким Гошиным задором.

Постучались. Илья открыл – Гоша прокрался внутрь, картинно оглядываясь, как будто в пародийном детективе.

– Реально шесть грамм? – спросил он. – Дай зазырить.

– Честное пионерское, – сказал Илья. – Смотри.

– Так, ну у меня тоже все по-честному! – Гоша достал кошелек, отсчитал десять пятитысячных. – А чего такая скидка, не знаешь? Нормальный стафф-то? – Он открыл один из пакетиков, лизнул крупинку.

– Распродажа, – сказал Илья. – Конец сезона.

– Ну класс. Так бы я, конечно, оптом брать не стал, но раз и цены оптовые… Слушай, хочешь, запиши номер? – предложил ему Гоша. – Вдруг еще скидки будут. Или просто тусанем как-нибудь. Залечим твою рану. Йес?

– Йес, – сказал Илья и потрогал телефон в кармане. – Да у меня есть твой номер, мне Петя дал.

– Ну все тогда! Аппрешиэйт ер бизнес! – Гоша пожал ему руку. – Петру привет!

Открыли дверь, вышли. В очереди стояла одна из тех трех, тургеневских.

– Это не то, что вы подумали, – конечно же, сказал Гоша.





* * *


Вышел и еще раз пересчитал.

Посмотрел через одну на яркое солнце. Через деньги не слепило.

Настоящие пятитысячные, и ровно десять. Новенькие, хрусткие, пахнущие свежей денежной краской – похоже по аромату на мыльные пузыри. Нормальный парень Гоша.

Теперь можно было широким шагом отсюда рвать в эту паспортную фирму, все было в пешей доступности, заранее проверил. А можно было хоть и пробежаться – столько бодрости было в этих десяти бумажках. Как будто это Гоша Илью зарядил, а не наоборот.

Тренькнуло в кармане: От Гоши – Пете.

«Дело сделано! Спасибо за скидочку. Реальный парень этот твой человек, чего ты мне его раньше не показывал?)»

За глаза Гоша ему тоже улыбался; Илье совсем потеплело.

Смотрел на Москву в прищур и думал: она только кажется домами и дорогами. Все, конечно, делают люди. С кем будешь, такой город и увидишь. Вот тот кусок Москвы, который ему из окон поездов, автобусов, а даже и такси показывали, те пять улиц, по которым прошел ногами – это кроха, чирк карандашом на карте, а ведь карта еще и не плоская, она и в высоту идет, и вглубь.

Какие-то выставки в каком-то гараже, у Третьяковки новый филиал, набережную переделали, тысяча фильмов выходит, рестораны, да вон, господи – какие-то паршивые драники в каком-то кафе – такие, что язык можно проглотить, а за кофе с халвой – душу продать!

Ничего Лобней не кончается и не начинается с нее, его фантазии про художников под крышей – наивные, киношные, а жизнь и странней, и роскошней.

Москва, на самом-то деле, была все еще самой собой – по Садовому в десять рядов шли кичливые дорогущие иномарки, да и магазины с будущим в ассортименте никуда не делись, просто вывески поскромней сделали себе; но это была такая скромность, как у бляди в церкви. Все было тут, на месте, нужен просто был правильный гид. Но это уже не Илье; Илье с Москвой, может, получится скоро попрощаться, и проводник ему потребуется по колумбийским джунглям.

Пошелестел еще раз купюрами.