Крутилось в голове разное. Набрал сначала: «Так то Синицын!», но одумался. Как понять, важен ли Синицын им всем был. Синицын это тот, кто предлагал Пете конфиската налево сгрузить.
Который должен был уйти абрекам. Тому самому Магомеду, в назначенный четверг. А Синицына взяли, если Игорь правду говорит.
Хазин знал вообще, что Синицына принимали? Когда это все успело стрястись? С ним, кажется, в Сигнале общались. Разыскал Синицына там, припомнил ему разговор:
– Не торопи, вась! Серьезный чел, нельзя давить. Я скажу, когда.
– Долго не могу ждать. Че если фэсэры? – дергался Синицын.
– Не ссы.
Вот. Боялся фэсэров – и не зря. Приняли, значит – и недавно. Возможно, при Петиной помощи и участии. Так, по крайней мере, Игорь думает. Не ссы, Синицын.
Теперь где все, что абрекам полагалось? Пропало вместе с Синицыным? Синицын в мессенджерах исчез разом, будто мешок ему на голову во сне надели и уволокли. Не успел он Хазину ни пожаловаться, ни предъявить: был человек и нет человека. И ни даже кругов по воде.
У кого спрашивать? У Игоря если только?
К Денису Сергеевичу Илья теперь точно не хотел Петей являться. Если Денис Сергеевич – Петин куратор от ФСБ, лучше прятаться от него столько, сколько получится.
С какой стати приняли Синицына?
Протелеграфировал Игорю: «Я не в курсе». Может, ты ошибаешься, Игорь, и я не знаю об аресте ничего. А может, знаю, но кокетничаю с тобой. Или не кокетничаю даже, а просто окорачиваю тебя так: ты же чуешь, под тобой табурет шатается. Стой ровнехонько, не дрыгайся, а то ведь потом запишут – самоубийство. Как всегда пишут.
Игорь, однако, этого не вытерпел.
– Ты и про отца родного не в курсе был, а, Хазин?
– Не борзей, – цапнул его Илья.
Пришлось так сказать: в Петином характере. Хотя хотелось иначе – не в курсе, давай, просвети.
Но Игорь не собирался его больше учить. Вместо этого, промолчав до самой Лобни, последним словом ужалил:
– Короче, товар только тебе в руки лично. Иначе своим абрекам можешь стиральный порошок загонять. Чисто тайд, бля.
* * *
У самых дверей ОВД Илья притормозил: телефон пищал. Разблокировал, заглянул.
Пришло сообщение от Нины.
«Ну ты уже тогда смотри теперь, береги себя как следует!»
12
На крыльцо вышел покурить автоматчик в сизой форме. Чиркнул кремнем, от скуки стал смотреть на Илью. А Илья загривком чуял его взгляд, боковое зрение все об него исцарапал, а глаза оторвать от экрана не мог.
Пока сюда ехал, не сомневался, что нужно вставать на учет. А сейчас, у сизого мента на мушке, вдруг задумался. Вошел в поисковик, набрал: «статья 228.1 освобождение учет ограничения». Отвернул от автоматчика телефон, нажал «Искать».
Сразу высыпалось: «Тяжкое преступление», «Срок погашения судимости 8 лет», «Может принять решение о постановке под административный надзор», «ограничения по выезду в случае административного надзора», «на усмотрение компетентных органов».
Мент прищурился.
Сейчас Илья войдет туда – и что угодно произойдет. Попадет к равнодушному человеку – просто справку возьмут и данные перепишут. Попадет к дотошному – начнут допрашивать, как-то он перевоспитывается. Попадет к обозленному – поставят на этот чертов надзор, а с ним, оракул говорит, выезжать из страны запретят.
Сегодня последний день добровольно сдаться. Но пока он сам не сдался – они его и не видят. Увидят, когда ФСИН им скажет, что зэка выпустил. Когда? Сегодня? Завтра? Послезавтра? ФСИН медленный, он многие века живет, только переименовывается. А Илья – однодневка, у него время на ускоренной перемотке. Он успеет еще, может, из замшелых клешней вышмыгнуть.
А может его и напополам перекусят вместе с хребтом и кишками.
Достал из кармана белый пятак, загадал так: если орел, то надо капитулировать. Если решка – разворачиваться и уходить. Подбросил, поймал, переложил с правой ладони на тыльную сторону левой. Орел.
– Помочь? – докурив, спросил автоматчик.
– Паспорт потерял, – сказал Илья.
– А что с монеткой? – поинтересовался мент. – Что решается?
Илья помолчал, прогоняя слова. Постовой свой автомат поправил.
– Это другая тема. Думаю, предложение девушке делать или нет, – наконец промямлил Илья.
– Ну, может, и хорошо, что ты паспорт про-это-самое! – хмыкнул мент. – Вот судьба-то где знаки подает, а не орел там или решка.
Илья с облегчением улыбнулся.
– Ну если ты за справкой об утере, то это не к нам, а к участковому, – автоматчик сплюнул окурок и хлопнул дверью.
Илья развернулся и нарочно медленно, чтобы не сорваться в бег, пошел со двора на улицу, а уже по улице все быстрее и быстрее.
Так выпало.
* * *
Домой ворвался голодный, измерзшийся. Проверил ствол: на месте. Поставил щи греться. Вертел в руках Гулину визитку, читал адрес конторы, которая может выправить ему паспорт. Пятьдесят тысяч рублей и два дня.
Где взять их сегодня?
Вышел на лестничную клетку, позвонил тете Ире в дверь. Она открыла: джинсы, из футболочной прорези морщинистая шея, сигаретка в желтых зубах.
– Ты как, Илюш?
– Теть Ир, а можно у вас денег стрельнуть до пятницы?
– Мать забрал?
– Нет еще. Я был там… Посмотрел.
– Хоронить когда будешь?
– Я… Не знаю. На выходных, наверное. Тысяч пятьдесят надо.
– Ой, господь с тобой. Откуда у меня! Я же теперь на полставки только! А я говорила, одно обдиралово эти похороны.
– А сколько можете?
– Ну погоди… Вот… Рублей пятьсот есть у меня. Вот: тысяча. Это у тебя суп там пахнет? Сам варишь?
– Выкипает! Благодарю!
Взял тысячу. Как-нибудь вернет. Осталось сорок девять найти.
Щи и правда кипели, уходили паром под потолок. Было очень жалко их, Илья схватил кастрюлю с конфорки, ожег руки. Почему-то казалось: это мать злится на него, что он соврал соседке, будто ищет деньги на ее похороны.
– Я не говорил ей этого, ма! Она сама подумала.
И в наказание оставила ему немного меньше себя.
Пришлось теперь ждать, пока она остынет. Пока ждал, догадался позвонить Сереге – и чуть было с Петиного номера ему не набрал, в самый последний момент спохватился. Он-то, может, и сбежит в свою Колумбию, а Петины все звонки потом будут следователи эксгумировать. И Серегу привлекут зря.
Постучался к матери в спальню, воткнул ее телефон в стену, послушал гудки, набрал Сереге. Он ответил не сразу, Илья даже решил, что тот вообще не станет подходить.
– Да, Тамара Пална!
– Привет, Серег. Ты когда дома будешь? Не телефонный разговор.
По телефону отказать проще.
Договорились, что теперь Илья к нему зайдет. Сам позвал. Не обязан был, а позвал все-таки. Вспомнил, может, как курили у Батареи. Или котлован.
До вечера.
У матери в комнате какой-то спертый воздух был, удушливей, чем в остальной квартире. Может, от постели шел, может, от комода. Илья искать не стал, открыл просто форточку.
Который должен был уйти абрекам. Тому самому Магомеду, в назначенный четверг. А Синицына взяли, если Игорь правду говорит.
Хазин знал вообще, что Синицына принимали? Когда это все успело стрястись? С ним, кажется, в Сигнале общались. Разыскал Синицына там, припомнил ему разговор:
– Не торопи, вась! Серьезный чел, нельзя давить. Я скажу, когда.
– Долго не могу ждать. Че если фэсэры? – дергался Синицын.
– Не ссы.
Вот. Боялся фэсэров – и не зря. Приняли, значит – и недавно. Возможно, при Петиной помощи и участии. Так, по крайней мере, Игорь думает. Не ссы, Синицын.
Теперь где все, что абрекам полагалось? Пропало вместе с Синицыным? Синицын в мессенджерах исчез разом, будто мешок ему на голову во сне надели и уволокли. Не успел он Хазину ни пожаловаться, ни предъявить: был человек и нет человека. И ни даже кругов по воде.
У кого спрашивать? У Игоря если только?
К Денису Сергеевичу Илья теперь точно не хотел Петей являться. Если Денис Сергеевич – Петин куратор от ФСБ, лучше прятаться от него столько, сколько получится.
С какой стати приняли Синицына?
Протелеграфировал Игорю: «Я не в курсе». Может, ты ошибаешься, Игорь, и я не знаю об аресте ничего. А может, знаю, но кокетничаю с тобой. Или не кокетничаю даже, а просто окорачиваю тебя так: ты же чуешь, под тобой табурет шатается. Стой ровнехонько, не дрыгайся, а то ведь потом запишут – самоубийство. Как всегда пишут.
Игорь, однако, этого не вытерпел.
– Ты и про отца родного не в курсе был, а, Хазин?
– Не борзей, – цапнул его Илья.
Пришлось так сказать: в Петином характере. Хотя хотелось иначе – не в курсе, давай, просвети.
Но Игорь не собирался его больше учить. Вместо этого, промолчав до самой Лобни, последним словом ужалил:
– Короче, товар только тебе в руки лично. Иначе своим абрекам можешь стиральный порошок загонять. Чисто тайд, бля.
* * *
У самых дверей ОВД Илья притормозил: телефон пищал. Разблокировал, заглянул.
Пришло сообщение от Нины.
«Ну ты уже тогда смотри теперь, береги себя как следует!»
12
На крыльцо вышел покурить автоматчик в сизой форме. Чиркнул кремнем, от скуки стал смотреть на Илью. А Илья загривком чуял его взгляд, боковое зрение все об него исцарапал, а глаза оторвать от экрана не мог.
Пока сюда ехал, не сомневался, что нужно вставать на учет. А сейчас, у сизого мента на мушке, вдруг задумался. Вошел в поисковик, набрал: «статья 228.1 освобождение учет ограничения». Отвернул от автоматчика телефон, нажал «Искать».
Сразу высыпалось: «Тяжкое преступление», «Срок погашения судимости 8 лет», «Может принять решение о постановке под административный надзор», «ограничения по выезду в случае административного надзора», «на усмотрение компетентных органов».
Мент прищурился.
Сейчас Илья войдет туда – и что угодно произойдет. Попадет к равнодушному человеку – просто справку возьмут и данные перепишут. Попадет к дотошному – начнут допрашивать, как-то он перевоспитывается. Попадет к обозленному – поставят на этот чертов надзор, а с ним, оракул говорит, выезжать из страны запретят.
Сегодня последний день добровольно сдаться. Но пока он сам не сдался – они его и не видят. Увидят, когда ФСИН им скажет, что зэка выпустил. Когда? Сегодня? Завтра? Послезавтра? ФСИН медленный, он многие века живет, только переименовывается. А Илья – однодневка, у него время на ускоренной перемотке. Он успеет еще, может, из замшелых клешней вышмыгнуть.
А может его и напополам перекусят вместе с хребтом и кишками.
Достал из кармана белый пятак, загадал так: если орел, то надо капитулировать. Если решка – разворачиваться и уходить. Подбросил, поймал, переложил с правой ладони на тыльную сторону левой. Орел.
– Помочь? – докурив, спросил автоматчик.
– Паспорт потерял, – сказал Илья.
– А что с монеткой? – поинтересовался мент. – Что решается?
Илья помолчал, прогоняя слова. Постовой свой автомат поправил.
– Это другая тема. Думаю, предложение девушке делать или нет, – наконец промямлил Илья.
– Ну, может, и хорошо, что ты паспорт про-это-самое! – хмыкнул мент. – Вот судьба-то где знаки подает, а не орел там или решка.
Илья с облегчением улыбнулся.
– Ну если ты за справкой об утере, то это не к нам, а к участковому, – автоматчик сплюнул окурок и хлопнул дверью.
Илья развернулся и нарочно медленно, чтобы не сорваться в бег, пошел со двора на улицу, а уже по улице все быстрее и быстрее.
Так выпало.
* * *
Домой ворвался голодный, измерзшийся. Проверил ствол: на месте. Поставил щи греться. Вертел в руках Гулину визитку, читал адрес конторы, которая может выправить ему паспорт. Пятьдесят тысяч рублей и два дня.
Где взять их сегодня?
Вышел на лестничную клетку, позвонил тете Ире в дверь. Она открыла: джинсы, из футболочной прорези морщинистая шея, сигаретка в желтых зубах.
– Ты как, Илюш?
– Теть Ир, а можно у вас денег стрельнуть до пятницы?
– Мать забрал?
– Нет еще. Я был там… Посмотрел.
– Хоронить когда будешь?
– Я… Не знаю. На выходных, наверное. Тысяч пятьдесят надо.
– Ой, господь с тобой. Откуда у меня! Я же теперь на полставки только! А я говорила, одно обдиралово эти похороны.
– А сколько можете?
– Ну погоди… Вот… Рублей пятьсот есть у меня. Вот: тысяча. Это у тебя суп там пахнет? Сам варишь?
– Выкипает! Благодарю!
Взял тысячу. Как-нибудь вернет. Осталось сорок девять найти.
Щи и правда кипели, уходили паром под потолок. Было очень жалко их, Илья схватил кастрюлю с конфорки, ожег руки. Почему-то казалось: это мать злится на него, что он соврал соседке, будто ищет деньги на ее похороны.
– Я не говорил ей этого, ма! Она сама подумала.
И в наказание оставила ему немного меньше себя.
Пришлось теперь ждать, пока она остынет. Пока ждал, догадался позвонить Сереге – и чуть было с Петиного номера ему не набрал, в самый последний момент спохватился. Он-то, может, и сбежит в свою Колумбию, а Петины все звонки потом будут следователи эксгумировать. И Серегу привлекут зря.
Постучался к матери в спальню, воткнул ее телефон в стену, послушал гудки, набрал Сереге. Он ответил не сразу, Илья даже решил, что тот вообще не станет подходить.
– Да, Тамара Пална!
– Привет, Серег. Ты когда дома будешь? Не телефонный разговор.
По телефону отказать проще.
Договорились, что теперь Илья к нему зайдет. Сам позвал. Не обязан был, а позвал все-таки. Вспомнил, может, как курили у Батареи. Или котлован.
До вечера.
У матери в комнате какой-то спертый воздух был, удушливей, чем в остальной квартире. Может, от постели шел, может, от комода. Илья искать не стал, открыл просто форточку.