Май 1069 г. от Рождества Христова
Адриатическое море, окрестности Бари
Базилевс стоял на носовой площадке у сифонофора и напряженно всматривался туда, где в предрассветных сумерках уже отчетливо угадывались очертания итальянского берега. Капитан дромона Константин Налбат почтительно замер за спиной своего императора, не смея мешать тому созерцать и размышлять.
Его светскому владыке было о чем подумать и над чем поломать голову. Роман Диоген, воин по призванию, боец по натуре и истинный патриот в душе, пусть и происходил из армянского рода, но любил новую родину всем сердцем и искренне болел за нее душой. Да и как не болеть, когда недавно еще могучая держава, выстоявшая под ударами древних готов, пережившая набеги славян и вековое противостояние персам, сумевшая наконец остановить яростный натиск арабов, разваливалась изнутри? Константинополь, блистательная столица некогда огромного государства, превратился в страшного и безжалостного паука, сосущего кровь из провинций. Деньги стекались в город широкой полноводной рекой, но тратились не на снаряжение новых тагм или строительство кораблей, нет! Они тратились на увеселения придворного окружения последних императоров, погрязшего в роскоши и разврате. И как бы много ни было собрано ими богатств, они не могли насытиться… А между тем безостановочно росли налоги, разорялись крестьяне и стратиоты, составляющие ополчения Византии, ее главную боевую силу.
Роман же, воин и полководец, несший истинно боевую службу на дунайской границе, терзаемой набегами скифов и оногуров[22], не мог и не хотел этого принять. Он был одним из тех, кто жаждал реставрации империи, возрождения ее былой силы. Он был одним из тех, кто понимал, что блеск и роскошь Константинополя лишь распаляют желания норманнов и агарян обладать ими, взять их силой. И после смерти императора Константина Дуки Роман, бывший тогда стратигом Средца, решил действовать – он составил заговор против кесаря Иоанна Дуки. Диоген пытался сплотить вокруг себя семьи аристократов-патриотов, рассчитывая в будущем поднять дунайские войска, среди которых был известен и любим как боевой командир. Но, профессиональный воин, он не был профессиональным интриганом: заговор раскрылся, а его лидер предстал на суд пред очи вдовствующей императрицы.
Казалось бы – конец, однозначная гибель… Но Господь неожиданно явил свою милость и волю: между василиссой Евдокией и бывшим стратигом, также вдовцом, неожиданно вспыхнула невиданная страсть, причем с первого взгляда! Вдовствующая императрица увидела в заговорщике истинного мужчину, воина, способного переломить ситуацию в стране и одновременно подарить ей настоящую любовь… Она освободила его из-под стражи, возвела в сан стратилата и обвела вокруг пальца самого патриарха, обманом добившись венчания с возлюбленным – и императорского титула для будущего мужа! Да, Евдокия Макремволитисса из тех женщин, которые умеют добиться своего…
При воспоминании о горячих объятиях и неукротимой страсти супруги, сумевшей сохранить красоту, несмотря на возраст и шесть родов, по губам Романа скользнула мимолетная улыбка. Да, он полюбил эту женщину, сейчас носящую во чреве уже второе их дитя, а она подарила ему свою любовь в ответ… И целую империю в придачу!
Другой на его месте мог бы только мечтать о подобной удаче – и, добившись своего, предаться наслаждениям, дарованным обретенной властью и горячей любовью утонченной, изящной и образованной красавицы. Но Диоген не мог, да и не хотел изменить своей сути. С востока и запада империю давили враги – и он всерьез собирался дать им бой!
Вот только… Только оказалось, что армии как таковой больше не существует. Изможденные непомерными налогами азиатские фемы поставили в строй едва ли треть стратиотов, кто должен был составить основу войска. А в пограничных областях, попавших под удар пришедшего из недр Азии нового хищника, было и того меньше!
За год напряженной работы деятельный по натуре император сумел создать боеспособную армию из разбросанных по фемам осколков. Под его руку охотно шли армяне, зная о кровном родстве с базилевсом. Роман с удовольствием принимал их на службу, заново сформировав из армянских легких стрелков кавалерию трапезитов. Впрочем, для борьбы с конными лучниками агарян их все равно не хватало, потому в воссозданное подразделение император собрал всех, кого смог, включая наемные отряды недавних врагов – скифов и оногуров. Кроме того, базилевс серьезно почистил армейскую верхушку, выдвинув многих полководцев армянского происхождения. Впрочем, прежде всего, выдвижения были связаны с заслугами и способностями. Так, умелый полководец Мануил Комнин был назначен стратигом-автократором и в отсутствие императора командовал всей армией. Высоко взлетели и братья Алусианы, Василий и Самуил, внуки последнего болгарского царя Иоанна и талантливые вожди, любимые воинами. Это были способные, одаренные и зачастую еще молодые люди, не отравленные придворными интригами, как старые полководцы императора Константина. Ну и преданные лично Роману, куда ж без этого…
Было, конечно, одно исключение – Андроник Дука, сын кесаря Иоанна Дуки и двоюродный брат Михаила, старшего сына Евдокии. Он был назначен в действующую армию полководцем, но фактически оставался заложником на случай враждебных действий своего отца, бывшего регента. В душе император гордился подобным дипломатическим ходом, хотя мудрая супруга и просила быть осторожным, воздержаться от недооценки Андроника. Что же, Диоген был отчасти согласен с супругой и ничего более значимого и важного, чем командование резервом, Дуке не доверял.
Самой сложной проблемой для Романа стало формирование ополчения стратиотов. Каждая фема должна была дать ему до девяти тысяч воинов, разбитых на тысячи – хилиархии. Они, в свою очередь, делились на шесть с половиной сотен копейщиков-скутатов и до трех с половиной сотен лучников-токсотов – немалая сила, учитывая, что только азиатских фем в империи целых двадцать три! Двадцать три фемы, разоренные грабителями-агарянами и нападениями морских разбойников, обнищавших из-за непомерных налогов… Число опытных воинов заметно сократилось во множестве мелких стычек, а стратиоты внутренних, близких к Эгейскому морю областей не имели боевого опыта. Новичков, которых базилевс в приказном порядке включил в войско, пришлось долго обучать, а их дисциплина, в отличие от бойцов с Дуная, оставляла желать лучшего.
Роман собирал войско в Вифинии, куда стекались ополченцы как с востока, так и с запада. Ядро армии составили стратиоты внутренних областей – воины фракийской, македонской и частично болгарской фем. Также базилевс мог рассчитывать на боевитых ополченцев Писидии и Ликаонии[23]. Из Константинополя Диоген привел с собой столичные кавалерийские тагмы схолов и арифмов и пять сотен воинов личной стражи – тагму стратилатов, доведя, таким образом, число взятых в поход клибанофоров[24] до полутора тысяч бойцов. Этот бронированный кулак дополнил пятисотенный отряд франко-норманнской конницы под предводительством Русселя де Байоля. Пелекифорос фрура, гвардию варяжских топороносцев, император разделил надвое, оставив рядом с беременной тогда Никифором женой три тысячи воинов севера и взяв в поход столько же.
Да, при формировании боеспособного войска Диогену пришлось столкнуться со множеством трудностей и проблем, от поставок продовольствия и размещения воинов до выбивания денег на нужды армии. Дисциплину приходилось насаживать самыми жесткими методами: к примеру, за воровство у местных жителей наказанием служило урезание носа! Для кавалеристов-трапезитов лошадей закупали у скифов, а для большинства ополченцев из пополнения приходилось изготавливать оружие или править имеющееся старье. Несколько недель прошли в бесконечных, изматывающих тренировках: новоиспеченные скутаты учились маршировать, строить стену щитов, синхронно колоть пиками, делать в строю проходы для токсотов или коридоры для всадников. А последние отрабатывали взаимодействие с пехотой и различные тактические маневры, как то: атака сомкнутым и разомкнутым строем, кентабрийский круг, парфянский выстрел[25], ложное отступление и другие. Наконец, перед самым выступлением Роман приказал раздать воинам жалованье, нарушив устоявшуюся традицию платить им только после похода. Да, это было затратно, в столице многие осудили сей шаг – но воинский дух был поднят. А император находился не среди придворных лизоблюдов в Константинополе, а во главе выступающего в поход войска!
В итоге все эти приготовления окупились сторицей. В начале прошлой зимы базилевс скрытно вывел двадцатитысячную армию из лагерей Вифинии и горными проходами провел ее во Фригию, занятую в то время агарянами Арп-Арслана. Бросок ромейского войска стал полной неожиданностью для мусульман, кто успел уйти от отрядов трапезитов, веером разошедшихся впереди армии Диогена, тот спешно отступил. Кто не успел – тех не щадили. Но и отступая, враг стягивал свои силы воедино, и у киликийской Себастии решился дать бой.
Битва началась традиционным обстрелом конных лучников агарян. Слитными залпами им отвечали токсоты, вставшие за плотной массой скутатов, построившихся «черепахой» – вот где пригодились многодневные тренировки! Противостояние было равным – противник превосходил ромеев числом и отправлял стрелы в полет с невероятной скоростью. Но ведь и император не зря уделил особое внимание формированию корпуса лучников! Его воины отвечали врагу по командам, верно беря упреждение на цель и накрывая оперенной смертью значительные площади, собирая обильную кровавую дань. Правда, она была бы еще щедрее, коль агаряне не разомкнули бы строй…
Впрочем, трудно сказать, чьи стрелки взяли бы верх – но Роман и не собирался это выяснять. Дождавшись, когда противник достаточно увлечется стрельбой, не ожидая притом решительных действий от ромеев, базилевс приказал подать сигнал. И замершие за строем пехоты клибанофоры столичных тагм неожиданно быстро устремились вперед! Повторный сигнал – и на глазах изумленных мусульман токсоты вместе со скутатами тренированно организовали коридоры в своем строю! И едва-едва успели лучники врага развернуть лошадей, как в них врезались бронированные клинья тяжелой византийской конницы…
В чем нельзя упрекнуть агарян, так это в трусости: они смело схватились с противником, яростно рубя легкими саблями, круша булавами. Но тройная броня возрожденных Никифором Фокой катафрактов легко держала удары врага. А вот ответные уколы мечей и копий забирали людские жизни с каждой атакой. Бойня в центре, куда ударили тагмы императора, уверенно склоняла ход сражения к победе ромеев, а тут еще франкские и норманнские всадники Руселя де Байоля бросились в бой. Правда, без приказа, но момент для атаки правого фланга был действительно выбран удачно.
И тогда агаряне просто бежали, быстро разорвав дистанцию с тяжелыми бронированными всадниками и засыпав тех ливнем стрел. Базилевс бросил в погоню трапезитов, но последние несли потери с самого начала войны и ничем не превосходили конницу агарян, значительно уступая ей численно. Да и отступил враг, не будучи разбит, а лишь сохраняя людей от ненужных потерь. Некоторое время держась на расстоянии полета стрелы от вражеского войска, скифские наемники и азиатское ополчение прекратили преследование.
Тем не менее это была победа – пусть не громкая, не погубившая врага, но победа, заметно поднявшая воинский дух и популярность императора-полководца. И сейчас ликующее воинство, задорно смотревшее вслед улепетывающему врагу, на мгновение предстало перед внутренним взором Диогена, невольно согрев душу бывалого вояки.
Однако воинская удача обманчива: преследуя агарян после победы и одновременно выдавливая их разбойные отряды из Каппадокии, император вывел свою рать в Армению и осадил крепость Ахлат. Сильная твердыня на берегу озера, названного греческим историком Страбоном Арсене[26], служила ключом к системе пограничных византийских укреплений, а кроме того, была перевалочным пунктом для каждого вторжения агарян в империю. Ее стоило взять – но одновременно с этим часть своих сил, преимущественно легких всадников, Роман отправил в Мидию. Зачем? А затем, что уже не хватало припасов для содержания всей рати в одном месте, а окрестные области веками принадлежали мусульманам. Их стоило крепко пограбить, показав врагу, что он может быть уязвим и у себя дома. Кроме того, была необходима и разведка.
Благие начинания порой оборачиваются катастрофами. Навстречу трапезитам выступил сам Алп-Арслан, выбравший удачное место для битвы на пустынной равнине. Там султан в полной мере воспользовался численным преимуществом своего войска и свободой маневра, сумев охватить фланги пятящихся византийцев и навязать им бой. Поражение было страшным, лишь горстка легких стрелков сумела вернуться к Ахлату…
Но сам «храбрый лев» не спешил искать встречи с армией Диогена. Вместо этого он отправил своих воинов в Анатолию, выбрав в качестве цели богатую Иконию. Что же, умеющий держать удары судьбы базилевс снял осаду с Ахлата и последовал за врагом. У того войско было преимущественно конным и двигалось несколько быстрее ромеев (хотя агаряне теряли время на грабежи и подавление сопротивления отдельных отрядов ополченцев), но в их распоряжении имелись знающие местность проводники. Диоген сумел выполнить великолепный обходный маневр и перехватить врага у Гераклеи.
Агаряне не бежали от битвы, но теперь они были наготове, ожидая стремительную атаку тяжелой ромейской конницы. Однако этого удара не последовало: вперед решительно пошли скутаты, не ломая «черепахи» из сомкнутых над головами щитов, а следующие за ними токсоты уверенно поражали врага стрелами, неся, впрочем, немалые потери. Несколько легких наскоков мусульман на ряды копейщиков убедили их, что строй стратиотов легким всадникам не прорвать.
Внезапно на левом фланге атаковали уцелевшие трапезиты и скифы. Жаждущие отомстить воины смело устремились в битву и сумели навязать противнику ближний бой. И тут же из-за их спин показались наемники Руселя де Байоля! Клин закованных в кольчуги всадников, ударивших в копье, опрокинул порядки агарян, одновременно с этим базилевс начал резко смещать клибанофоров на правый фланг…
Противник разглядел этот маневр. Понимая свою уязвимость, мусульмане стремительно отступили, вскоре оторвавшись от погони. Уж это у агарян получалось действительно хорошо! Однако их потери от залпов токсотов были весьма велики, а удар франков и норманн отрезал часть воинов от основных сил – позже большая их часть была окружена и окончательно разбита. Что это, если не настоящая победа?!
После крепкой встряски, полученной у Гераклеи в начале весны, мусульмане временно покинули границы империи, удерживая в Армении лишь несколько труднодоступных горных крепостей. Впрочем, поверившим в себя воинам базилевса было вполне по силам их взять – вот только внимание императора отвлекла новая опасность…
В Италии, колыбели Древнего Рима, в последние лет десять шла упорная война с норманнами, причем с переменным успехом. Так, ромейское войско, отправленное в Апулию[27] Константином Дукой, сумело добиться впечатляющих успехов, заняв практически всю область и даже осадив норманнскую столицу, Мельфи. Правда, объединившись, вожди противника Роберт Гвискар и Рожер Боссо сумели снять осаду. А вот позже, когда Диоген отозвал большую часть хилиархий из Италии в надежде, что получившие по носу норманны поубавили пыл, последние перешли в наступление и один за другим взяли все ромейские города и крепости. За исключением самой мощной и многолюдной твердыни – Бари.
Роман очень тяжело переживал потери исконно римских земель в Италии, хотя и не показывал виду. Слишком сложной была обстановка на границах империи – так, серьезную опасность представляли скифы, временный мир с которыми держался на сильных пограничных гарнизонах. Ослабь их Диоген, и кочевники тут же захлестнули бы Болгарию и Фракию, забыв о договоренностях… Приходилось содержать значительное войско и в Болгарии, на случай очередного бунта или вторжения оногуров из-за Дуная, как то случилось десять лет назад[28]. Эти направления были наиболее важными из-за близости угрозы к столице империи.
Ну а война с агарянами за азиатские фемы была, по сути, войной за выживание. Ибо они являлись самыми густонаселенными в империи и давали как значительное число ополченцев, так и большую часть доходов. Утрать их, и войско сократится едва ли не вполовину, а враг легко дотянется через Босфор до Константинополя! Наконец, денег на содержание сильной армии уже просто не останется… Поэтому, как бы ни болело сердце за Бари, Диоген нисколько не сомневался в правильности своего выбора.
Вот только и терять город император не хотел! Увы, отзывая хилиархии из Италии, он грубо просчитался насчет норманнов: те не просто захватили Апулию, но сумели блокировать последнюю твердыню как с суши, так и с моря. Базилевс-то был уверен, что город-крепость выстоит, пока в его порт будут прибывать корабли с провизией, оружием и отрядами воинов, достаточными для поддержания обороны. Тогда силы норманн были бы последовательно перемолоты на мощных городских стенах, и в конце концов им пришлось бы отступить. А к этому времени Роман всерьез надеялся завершить войну в Азии, разбив агарян в решающем сражении, и отправиться с войском в Апулию. Уж его клибанофоры показали бы норманнским рыцарям, кто лучший конный воин!
Однако он недооценил Роберта Гвискара, впервые воспользовавшегося флотом для блокады ромейского города: соединив цепями свои корабли и окружив ими порт, он исключил возможность прихода помощи осажденным по морю. А в распоряжении базилевса не осталось боевых кораблей – спасибо треклятым русам из Таматархи, сжегшим последние дромоны и панфилы! Увы, постройка боевых судов дорого обходится казне, и с начала правления Диогена вопрос выделения денег стоял жестко: или возрождение флота, или возрождение армии. То есть на самом деле вопрос этот никак не стоял, для спасения империи, прежде всего, необходимо боеспособное войско – что тогда, что сейчас.
Скрепя сердце Диоген был готов пожертвовать Бари и Апулией, где жило греческое население, держащееся за Византию. Так же как признал захват русами катепанства Херсона и Сугдеи, потерю Готии в Таврии, не заключив, впрочем, мира с их архонтом, Ростиславом. Но у него не было флота, а значит, не было и возможности вернуть и защитить удаленные анклавы империи.
Однако еще зимой прошлого года все неожиданно переменилось: дож Республики Святого Марка Доменико Контарини предложил базилевсу помощь в борьбе с норманнами. Это был вовсе не щедрый жест доброй воли: венецианец преследовал свои интересы. Ведь в случае захвата Бари Гвискар получал мощную военно-морскую базу в Апулии, на юго-восточном побережье Италии. Это, в свою очередь, позволяло ему наносить удары по торговым маршрутам, проходящим сквозь пролив Отранто – морские ворота Адриатики (одноименный город-порт был захвачен им год назад). Имея сильный флот, республика не имела достаточного количества воинов, чтобы бороться с господствующими на юге Италии норманнами. А союз с Константинополем давал обеим сторонам возможность сокрушить врага как на море, так и на суше.
Надо сказать, что Венеция была давней союзницей империи. Сильный боевой флот островного анклава оказал существенную помощь еще Юстиниану в войне с готами, а позже венецианские корабли сражались вместе с ромейскими эскадрами против арабов. Основанная римскими гражданами, укрывшимися от гуннов на изолированных островах Адриатики, Венеция столетиями оставалась под властью Константинополя. А во время нашествия лангобардов в город перебрались многие богатые ромеи, вложившие свои средства в развитие торгового и военного флотов будущей республики.
Свою независимость Венеция получила во время противостояния империи и франков, еще десятилетиями оставаясь под формальным протекторатом базилевсов. Таким образом, Республика Святого Марка действительно была давним и надежным союзником, связанным с ромеями кровным родством, а в глубине души Диоген и вовсе воспринимал ее частью своих владений.
Потому предложению дожа Контарини Роман очень обрадовался, приняв его как знамение свыше, и даже не особенно воспротивился условиям, выдвинутым венецианцами в качестве платы за помощь. Свободная и беспошлинная торговля на территории империи и часть торговых рядов в Константинополе – разве это не справедливая цена за кровь, что прольют моряки республики в схватках с норманнами?
Но тут нашла коса на камень: предложение Доменико было резко отвергнуто супругой, Евдокией. Тут стоит понимать тонкости восхождения Диогена на трон – хоть он и значительно подвинул семейство Дука от престола, но ведь его императрица-супруга была матерью шести детей Константина! И трое ее старших сыновей – Михаил, Андроник и Константин приняли титул базилевса вместе с Романом. Последний получил полный контроль над армией, младшие Дуки лишь именовались императорами, но гражданская власть оказалась сосредоточена в руках василиссы. Пока Роман возрождал войско, жена сделала все, чтобы найти деньги, обеспечившие успех его походов. Однако предложение венецианцев она неожиданно отвергла, хотя Диоген и был готов его принять.
Тем не менее военному лидеру ромеев хватило ума не пытаться оспорить решение возлюбленной – слишком много врагов он себе нажил в столице, а слухи о его желании свергнуть императрицу и ее старших сыновей ходили даже в действующей армии. Поэтому Роман воздержался от обсуждения союза с венецианцами до встречи с императрицей, в то же время попросив посланника хоть как-то помочь Бари в залог будущего соглашения.
Дож Контарини, известный своей расчетливостью и мудростью, неожиданно откликнулся на просьбу Диогена. Впрочем, скорее всего, это было не проявлением благородства – хотя кто наверняка может знать истинные мотивы его поступков? – а следствием тонкого расчета и оправданного риска. Как бы то ни было, в январе 1069 года небольшая венецианская флотилия неожиданно атаковала блокировавшие город драккары норманнов. Связав их боем, боевые галеры позволили войти в гавань малому каравану торговых судов с оружием, провиантом и незначительным контингентом наемников из далматских славян. Правда, очухавшиеся норманны отогнали дерзких налетчиков и блокировали экипажи торговых судов в Бари – тем самым пополнив ими число защитников города.
Дож сделал первый шаг, и поспешивший вернуться в столицу Диоген принялся уговаривать Евдокию уже формально подтвердить сложившийся союз. Тем более что когда до Константинополя дошел слух о храбрости венецианских моряков, простой народ и стратиоты горячо поддержали идею союза с Республикой Святого Марка.
Однако в столице всем правил не народ, а императрица и ее приближенные. Василисса была женщиной умной и волевой и первый натиск супруга, уверяющего ее в необходимости принять помощь от Контарини, отразила с ледяным спокойствием, подробно аргументируя свою позицию.
Как оказалось, Республика Святого Марка уже очень давно пользовалась значительными торговыми привилегиями в ущерб ромейским купцам. Так, еще император Василий Второй в семь раз снизил пошлины на венецианские товары и в два раза – пошлины на заходящие в столицу корабли. А кроме того, позволил венецианцам напрямую обращаться к великому логофету – одному из высших сановных лиц империи – для решения своих вопросов. Но, в свою очередь, республиканцы обещали предоставить любое количество судов для переброски войск в ту же Апулию!
Это был очень сильный аргумент – ведь союзники по-прежнему пользовались предоставленными им льготами, что позволило венецианцам взять под контроль торговлю с Востоком! Фактически крайне дорогостоящие пряности и шелка, а также сахар и благовония попадали в германские и франкские земли именно через республику, принося ей огромные прибыли.
Однако трезво поразмыслив, Роман вновь вернулся к обсуждению с женой вопроса противостояния Гвискару. Да, выходило, что дож обязан предоставить ему корабли для переброски войск в Апулию. Транспортные корабли. Но не боевой флот, который смог бы прикрыть перевозку ромейской армии или прорвать блокаду Бари. И потом, император прибыл в столицу в сопровождении лишь тагмы стратилатов. А сколько людей он мог реально погрузить на корабли, не оголяя азиатские фемы? Чуть более четырех сотен клибанофоров и три тысячи топороносцев-варягов. Прочие гвардейские тагмы было просто необходимо оставить в Константинополе, да и числом они никогда не превосходили полутора тысяч человек.
Нет, все равно выходило, что не так уж и мало сил для переброски в Италию, особенно учитывая их боеспособность – вот только хватило бы их для победы над норманнами? Последние, кстати, тоже воины весьма свирепые и умелые, и действия наемников де Байоля только убедили базилевса в справедливости данного суждения. Так что для окончательной победы венецианские галеры были просто необходимы – небольшие, юркие галеи и мощные хеландии, копированные с ромейских дромонов. Но главное – их отлично обученные и храбрые экипажи!
Эти мысли он озвучил Евдокии, но та уперлась, даже не желая слышать доводов супруга. Уж лучше потерять один город, чем поставить империю в полную зависимость от венецианской торговли! Что же, это был справедливый аргумент, с которым император даже не пытался спорить, но желание дать бой норманнам и изгнать их из Апулии никуда не ушло. Бессонную ночь Роман провел в размышлениях, но в конце концов сумел найти выход из сложившейся ситуации!
Венецианцы держались за торговлю с Востоком, но нашествие агарян прервало многие торговые маршруты, ведущие с далекого Востока в азиатские фемы империи. Теперь они сменили направление на север, проходя через земли аланов и русов архонта Ростислава, требующего нынче именовать себя кесарем. Он взял под контроль все ромейские порты и крепости на побережье Таврии, и хотя он не мешал торговле, но свой интерес соблюдал крепко и быстро обогащался. При этом никаких беспошлинных соглашений с венецианцами он не заключал, что здорово мешало их торговле.
У Диогена более не было собственного флота, способного воздать русам и разбойникам-касогам за нападения на Халдию и гибель ромейских моряков. А вот у дожа он был! И после всех раздумий Роман решился на следующее предложение: в обмен на военную помощь против норманнов он передаст в управление венецианцам Херсон и Сугдею с правом беспошлинного прохода проливов и сохранением торговых привилегий уже для собственных купцов в Русском море. К слову, Евдокия, узнав о конечном решении мужа, была очень удивлена и в то же время обрадована столь удачному дипломатическому ходу. Ибо, по сути, Роман отдавал дожу то, чем уже не владел и что не имел сил вернуть.
Доменико согласился не сразу, условия нового соглашения явно не удовлетворяли его изначальному запросу. И то, что он уже ввязался в войну, на деле ничего не значило: заключит дож с Гвискаром тайное соглашение, и следующей же ночью венецианцы, усилившие гарнизон Бари, тайно откроют городские ворота. Такое уже не раз было, такое еще не раз будет, и базилевс ясно осознавал риск предательства союзников. Потому и старался найти условия, какие могли несколько уравновесить полную отмену торговых пошлин.
Но, с другой стороны, терять из-за собственного вероломства уже имеющиеся льготы республиканцам было не с руки, а порты Таврии, коими завершались пешие торговые маршруты с Востока, оставались лакомым кусочком, даже несмотря на неизбежность столкновения с русами Таматархи. В конце концов, у дожа хватает кораблей и смелых моряков.
Наконец переговоры были завершены. Дож предоставил сорок судов для перевозки воинов и лошадей и тридцать боевых кораблей для морского сражения. Из них полтора десятка юрких галей, десяток крепких хеладний и еще пять громоздких гурабов – судов, на палубе которых установлено до десяти камнеметных машин. Это судно впервые построили арабы, а сражающиеся с ними на море венецианцы решили его копировать, в отличие от византийцев: на вооружении у последних появился «греческий огонь». К слову, император приказал предоставить союзникам снаряды с секретной зажигательной смесью. Для себя же он велел срубить на столичных верфях хотя бы один боеспособный дромон – и с этой задачей ромейские корабельщики сумели справиться! На императорский флагман сифонофоры для распыления огнеметной смеси установили и на носу, и по обоим бортам, и даже на корме судна. Экипаж же его составила сотня лучших гвардейцев-варягов и столько же отборных токсотов – достаточно, чтобы отразить абордаж трех, а то и четырех норманнских драккаров.
И вот сейчас этот флот приближается к Бари.
Корабли норманнов появились внезапно, будто тени, проступившие из мрака береговой полосы. С запозданием защелкали тетивы скорпионов на юрких галеях, засвистели канаты катапульт, отправляя в полет камни и снаряды с «греческим огнем». Но в первом залпе большинство их, сделав в небе огненно-дымный росчерк, упало в море. Попасть по узким драккарам оказалось не так-то просто! Особенно учитывая, что противник атакует грамотно, не кучкуясь, а растянув фронт и обхватывая венецианскую эскадру с флангов. Тем не менее вскоре на глазах императора последовательно вспыхнул огонь на трех судах врага.
Однако же как их много! Базилевс сбился со счета, с волнением наблюдая за тем, как постепенно сближаются обе флотилии, – и ему очень не понравилось, что Гвискару удается задуманный им маневр. Свои корабли норманн построил вогнутым полукругом, «чашей». И если до следующих встречным курсом драккаров, которых на деле не так и много – штук тридцать от силы, – катапульты не добивают, то на флангах вражеские суда уже опасно приблизились к построению венецианцев. Навскидку их порядка двадцати на каждом крыле – а ведь чтобы катапульты могли их достать, экипажам галей и хеландий необходимо развернуть корабли! Чего они пока просто не успевают сделать…
– Противник сзади!
Диоген обернулся на истеричный вскрик, и сердце его дрогнуло: в хвост венецианской эскадры нацелилось еще порядка тридцати драккаров! Похоже, Роберту пришел на помощь его брат Рожеро, приведя флот с Сицилии… Впрочем, вскоре волнение на лице императора сменилось ехидной усмешкой – вторая группа кораблей норманнов нацелилась брать на абордаж транспортные суда венецианцев. Похоже, думают, что караван везет в Бари запасы провизии и оружия. Ну что же, туда им и дорога!
Единственное преимущество драккаров в схватке с дромонами заключается в многочисленности их команд. Ибо каждый гребец норманнов также является воином, а вот у ромеев с древних времен сохранилось четкое разделение между сидящими на скамьях и сражающимися в бою. Потому даже на среднем корабле северных варваров сражается до семи десятков воинов, и порой это число превосходит бойцов из экипажа дромона. Хотя, чтобы взять его на абордаж, все равно требуется до двух-трех судов врага: благодаря более высоким бортам и боевым площадкам схватка эта сродни штурму крепости. Но все же ведь брали разбойники плавучие «крепости», и не раз!
Однако сейчас норманны крупно ошиблись с выбором жертвы: на каждом из транспортных судов плывет от восьми до девяти десятков отборных гвардейцев. Базилевс даже пожалел, что его дромон следует в центре построения венецианского флота и не скоро примет участие в абордажной схватке.
Но если транспортники наверняка отобьются от настигающего их сзади противника, то вот итог схватки боевых кораблей Республики Святого Марка и основных сил Гвискара далеко не определен. Кажется, численный перевес врага едва ли не двукратный – а между тем корабли противника на флангах, нацеленные драконьими носами в борта хеландий, вскоре пойдут на абордаж! Н-да, по всему видать, что императорский дромон еще будет вынужден принять участие в бою – и как бы этот бой не стал последним…
Забывшись, базилевс с силой вцепился пальцами в борт, мстительно размышляя о том, что, если дойдет до абордажа флагмана, они сожгут далеко не один драккар Гвискара. И смерть императора Романа Четвертого в море, посреди бушующего пламени, станет самой яркой среди смертей всех правителей Восточной Римской империи!
Но неожиданно все переменилось: в строй так и не дотянувшихся до хеландий драккаров ударили десятки зажигательных снарядов. Подпустив врага на дистанцию эффективной стрельбы, заговорили мощные катапульты венецианских гурабов. В три залпа они накрыли тринадцать вражеских судов на обоих флангах! Следуя в середине боевого построения венецианцев и по двое держась друг за другом – еще один корабль встал между парами, – они дали залпы с бортов. Теперь понятно, почему хеландии не спешили разворачиваться противнику навстречу…
Норманны, на чьих глазах в чудовищном, не тушимом водой пламени погибали соратники, сбавили скорость – фланговый охват Гвискару явно не удался! А между тем, набрав ход, вперед вырвались галеи республиканцев, резво сокращая дистанцию с противником в центре. Они нацелили на драккары надводные бивни, одновременно обстреливая их из баллист и малых катапульт. Абордажа команды галей не боятся: у них, как и у норманнов, каждый гребец – воин, и в бою сражается под сотню мужей! Правда, судов у врага пока вдвое больше – но это «пока» остается до момента первого тарана…
Вскоре страшный треск известил императора, что этот миг настал. На глазах Диогена были пробиты борта четырех драккаров – кормчие галей проявили чудеса ловкости при маневре и сумели развернуть свои суда так, чтобы ударить врага в бок. Еще один умелец изловчился проломить бивнем нос норманнского корабля! Однако этим таран и ограничился: кормчие противника также приложили все усилия, чтобы разминуться с опасностью и довести свои команды до абордажа.
Однако здесь врага ждал неприятный сюрприз – республиканцы были готовы к ближнему бою. Расчеты скорпионов вели редкий, но точный огонь в упор – и металлические дротики неизменно выбивали двух-трех норманнов, круша их стену щитов. А соратников тут же поддерживали многочисленные арбалетчики, разряжая болты в образовавшиеся бреши и неизменно собирая кровавую дань. Наконец, прорывавшихся норманнов венецианцы смело принимали на мечи и топоры, бешено рубясь с ними у более высоких бортов своих галей.
Но и потомки викингов доказали в яростной сече, что их не зря называли грозой морей. Не считаясь с потерями, они упорно давили оборону республиканцев. И если в схватке одного драккара и одной галеи победа неизменно оказывалась на стороне венецианцев, то в одиночку против пары норманнов они уже не тянули. Два судна союзников были захвачены, а в эпицентре битвы бортами сцепились три галеи и пять драккаров, и рубка там шла со звериной яростью!
На помощь своим малым собратьям устремились пять хеландий. Честно сказать, базилевс даже не знал, кто служит гребцами на этих кораблях, но как минимум по сотне воинов должно быть на каждом из них. Вступление хеландий в бой обещало переломить его ход – и Роман нисколько не просчитался в своей оценке! Разве что венецианцы не сразу ринулись в абордажную схватку, а прежде результативно отстрелялись по замедлившим ход драккарам, вынужденным обходить сшибку в центре. Весело запылали три норманнских судна, еще два не сумели увернуться от таранов надводных бивней. Наконец пара хеландий ворвалась в бойню между сцепившихся абордажными крючьями кораблей, и воины республики смело ударили в тыл увлеченных схваткой норманнов.
Ход битвы по фронту сражения окончательно клонился в сторону союзников, а за тыл Диоген и вовсе не беспокоился: одного взгляда за спину было достаточно, чтобы убедиться в правильности своей догадки. Драккары врага уверенно пошли на абордаж, а венецианские же команды даже и не подумали избежать ближнего боя. И у высоких бортов транспортных дромонов, будто на крепостных стенах, врага с яростным восторгом встретили варяжские гвардейцы. А с какой невиданной мощью обрушились их двуручные датские секиры на щиты и конечности штурмующих, разрубая дерево, сталь и плоть!
Да, пока ход боя определенно складывается в пользу союзников. Но порой отчаянная смелость и рисковый шаг одного из сражающихся может все изменить…
Половина хеландий устремилась вперед, половина осталась прикрыть на время замолчавшие гурабы. Казалось, после их залпа вожди врага растерялись, обескураженные гибелью соратников, успевших вырваться вперед. Но именно эта оценка оказалась ложной…
Под прикрытием вовсю пылающих судов, отвлекающих на себя внимание, противник сумел перегруппироваться на правом фланге. И пять драккаров неожиданно набрали ход, обогнув хеландии и гурабы с тыла, вклиниваясь между порядками боевых судов союзников и их транспортниками! Буквально тут же кормчие врага сумели развернуть свои корабли так, чтобы они могли впритирку подойти к левым бортам гурабов, оставаясь вне досягаемости их катапульт. При том что команды оставшихся хеландий просто не успевали прийти соратникам на помощь…
Превратности судьбы! Единственным судном, способным помешать этому маневру, оказался дромон базилевса.
– Налбат, веди корабль им навстречу!
– Но, мой император…
Взбешенный Диоген развернулся к попытавшемуся возразить капитану и вперил в его лицо пылающий гневом взгляд.
Адриатическое море, окрестности Бари
Базилевс стоял на носовой площадке у сифонофора и напряженно всматривался туда, где в предрассветных сумерках уже отчетливо угадывались очертания итальянского берега. Капитан дромона Константин Налбат почтительно замер за спиной своего императора, не смея мешать тому созерцать и размышлять.
Его светскому владыке было о чем подумать и над чем поломать голову. Роман Диоген, воин по призванию, боец по натуре и истинный патриот в душе, пусть и происходил из армянского рода, но любил новую родину всем сердцем и искренне болел за нее душой. Да и как не болеть, когда недавно еще могучая держава, выстоявшая под ударами древних готов, пережившая набеги славян и вековое противостояние персам, сумевшая наконец остановить яростный натиск арабов, разваливалась изнутри? Константинополь, блистательная столица некогда огромного государства, превратился в страшного и безжалостного паука, сосущего кровь из провинций. Деньги стекались в город широкой полноводной рекой, но тратились не на снаряжение новых тагм или строительство кораблей, нет! Они тратились на увеселения придворного окружения последних императоров, погрязшего в роскоши и разврате. И как бы много ни было собрано ими богатств, они не могли насытиться… А между тем безостановочно росли налоги, разорялись крестьяне и стратиоты, составляющие ополчения Византии, ее главную боевую силу.
Роман же, воин и полководец, несший истинно боевую службу на дунайской границе, терзаемой набегами скифов и оногуров[22], не мог и не хотел этого принять. Он был одним из тех, кто жаждал реставрации империи, возрождения ее былой силы. Он был одним из тех, кто понимал, что блеск и роскошь Константинополя лишь распаляют желания норманнов и агарян обладать ими, взять их силой. И после смерти императора Константина Дуки Роман, бывший тогда стратигом Средца, решил действовать – он составил заговор против кесаря Иоанна Дуки. Диоген пытался сплотить вокруг себя семьи аристократов-патриотов, рассчитывая в будущем поднять дунайские войска, среди которых был известен и любим как боевой командир. Но, профессиональный воин, он не был профессиональным интриганом: заговор раскрылся, а его лидер предстал на суд пред очи вдовствующей императрицы.
Казалось бы – конец, однозначная гибель… Но Господь неожиданно явил свою милость и волю: между василиссой Евдокией и бывшим стратигом, также вдовцом, неожиданно вспыхнула невиданная страсть, причем с первого взгляда! Вдовствующая императрица увидела в заговорщике истинного мужчину, воина, способного переломить ситуацию в стране и одновременно подарить ей настоящую любовь… Она освободила его из-под стражи, возвела в сан стратилата и обвела вокруг пальца самого патриарха, обманом добившись венчания с возлюбленным – и императорского титула для будущего мужа! Да, Евдокия Макремволитисса из тех женщин, которые умеют добиться своего…
При воспоминании о горячих объятиях и неукротимой страсти супруги, сумевшей сохранить красоту, несмотря на возраст и шесть родов, по губам Романа скользнула мимолетная улыбка. Да, он полюбил эту женщину, сейчас носящую во чреве уже второе их дитя, а она подарила ему свою любовь в ответ… И целую империю в придачу!
Другой на его месте мог бы только мечтать о подобной удаче – и, добившись своего, предаться наслаждениям, дарованным обретенной властью и горячей любовью утонченной, изящной и образованной красавицы. Но Диоген не мог, да и не хотел изменить своей сути. С востока и запада империю давили враги – и он всерьез собирался дать им бой!
Вот только… Только оказалось, что армии как таковой больше не существует. Изможденные непомерными налогами азиатские фемы поставили в строй едва ли треть стратиотов, кто должен был составить основу войска. А в пограничных областях, попавших под удар пришедшего из недр Азии нового хищника, было и того меньше!
За год напряженной работы деятельный по натуре император сумел создать боеспособную армию из разбросанных по фемам осколков. Под его руку охотно шли армяне, зная о кровном родстве с базилевсом. Роман с удовольствием принимал их на службу, заново сформировав из армянских легких стрелков кавалерию трапезитов. Впрочем, для борьбы с конными лучниками агарян их все равно не хватало, потому в воссозданное подразделение император собрал всех, кого смог, включая наемные отряды недавних врагов – скифов и оногуров. Кроме того, базилевс серьезно почистил армейскую верхушку, выдвинув многих полководцев армянского происхождения. Впрочем, прежде всего, выдвижения были связаны с заслугами и способностями. Так, умелый полководец Мануил Комнин был назначен стратигом-автократором и в отсутствие императора командовал всей армией. Высоко взлетели и братья Алусианы, Василий и Самуил, внуки последнего болгарского царя Иоанна и талантливые вожди, любимые воинами. Это были способные, одаренные и зачастую еще молодые люди, не отравленные придворными интригами, как старые полководцы императора Константина. Ну и преданные лично Роману, куда ж без этого…
Было, конечно, одно исключение – Андроник Дука, сын кесаря Иоанна Дуки и двоюродный брат Михаила, старшего сына Евдокии. Он был назначен в действующую армию полководцем, но фактически оставался заложником на случай враждебных действий своего отца, бывшего регента. В душе император гордился подобным дипломатическим ходом, хотя мудрая супруга и просила быть осторожным, воздержаться от недооценки Андроника. Что же, Диоген был отчасти согласен с супругой и ничего более значимого и важного, чем командование резервом, Дуке не доверял.
Самой сложной проблемой для Романа стало формирование ополчения стратиотов. Каждая фема должна была дать ему до девяти тысяч воинов, разбитых на тысячи – хилиархии. Они, в свою очередь, делились на шесть с половиной сотен копейщиков-скутатов и до трех с половиной сотен лучников-токсотов – немалая сила, учитывая, что только азиатских фем в империи целых двадцать три! Двадцать три фемы, разоренные грабителями-агарянами и нападениями морских разбойников, обнищавших из-за непомерных налогов… Число опытных воинов заметно сократилось во множестве мелких стычек, а стратиоты внутренних, близких к Эгейскому морю областей не имели боевого опыта. Новичков, которых базилевс в приказном порядке включил в войско, пришлось долго обучать, а их дисциплина, в отличие от бойцов с Дуная, оставляла желать лучшего.
Роман собирал войско в Вифинии, куда стекались ополченцы как с востока, так и с запада. Ядро армии составили стратиоты внутренних областей – воины фракийской, македонской и частично болгарской фем. Также базилевс мог рассчитывать на боевитых ополченцев Писидии и Ликаонии[23]. Из Константинополя Диоген привел с собой столичные кавалерийские тагмы схолов и арифмов и пять сотен воинов личной стражи – тагму стратилатов, доведя, таким образом, число взятых в поход клибанофоров[24] до полутора тысяч бойцов. Этот бронированный кулак дополнил пятисотенный отряд франко-норманнской конницы под предводительством Русселя де Байоля. Пелекифорос фрура, гвардию варяжских топороносцев, император разделил надвое, оставив рядом с беременной тогда Никифором женой три тысячи воинов севера и взяв в поход столько же.
Да, при формировании боеспособного войска Диогену пришлось столкнуться со множеством трудностей и проблем, от поставок продовольствия и размещения воинов до выбивания денег на нужды армии. Дисциплину приходилось насаживать самыми жесткими методами: к примеру, за воровство у местных жителей наказанием служило урезание носа! Для кавалеристов-трапезитов лошадей закупали у скифов, а для большинства ополченцев из пополнения приходилось изготавливать оружие или править имеющееся старье. Несколько недель прошли в бесконечных, изматывающих тренировках: новоиспеченные скутаты учились маршировать, строить стену щитов, синхронно колоть пиками, делать в строю проходы для токсотов или коридоры для всадников. А последние отрабатывали взаимодействие с пехотой и различные тактические маневры, как то: атака сомкнутым и разомкнутым строем, кентабрийский круг, парфянский выстрел[25], ложное отступление и другие. Наконец, перед самым выступлением Роман приказал раздать воинам жалованье, нарушив устоявшуюся традицию платить им только после похода. Да, это было затратно, в столице многие осудили сей шаг – но воинский дух был поднят. А император находился не среди придворных лизоблюдов в Константинополе, а во главе выступающего в поход войска!
В итоге все эти приготовления окупились сторицей. В начале прошлой зимы базилевс скрытно вывел двадцатитысячную армию из лагерей Вифинии и горными проходами провел ее во Фригию, занятую в то время агарянами Арп-Арслана. Бросок ромейского войска стал полной неожиданностью для мусульман, кто успел уйти от отрядов трапезитов, веером разошедшихся впереди армии Диогена, тот спешно отступил. Кто не успел – тех не щадили. Но и отступая, враг стягивал свои силы воедино, и у киликийской Себастии решился дать бой.
Битва началась традиционным обстрелом конных лучников агарян. Слитными залпами им отвечали токсоты, вставшие за плотной массой скутатов, построившихся «черепахой» – вот где пригодились многодневные тренировки! Противостояние было равным – противник превосходил ромеев числом и отправлял стрелы в полет с невероятной скоростью. Но ведь и император не зря уделил особое внимание формированию корпуса лучников! Его воины отвечали врагу по командам, верно беря упреждение на цель и накрывая оперенной смертью значительные площади, собирая обильную кровавую дань. Правда, она была бы еще щедрее, коль агаряне не разомкнули бы строй…
Впрочем, трудно сказать, чьи стрелки взяли бы верх – но Роман и не собирался это выяснять. Дождавшись, когда противник достаточно увлечется стрельбой, не ожидая притом решительных действий от ромеев, базилевс приказал подать сигнал. И замершие за строем пехоты клибанофоры столичных тагм неожиданно быстро устремились вперед! Повторный сигнал – и на глазах изумленных мусульман токсоты вместе со скутатами тренированно организовали коридоры в своем строю! И едва-едва успели лучники врага развернуть лошадей, как в них врезались бронированные клинья тяжелой византийской конницы…
В чем нельзя упрекнуть агарян, так это в трусости: они смело схватились с противником, яростно рубя легкими саблями, круша булавами. Но тройная броня возрожденных Никифором Фокой катафрактов легко держала удары врага. А вот ответные уколы мечей и копий забирали людские жизни с каждой атакой. Бойня в центре, куда ударили тагмы императора, уверенно склоняла ход сражения к победе ромеев, а тут еще франкские и норманнские всадники Руселя де Байоля бросились в бой. Правда, без приказа, но момент для атаки правого фланга был действительно выбран удачно.
И тогда агаряне просто бежали, быстро разорвав дистанцию с тяжелыми бронированными всадниками и засыпав тех ливнем стрел. Базилевс бросил в погоню трапезитов, но последние несли потери с самого начала войны и ничем не превосходили конницу агарян, значительно уступая ей численно. Да и отступил враг, не будучи разбит, а лишь сохраняя людей от ненужных потерь. Некоторое время держась на расстоянии полета стрелы от вражеского войска, скифские наемники и азиатское ополчение прекратили преследование.
Тем не менее это была победа – пусть не громкая, не погубившая врага, но победа, заметно поднявшая воинский дух и популярность императора-полководца. И сейчас ликующее воинство, задорно смотревшее вслед улепетывающему врагу, на мгновение предстало перед внутренним взором Диогена, невольно согрев душу бывалого вояки.
Однако воинская удача обманчива: преследуя агарян после победы и одновременно выдавливая их разбойные отряды из Каппадокии, император вывел свою рать в Армению и осадил крепость Ахлат. Сильная твердыня на берегу озера, названного греческим историком Страбоном Арсене[26], служила ключом к системе пограничных византийских укреплений, а кроме того, была перевалочным пунктом для каждого вторжения агарян в империю. Ее стоило взять – но одновременно с этим часть своих сил, преимущественно легких всадников, Роман отправил в Мидию. Зачем? А затем, что уже не хватало припасов для содержания всей рати в одном месте, а окрестные области веками принадлежали мусульманам. Их стоило крепко пограбить, показав врагу, что он может быть уязвим и у себя дома. Кроме того, была необходима и разведка.
Благие начинания порой оборачиваются катастрофами. Навстречу трапезитам выступил сам Алп-Арслан, выбравший удачное место для битвы на пустынной равнине. Там султан в полной мере воспользовался численным преимуществом своего войска и свободой маневра, сумев охватить фланги пятящихся византийцев и навязать им бой. Поражение было страшным, лишь горстка легких стрелков сумела вернуться к Ахлату…
Но сам «храбрый лев» не спешил искать встречи с армией Диогена. Вместо этого он отправил своих воинов в Анатолию, выбрав в качестве цели богатую Иконию. Что же, умеющий держать удары судьбы базилевс снял осаду с Ахлата и последовал за врагом. У того войско было преимущественно конным и двигалось несколько быстрее ромеев (хотя агаряне теряли время на грабежи и подавление сопротивления отдельных отрядов ополченцев), но в их распоряжении имелись знающие местность проводники. Диоген сумел выполнить великолепный обходный маневр и перехватить врага у Гераклеи.
Агаряне не бежали от битвы, но теперь они были наготове, ожидая стремительную атаку тяжелой ромейской конницы. Однако этого удара не последовало: вперед решительно пошли скутаты, не ломая «черепахи» из сомкнутых над головами щитов, а следующие за ними токсоты уверенно поражали врага стрелами, неся, впрочем, немалые потери. Несколько легких наскоков мусульман на ряды копейщиков убедили их, что строй стратиотов легким всадникам не прорвать.
Внезапно на левом фланге атаковали уцелевшие трапезиты и скифы. Жаждущие отомстить воины смело устремились в битву и сумели навязать противнику ближний бой. И тут же из-за их спин показались наемники Руселя де Байоля! Клин закованных в кольчуги всадников, ударивших в копье, опрокинул порядки агарян, одновременно с этим базилевс начал резко смещать клибанофоров на правый фланг…
Противник разглядел этот маневр. Понимая свою уязвимость, мусульмане стремительно отступили, вскоре оторвавшись от погони. Уж это у агарян получалось действительно хорошо! Однако их потери от залпов токсотов были весьма велики, а удар франков и норманн отрезал часть воинов от основных сил – позже большая их часть была окружена и окончательно разбита. Что это, если не настоящая победа?!
После крепкой встряски, полученной у Гераклеи в начале весны, мусульмане временно покинули границы империи, удерживая в Армении лишь несколько труднодоступных горных крепостей. Впрочем, поверившим в себя воинам базилевса было вполне по силам их взять – вот только внимание императора отвлекла новая опасность…
В Италии, колыбели Древнего Рима, в последние лет десять шла упорная война с норманнами, причем с переменным успехом. Так, ромейское войско, отправленное в Апулию[27] Константином Дукой, сумело добиться впечатляющих успехов, заняв практически всю область и даже осадив норманнскую столицу, Мельфи. Правда, объединившись, вожди противника Роберт Гвискар и Рожер Боссо сумели снять осаду. А вот позже, когда Диоген отозвал большую часть хилиархий из Италии в надежде, что получившие по носу норманны поубавили пыл, последние перешли в наступление и один за другим взяли все ромейские города и крепости. За исключением самой мощной и многолюдной твердыни – Бари.
Роман очень тяжело переживал потери исконно римских земель в Италии, хотя и не показывал виду. Слишком сложной была обстановка на границах империи – так, серьезную опасность представляли скифы, временный мир с которыми держался на сильных пограничных гарнизонах. Ослабь их Диоген, и кочевники тут же захлестнули бы Болгарию и Фракию, забыв о договоренностях… Приходилось содержать значительное войско и в Болгарии, на случай очередного бунта или вторжения оногуров из-за Дуная, как то случилось десять лет назад[28]. Эти направления были наиболее важными из-за близости угрозы к столице империи.
Ну а война с агарянами за азиатские фемы была, по сути, войной за выживание. Ибо они являлись самыми густонаселенными в империи и давали как значительное число ополченцев, так и большую часть доходов. Утрать их, и войско сократится едва ли не вполовину, а враг легко дотянется через Босфор до Константинополя! Наконец, денег на содержание сильной армии уже просто не останется… Поэтому, как бы ни болело сердце за Бари, Диоген нисколько не сомневался в правильности своего выбора.
Вот только и терять город император не хотел! Увы, отзывая хилиархии из Италии, он грубо просчитался насчет норманнов: те не просто захватили Апулию, но сумели блокировать последнюю твердыню как с суши, так и с моря. Базилевс-то был уверен, что город-крепость выстоит, пока в его порт будут прибывать корабли с провизией, оружием и отрядами воинов, достаточными для поддержания обороны. Тогда силы норманн были бы последовательно перемолоты на мощных городских стенах, и в конце концов им пришлось бы отступить. А к этому времени Роман всерьез надеялся завершить войну в Азии, разбив агарян в решающем сражении, и отправиться с войском в Апулию. Уж его клибанофоры показали бы норманнским рыцарям, кто лучший конный воин!
Однако он недооценил Роберта Гвискара, впервые воспользовавшегося флотом для блокады ромейского города: соединив цепями свои корабли и окружив ими порт, он исключил возможность прихода помощи осажденным по морю. А в распоряжении базилевса не осталось боевых кораблей – спасибо треклятым русам из Таматархи, сжегшим последние дромоны и панфилы! Увы, постройка боевых судов дорого обходится казне, и с начала правления Диогена вопрос выделения денег стоял жестко: или возрождение флота, или возрождение армии. То есть на самом деле вопрос этот никак не стоял, для спасения империи, прежде всего, необходимо боеспособное войско – что тогда, что сейчас.
Скрепя сердце Диоген был готов пожертвовать Бари и Апулией, где жило греческое население, держащееся за Византию. Так же как признал захват русами катепанства Херсона и Сугдеи, потерю Готии в Таврии, не заключив, впрочем, мира с их архонтом, Ростиславом. Но у него не было флота, а значит, не было и возможности вернуть и защитить удаленные анклавы империи.
Однако еще зимой прошлого года все неожиданно переменилось: дож Республики Святого Марка Доменико Контарини предложил базилевсу помощь в борьбе с норманнами. Это был вовсе не щедрый жест доброй воли: венецианец преследовал свои интересы. Ведь в случае захвата Бари Гвискар получал мощную военно-морскую базу в Апулии, на юго-восточном побережье Италии. Это, в свою очередь, позволяло ему наносить удары по торговым маршрутам, проходящим сквозь пролив Отранто – морские ворота Адриатики (одноименный город-порт был захвачен им год назад). Имея сильный флот, республика не имела достаточного количества воинов, чтобы бороться с господствующими на юге Италии норманнами. А союз с Константинополем давал обеим сторонам возможность сокрушить врага как на море, так и на суше.
Надо сказать, что Венеция была давней союзницей империи. Сильный боевой флот островного анклава оказал существенную помощь еще Юстиниану в войне с готами, а позже венецианские корабли сражались вместе с ромейскими эскадрами против арабов. Основанная римскими гражданами, укрывшимися от гуннов на изолированных островах Адриатики, Венеция столетиями оставалась под властью Константинополя. А во время нашествия лангобардов в город перебрались многие богатые ромеи, вложившие свои средства в развитие торгового и военного флотов будущей республики.
Свою независимость Венеция получила во время противостояния империи и франков, еще десятилетиями оставаясь под формальным протекторатом базилевсов. Таким образом, Республика Святого Марка действительно была давним и надежным союзником, связанным с ромеями кровным родством, а в глубине души Диоген и вовсе воспринимал ее частью своих владений.
Потому предложению дожа Контарини Роман очень обрадовался, приняв его как знамение свыше, и даже не особенно воспротивился условиям, выдвинутым венецианцами в качестве платы за помощь. Свободная и беспошлинная торговля на территории империи и часть торговых рядов в Константинополе – разве это не справедливая цена за кровь, что прольют моряки республики в схватках с норманнами?
Но тут нашла коса на камень: предложение Доменико было резко отвергнуто супругой, Евдокией. Тут стоит понимать тонкости восхождения Диогена на трон – хоть он и значительно подвинул семейство Дука от престола, но ведь его императрица-супруга была матерью шести детей Константина! И трое ее старших сыновей – Михаил, Андроник и Константин приняли титул базилевса вместе с Романом. Последний получил полный контроль над армией, младшие Дуки лишь именовались императорами, но гражданская власть оказалась сосредоточена в руках василиссы. Пока Роман возрождал войско, жена сделала все, чтобы найти деньги, обеспечившие успех его походов. Однако предложение венецианцев она неожиданно отвергла, хотя Диоген и был готов его принять.
Тем не менее военному лидеру ромеев хватило ума не пытаться оспорить решение возлюбленной – слишком много врагов он себе нажил в столице, а слухи о его желании свергнуть императрицу и ее старших сыновей ходили даже в действующей армии. Поэтому Роман воздержался от обсуждения союза с венецианцами до встречи с императрицей, в то же время попросив посланника хоть как-то помочь Бари в залог будущего соглашения.
Дож Контарини, известный своей расчетливостью и мудростью, неожиданно откликнулся на просьбу Диогена. Впрочем, скорее всего, это было не проявлением благородства – хотя кто наверняка может знать истинные мотивы его поступков? – а следствием тонкого расчета и оправданного риска. Как бы то ни было, в январе 1069 года небольшая венецианская флотилия неожиданно атаковала блокировавшие город драккары норманнов. Связав их боем, боевые галеры позволили войти в гавань малому каравану торговых судов с оружием, провиантом и незначительным контингентом наемников из далматских славян. Правда, очухавшиеся норманны отогнали дерзких налетчиков и блокировали экипажи торговых судов в Бари – тем самым пополнив ими число защитников города.
Дож сделал первый шаг, и поспешивший вернуться в столицу Диоген принялся уговаривать Евдокию уже формально подтвердить сложившийся союз. Тем более что когда до Константинополя дошел слух о храбрости венецианских моряков, простой народ и стратиоты горячо поддержали идею союза с Республикой Святого Марка.
Однако в столице всем правил не народ, а императрица и ее приближенные. Василисса была женщиной умной и волевой и первый натиск супруга, уверяющего ее в необходимости принять помощь от Контарини, отразила с ледяным спокойствием, подробно аргументируя свою позицию.
Как оказалось, Республика Святого Марка уже очень давно пользовалась значительными торговыми привилегиями в ущерб ромейским купцам. Так, еще император Василий Второй в семь раз снизил пошлины на венецианские товары и в два раза – пошлины на заходящие в столицу корабли. А кроме того, позволил венецианцам напрямую обращаться к великому логофету – одному из высших сановных лиц империи – для решения своих вопросов. Но, в свою очередь, республиканцы обещали предоставить любое количество судов для переброски войск в ту же Апулию!
Это был очень сильный аргумент – ведь союзники по-прежнему пользовались предоставленными им льготами, что позволило венецианцам взять под контроль торговлю с Востоком! Фактически крайне дорогостоящие пряности и шелка, а также сахар и благовония попадали в германские и франкские земли именно через республику, принося ей огромные прибыли.
Однако трезво поразмыслив, Роман вновь вернулся к обсуждению с женой вопроса противостояния Гвискару. Да, выходило, что дож обязан предоставить ему корабли для переброски войск в Апулию. Транспортные корабли. Но не боевой флот, который смог бы прикрыть перевозку ромейской армии или прорвать блокаду Бари. И потом, император прибыл в столицу в сопровождении лишь тагмы стратилатов. А сколько людей он мог реально погрузить на корабли, не оголяя азиатские фемы? Чуть более четырех сотен клибанофоров и три тысячи топороносцев-варягов. Прочие гвардейские тагмы было просто необходимо оставить в Константинополе, да и числом они никогда не превосходили полутора тысяч человек.
Нет, все равно выходило, что не так уж и мало сил для переброски в Италию, особенно учитывая их боеспособность – вот только хватило бы их для победы над норманнами? Последние, кстати, тоже воины весьма свирепые и умелые, и действия наемников де Байоля только убедили базилевса в справедливости данного суждения. Так что для окончательной победы венецианские галеры были просто необходимы – небольшие, юркие галеи и мощные хеландии, копированные с ромейских дромонов. Но главное – их отлично обученные и храбрые экипажи!
Эти мысли он озвучил Евдокии, но та уперлась, даже не желая слышать доводов супруга. Уж лучше потерять один город, чем поставить империю в полную зависимость от венецианской торговли! Что же, это был справедливый аргумент, с которым император даже не пытался спорить, но желание дать бой норманнам и изгнать их из Апулии никуда не ушло. Бессонную ночь Роман провел в размышлениях, но в конце концов сумел найти выход из сложившейся ситуации!
Венецианцы держались за торговлю с Востоком, но нашествие агарян прервало многие торговые маршруты, ведущие с далекого Востока в азиатские фемы империи. Теперь они сменили направление на север, проходя через земли аланов и русов архонта Ростислава, требующего нынче именовать себя кесарем. Он взял под контроль все ромейские порты и крепости на побережье Таврии, и хотя он не мешал торговле, но свой интерес соблюдал крепко и быстро обогащался. При этом никаких беспошлинных соглашений с венецианцами он не заключал, что здорово мешало их торговле.
У Диогена более не было собственного флота, способного воздать русам и разбойникам-касогам за нападения на Халдию и гибель ромейских моряков. А вот у дожа он был! И после всех раздумий Роман решился на следующее предложение: в обмен на военную помощь против норманнов он передаст в управление венецианцам Херсон и Сугдею с правом беспошлинного прохода проливов и сохранением торговых привилегий уже для собственных купцов в Русском море. К слову, Евдокия, узнав о конечном решении мужа, была очень удивлена и в то же время обрадована столь удачному дипломатическому ходу. Ибо, по сути, Роман отдавал дожу то, чем уже не владел и что не имел сил вернуть.
Доменико согласился не сразу, условия нового соглашения явно не удовлетворяли его изначальному запросу. И то, что он уже ввязался в войну, на деле ничего не значило: заключит дож с Гвискаром тайное соглашение, и следующей же ночью венецианцы, усилившие гарнизон Бари, тайно откроют городские ворота. Такое уже не раз было, такое еще не раз будет, и базилевс ясно осознавал риск предательства союзников. Потому и старался найти условия, какие могли несколько уравновесить полную отмену торговых пошлин.
Но, с другой стороны, терять из-за собственного вероломства уже имеющиеся льготы республиканцам было не с руки, а порты Таврии, коими завершались пешие торговые маршруты с Востока, оставались лакомым кусочком, даже несмотря на неизбежность столкновения с русами Таматархи. В конце концов, у дожа хватает кораблей и смелых моряков.
Наконец переговоры были завершены. Дож предоставил сорок судов для перевозки воинов и лошадей и тридцать боевых кораблей для морского сражения. Из них полтора десятка юрких галей, десяток крепких хеладний и еще пять громоздких гурабов – судов, на палубе которых установлено до десяти камнеметных машин. Это судно впервые построили арабы, а сражающиеся с ними на море венецианцы решили его копировать, в отличие от византийцев: на вооружении у последних появился «греческий огонь». К слову, император приказал предоставить союзникам снаряды с секретной зажигательной смесью. Для себя же он велел срубить на столичных верфях хотя бы один боеспособный дромон – и с этой задачей ромейские корабельщики сумели справиться! На императорский флагман сифонофоры для распыления огнеметной смеси установили и на носу, и по обоим бортам, и даже на корме судна. Экипаж же его составила сотня лучших гвардейцев-варягов и столько же отборных токсотов – достаточно, чтобы отразить абордаж трех, а то и четырех норманнских драккаров.
И вот сейчас этот флот приближается к Бари.
Корабли норманнов появились внезапно, будто тени, проступившие из мрака береговой полосы. С запозданием защелкали тетивы скорпионов на юрких галеях, засвистели канаты катапульт, отправляя в полет камни и снаряды с «греческим огнем». Но в первом залпе большинство их, сделав в небе огненно-дымный росчерк, упало в море. Попасть по узким драккарам оказалось не так-то просто! Особенно учитывая, что противник атакует грамотно, не кучкуясь, а растянув фронт и обхватывая венецианскую эскадру с флангов. Тем не менее вскоре на глазах императора последовательно вспыхнул огонь на трех судах врага.
Однако же как их много! Базилевс сбился со счета, с волнением наблюдая за тем, как постепенно сближаются обе флотилии, – и ему очень не понравилось, что Гвискару удается задуманный им маневр. Свои корабли норманн построил вогнутым полукругом, «чашей». И если до следующих встречным курсом драккаров, которых на деле не так и много – штук тридцать от силы, – катапульты не добивают, то на флангах вражеские суда уже опасно приблизились к построению венецианцев. Навскидку их порядка двадцати на каждом крыле – а ведь чтобы катапульты могли их достать, экипажам галей и хеландий необходимо развернуть корабли! Чего они пока просто не успевают сделать…
– Противник сзади!
Диоген обернулся на истеричный вскрик, и сердце его дрогнуло: в хвост венецианской эскадры нацелилось еще порядка тридцати драккаров! Похоже, Роберту пришел на помощь его брат Рожеро, приведя флот с Сицилии… Впрочем, вскоре волнение на лице императора сменилось ехидной усмешкой – вторая группа кораблей норманнов нацелилась брать на абордаж транспортные суда венецианцев. Похоже, думают, что караван везет в Бари запасы провизии и оружия. Ну что же, туда им и дорога!
Единственное преимущество драккаров в схватке с дромонами заключается в многочисленности их команд. Ибо каждый гребец норманнов также является воином, а вот у ромеев с древних времен сохранилось четкое разделение между сидящими на скамьях и сражающимися в бою. Потому даже на среднем корабле северных варваров сражается до семи десятков воинов, и порой это число превосходит бойцов из экипажа дромона. Хотя, чтобы взять его на абордаж, все равно требуется до двух-трех судов врага: благодаря более высоким бортам и боевым площадкам схватка эта сродни штурму крепости. Но все же ведь брали разбойники плавучие «крепости», и не раз!
Однако сейчас норманны крупно ошиблись с выбором жертвы: на каждом из транспортных судов плывет от восьми до девяти десятков отборных гвардейцев. Базилевс даже пожалел, что его дромон следует в центре построения венецианского флота и не скоро примет участие в абордажной схватке.
Но если транспортники наверняка отобьются от настигающего их сзади противника, то вот итог схватки боевых кораблей Республики Святого Марка и основных сил Гвискара далеко не определен. Кажется, численный перевес врага едва ли не двукратный – а между тем корабли противника на флангах, нацеленные драконьими носами в борта хеландий, вскоре пойдут на абордаж! Н-да, по всему видать, что императорский дромон еще будет вынужден принять участие в бою – и как бы этот бой не стал последним…
Забывшись, базилевс с силой вцепился пальцами в борт, мстительно размышляя о том, что, если дойдет до абордажа флагмана, они сожгут далеко не один драккар Гвискара. И смерть императора Романа Четвертого в море, посреди бушующего пламени, станет самой яркой среди смертей всех правителей Восточной Римской империи!
Но неожиданно все переменилось: в строй так и не дотянувшихся до хеландий драккаров ударили десятки зажигательных снарядов. Подпустив врага на дистанцию эффективной стрельбы, заговорили мощные катапульты венецианских гурабов. В три залпа они накрыли тринадцать вражеских судов на обоих флангах! Следуя в середине боевого построения венецианцев и по двое держась друг за другом – еще один корабль встал между парами, – они дали залпы с бортов. Теперь понятно, почему хеландии не спешили разворачиваться противнику навстречу…
Норманны, на чьих глазах в чудовищном, не тушимом водой пламени погибали соратники, сбавили скорость – фланговый охват Гвискару явно не удался! А между тем, набрав ход, вперед вырвались галеи республиканцев, резво сокращая дистанцию с противником в центре. Они нацелили на драккары надводные бивни, одновременно обстреливая их из баллист и малых катапульт. Абордажа команды галей не боятся: у них, как и у норманнов, каждый гребец – воин, и в бою сражается под сотню мужей! Правда, судов у врага пока вдвое больше – но это «пока» остается до момента первого тарана…
Вскоре страшный треск известил императора, что этот миг настал. На глазах Диогена были пробиты борта четырех драккаров – кормчие галей проявили чудеса ловкости при маневре и сумели развернуть свои суда так, чтобы ударить врага в бок. Еще один умелец изловчился проломить бивнем нос норманнского корабля! Однако этим таран и ограничился: кормчие противника также приложили все усилия, чтобы разминуться с опасностью и довести свои команды до абордажа.
Однако здесь врага ждал неприятный сюрприз – республиканцы были готовы к ближнему бою. Расчеты скорпионов вели редкий, но точный огонь в упор – и металлические дротики неизменно выбивали двух-трех норманнов, круша их стену щитов. А соратников тут же поддерживали многочисленные арбалетчики, разряжая болты в образовавшиеся бреши и неизменно собирая кровавую дань. Наконец, прорывавшихся норманнов венецианцы смело принимали на мечи и топоры, бешено рубясь с ними у более высоких бортов своих галей.
Но и потомки викингов доказали в яростной сече, что их не зря называли грозой морей. Не считаясь с потерями, они упорно давили оборону республиканцев. И если в схватке одного драккара и одной галеи победа неизменно оказывалась на стороне венецианцев, то в одиночку против пары норманнов они уже не тянули. Два судна союзников были захвачены, а в эпицентре битвы бортами сцепились три галеи и пять драккаров, и рубка там шла со звериной яростью!
На помощь своим малым собратьям устремились пять хеландий. Честно сказать, базилевс даже не знал, кто служит гребцами на этих кораблях, но как минимум по сотне воинов должно быть на каждом из них. Вступление хеландий в бой обещало переломить его ход – и Роман нисколько не просчитался в своей оценке! Разве что венецианцы не сразу ринулись в абордажную схватку, а прежде результативно отстрелялись по замедлившим ход драккарам, вынужденным обходить сшибку в центре. Весело запылали три норманнских судна, еще два не сумели увернуться от таранов надводных бивней. Наконец пара хеландий ворвалась в бойню между сцепившихся абордажными крючьями кораблей, и воины республики смело ударили в тыл увлеченных схваткой норманнов.
Ход битвы по фронту сражения окончательно клонился в сторону союзников, а за тыл Диоген и вовсе не беспокоился: одного взгляда за спину было достаточно, чтобы убедиться в правильности своей догадки. Драккары врага уверенно пошли на абордаж, а венецианские же команды даже и не подумали избежать ближнего боя. И у высоких бортов транспортных дромонов, будто на крепостных стенах, врага с яростным восторгом встретили варяжские гвардейцы. А с какой невиданной мощью обрушились их двуручные датские секиры на щиты и конечности штурмующих, разрубая дерево, сталь и плоть!
Да, пока ход боя определенно складывается в пользу союзников. Но порой отчаянная смелость и рисковый шаг одного из сражающихся может все изменить…
Половина хеландий устремилась вперед, половина осталась прикрыть на время замолчавшие гурабы. Казалось, после их залпа вожди врага растерялись, обескураженные гибелью соратников, успевших вырваться вперед. Но именно эта оценка оказалась ложной…
Под прикрытием вовсю пылающих судов, отвлекающих на себя внимание, противник сумел перегруппироваться на правом фланге. И пять драккаров неожиданно набрали ход, обогнув хеландии и гурабы с тыла, вклиниваясь между порядками боевых судов союзников и их транспортниками! Буквально тут же кормчие врага сумели развернуть свои корабли так, чтобы они могли впритирку подойти к левым бортам гурабов, оставаясь вне досягаемости их катапульт. При том что команды оставшихся хеландий просто не успевали прийти соратникам на помощь…
Превратности судьбы! Единственным судном, способным помешать этому маневру, оказался дромон базилевса.
– Налбат, веди корабль им навстречу!
– Но, мой император…
Взбешенный Диоген развернулся к попытавшемуся возразить капитану и вперил в его лицо пылающий гневом взгляд.