Создавая противопоставление, запрещая и навязывая свое мнение, вы сразу же толкаете ребенка в сторону плохой компании, вредной еды, насилия и всего остального. Я понимаю, что, возможно, ситуация покажется вам тупиковой, но если она уже сложилась, у родителей есть только один выход – срочно заниматься собой.

Конечно, если это случай с падением с крыши, например, когда речь идет о наркотиках или очень серьезном уровне насилия, нужно хватать за руку, но таких ситуаций одна на миллион. И даже здесь, я думаю, кроме помещения человека в специализированное психиатрическое учреждение есть другие, гораздо более действенные способы.

А если ребенок не хочет рассказывать родителям о проблемах во взаимоотношениях с друзьями?

Довольно часто нежелание ребенка говорить с нами о своих переживаниях означает только то, что он уверен, что, если он что-то расскажет, родитель тут же влезет с грязными ботинками в его жизнь и сломает даже то, что еще осталось.

Возможно, вы вернете былую искренность в отношениях, если будете помнить, что к праву на свободу относится и право не делиться с нами собственными проблемами. Я не могу сказать: «Ты не выйдешь из комнаты, пока не расскажешь мне, что случилось», хотя бы потому, что не знаю, с чем имею дело, и могу своими действиями только усугубить ситуацию. И конечно, потому что этим просто нельзя помочь. Так что ребенок имеет полное право не говорить, из-за чего у него синяк, почему он плачет или заперся в комнате, а мое родительское дело – переживать. Такая уж у нас, родителей, судьба – волноваться и расстраиваться. Но ни в коем случае не давить на ребенка.

А те родители, которые считают, что ребенок должен приобретать жизненный опыт, в такие моменты как раз и могут за этим наблюдать. А что еще здесь можно сделать? Я люблю своего ребенка и хочу, чтобы его никто никогда не обижал. Это возможно? Нет, невозможно. Значит, остается только этот путь: принимать свободу другого и строить максимально открытые отношения.

Часто взрослые прибегают к практике запретов не из-за того, что какое-то конкретное действие им кажется опасным, а, так сказать, для профилактики, чтобы дети не были избалованными и изнеженными. Что означает «избалованные дети» и насколько это плохо?

Я не понимаю, что такое «избалованные дети». Есть неприятные люди разного возраста и роста, есть люди, которые не видят границ личного пространства другого человека. Но разве это зависит от внешних признаков?

Что имеют в виду взрослые, которые заявляют, что боятся избалованности? Что ребенок «привыкнет получать все, что хочет»? Вообще-то, если я люблю человека, совершенно естественно для меня стремиться дать ему то, что он хочет. Это нормально, если я для любимого человека готов сделать все. Противоестественно, если я делаю для него что-то за счет других, в том числе себя. И если я не могу купить человеку игрушку или не в настроении с ним общаться, надо так и сказать, а не придумывать какие-то запреты ради «правильного воспитания».

Или родители боятся, что ребенок «привыкнет, что ему все достается легко» и «сдастся при первой же трудности»? Ну, хорошо, давайте представим, что будет делать человек, привыкший все получать легко, в ситуации, когда ему не удастся просто так обрести желаемое. В этот момент он станет прилагать больше усилий, это ведь естественно. Вновь речь идет о закрытой модели, в которой человек умышленно останавливается на тропинке «что будет, если…». А действительно, что будет? Да ничего не будет.

Или, может быть, родители думают, что человек «привыкнет не считаться с чужим мнением»? Интересно, по какой причине это может произойти, если он вырос в ситуации, когда его мнение уважали? Он ведь не знает другой модели. А вот если его постоянно унижали, если он каждый раз сталкивался с какими-то глупыми запретами – ну как же он научится считаться с мнением других?

Так называемый подростковый максимализм – это реакция на запреты, особенность возраста или нормальное состояние ума для любого человека вне зависимости от возраста?

В первую очередь в подростковом возрасте начинают проявляться те модели, которые были заложены взрослыми. Если ребенок постоянно испытывает по отношению к себе принуждение, есть огромная вероятность того, что в переходный период он начнет возвращать это насилие. Переходный возраст – это один из кризисов. Есть, например, кризис трехлетнего возраста, связанный с тем, что человек вдруг обнаруживает, что с огромным количеством ситуаций он может справиться сам: может решить, что надевать, может самостоятельно поесть и т. д. Кризис семилетнего возраста обусловлен тем, что человек выясняет, что мир большой и не ограничен только его семьей.

В подростковом возрасте человек обретает уверенность в том, что он отдельная, самостоятельная личность. В этот период ребенок может отказаться от любой помощи взрослых и справиться сам. Но при этом он использует модели, полученные от взрослых. И если человек в 14 лет понимает, что ему есть за что мстить тем, с кем он общался до сих пор, то, конечно, жизнь окружающих будет похожа на кошмар.

В понятие «подростковый максимализм», кроме стремления к отрицанию, включают еще стремление к радикальности. Это социальные или психофизиологические возрастные особенности?

Эти вещи взаимосвязаны. Представьте: вы не умели плавать и вдруг поплыли. Ты ходил в школу с мамой и однажды понимаешь, что можешь ходить один. Тебе рассказывали, как выглядит жизнь вокруг, и внезапно ты открываешь, что сам можешь взаимодействовать с миром, судить о нем и даже влиять на него. Естественно, человека в этот момент заносит (в самом хорошем смысле этого слова). Это желание проверять себя и изучать окружающую действительность.

Есть пугающая русская пословица о том, что воспитывать ребенка нужно, только пока он помещается поперек лавки. Жуткая, потому что в ней заложена манипулятивная, насильственная модель, но выражение правдиво в том смысле, что если мы используем этот способ, то когда человека положить поперек лавки уже нельзя – с ним можно не справиться.

Таким образом, психофизиологическая особенность этого возраста заключается в том, что человек становится самостоятельной единицей, может напрямую строить отношения любого уровня с разными людьми, а социальная – в том, что общество провоцирует человека на то, чтобы он обращался к нему именно тем способом, которым общество обращалось к нему самому. К сожалению, часто способом слепого противопоставления.

Отказываясь от прямых запретов, родитель может выбрать более хитрый путь: использовать свой авторитет или самым демократичным тоном объяснять, почему ребенок должен выбрать именно это. Так взрослый навязывает то, что выгодно и приятно ему. Если это делается неосознанно, как понять, что под маской предоставления свободы ты продолжаешь все решать за ребенка?

Нужно отвечать на вопрос: «Зачем мне это надо?» Вообще, вопрос «зачем?» – это, напомню, отличный педагогический инструмент. Если использовать его почаще по отношению к самому себе, можно открыть много удивительного, в частности, что твои мотивы нечисты, что ты используешь скрытое насилие и подспудно добиваешься чего-то, чего ты в здравом уме и твердой памяти добиваться бы не стал. Так что нужно снова и снова задавать вопросы, работая с собой.

Как взрослые должны восприниматься детьми? Как быть равным, оставаясь более опытным и авторитетным? Как быть равным тому, чье физическое существование и благополучие зависит от тебя?

Ответ может показаться банальным: любить. Но это означает как можно чаще отвечать на вопрос, что такое любовь. Мы все в той или иной мере зависим друг от друга, и кичиться тем, что другой человек зависит от тебя, гадко и пошло. Нужно осознавать эту зависимость, защищать ребенка от себя, допускать, что мы являемся хищниками. Даже если это не так – подозревать себя в этом. Проверять, работает ли в данный момент моя хищническая натура или моя любящая натура. Пытаться не путать одно с другим. Тем более что родитель зависит от ребенка не меньше.

Эта формула – «защищать от себя других» – мне представляется очень честной и действенной, особенно если читатели будут готовы перевести это на язык практики. В человеке много инстинктов, в том числе плохих. Когда ребенок берет тарелку горячего супа, у меня внутри все переворачивается, как в сказке про глупую Эльзу, боявшуюся топора, который когда-нибудь упадет. Если поддаться этому инстинктивному, часто иррациональному позыву защитить ребенка от опасности, то можно развить привычку все решать за него и контролировать его каждый шаг. Остановиться можно только сознательно. А дальше рефлексия войдет в обыкновение.





Тело как педагогический инструмент




(Для тех, кто хочет получить конкретный и однозначный ответ на вопрос: «Что делать?»)





А сейчас, когда наш разговор неуклонно близится к концу, вниманию тех, кто рассуждениям, воспоминаниям и сомнениям предпочитает четкие и понятные ответы, я предлагаю специальную главу.

Для начала – очередное небольшое наблюдение. Однажды я стоял на автобусной остановке. Рядом находились девочка лет четырех и ее папа. Дочь вполголоса что-то напевала, подпрыгивала и хлопала в ладоши. После того как подошел автобус, девочка, продолжая напевать, попыталась подняться на ступеньку и случайно задела женщину, которая тоже желала войти. Женщина недовольно на нее посмотрела, а папа резко и грубо выдернул дочь из автобуса и зашипел: «Ты что, не умеешь себя вести?» Вот, собственно, и все. Конец сцены. Девочка, естественно, перестала петь, встала около отца настоящим истуканом, и ее глаза наполнились слезами.

В этой ситуации девочку очень жаль, многое можно было бы написать и о ней, и о вероятном воздействии происшедшего на ее характер (не исключено – даже на ее будущее), но давайте сейчас поговорим не о ней, а о папе. Ведь и ему по-настоящему плохо. В этом, поверьте, нет никакого сомнения. Он скрежещет зубами, его тело напрягается, настроение портится (рискну предположить, что еще и пересыхает во рту, учащается пульс, стучит в висках). Что же происходит? Неужели его состояние объясняется тем, что дочь сделала что-то не так, по его мнению? Или тем, что он решил защитить от своей девочки какую-то незнакомую женщину (предварительно, видимо, пережив галлюцинацию на тему «женщина в опасности»). Этого же просто не может быть! Ведь даже если на минуту согласиться с тем, что девочка совершила какой-то неприличный поступок, подобная реакция является просто неадекватной. Тем более если мы вспомним, что речь идет о человеке четырех лет.

Заявляю с полной ответственностью: воспитывать папу совершенно бесполезно. Дело в том, что эту реакцию выдает его тело, причем почти вне всякой связи с интеллектом. Как будто просыпается какое-то воспоминание, как будто его организм защищается от чего-то, как будто злой дух действует вместо него. Я берусь утверждать, что папа, скорее всего, и не знает, что и почему с ним произошло. Если попытаться убедить его, что так поступать неправильно, он, вероятно, удрученно согласится. Только какой в этом толк? Ведь в следующий раз все повторится… Знакомо? Думаю, знакомо многим. Почему так происходит? Почему мы, даже понимая, что все делаем неправильно, раз за разом воспроизводим те же ошибки? Повторяем, осознаем, сокрушаемся и… повторяем снова.

Чтобы понять, в какую ловушку мы неизбежно попадаем, воспользуемся простейшим примером: если вы нечаянно прикоснетесь к раскаленному утюгу, то, несомненно, сначала отдернете руку и лишь потом осознаете, что с вами произошло. Вы, возможно, удивитесь, но примерно по такой же схеме устроено множество родительских реакций на поведение детей, как, впрочем, и вообще взрослого мира на детский. Сначала возникает реакция и только потом приходит понимание. Не согласны? Звучит парадоксально? А вы попробуйте вспомнить! Как часто бывает, что ребенок только начинает задавать вопрос: «Мам, а можно…», а наши уста уже выдают категоричное «нет», и лишь несколько мгновений спустя мы удивленно спрашиваем себя: «А почему нет-то?» Как часто – как в случае с девочкой – мы воздействуем на человека физически и только потом останавливаемся и размышляем?

Или другая знакомая многим ситуация: ребенок «плохо» ест. Размазывает кашу по тарелке, подолгу сидит над каждой ложкой, роняет – о ужас! – еду на пол. Забудьте о вопросе: «Почему нам не все равно?», как и об ответе: «Как почему, это же мой ребенок», и вспомните, пожалуйста, что в это время мы испытываем в первую очередь сильнейшие физические ощущения, которые провоцируют наше последующее поведение. Чаще всего мы не обращаем на ребенка никакого внимания (в точности как в ситуации с утюгом: сначала реакция, потом – осознание), а просто действуем – каждый своим способом. И действия эти, к сожалению, нередко имеют насильственный характер. И даже если не насильственный – было ли необходимо в данном случае что-то предпринимать?

Почти всегда, советуясь со мной, как избежать подобных ситуаций, родители сокрушаются: «Я и сам не знаю, почему так поступаю». А вот когда мы начинаем разбираться, в ответ на просьбу вспомнить и описать свои ощущения – не мысли, не эмоции, а именно физические ощущения – отец или мать с удивлением говорят, например, о тянущей боли в руках и ногах, бабочках в животе, тяжести в груди, влажных ладонях. Да-да! Наша реакция, как правило (если не всегда), не интеллектуальная, а физическая! Вспоминаете? Не правда ли, любопытно?


Приведу для верности еще один пример. Мама жалуется мне на себя. Рассказывает о том, как «уничтожила семейное счастье» (это цитата). А дело было так: они с десятилетним сыном гуляли по прекрасному осеннему Петербургу, смеялись, ели мороженое, у обоих было чудесное настроение, пока черт не дернул ее за язык (ее слова) и она не спросила, кто был архитектором Эрмитажа (господи, ну как же это происходит в голове у нас, взрослых!). Уже через пару секунд несчастная обнаружила себя в состоянии дичайшего раздражения, орущей на мальчика, давшего неверный ответ, а его – стоящим перед ней со слезами на глазах. Всё, праздника, естественно, как не бывало. И вы что же, хотите убедить меня в том, что подобное поведение умной взрослой женщины явилось результатом ее интеллектуального выбора? Иными словами, что она сознательно разрушила ту волшебную атмосферу выходного дня? Этого просто не может быть! А с другой стороны, разве у большинства из нас бывает по-другому?

Не буду вас томить и опишу счастливый конец этой истории. Мы довольно долго работали с этой мамой. И она вспомнила, что ее тело реагирует на подобные ситуации всегда одинаково: потеют руки и дико ломит спину. Ей ФИЗИЧЕСКИ плохо, организм будто нарочно играет с ней злую шутку. Раз за разом все это происходит по следующей схеме: она гуляет – возникает резкая боль в спине – женщина задает сыну «образовательные» вопросы и демонстрирует неадекватную реакцию на его незнание или ошибку. Замечаете странность? Сына в этой схеме нет! «Как же нет, – возразите вы, – ведь он действительно не знал, кто архитектор Эрмитажа».

В том-то и дело, что это совершенно неважно. Если бы мама осознавала, что с ней происходит, разве она стала бы портить прекрасный день? Она просто поняла бы, что нужно присесть и отдохнуть, например. И возможно, если для нее это действительно имеет такое значение, лишний раз рассказала бы сыну о великом Растрелли. Вот и все. В тот момент, когда мама начала осмысливать происходящее с ней, с ее телом, 90 % конфликтов с сыном исчезли из ее жизни. Надеюсь, навсегда.

Вы можете спросить, почему у женщины вообще возникли такие реакции? Отвечу: строго говоря, это не играет большой роли. Реакции, их совокупность составляли ее сущность, самость, если хотите. Даже если бы сын выучил наизусть имена всех архитекторов мира, это никого не спасло бы. Равно как и если бы психотерапевт определил, в чем состоит причина ее реакции. Будут новые и новые поводы. Пока человек не осознает эту ситуацию как личную, касающуюся только его. И не начнет собой заниматься{ Специально для интересующихся могу рассказать следующее. В процессе нашей работы женщина неожиданно вспомнила: когда она была совсем маленькой (в возрасте шести-семи лет), дедушка водил ее по музеям. Каждые выходные. «И вот идем мы уже несколько часов, сесть негде, спина болит, а дедушка все говорит и говорит…» При этом замечу еще раз: почти не имеет значения, откуда возникла эта связка. Важно другое: к сыну она совершенно точно никак не относится.}.

Удивительно, но так устроены почти все «сложные» детско-родительские ситуации.

Хотите правдивый ответ на вопрос: «Что делать?» и честную рекомендацию? Пожалуйста: просто занимайтесь собой! ФИЗИЧЕСКИ. Когда ребенок размазывает по тарелке еду, в этом нет ничего плохого (как, впрочем, и хорошего). Все, что с вами в этот момент происходит (а происходит многое), не имеет к нему никакого отношения. Это реакции вашего тела на старые воспоминания, обиды, страхи и прочее. Если в те отведенные нам судьбой доли секунды перед совершением действия по отношению к ребенку мы проверим самих себя (проверим физически: как мы дышим, не сжались ли у нас кулаки, удобно ли нам стоять, не нужно ли сделать глоток воды), 90 % сложных ситуаций исчезнут из нашей жизни без следа. Они ведь, по сути дела, никогда и не возникали. Подумайте, как прекрасно, когда четырехлетняя дочь прыгает, поет и смеется; как восхитительно проводить время с сыном, просто гуляя, ни о чем не думая и не занимаясь при этом воспитательно-образовательным процессом; как чудесно ужинать с любимым человеком (да, и трех лет тоже) и помогать ему, если еда упала на пол (или, напротив, как положено в «приличном обществе», тактично не замечать этого). Ведь это так здорово: понимать, что с тобой происходит, и уметь защитить от себя дорогих и любимых людей.

Друзья, у меня отличные новости: с физическими упражнениями справиться намного проще, чем с интеллектуальными. Следует лишь наблюдать за собственным телом и вмешиваться в процессы по мере необходимости. Чувствуете, как что-то подкатывает к горлу и становится тяжело дышать? Сделайте произвольно несколько глубоких вдохов. У вас вспотели ладони? Просто вытрите их. Пересохло в горле? Попейте воды. Стали ватными ноги? Присядьте. И так далее. Возможно, это звучит для некоторых слишком просто. Что ж, проверьте меня и попробуйте. Только честно. В следующий раз (а он, увы, будет у большинства из нас) в ситуации раздражения обратите внимание на собственное тело. Сверху донизу и наоборот. Шаг за шагом выясняйте, что с ВАМИ происходит.



Меняйте то, что хочется поменять, – это в вашей власти. Только, пожалуйста, не говорите, что в том или ином вашем состоянии виноваты дети. В подавляющем большинстве случаев это неправда!



И осуществлять насилие по отношению к ДРУГОМУ, чтобы изменить ВАШЕ состояние, уж простите, нечестно и непорядочно.

Необходимо помнить еще одну вещь: речь идет о глубоко укоренившихся привычках. В определенной ситуации организм привык выдавать ту или иную реакцию. Еще бы! Ведь это происходило так много раз! Сначала по отношению ко мне, потом я вел себя так по отношению к другим. Это означает, что некоторое время придется потерпеть. Будут срывы, будут разочарования. Но будет и успех. Ведь можно получить целых два удовольствия: заниматься собой и делать счастливым любимого человека. Стоит того, разве нет?



ПРОДОЛЖАЕМ РАЗГОВОР

Как частое раздражение родителей может повлиять на характер детей?

Раздражение и нервное поведение, как правило, неадекватно, и оно непонятно ребенку, да и другому человеку тоже. Нарушается общее поведенческое направление: когда мы получаем не соответствующие ситуации реакции, мы теряем курс, не понимая, что должны делать.

Чаще всего подобная ненормальная реакция появляется на естественное поведение ребенка. Представьте, я прыгаю на одной ноге, как и свойственно человеку пяти лет, и в этот момент мне вдруг говорят: «Прекрати!», «Ты что, сошел с ума?», «Так себя не ведут!» В этот момент, с одной стороны, я следую собственной природе и хорошо понимаю, что никак не мешаю окружающим; с другой стороны, взрослый мир, к которому я привык прислушиваться и хочу прислушиваться, дает мне очень сильный сигнал о том, что мои действия неправильны. Возникает когнитивный диссонанс, из которого я должен искать какой-то выход. Самый простой поведенческий выбор для меня – то, что в простонародье называется обломом. Я не знаю, как себя вести: прыгать – это плохо или хорошо? Что-то не так? Я должен перестать верить себе? В то же время я не знаю, какой тип поведения должен выбрать и что от меня требуется.

Чем чаще будут складываться такие ситуации, тем быстрее появится невроз. Если бы мы сейчас говорили о том, как сделать из ребенка невротика, драчуна, агрессора, неуверенного в себе, я бы ответил: как можно больше раздражения и неадекватных реакций. (См. несерьезное отступление «Как организовать качественный невроз».) Взрослые загоняют ребенка в яму, из которой ему приходится выбираться самостоятельно, потому что помощи ждать неоткуда.

Далее возникают различные поведенческие кризисы, поскольку в тот момент, когда человеку запрещают действовать в соответствии с потребностями его личности, он пытается изобретать поведение. И это является началом самообмана, приводящего нас к взрослой жизни, в которой человек не знает, чего он хочет.

Какими могут быть детские ответы, в том числе со стороны тела, на ярость взрослого?

Самый простой и наиболее знакомый читателям ответ – то, что на театральном языке называется зажимом. Человек застывает, почти в прямом смысле превращается в одеревеневшего мальчика или девочку, тело входит в ступор. Язык прилипает к нёбу, и вовсе не фигурально выражаясь. Драгунский в рассказе «Что я люблю… и чего не люблю!» от лица мальчика Дениски пишет: «Не люблю ходить в новом костюме – я в нем как деревянный». Слишком жесткие и искусственные рамки поведения – это тот самый социальный костюм, в котором человеку безумно некомфортно.

А поскольку взрослому становится стыдно за свою неадекватную реакцию, он пытается выпутаться из этой ситуации и продолжает донимать ребенка: «Почему ты мне не отвечаешь?», «Скажи что-нибудь!» и т. д. Так первоначальное раздражение влечет за собой целую цепочку – и давление усиливается. С одной стороны, ребенок чувствует, что должен дать какой-то ответ, потому что он привык считать реакцию взрослых адекватной. А с другой – ну какой ответ можно дать на вопрос, почему ты пел за обедом? Или человек должен попросить прощения за то, что он вел себя в соответствии со своими ощущениями? На протяжении многих лет имея дело с детьми, я видел немало симптомов, которые, впрочем, могли наблюдать все: невроз – это обкусанные губы и ногти, пятна на лице, искаженные черты, нарушение мимики, скрюченные пальцы, навязчивые действия. Откуда происходят эти симптомы, легко вспомнить: когда нам неудобно, мы сжимаем кулаки, пальцы на ногах, закусываем губу. И чем больше этого – тем сильнее подобные проявления входят в привычку. И конца у этого пути нет.

Можно ли сказать, что крайняя точка этого пути – самоубийство?

Сильный и страшный вопрос. Я совсем не хочу пугать читателей. К счастью, обычно отношения, о которых идет речь, выливаются «всего лишь» в невроз, который далее дети «гордо несут» через всю жизнь, даря его следующим поколениям.

В то же время, как мы наблюдаем, количество подростковых самоубийств постоянно увеличивается. И думаю, можно понять почему. Человек оказывается в эпицентре ужасающего конфликта. Скажем, с одной стороны, девочка лет 13 живет, насколько это возможно, в атмосфере относительной внутренней свободы, к тому же в эпоху Интернета и социальных сетей, то есть в открытом мире. А с другой стороны, ей говорят, что, как и кому она должна, унижают, лишают права на саму себя. Часто это делается в форме, которую просто невозможно принять. И выдержать нереально… Старые модели противостоят современной свободе, и чем дальше – тем жестче. Чем более открытым является мир, тем он непонятнее для ретроградов, тем труднее им его принять. И тем сильнее становится их давление.

И действительно, тонкие натуры чувствуют и переживают этот конфликт очень остро. Значит ли это, что все они стремятся покинуть наш мир, в прямом смысле слова выбросившись из окна? Нет, не значит. Должно совпасть множество разных факторов, включая психические особенности личности. Но знать и помнить об этой пугающей тенденции просто необходимо.

Вы считаете, что чувство вины только мешает взрослому избавиться от ярости?

Да, потому что в современном российском обществе существует так называемый общественный диктат: взрослый всегда прав, и если он совершил гадкий поступок – а мы прекрасно знаем, когда это делаем, – ему нужно перейти в точку, в которой он окажется прав. Поэтому если я просто так кричу на ребенка: «Не бегай!» и через секунду понимаю, что сказал глупость, из-за диктата социума мне нужно произнести еще какую-нибудь глупость наподобие: «Ты сейчас упадешь!», «Сломаешь ногу, и мне придется с тобой возиться», «Что обо мне подумают?», «Что подумают о тебе?», «Ты собьешь с ног бабушку!» А дальше раздражение растет, как снежный ком: чем мне хуже (а человеку, очевидно, плохо, когда он нервничает и кричит) – тем больше я завожусь и остановиться все сложнее. В процесс вступает тело, включается огромное количество накопленных за жизнь телесных реакций: сжимаются руки, искажается выражение лица, в горле пересыхает и т. д. То есть чувство вины не помогает. Размышление о том, что произошло, станет отличным инструментом впоследствии, но когда человек находится внутри ситуации, выйти из нее таким образом очень тяжело.

Часто раздражение, возникающее в отношении ребенка, связано с чувством стыда и зависимостью от чужого мнения. Как избавиться от этого?

В рамках того, о чем мы говорим, не надо от него избавляться, необходимо понять, что это значит. Вполне возможно, что, произнося громкое слово «стыд», мы имеем в виду не одно и то же. На физическом уровне может оказаться, что вы подразумеваете, например, горящие щеки, а я – ватные ноги. Поэтому в первую очередь следует обратить внимание на собственные ощущения. Сделав это, мы с удивлением обнаружим, что никакого чувства стыда нет. Это слово-символ, о котором люди договорились и которое давит на нас само по себе. А что я в реальности испытываю в данный момент – абсолютно неочевидно. Так что я бы сказал, что нужно не избавляться – нужно проживать. Это не значит, что таким образом можно лишиться совести. Но если оказывать на себя давление с помощью слов «стыд», «подлость», «ненормальность», то соблазн впасть в фатализм и, прикрываясь этими понятиями, легитимировать несправедливое отношение к ребенку будет слишком велик.

Если человек не смог справиться с собой и накричал на ребенка, стоит ли обсуждать с ним причины, почему это произошло? Или лучше просто извиниться и продолжить работу над собой?

Я абсолютно уверен, что извиняться надо и что лучше не грузить ребенка своими проблемами, которые не имеют к нему отношения, а серьезно заняться собой, собственными реакциями, в том числе телесными, научиться их отслеживать – и в тот момент, когда у тебя, скажем, сдавило горло, пойти выпить стакан воды. Организм моментально перестраивается, и тебе уже не захочется ни на кого кричать. Еще раз отмечу этот принципиально важный момент: действия другого человека не имеют отношения к моему телу, ребенок, размазывающий кашу по тарелке, – всего лишь один из миллиона раздражителей, на которые я реагирую, соответственно, заботиться об этом должен я, а вовсе не он. Конечно, иногда бывает настолько стыдно, что хочется объяснить, почему я так себя веду, и это, естественно, лучше, чем продолжать кричать. Однако все же имеет смысл изначально воздержаться.

Можете ли вы посоветовать какие-то комплексные практики для тех, кто чувствует, что просто наблюдение за собой не помогает?

Того, что мы обсудили, вполне достаточно. Самонаблюдение – это практика, которой можно заниматься с утра до вечера. А лучший тренажер, который у нас есть, – это мы сами.

Что касается разнообразных методик, то их очень много, но я не стал бы уделять им слишком большое внимание, чтобы не смещать акцент с работы над собой, которая и лежит в основе каждой хорошей практики и которую можно осуществлять вне каких-либо школ.

По легенде, однажды к Будде пришел человек и сказал: «Я слышал все твои слова, был на твоих проповедях, но с тех пор, как я узнал твое учение, в моей жизни ничего не изменилось». Тогда Будда задал ему вопрос: «Ты мог бы мне рассказать, как из Дели добраться до Бомбея?» Человек ответил. Будда спросил: «От того, что ты рассказал мне, как пройти из Дели в Бомбей, попал ли я в Бомбей?» – «Разумеется, нет, я всего лишь рассказал» – «Так и мое учение: надо сделать первый шаг и идти, одних рассказов недостаточно». Вот и вся разница между саморазвитием и умными книгами.

Конечно, есть путь изучения скрытых причин определенных реакций на раздражители, например психоанализ. Но данный способ предполагает целый ряд сложностей, главная из них – этот путь долог. Когда ко мне приходит мама, которая рассказывает, что она не сдерживается и начинает бить ребенка или швырять кастрюлю в мужа, я, конечно, могу предложить ей десяток сеансов, но есть более простой и в каком-то смысле более человечный, личностный метод: быстро обратить внимание на себя, в первую очередь на свое тело. Это то, что мы можем ощутить и понять немедленно. Таким же образом мы стараемся работать с детьми: в определенной семейной модели малыши бывают агрессивными, но если ребенок учится прежде всего обращать внимание, скажем, на собственные кулачки, через секунду все меняется. (Попробуйте в ситуации стресса, когда кулаки сжаты, заметить это и просто разжать их. А затем честно выбрать стиль поведения – ударить «обидчика» или поступить как-то иначе.) Я уже рассказывал о ситуации, когда к нам в школу пришел мальчик, который оказался настоящим агрессором. Он вел себя неадекватно, будучи не в силах выдержать возле себя никого и ничего. Научившись за собой следить, на первом этапе он стал убегать, чтобы физически уносить свое тело из точки опасности. Данный метод он придумал сам, и сейчас ему это уже не нужно. Это отлично работает, если ты привыкаешь в случае раздражения обращать внимание на себя, и только на себя, а не на мнимого обидчика. Если человек в восемь лет способен этому обучиться, то человек в 40 лет – тем более.