Что посеешь, то и пожнешь





Итак, как мы уже неоднократно говорили, если что-то и воспитывает, то это только рамки (модели, правила игры), в которых человек растет и развивается.

Расхожее выражение «Вместо воспитания ребенка воспитывайте себя – все равно он будет похож на вас» не просто имеет смысл, в нем заключена суть так называемого воспитательного процесса. Вот, собственно, и все.

«Что посеешь, то и пожнешь» – страшный и опасный педагогический принцип.

Потому что он работает. Удивительно, но в педагогике паттерны перенимаются с такой скоростью, что часто и не уследишь…

Скажем, для мамы очень-очень важно, чтобы обувь ребенка всегда находилась на своем месте. За это она готова биться день и ночь любыми доступными ей способами. Бьется она, бьется – и добивается на первый взгляд неожиданного эффекта: сын перенимает ее нетерпимость, усваивает материал, как и положено хорошему ученику, и начинает пользоваться новым навыком. Ботинки он на место, может, и не ставит, но грубит маме виртуозно. Причем с каждым днем все лучше и лучше, в особенности если опыт подкрепляется новыми «уроками». Разве это не типичный образовательный процесс? «Он постоянно устраивает истерики!» Интересно, как он этому научился?..

Или вот еще: «Он с детства хотел быть самым сильным, наверное, поэтому он и не делает того, о чем я прошу, считает это слабостью». Начинаем разговаривать, и быстро выясняется, что установка «мужчина должен быть грубым, властным, самостоятельным» возведена у мужской части семьи в основной принцип жизни: лишь бы не показать слабину, лишь бы не проиграть. «Ага, значит, люди живут именно так», – рассуждает ребенок и учится этому, перенимая модель легко, как и положено в его возрасте.

Кстати, парадигма войны, столь свойственная нынешним детям, не просто идет от взрослого мира, она жестко навязывается им, демонстрируется как единственно возможный способ существования. Мир глубоко враждебен, поэтому нужно быть сильным и стойким, чтобы непременно всех победить, выиграть соревнование (которого, вероятнее всего, нет и не было), одолеть противника. Подтверждений тому сколько угодно. Скажем, ведет учитель урок на самую что ни на есть гуманную тему: «Образ Мышкина из “Идиота”». Предположим, говорит он о смирении и принятии другого. Кто-то из учеников ведет себя плохо – разговаривает, вертится, запускает самолетики. Учитель закипает: «Вон из класса!» Что, на ваш взгляд, воспримет ученик? Неужели теоретическая информация о любви к ближнему окажется сильнее практики? Ни-за-что! Урок был блистательным. Ученик усвоил материал. Правда, не совсем тот, который собирался преподать учитель, но что поделаешь: издержки профессии. Хотел научить принятию, а научил насилию…

Как вы думаете, сколько раз человеку нужно увидеть собственную маму в состоянии агрессии, обиды, унижения, чтобы перенять соответствующую модель? Правильно, нескольких раз достаточно. Что будет потом? Вариантов много, уж точно больше одного. Возможно, человек уяснит для себя, что мир враждебен и следует затаиться; возможно, подумает, что необходимо всегда быть готовым дать отпор; может быть, испугается и решит не связываться – бывает по-разному (в частности, зависит от характера). В одном можно быть уверенным: урок состоится и будет успешным.

Самые интересные и сложные ситуации бывают у нас в школе, когда человек приходит к нам из другой системы. То есть когда он уже «обучен». Чаще всего (хотя и не всегда) ребенок абсолютно убежден в том, что мир враждебен. Силы, которые человек тратит на то, чтобы доказать, что ОН ЕСТЬ, воистину огромны. Поначалу он не может поверить, что его воспринимают вне зависимости от побед и поражений и что они зачастую существуют лишь в его голове. Как это происходит? Какую школу он прошел? Почему первое, что приходит ему на ум при общении с другими, – это то, что его хотят победить? Что он существует только в сравнении с другими, только если он сильнее/важнее/страшнее/богаче… Удивительно, что одновременно у такого человека существуют две тенденции поведения: либо побеждать (драться, ссориться, грубить, отнимать что-то у других), то есть сражаться за себя любым способом, либо просто не принимать участия в том, что, на его взгляд, не принесет так называемой победы, – от урока до игры.

Обычно нужно немало времени, чтобы человек заново поверил: он интересен и важен сам по себе. А как без этой веры двигаться дальше? Как учиться математике, например, если в голове – лишь победа или поражение? А если параллельная система все работает и работает: «Давай-давай, важно не научиться математике, а оказаться лучше других, выдержать экзамен, поступить в университет…» Скажете, одно другому не противоречит? Не согласен! Противоречит почти на 100 %. Это ведь совсем разные цели – победить и научиться… А учиться, исходя из вынужденности, чтобы стать «главным», – совсем другой подход, другое отношение к учению. Да и к самому себе.

Главный вопрос: какова на самом деле наша цель? Чему мы хотим научить? Любви? Свободе? Подчинению? Насилию? Будьте уверены: в большинстве случаев чему хотите, тому и научите. Только нужно помнить один маленький секрет. Микроскопический… Нужно хорошо осознавать, чего вы действительно хотите и что, соответственно, вы делаете. Это как в «Сталкере»: будет выполнено самое заветное желание, и горе нам, если мы не отдавали себе в нем отчета. Сюрприз может обернуться настоящим несчастьем. И ничего не поделаешь: сами научили. Одна мама обратилась к нам в отчаянии: «Он все время меня обманывает. Рассказывает о каких-то бесконечных конкурсах, в которых он побеждает, что его обижают, а он стойко это переносит, что у него одни пятерки, а на деле все наоборот». Разговариваем. Выясняется, что мальчик просто очень (!) хороший ученик. Ему долго всеми способами давали понять, что его принимают только в том случае, если он первый. Во всем. Что же тут не так? Просто урок оказался усвоенным. Правда обнаружились побочные эффекты: школу ненавидит, слабых обижает, родителей обманывает.

Есть, однако, свет в конце этого тоннеля. Не стоит рассматривать отношения с человеком (и дома, и в школе) как нескончаемый педагогический процесс. «Научить» – понятие зыбкое и абстрактное, «научиться» – конкретное. Поэтому давайте будем осторожными, ставя перед собой цели и выбирая пути их достижения. Давайте помнить о том, что мы часто не властны над тем, что человек выучивает. Когда мы имеем право на себя, наша способность услышать, заметить, принять намного выше.



Будем агрессивны, жестоки, доминантны – именно этому и научим. Будем принимать, любить, слышать – дадим себе шанс быть принятыми, любимыми, услышанными. И в мелочах, и по-крупному.





О том, что можно и чего нельзя, или Свобода от воспитания





«О какой свободе родительства вы все время говорите? – возмущенно спросил меня один из слушателей. – Мы находимся в настоящей тюрьме: страдаем и пытаемся решить, что можно и чего нельзя, мучаемся вопросами, кто прав – соседка, бабушка или умная книжка, которые советуют тот или иной метод. Мы ругаем себя время от времени за излишнюю строгость или, напротив, за временную слабость… И воспитываем, воспитываем, воспитываем…»

В самом деле, нет ли здесь противоречия? Давайте попробуем порассуждать на простых примерах.

Скажем, чем мы руководствуемся, отвечая на простой вопрос: «А можно мне мороженое?» Понятно, что готовый ответ на поверхности: если речь о мороженом до обеда – это одно, а если после – дело другое. Ох, не уверен я… Много раз мне приходилось наблюдать, как родители, отвечая на подобные вопросы, из приятных, милых, открытых людей превращаются в машины по воспитанию. Мне кажется, процесс протекает примерно так: вот жил я не тужил, все было спокойно, и вдруг возникает ситуация, которая требует от меня, родителя, дикой мобилизации. Моя родительская ответственность подскакивает подобно адреналину в крови (или вместе с ним), я резко обретаю функцию – я должен решить! В этот момент множество простых человеческих желаний, понятий, слабостей отходят на второй план. Напряжение нарастает, за секунду в моей голове проносятся все за и против, я оказываюсь в сильнейшем стрессе. И вот в этом непростом состоянии мне и приходится давать ответ. Шансы на то, что он будет верным, как вы понимаете, 50 на 50. Да и какой из них, интересно, является верным?..

Родительский стресс возникает незаметно для нас и так же незаметно управляет ситуацией. Понаблюдайте сами, как это происходит, – не знаю родителей, которым это неведомо. Получается, что мы постепенно загоняем в угол самих себя и в этом углу начинается процесс разрушения отношений.

Чего, собственно говоря, нельзя детям? Засовывать пальцы в розетку? Промочить ноги? Получать двойки? Ругаться матом? Есть сладкое?.. Потому что… Что? Что именно произойдет, если человек промочит ноги? А ничего не произойдет. Промочить ноги можно! Особенно если знаешь, как сушить носки. А можно ходить зимой без шапки? Конечно, особенно если сам понимаешь, когда тебе холодно (не мама говорит, а сам!). Можно ли кричать в общественном транспорте? Еще как! А зачем, кстати? (Ведь можно задать такой вопрос, он очень интересный.) Можно поздно ложиться спать? А почему бы и нет, если я способен понять, когда действительно – пора. Как поймать нам, родителям, этот момент, когда привычки, модели, собственное детство, общество толкают нас в вечную зависимость, которая похуже алкогольной и никотиновой? Ведь очередная родительская ловушка заключается в том, что, вводя систему «можно – нельзя», мы лишаем свободы – нет, не детей – самих себя! Ведь уже и мороженое спокойно не съесть, не подурачиться всласть, не поваляться бездумно на диване.

Ну а теперь об альтернативах. Мне кажется, проще всего в принципе не создавать систему координат «можно – нельзя». Мы ведь все живые, человечные, разносторонние, у нас возникают те или иные желания, мы оказываемся в различных ситуациях, для каждой из которых «можно – нельзя» просто не предусмотришь. Не лучше ли обойтись без этого.

Предлагаю провести незамысловатый эксперимент. Перед тем как в очередной раз запретить что-либо, спросите себя: «Почему этого нельзя?» Не удовлетворяйтесь простым ответом наподобие: «Нельзя и все». Будьте честными. Постарайтесь не впадать в абсурд: «Нельзя прыгать из окна» – никто и не собирается этого делать. «Нельзя совать пальцы в розетку» – поверьте, это невозможно: пальцы пришлось бы заточить, как карандаши… Кстати, такой же эксперимент было бы здорово осуществить и по отношению к самим себе.

И вдруг волшебным образом выяснится, что на самом деле все можно. Только нужно знать, как с этим «всем» обращаться. Понимать, каково наше собственное отношение к этому.

«Так что же, если ребенок стучит у меня над ухом молотком, мне и сказать ничего нельзя»? – возмутится оскорбленный родитель. Почему же нельзя? Конечно, можно. Причем вместо закрытого «нельзя» лучше предложить десяток других вариантов. Можно попросить вести себя потише, можно уйти в другую комнату, можно объяснить, почему вам это мешает, можно постучать вместе с ним. МОЖНО, понимаете?



Когда вместо «нельзя» появляется «можно», мир меняется принципиально. Он обращается к нам лицом.



Если «можно», мне незачем осуждать другого человека, незачем бороться с ним – можно просто с ним поговорить, выразить свои сомнения, поделиться собственными страхами, рассказать о своем опыте.

Человек, растущий в парадигме «можно», способен видеть, слышать, внимать. Он в состоянии сказать: «Могу, но не хочу» или «Хочу, но сейчас не стоит». Когда мне все нельзя, за свое «можно» я буду бороться, как лев! С самого раннего возраста. Отсюда и проблемы типа: «Он не хочет ложиться спать», «Она не ест», «Он все время дерется» и т. д. Удивительно, но с родителями происходит абсолютно то же самое: чем больше запретов мы ставим самим себе – тем больше и детям. (И конечно, тем больше неврозов.) Ведь и так называемые родительские проблемы похожи: «У меня больше нет сил, я совершенно измучена, не знаю, что с ним дальше делать…» Вот и получается, что «позволять детям» удивительным образом превращается в «позволять себе». И наоборот.


Опять у меня не получилось занять чью-то сторону. Одна сторона. Одна…

Кстати, вы никогда не обращали внимания на то, что словосочетание «воспитываю ребенка» существует только в русском языке? Например, фраза «Я воспитываю ребенка одна» на всех языках (во всяком случае известных мне и тех, которые удалось проверить) будет звучать как «Я ращу ребенка одна».

Какая пропасть между этими понятиями! В первом варианте я формирую, меняю, вдалбливаю – одним словом, стремлюсь привести человека к какой-то определенной модели. Во втором – просто ращу. Помогаю, развиваю, создаю условия для роста, наблюдая за процессом.

На первый взгляд постановка вопроса абсурдна: как же так? Не может же человек просто расти, как сорняк! Тут и дают о себе знать все наши застарелые (и не очень) страхи. «Он так и останется неучем! Вырастет дворником (или проституткой – в зависимости от пола)», «Он не научится есть вилкой!», «Она так и будет писать в штаны!», «Он никогда не прочтет Достоевского (Бальзака, Тургенева, Сэлинджера)!» Ну и так далее – каждому знакомо. Так ли это? Удивительным образом практически любой человек со временем начинает пользоваться туалетом просто потому, что это удобно и так делают мама и папа. Можно замучить человека и отдрессировать его так, чтобы уже в год гордиться писаньем в горшок, однако в два он гарантированно начнет делать это сам. По вышеуказанным причинам. Можно каждый раз за едой портить настроение ребенку и самому себе, донимая его: «Ешь, как тебя учили». Но если мы сами едим, «как учили», он обязательно будет поступать так же, ведь так принято! Почему-то в случае влияния «плохих друзей» наша вера в пример огромна. Когда же дело касается нашего собственного примера, мы считаем, что человека обязательно нужно изводить придирками.

Когда мы даем указания, в первую очередь страдаем от этого сами – от того, что они не выполняются, от жалости к любимому, от неумения точно сформулировать мысль, от неспособности справиться с ситуацией, от тщетности усилий. Оправдывается весь этот перманентный кошмар тем, что иначе наш родительский долг не будет выполнен (с известными уточнениями вроде: «Не станет достойным членом общества», «Бабушка будет огорчена», «Учительница меня отругает»).

Измученные необходимостью воспитывать, мы часто не замечаем, что процессом воспитания полностью заменен процесс общения, что радость от нахождения в отношениях любви с дорогим человеком куда-то улетучилась вследствие того, что мы должны держать руку на пульсе. На помощь приходит принцип, многократно использованный целыми поколениями родителей: «Вырастет – поймет и будет благодарен». Да, так и правда бывает. Иногда в зрелости нам может пригодиться то, что в нас вдолбили в детстве. Процентов пять. А остальное? Да, прекрасно, когда вы можете в компании друзей сыграть на рояле. Сколько вас, играющих, – отзовитесь! А скольких учили? Ценой отношений, вопреки желанию и интересу, вместо стольких действительно важных и интересных дел. Да, есть и такие, кто научился и играет до сих пор. Сам грешен. Однако вопрос цены у большинства по-прежнему не закрыт. Проверено. И если бы только это…

Очень многие события в жизни человека происходят не благодаря, а вопреки так называемому воспитанию. Наши дети открывают мир, меняют мнение, влюбляются, интересуются самыми разными явлениями под воздействием целого ряда факторов. А главное – потому что они ТАКИЕ! Как жалко пропустить самое интересное в жизни нашего ребенка вследствие выученного нами правила о том, что взрослые должны постоянно управлять. Так многое проходит мимо из-за того, что мы вынуждены играть роль воспитателя вместо того, чтобы просто любить.

Понятно желание родителей научить, оградить, помочь. Но шансы быть услышанными и передать нашу модель поведения ребенку повышаются в десятки, если не в сотни раз, когда у него нет сомнений, что рядом друг. Не постоянно оценивающий поведение надсмотрщик, а именно друг, близкий и открытый.

Растить – значит не отказывать себе в огромном удовольствии наблюдать за процессом. Видеть то, что подарено судьбой только родителям: когда что-то, что совершенно точно создано тобой, пребывает в любви и счастье, меняется, развивается, познает мир. Воспитывающему приходится постоянно оценивать, и он может не заметить склонности человека, его новые черты, оттенки отношений с ним, его самого, наконец. Как легко мы можем испортить прекрасный день, сделав замечание, от которого ничто не поменяется, – только наше общее настроение. Как легко унизить человека, даже не желая, сказав ему сквозь зубы: «Я столько раз тебе говорил!» О «воспитании» на людях и упоминать не стоит.

Из этого капкана вырваться очень трудно. Нам кажется, что он все делает специально, что он просто глупый, что он нас позорит (снова эго!). Мы становимся заложниками созданной нами же необходимости постоянно воспитывать. О какой уж радости тут может идти речь! Ребенок навсегда превращается в объект наших опытов. Мы продолжаем воспроизводить себе подобных и угрюмо повторяем: «Вот они, неблагодарные дети». Именно так возникает упрек: «Я жизнь тебе отдал, а ты…», с непременным ответом: «А я тебя не просил». Именно так мы все больше загоняем себя в прокрустово ложе отношений «субъект – объект» вместо радости общения с любимым человеком. Живой радости, когда случаются и подъемы, и падения, и конфликты, и совместные успехи. Когда бывает, что нужно отдохнуть друг от друга, а бывает, что не расстаться ни за что.

Я уверен: растить – родительская свобода и радость, воспитывать – родительская тюрьма. Может, пойдем на волю?!



ПРОДОЛЖАЕМ РАЗГОВОР

Вы говорите, что можно все. Главное – знать, как эту возможность использовать в конкретном случае. Давайте рассмотрим эти конкретные случаи и связанные с ними способы сказать «можно». Я думаю, что первое, о чем задумывается большинство родителей в связи с этой темой, – это угроза жизни и здоровью ребенка. Если даже после объяснения взрослых, что это опасно, ребенку можно бегать по крыше, соответственно, можно с этой крыши и упасть?

На мой взгляд, для начала нужно разделить ситуации реальной опасности и ситуации, которые касаются только нашего страха. Мы можем поговорить и об особенных и острых случаях вроде беганья по крыше, облизывания оголенного провода или выбрасывания из окна, но экстренная ситуация ничем не отличается от такой же ситуации среди взрослых. Если я вижу, что человек поскользнулся и вот-вот упадет в обрыв, вероятнее всего, я схвачу его за руку и спасу. Если вас пугает, что ребенок заинтересуется розеткой, заклейте ее, вот и все дела. С экстренными случаями разобраться как раз проще всего, но начинать нужно с ситуаций бытовых, ежедневных. Потому что проявляющийся в них наш надуманный страх и неоправданно жесткий контроль прежде всего портят жизнь нашим близким.

И приведенный пример якобы смертельной опасности – не исключение. Представьте себе, у большинства детей совсем нет желания выйти на крышу и начать по ней бегать. Но если уж такая мысль появилась, то все очень просто: когда мы запрещаем ребенку бегать по крыше, он будет делать это без нашего ведома. А когда не запрещаем, вполне возможно, он пригласит нас посмотреть на город с высоты вместе с ним. И это замечательный вариант, в том числе и с точки зрения безопасности.

Что касается тяги к экстриму, то обычно она свойственна довольно взрослым детям, которые уже умеют управлять своими эмоциями и телом, то есть мало чем отличаются от взрослых, которым вам не придет в голову что-то запрещать. И если ребенок вместе с друзьями собирается посетить какой-то объект и вы считаете, что это сопряжено с риском, ну что ж, расскажите ему о технике безопасности, сделайте что можете, а потом вам остается только сидеть и беспокоиться. Других вариантов нет.

Как вы много раз говорили, дети учатся на примере родителей. Скажем, отец чинит электроприборы с помощью отвертки и объясняет ребенку трех лет, что это опасно. Но если папа копается в розетке железной штукой – значит и маленькому можно?

Я могу гарантировать, что большинство детей не понесутся немедленно развинчивать розетку только потому, что это делал папа. Это очень редкая ситуация, практически фантастическая. К тому же отец, занимаясь ремонтом, следует технике безопасности: обесточивает, разводит провода, использует изоленту, и ребенок это видит. Поэтому я снова предлагаю перестать себя пугать и заняться намного более простыми бытовыми ситуациями. Если дети будут нам верить в них, высока вероятность, что они поверят нам и в ситуации опасности. Остается ли шанс, что они при этом упадут с крыши? Конечно, остается, ведь это жизнь. Но это один шанс на десять тысяч. Самолеты падают, поезда сходят с рельсов, но это не значит, что мы должны постоянно готовиться к катастрофам.

Когда родители прячут от маленького ребенка опасные вещи, скажем лекарства, или ставят заглушки для розеток, это не является разновидностью запрета?

Нет, это разновидность безопасности. Если в кафе вымыли пол, то ставят табличку, чтобы посетители знали, что он скользкий. И там, как правило, из стен не торчат оголенные провода, а в обстановке отсутствуют острые углы. Это не означает, что в кафе не доверяют посетителям, просто за них несут некоторую ответственность, заботятся об их безопасности. Мне известно, что таблетки лучше не принимать в темноте, и, вероятно, я положу их таким образом, чтобы можно было включить свет и посмотреть, что я собираюсь выпить – анальгин или цианистый калий.

То же самое можно сказать и о ребенке. В два года он много чего пробует на вкус. Зная об этой особенности, для родителей будет естественно попытаться его обезопасить.

В одном из предыдущих интервью вы сказали, что выступаете против функции «родительский контроль» на гаджетах. Но случайный клик по видео, где есть, скажем, насилие над живыми существами, может привести к глубокому потрясению. По-вашему, блокировать такие сайты все равно не стоит?

Нет, не стоит. Нужно предупредить, помочь ребенку сформировать механизм «я не хочу это смотреть». Следует ему показывать, что мир огромный и очень-очень разный, а не создавать иллюзию, что окружающая действительность проста и вся находится в папиной или маминой руке. Когда ребенок сделал клик и увидел подобное видео, это очень печальная ситуация, но… Подождите. Все не так. За один клик ты не перейдешь с сайта мультфильмов на сайт жесткого порно. Это невозможно. Для этого придется набрать в поисковике какую-то определенную фразу, что ребенку вряд ли придет в голову.

Когда ребенок пробует делать то, что не принято, проверяя реакцию родителей, не потянет ли одно «можно» за собой еще более опасные «проверки»?

Давайте для начала возьмем самую простую ситуацию. Например, нецензурная брань. Мы разговариваем на том языке, на котором общаются с нами и вокруг нас. Предположим, ребенок услышал непристойное слово и произносит его дома. Зачем запрещать, если об этом можно поговорить? В частности, сообщить, что вам это неприятно, попросить подобным образом не выражаться. Не нужно впадать в панику и наказывать ребенка.

Или, скажем, ребенок рисует на обоях – опять же надо взаимодействовать с конкретной ситуацией. Допустим, у вас есть определенное отношение к подобным художествам, оно может быть негативным, но это не означает автоматического запрета. Так же, как другой человек может сообщить мне, что он не хочет, чтобы я вторгался в его пространство, я могу попросить его не вторгаться в мое пространство, могу выделить ему кусок обоев, рисунки на котором не будут меня раздражать, или предложить еще какую-либо опцию.

Теперь представим неприятную и редкую ситуацию, когда я несколько раз просил человека не рисовать на обоях, а он все равно это делает. Как мне поступить? У меня все равно нет другого выхода, кроме взаимодействия. Если для человека по какой-то причине невероятно важно рисовать на обоях и он при этом клинически здоров, придумайте какое-то совместное занятие, чтобы и ему, и вам было хорошо.

Должна ли зависеть реакция родителей на поступок ребенка от того, делает ли он что-то неприятное для них по незнанию или назло?

Нет. Более того, ребенок проверяет реакцию родителей, как правило, когда он уже научился манипуляциям и когда он не может рассчитывать на внимание отца или матери просто так, без совершения каких-то провокативных действий. И чем сильнее наши реакции связаны с закрытой моделью, тем бессмысленнее они становятся и тем меньше у нас шансов построить отношения, которые будут нас радовать.

Родители часто запрещают маленьким детям подходить к незнакомым людям, рассказывая им о маньяках. Можно ли оградить ребенка от этой опасности, не запугивая и не запрещая?

Здесь придется прибегнуть к сказке о Красной Шапочке. Маньяки есть, и это правда. Человека до определенного возраста легко обмануть, потому что у него мало опыта. Сегодня я, к огромному сожалению, вообще не могу рекомендовать отпускать маленьких детей гулять одних. Это не обман ребенка и не жизнь в теплице. Это безопасность. Вы ведь не предложите малышу пройти по минному полю.

Что делать, если ребенок привык употреблять вредную пищу и родители опасаются проблем со здоровьем? Как без запретов помочь сформировать другую привычку?

Лучше, конечно, в этой ситуации не оказываться, и это достаточно просто: если у человека есть большой выбор еды, он не захочет сделать фастфуд своей основной пищей. Некоторые родители вводят жесткие правила: скажем, посещать кафе быстрого питания только по воскресеньям. В результате как только у человека появится возможность ходить в него постоянно, он тут же ею воспользуется.

Если человек стал питаться исключительно вредными продуктами нам назло или потому, что мы создали такую модель, в которой они являются наградой, тем более если у ребенка переходный возраст, – справиться с проблемой крайне тяжело. Единственный, на мой взгляд, способ – очень жесткий, и он не всем понравится: разрешите ребенку делать то, что он хочет, чтобы он сам понял, что существует и другая еда.

А если речь идет о ребенке младшего возраста, то надо взаимодействовать с этой ситуацией, как и с любой другой: предлагать ему разную пищу, попробовать вместе готовить полезные и вкусные блюда. Эта проблема напоминает мне вопрос: «Что делать, если ребенок не желает слушать классическую музыку?» Если он ее не слушает, скорее всего, это значит, что либо мы сами ею не увлекаемся, либо насильно приобщаем его к классике, не обращая внимания на его настроение и вкусы. То же и с едой. Человек будет есть то, что ему полезно, если на него не давить.

Если подросток общается с человеком, который обижает его, и не желает замечать негативные черты, как говорить с ребенком, чтобы не вызвать протеста против родителей и не поспособствовать возникновению еще более фанатичной привязанности?

Если у ребенка широкий круг знакомых, он будет самостоятельно выбирать, с кем ему общаться, и такого, скорее всего, не случится. Но если человек уже помещен в ситуацию, когда все вокруг – враги, кроме одного-единственного нехорошего человека, именно вам нужно меняться, обратиться к практикам самонаблюдения, возможно, посетить психотерапевта. Необходимо снова стать ребенку другом. И я не имею в виду альтернативным другом, чтобы перетянуть сына или дочь на свою сторону. Они должны выбирать сами. Мы ведь хотим, чтобы человек знал, что мир разный, а значит, его пространство должно стать более свободным и разнообразным. Шансы на то, что тогда он заметит иные способы общения, очень велики.