Руби двинулась дальше, продираясь через низкие кусты. Сунув руку за ворот блузки, она достала принадлежавший матери кулон. Руби не видела его в кромешной тьме, но знала, насколько великолепен крупный сапфир в форме слезы на длинной толстой цепочке. Этот кулон однажды появился у них в доме и сразу же стал любимым украшением матери. Отец никогда не спрашивал, откуда оно взялось. Видимо, предположил, что она купила его, как покупала другие украшения на протяжении многих лет.
Поглаживая цепочку, Руби остановилась, достала из сумки фотографию матери, которую всегда носила с собой, и чиркнула отцовской зажигалкой, чтобы лучше ее рассмотреть.
В обувной коробке мать хранила не все фотографии. Некоторые лежали отдельно, и эта была одной из них. Руби внимательно посмотрела на задний план, подумала о местах, в которых бесконечно светит солнце и которые в ее воображении представали теплыми, точно тающее мороженое, и кончиками пальцев провела по красивым мягким волосам матери. Руби помнила ее счастливой. Такой, как на этой фотографии.
Глава 18
Силья
1945–1947 годы
Через месяц после смерти Микаэлы исполнился год, как Генри вернулся домой. Праздновать они не собирались, но, помечая дату в висевшем на кухне календаре, Силья вдруг задумалась. Весь этот год Генри почти ничего не делал: только размышлял, заботился о Руби и предпринимал длительные прогулки, которые, по его словам, помогали поправлять здоровье. И они действительно помогали. Со временем хромота исчезла без следа, однако Генри по-прежнему не интересовался поисками работы и не желал поступать в колледж. В супружеской спальне тоже ничего не изменилось.
Другие ветераны вели себя совсем иначе – стремились сделать свою жизнь лучше: получить образование, построить карьеру, позаботиться о своих семьях.
Силья чувствовала себя обманутой и все равно до сих пор всем сердцем любила Генри. «Почему так? Что заставляет меня любить этого человека? – спрашивала она себя и тут же отвечала: – Но ведь он так красив…» Глядя на своего мужа, Силья видела перед собой Кэри Гранта, и от этого на душе становилась легче. Так она могла делать вид, что в душе он совсем другой человек.
Силья начала подозревать, что проблемы Генри скорее в голове, и физиология тут вовсе ни при чем. В газете «Бруклин игл» она прочитала о медицинской программе, разработанной врачами для ветеранов с нервными расстройствами. В психиатрической клинике «Мейсон дженерал» на Лонг-Айленде они проходили особую терапию – один на один с доктором или группами овладевали новыми навыками и учились заново приспосабливаться к мирной жизни.
Так почему же эту программу не предложили Генри? Ведь он определенно нуждался в лечении.
Силья попыталась навести справки, как можно получить лечение, но ответ был один: «Ваш муж может обратиться в администрацию по делам ветеранов, но он должен сделать это самостоятельно, мэм».
Однажды зимним вечером, когда Руби уже легла спать, Силья показала мужу статью, которую вырезала из газеты.
«НАЙДИТЕ ТРИ ДНЯ: ПОДДЕРЖИТЕ ПАЦИЕНТОВ КЛИНИКИ «МЕЙСОН»!
Баскетбольные матчи в феврале и марте обычное дело, но когда один из них должен состояться в декабре, это, скажу я вам, новость. Однако для этого существует весьма веская причина, даже пятнадцать сотен причин.
Ведь именно столько пациентов с посттравматическими стрессовыми расстройствами проходят реабилитацию в госпитале «Мейсон дженерал» в Брентвуде, Лонг-Айленд. В теплую погоду пациенты развлекают себя играми в софтбол и волейбол, но сейчас им по силам не многое, поэтому лейтенант Джордж Менарик выдвинул идею о проведении трехдневных игр по баскетболу, в которых ведущие команды вооруженных сил будут соревноваться друг с другом. Победители получат памятные значки и золотые баскетбольные мячи».
– Видишь, там очень весело, – обратилась Силья к мужу. – Они не только выполняют сложные задания, способствующие выздоровлению, но и развлекаются.
Генри отодвинул газету, даже не удосужившись взглянуть на статью.
– Это просто смешно. Мне не нужен психиатр. Я в порядке.
– Нет, не в порядке. – Силья придвинулась к мужу. – Признай это, Генри. Ты сам не свой с того самого дня, как вернулся домой.
Внезапно Генри вскочил с дивана и тихо, но решительно произнес:
– Это не твое дело. Мой выбор не имеет к тебе никакого отношения.
– Но это не так, – возразила Силья. – Он имеет ко мне прямое отношение. Ты же сам сказал, что я твоя жена навеки. И какого же будущего ты для нас желаешь, Генри? Если у нас есть какие-то желания, мы должны их осуществлять. Но из-за того, что ты целыми днями хандришь, у нас ничего не получится.
Произнося эти слова, Силья уже поняла, что сказала лишнее. Лицо мужа побагровело, а на лбу вздулись вены.
– С чего ты взяла, что можешь указывать мне, что делать? – заорал он. – Тебя там не было. Повторяю – поскольку вижу, что тебе нужно говорить это снова и снова, – тебя там не было. Ты и понятия не имеешь, каково это. И ты не имеешь никакого права руководить моей жизнью.
Генри склонился над женой и схватил за плечо, а когда она попыталась встать, толкнул так, что Силья ударилась головой о спинку дивана.
«Нет, он меня не ударил, – повторяла себе Силья. – Только толкнул. Легонько».
– Генри, – взмолилась она и смахнула набежавшие слезы, – я люблю тебя и всегда любила. Я хочу сделать так, как будет лучше для тебя. Для нашей семьи.
Казалось, ее слова успокоили Генри. Он отпустил жену и, упав на диван, хрипло произнес:
– Прости. Я знаю, что тебе тоже нелегко. Ты просто должна мне довериться. Ты должна мне позволить разобраться во всем самостоятельно.
Генри закусил губу, и Силья ощутила бушующие в его душе эмоции.
– Ты разберись со своей жизнью, а я разберусь со своей. – Он похлопал жену по руке. – Поверь мне, у нас все получится.
После той ночи существовавшее между супругами напряжение ослабло. Когда Генри разговаривал с женой, его голос звучал мягче, он благодарил ее за приготовленный завтрак и за выстиранные вещи, а однажды принес домой замороженный пирог из местной кондитерской, и они съели его на десерт, к вящему удовольствию Руби.
Силья ни о чем не спрашивала мужа и больше не заговаривала о психиатрической клинике.
Ему нужно время? Он хочет побыть один, чтобы все обдумать? Прекрасно. Она даст ему все время, которое нужно. Она сделает все, что потребуется, чтобы в их мире воцарилось спокойствие.
Силья оставила Генри в покое и все свое внимание переключила на поиски высокооплачиваемой работы. В первую очередь она связалась со своей любимой преподавательницей из колледжа, доктором Элизабет Фрэнк, которая всегда заверяла Силью, что компании будут соревноваться между собой за то, чтобы нанять на работу такого замечательного специалиста.
– Ты самая умная девушка из всех, кого я когда-либо знала. И самая добросовестная. Это оценит любой работодатель, – заметила однажды доктор Фрэнк, не говоря прямо, но подразумевая, что эти самые работодатели предпочитают нанимать на работу девушек не слишком симпатичных, но умных, которые полностью посвятят себя работе.
Возможно, в молодости доктор Фрэнк оказалась в схожей ситуации. Как и мать Сильи, Элизабет Фрэнк принадлежала к поколению женщин, изменивших свой образ жизни и мыслей, женщин, которые выдвигали прогрессивные идеи и смелые планы и отстаивали право представительниц слабого пола на образование и участие в выборах!
И что же за женщины выдвигали столь смелые идеи? Внешне непримечательные. Именно простушки могли свернуть горы.
С помощью доктора Фрэнк Силья нашла работу в «Литлтон фудс» – компании, поставляющей продукты в рестораны и отели. Ее наняли в качестве полевого представителя в отдел замороженных продуктов. К удивлению Сильи, работа ей очень понравилась. Очень скоро все: начальник, коллеги и представители других компаний, с которыми ей приходилось контактировать, – прониклись к ней уважением и оценили ее по достоинству. Она могла с легкостью зайти на кухню любого из ресторанов, сесть за стол управляющего и, достав папку со списком продуктов, начать обсуждать с ним заказы. Сосредоточенная исключительно на работе, она ни в чем не уступала мужчинам. В эту пору Силья научилась курить, ведь в ресторанном бизнесе курили все, к тому же сигареты зачастую помогали влиться в коллектив. По окончании переговоров Силья и управляющий пожимали друг другу руки, и уже на следующий день грузовики с продуктами подъезжали к разгрузочной зоне ресторана, а вечером посетители восхищались деликатесами в своих тарелках.[8]
– Вы держите наш бизнес на плаву, – сказал как-то Силье управляющий рестораном в центральной части города. – Вы очень умная женщина.
Глава 19
Энджи
Ночью, когда Пи Джей и Руби крепко спали в своих комнатах, я взяла Пола за руку и кивком указала на хозяйскую спальню. Вздохнув, он последовал за мной и тихонько прикрыл дверь.
Я чувствовала себя так, словно ждала этого целую вечность. Наблюдая за выражением лица мужа, я стала раздеваться. Сначала медленно, пуговица за пуговицей, расстегнула блузку, потом, развернувшись и посмотрев на мужа через плечо, молнию на юбке… Когда юбка упала к моим ногам, я перешагнула через лежавшую на полу одежду и подошла к Полу. Мы прижались друг к другу, слившись в долгом и глубоком поцелуе.
– Что ты со мной делаешь… – пробормотал Пол, увлекая меня в сторону аккуратно застеленной кровати.
Мне отчаянно хотелось заняться любовью с мужем, но только не в постели Сильи.
Пол словно прочитал мои мысли и, схватив покрывало, расстелил его на полу.
– Иди сюда, – позвал он, укладываясь на покрывало. – Я согрею тебя, Энджел.
Я села на Пола верхом, и его руки скользнули по моим ягодицам, легонько сжав их. Я любила исходивший от него жар, любила свежий запах его кожи, словно бы омытой дождем. Я любила то, как волосы на его груди щекотали мою грудь. Я обожала мужа всего целиком, но от нашей любви ждала не только наслаждения.
Я хотела еще одного ребенка.
Вскоре после рождения Пи Джея я заказала противозачаточную диафрагму, так как боялась немедленно забеременеть снова, но теперь сыну исполнилось шесть месяцев и он совсем не доставлял мне хлопот. Так что я не видела причин откладывать зачатие второго малыша. Я всегда мечтала о большой дружной семье, в какой выросла сама.
Пол хотел, чтобы мы подождали, но я решила, что, когда расскажу ему о беременности, он свыкнется с этой мыслью и со временем ужасно обрадуется. Стоило только посмотреть, как близки они были с Генри. Неужели он не хотел того же для своих детей?
– Как насчет диафрагмы, Энджел? – спросил Пол.
Немного поколебавшись, я ответила:
– Спасибо, что напомнил.
Войдя в ванную, я прикрыла за собой дверь и, сунув руку в ящик, куда накануне вечером положила пластиковый контейнер, с удивлением обнаружила там еще один такой же, только другого цвета, видимо, принадлежавший Силье.
Открыв свой контейнер и посмотрев на резиновый колпачок, я подумала, что Пол просто нервничает. Все мужчины ведут себя так, когда дело касается детей или беременности, но это вовсе не означает, что они не хотят иметь семью.
Взглянув на собственное отражение в зеркале, я представила маленькую смеющуюся девочку в украшенном лентами розовом платье, похожую и на меня, и на Пола, решительно захлопнула крышку контейнера и вернулась в спальню.
На следующее утро, когда мы вдвоем пили кофе, я наклонилась к мужу и, обжигая его своим дыханием, прошептала:
– Ты для меня настоящее волшебство. Я люблю каждую секунду, проведенную с тобой.
Пол улыбнулся, допил кофе и вышел на крыльцо, где почтальон оставлял свежую прессу.
Я распечатала упаковку купленного вчера бекона и принялась изучать кнопки на новомодной плите Сильи, пытаясь понять, на каком режиме можно приготовить мясо.
– Что, черт возьми, это такое? – вдруг заорал Пол, швырнув газету на барную стойку. Его глаза метали молнии.
С отчаянно бьющимся сердцем я взяла газету.