– Расточительно? – повторил Кларк. – Так можно сказать о чем угодно.
Правда, вряд ли о чем-то хорошем, решил он про себя. Никого не назовут расточительно добрым.
– Видимо, ему нравилось описывать людей из своего окружения. По крайней мере ему хватило такта изобразить огорчение, когда я позвонила.
Из трубки донеслось потрескивание.
– Дорогая Бэ? – Кларк записывал название.
До пандемии оставалось три недели. Люди еще могли позволить себе невероятную роскошь беспокоиться о какой-то книге с письмами.
– Вэ. Это его подруга, Виктория.
– Бывшая подруга, надо полагать. Позвоню ему завтра, – сказал Кларк.
– Он просто начнет нести бессвязную чушь, увиливать и темнить, – проговорила Элизабет. – А может, он только со мной так беседует. Тебе никогда не казалось, что во время разговора он отыгрывает роль?
– Мне пора бежать.
– Я через несколько дней буду в Нью-Йорке. Давай встретимся и обсудим.
– Хорошо. – Кларк уже много лет не видел Элизабет. – Пусть твой помощник поговорит с моим шефом, как-нибудь разберемся.
Он положил трубку, но все мысли продолжали вертеться вокруг «Дорогой В.». Кларк покинул офис, избегая взглядов коллег, – вдруг кто-то из них уже прочитал книгу? – и вышел на 23-ю улицу. Ему хотелось немедленно раздобыть экземпляр – несомненно среди его знакомых есть кто-то, кому это удастся, – однако до встречи оставалось совсем мало времени. Кларк должен был провести опросы по методу 360 градусов для консалтинговой фирмы, расположенной около Центрального вокзала.
За последние несколько лет оценивание персонала стало его основным занятием. В центре всего находился сотрудник, чью работу компания-заказчик надеялась улучшить. Такого сотрудника без всякой иронии называли целью. Сегодня у Кларка было несколько целей: продажник, который зарабатывал для компании миллионы, но орал на подчиненных, блестящая женщина-адвокат, которая засиживалась до трех утра, но все равно не успевала в срок, и специалист по связам с общественностью, чье мастерство в общении с клиентами могло сравниться лишь с его полнейшей неспособностью организовать персонал. Для каждого оценивания Кларк опрашивал примерно дюжину человек, которые работали непосредственно с целью, затем демонстрировал цели нескольких отчетов, состоящих из анонимных мнений, – сперва шли положительные комментарии, чтобы смягчить удар, – а затем финальная стадия, несколько месяцев занятий.
На 23-й улице было малолюдно – толпы еще не вышли на обед, но Кларк все время застревал из-за айфоновых зомби – молодежи, что брела, словно во сне, не сводя глаз с экранов своих телефонов. Кларк нарочно толкнул пару таких прохожих, шагая быстрее обычного. Хотелось врезать кулаком в стену, или рвануть вперед на полной скорости, или броситься на танцпол, чего он уже двадцать лет не делал. Кларк чуть было не влетел в девушку, которая резко остановилась перед ступеньками в метро, и одарил ее недовольным взглядом – девушка ничего не заметила, поглощенная чем-то на экране, зато успел шагнуть в вагон за мгновение до закрытия дверей. Первая маленькая радость за день. Всю дорогу до Центрального вокзала Кларк изводил себя мыслями. Там он поднялся по лестнице, по две ступеньки за раз, миновал пропахший разнообразными специями Центральный рынок и направился к Грейбар-билдинг.
– Простите за опоздание, – извинился Кларк перед опрашиваемой.
Она пожала плечами и кивнула на стул для посетителей.
– Если вы думаете, что две минуты – это опоздание, мы вряд ли поладим.
Техасский акцент?.. Далии было около сорока лет, она носила резко очерченную стрижку и очки в красной оправе в тон цвету помады.
Кларк привычно представился и начал объяснять, как проходит опрос: ее начальник является целью; участвовать будут пятнадцать человек; все анонимно; отзывы распределят для отчетов по подчиненным, равным коллегам и вышестоящим (в каждой группе минимум трое) и так далее. Кларк слышал свой голос будто со стороны и с удовольствием отметил, что говорит уверенно.
– То есть весь смысл, – произнесла Далия, – если я правильно понимаю, в том, чтобы изменить моего босса?
– Точнее, выявить потенциально слабые области, – ответил Кларк и снова подумал о «Дорогой В.». Разве неосторожность – не синоним слабости?..
– Изменить его, – настаивала Далия с улыбкой.
– Думаю, можно сказать и так.
Далия кивнула:
– Я не верю, что человек способен совершенствоваться.
– Неужели? – отозвался Кларк. У него промелькнула мысль, что Далия немного старовата для того, чтобы разговаривать, как выпускница факультета философии. – А как насчет способности исправиться?
– Не знаю.
Далия откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди, и задумалась. Ее голос звучал беспечно, однако Кларк видел, что она отнюдь не легкомысленна. Он вспомнил несколько комментариев коллег о ней во время предыдущих интервью, когда он спрашивал о командной работе. Кто-то назвал Далию немного непохожей на других. Кто-то упомянул напряженность.
– Вы сказали, что уже долго занимаетесь подобным?
– Двадцать один год.
– И люди, с которыми вы работаете, действительно меняются?
Кларк поколебался.
– Они ведут себя по-другому, – произнес он. – Часто люди понятия не имеют, что окружающие видят в них некоторые недостатки, но потом, увидев отчеты…
Далия опять кивнула:
– То есть вы различаете изменение человека и изменение поведения.
– Конечно.
– Дело вот в чем. Уверена, у вас получится натаскать Дэна, и он, возможно, продемонстрирует отменные результаты, исправит некоторые недостатки. Но все равно останется безрадостной скотиной.
– Безрадостной…
– Нет, стойте, не записывайте. Я скажу иначе. Даже если он немного изменится, он все равно останется успешным, но несчастным человеком, который работает до девяти вечера, потому что у него ужасный брак и он не хочет домой. Не спрашивайте, откуда я знаю, все знают, ужасный брак не скроешь, это как дурной запах изо рта. Только подойдешь к человеку, и уже все ясно. Видите ли, я говорю о человеке, который жалеет, что не может как-то изменить свою жизнь, даже не как-то, а почти полностью… это уже перебор?
– Нет. Прошу, продолжайте.
– Хорошо. Я люблю свою работу и говорю так не потому, что босс увидит мои комментарии. Кстати, не верю, что он не поймет, кому какие слова принадлежат. Короче, я иногда оглядываюсь вокруг и думаю, что корпоративный мир полон призраков. И не только. Мои родители из сферы науки, так что я и этот фильм ужасов смотрю в первом ряду, там происходит то же самое. То есть будет правильнее сказать, что призраков полон весь мир взрослых людей.
– Простите, я не очень…
– Я говорю о тех, кто вынужден жить не так, как им хочется, поэтому они расстроены. Понимаете? Они делают то, что от них ожидают. Они хотели бы заняться чем-то другим, но это невозможно – кредиты, дети, да что угодно, они в ловушке. Дэн как раз из таких людей.
– То есть вы думаете, что он не любит свою работу.
– Именно, – подтвердила Далия, – однако вряд ли сам это осознает. Вы, наверное, постоянно таких видите. По сути, он высокофункциональный лунатик.
Что такого было в ее фразе, отчего Кларку захотелось плакать? Он покивал, стараясь записать как можно больше информации.
– Как полагаете, он сознает, что несчастлив?
– Нет. На мой взгляд, ему подобные думают, что работа должна быть тяжелой и скучной, с редкими мгновениями радости. Под радостями я имею в виду скорее какое-нибудь отвлечение. Понимаете?
– Нет, поясните, пожалуйста.
– Хорошо. Допустим, вы заходите в комнату отдыха, а там пара таких же, как вы. Например, кто-то рассказывает смешную историю, вы смеетесь, чувствуете себя частью общества, где все такие веселые, и возвращаетесь на рабочее место с ощущением… не знаю, наверное, с остатком этого приятного воспоминания. А потом к четырем или пяти часам день снова становится самым обычным. Вы ждете конца работы, а потом выходных, а потом двух-трех ежегодных недель оплачиваемого отпуска, день за днем, вот так и проходит вся жизнь.
– Ясно, – произнес Кларк.
Его охватила необъяснимая тоска. Вчера он зашел в комнату отдыха и несколько минут, смеясь, слушал, как коллега пересказывал фрагмент из программы «Дейли шоу».
– И вот это они называют жизнью, счастьем. Такие, как Дэн, похожи на лунатиков, и ничто не способно их пробудить.
Кларк завершил собеседование, пожал Далии руку, а потом пересек сводчатый вестибюль Грейбар-билдинг и вышел на Лексингтон-авеню. Было холодно, но Кларк стремился наружу, подальше от людей. Он свернул на относительно тихую Секонд-авеню, выбрав долгий окольный путь.
Кларк думал о книге, о словах Далии про лунатиков, и ему в голову пришла странная мысль: замечал ли Артур, что Кларк превратился в такого лунатика? Будет ли это в его письмах к В.? Потому что Кларк вдруг осознал, что уже какое-то время полусонно плывет по течению жизни. Пусть он и не особо несчастен, но когда работа в последний раз приносила ему удовольствие? Когда что-то приятно удивляло? Когда он чувствовал трепет или прилив вдохновения? Вдруг захотелось как-то разыскать тех людей с айфонами и извиниться – простите, я понял, что тоже не живу в этом мире, я не имел права вас судить. А еще захотелось обзвонить все цели всех опросов и тоже попросить прощения. Ведь это ужасно – появиться на страницах чьего-то отчета. Теперь ясно. Быть целью – отвратительно.
Часть пятая
Торонто
27
Однажды на Земле было краткое время – совершенно невероятное, если вспоминать теперь – или даже миг во всей истории человечества, мгновение ока, когда можно было зарабатывать на жизнь тем, что ты фотографировал известных людей или задавал им вопросы. За семь лет до конца света Дживан Чоудхари договорился об интервью с Артуром Линдером.
Дживан работал папарацци и вполне сносно жил на вырученные деньги, однако до смерти устал преследовать знаменитостей и сидеть в засаде в припаркованной машине. Поэтому он пытался стать журналистом для развлекательного журнала. Это занятие тоже казалось ему скользким, но не настолько, как нынешняя профессия.
– Я знаю этого человека, – уговаривал Дживан редактора, которому когда-то продал несколько фото. За выпивкой вдруг всплыла тема Артура Линдера. – Я видел все его фильмы, некоторые по два раза, ходил за ним по всему городу, фотографировал его жен. Я смогу его разговорить.
Редактор согласился дать ему шанс. В назначенный день Дживан приехал в отель и предъявил удостоверение личности и аккредитацию девушке-агенту у дверей номера-пентхауса.
– У вас пятнадцать минут, – произнесла девушка и провела Дживана в помещение с паркетным полом и ярким освещением. Там уже ожидали другие журналисты, уставившиеся в телефоны. На столике стояло блюдо с канапе.
Артур находился в смежной комнате. Человек, которого Дживан считал лучшим актером поколения, сидел в кресле у окна, выходящего на центр Лос-Анджелеса. Дживан, знавший толк в дорогих вещах, тут же оценил тяжелые шторы, лоск обивки кресла, покрой костюма. Откуда Артуру знать, убеждал себя Дживан, что именно он сделал ту самую фотографию Миранды. Однако Артур вполне мог быть в курсе. Дживан не мог не думать о том, как глупо поступил, назвав Миранде свое имя. Только теперь он понял, что зря решил стать журналистом. Шагая по паркету, он перебирал в голове безумные идеи: что, если притвориться больным и сбежать прежде, чем Артур поднимет взгляд? Однако, когда девушка-агент представила Дживана, Артур улыбнулся и протянул руку для приветствия. Он не узнал ни имя, ни лицо. Дживан постарался как-то изменить внешний вид: сбрил бакенбарды, надел очки вместо контактных линз, чтобы выглядеть серьезнее. А теперь Дживан опустился в кресло напротив и положил диктофон на столик.
За последние два дня Дживан пересмотрел все фильмы Артура и часами искал дополнительную информацию. Однако Артур не захотел беседовать ни о недавних съемках, ни о своей подготовке, ни о вдохновении. На вопросы Артур ответил односложно. Он казался вялым, похмельным. Как будто уже давно не высыпался.
– Итак, скажите-ка мне, – произнес он после томительного молчания. Девушка-агент вложила в его руку спасительный капучино. – Как люди становятся журналистами в сфере развлечений?
– Это такой постмодернистский прием? – поинтересовался Дживан. – Вы меняете обстановку в свою пользу и задаете вопросы мне, как знаменитости, которые начинают сами фотографировать папарацци?
Осторожнее, подумал он. Разочарование от того, что Артуру неинтересно с ним беседовать, постепенно превращалось во враждебность. А она в свою очередь пробуждала вопросы, которые терзали Дживана всю ночь: что же это за карьера, что за жизнь? Некоторым людям удавалось делать действительно значимые вещи. Например, его брат Фрэнк вел репортажи для агентства «Рейтер» из охваченного войной Афганистана. Дживан не очень-то стремился стать вторым Фрэнком, но не мог избавиться от ощущения, что свернул куда-то не туда.
– Не знаю, – ответил Артур. – Мне просто любопытно. Как вы попали в эту сферу?
– Постепенно, потом внезапно.