– Ну ничавоо так, можно картофлю есть, – важно протянул псковский полевод Первуша. – Теперича и я его о следующем годе тоже буду в гряды сажать.

– А я тебе чаво говорил, лапоть ты сивый! – подколол соседа егозистый Архип. – У меня, вона, почти что полтораста пудов его нонче вызрело. Десятую часть только убрать не успел. Тебе ведь, тетюх, помогал с зерновыми.

– Да помолчите вы оба! – оборвал начинающийся спор Парфен. – Или идите вон вперед и перед всеми расскажите о своих хозяйствах, а мы вас с места с интересом послушаем.

– Не, не, не, Васильевич. Мы чего, мы ведь молчим и все слушаем. – Мужики закрыли рот и спрятались за спины впереди сидящих.

– Так вот, в общем, учитывая свое и все привезенное из германских земель зерно, продовольствия на эту зиму и на весь следующий ненастный год нам, я думаю, хватит, – продолжил доклад Сотник. – Хватит его и с учетом того, что в поместье прибудет столько же людей, как и за весь прошлый голодный год. А это, на минуточку, вы только вдумайтесь – аж более чем полторы тысячи душ, обогретых, накормленных и спасенных от голодной смерти. Хватит нам теперь и себе на семена, и даже на помощь для других земель. Ибо через год, как я надеюсь, вся вот эта полоса долгого ненастья должна будет уже закончиться. Нужно ли оговаривать все цифры, сколько чего у нас собрано и куда было заложено на хранение?

– Неет! Довольно и этого, – зашевелились в зале. – К следующему, Андрей Иванович, давайте!

– А чего дальше-то?! – встрепенулся Архип. – У нас тоже пожелания к поместной власти, поди, есть! Давайте ужо и обговорим все сразу?

– Вот это правильно, – улыбнулся Сотник. – Вот это по-хозяйски. Говори, Архип Матвеевич, выслушаем мы тебя.

– Ну а чаво, Андрей Иванович, сами же говорили, чтобы я посоветовался и подумал с хозяйственными людьми. Ну вот я потому и советовался, а потом, стало быть, думал! – протянул Архип, почесывая бороду.

– Долго думал, видать, Архипка, коли так вот сейчас с речью тянешь, – подколол его смуглый углежог Василий. – Говори ужо, видишь, вона, все обсчество тебя слушает, а ты словеса только плетешь!

– Ну вот я и говорю, значится… – крестьянин кивнул уничижительный взгляд на Василия и начал загибать пальцы:

– Первое – это семена. Не у каждого в хозяйстве удается отобрать хорошее семя на всю следующую посадку. Я вот по своим, по огородным, овощным культурам сужу. Почему у меня урожаи и в Смоленщине, да и здесь всегда добрые? А потому как я отбор семян от самых сильных и от крепких посадок веду. Смоленский отбор у меня, он, конечно, уже прекратился, а вот тут он только начинается. Но по старому своему опыту я сужу, что от сильного зернового колоса или из семенной коробки то взятое семя более крепким растением в итоге обернется. Нам, тем, кто на земле работает, конечно, самим бы об этом думать надо, но как это сделать, когда с середины апреля и по октябрь месяц головы-то некогда даже поднять? Все время ведь в полях проводишь. Вот я и думаю, а может, умные поместные люди нам с семенами подмогнут? Будут они отбор сильных культур вести да особые поля для этого засевать. Понятно, что не сразу, но через пять, а хоть даже и через десять лет, ежели они будут давать крестьянину вот такое отборное зерно и семя под посев, это же насколько урожай-то тогда можно будет поднять?!

Так, ну а второе – это скотина. – И Архип зажал очередной палец. – Вы поглядите только на нашу! Ну что же это за коровы со свиньями и козы с овцами?! Вот с год назад пригнали несколько добрых коровок и всякого другого мелкого скота из степных районов, а потом все и затихло. Скотина у нас вся худая, я вот вам так прямо сейчас всем и скажу. Бывал я самолично на больших ярмарках и видел, каких туда быков да коров привозят ладьями из далеких южных земель. Вот это я вам скажу – скотина так скотина! От коров тех и молоко не в пример нашим бывает жирное, и выдоить ее сразу не выдоишь, аж цельное ведро с одного только удоя получается. Даа! Правда-правда, вот ей-богу я не вру – ведроо! – и он повернулся к удивленно зашумевшим соседям. – То же самое и по всей другой скотине, а не только по вот энтим самым коровам. С конями-то у нас все, конечно же, здеся неплохо. Но за это нашим бригадным военным отдельное спасибо, это они тех добрых коней для своего ратного боя отобрали. А еще и каждой крестьянской семье по лошаденке, а кому и по две даже выдали. Ну а вот во всем остальном со скотиной у нас это так себе, очень слабо.

– Ты помечай, помечай, Васильевич, человек ведь дело говорит, – кивнул Сотник на большую книгу, лежащую перед управляющим.

– Да где я ему скотину такую «жирную» найду? – пожал тот плечами. – Попробуй ее в наше поместье из тех дальних южных земель перегони или же по долгому водному пути ладьями доставь! Это ведь живое создание, а не какой-то там куль с зерном, который положил в трюм и забыл про него до самой выгрузки.

– Так вот, – продолжал Архип после недолгих прений. – Надобно подобную семенной, работу и со скотным поголовьем у нас тоже провести. Коли будет у нас хорошая скотина, значит, будет у нас и мясо, и шерсть, и кожи, да хоть те же сыры! А чего, у меня вон дети же в поместную школу ходят, так им там рассказывают, что в Эллинии этой греченской, или в той же, как ее, Римлянии, вот там эти сыры наравне с хлебной лепешкой даже и для простолюдина повседневной пищей служили. Ну а чем мы этих самых римлянов хуже? Коли будет у нас много молока, так научат нас, как его делать. А пластуны-молодцы сычуг и нужную закваску у греков сопрут. Вот и крути ты тогда эти сыры у себя, а потом их на хлеб складывай да в рот ложи. – И под хохот присутствующих продолжил: – А еще можно будет много масла топленого перегонять, которое потом станет долго у нас в погребах храниться. Творог еще можно делать, всяких напитков из кислого молока, без которых вон в той же Булгарии даже за стол не садятся. Да много ведь чего можно делать из того жирного молока.

– Принято, Архип Матвеевич, продолжай, дорогой, дельные мысли говоришь, – поддержал крестьянина Андрей. – Парфен Васильевич все в свою большую книгу записывает, ничего мимо ушей он не пропускает. Не переживай!

– Ну а чего! Я же ведь все только для общего блага, – кивнул Архип и загнул третий палец. – Нужно нам, крестьянам, больше полевого анструмента: сохи, плуги, бороны в каждое хозяйство, а не вот так, как сейчас, когда они по рукам во время полевых работ ходят. Кадки нужны для закваски и для засолки овощей кажному. А еще кадки для поливки овощей. Лари для хранения круп и муки тоже надобны. Косы и серпы, грабли и вилы, лопаты, цепы для обмолота снопов, веялки. Да много чего еще нужно, все перечислять тут и целого дня мне не хватит.

– Все, не буду больше пальцы загибать. – Хотел было он закончить и уже сел на лавку, однако тут же опять с нее вскочил: – И все же еще чуток времени я у вас заберу, господа поместный совет. Простите вы уж меня, говорливого, Христа ради. Вот как у нас сейчас работает добрый крестьянин? В марте месяце, уже ближе к его концу, он вывозит санями весь навоз с прелой соломой из скотних сараев и из хлевов в поля. Чинит к весенним работам всю упряжь, анструмент и всякую там прочую приспособу. Перебирает зерно в амбаре и думу там думает – какое у него пойдет на семя, а какое на то, чтобы его подъесть да протянуть всей семье до июля. Ну а с конца апреля, с мая месяца начинаются у него уже полевые работы и заканчиваются они большой летней и осенней уборкой. Суматошное это время. Очень! Зато потом все, с Покрова в хозяйствах у нас тишина настает. Весь урожай у крестьянина прибран, и больших работ у него пока долго еще не будет. Тот, кто лодырь, тот на печи до весны лежит да бражку пьет. Жену, бывает, конечно, гоняет, али наоборот, от ее тумаков уворачивается. Ну а тот, кто порукастей, вот он промыслом занимается. Есть те, которые в отходные работники подряжаются, а многие так и на дому ковыряются, лишь бы им без дела не сидеть. Корзины вяжут, лапти плетут, ложки, чашки из липы режут, бондарничают некоторые, сапоги тачают, да много чем народ занимается. Пять месяцев в году у крестьянина таких, и вот что я думаю. Было бы разумно властям нашим поразмыслить, чем бы им занять людей в это зимнее время. Обучить их, если нужно, анструмент какой для работы дать. Вот и еще товар бы прибавился нам в поместье, а селяне бы побогаче тоже с того стали. Не все же на больших ремесленных мастерских могут работать. На дому вон можно и валенки из шерсти валять, а бабы бы пряли или вязали всякую ткань. Умелицы кружева бы плели, да многими промыслами можно у себя заняться. Ну, вроде все у меня пока. – И Архип, наконец, уселся на место.

– В общем, поле деятельности тут большое! – Андрей посмотрел в сторону кучки представителей от крестьянства. – Поработали вы хорошо, уважаемые, хлебом нас обеспечили. А что по вашим предложениям? Так мы их обязательно будем воплощать теперь в жизнь. Держать вас более не хотел бы, дел у вас и тут, в усадьбе, полно, а потом и к себе на хутора еще возвращаться. Не держу вас более.

Представители поместного крестьянства попрощались со всеми и вышли из большого зала.

– Так, следующий вопрос у нас на совете – это ремесленное дело. Все мастерские, заводы и артели у нас после срочной уборочной работают в обычном порядке. Продукция их пользуется хорошим спросом и приносит нам приличный доход. Металла нам пока что хватает, навезли мы его сюда достаточно и рудой, и уже готовыми криницами. Есть и свое железо из болотной руды, хоть оно и уступает по своему качеству привозному. Частично мы пока решили острый вопрос и по каменному углю. Пришедшей в июне из германских земель загруженной им ладьи стекольщикам, плавильщикам металлов и кузнецам хватило до нынешнего октября и даже еще немного осталось. А вот пришедших на прошлой седмице двух больших грузовых ладей, думаю, что и на всю зиму с весной теперь хватит. Так что можно смело работать и уже не бояться, что мы не сможем поднять нужную температуру в наших доменках и в печах. Кожемяки, шорники, сапожных дел мастера работают с кожами. Плотники запустили у запруды распиловку бревен на доски и на брус. Благодаря немецкому мастеру Горсту у нас есть теперь листовое и посудное стекло, и, насытив нужды поместья, совсем скоро мы его начнем отгружать и на продажу. Даже бумагу, пусть пока и грубую, а все же научились делать. Подождите еще пару месяцев, и мы даже печать книг освоим. Все это хорошо, но есть одно не решенное у нас пока дело. Механическому, железоделательному заводу, а именно его самострельному цеху ставилась задача увеличить выпуск реечных арбалетов. Небольшое увеличение в самом начале они сделали, но вот на этом уже все. Как давали они норму выработки в пять самострелов за седмицу, так на этом и остановились. Двадцать два, от силы двадцать три и не больше за месяц собирают. А за все эти десять месяцев вышло у нас двести двадцать девять реечников. С учетом тех, что мы делали ранее, всего их пять сотен, тридцать три. Я понимаю, что трудное это производство, сама конструкция такого самострела очень сложна в обработке. И вроде как у каждого нашего воина, пусть хоть и старенький, со взводом в виде «козьей ножки» или даже «самсонова пояса», он есть. Но этого уже мало, а с учетом того, что через два-три года, как только закончится погодное лихолетье, бригада сильно разрастется, нам это тогда будет не просто мало, а ужасно, просто критически мало! Кузьма Кузьмич, поясни для совета, для всех воинских начальников, которые тут сидят, что делать нам и как нам быть? Хоть мы и сродственники с тобой, а все-таки не могу я с тебя со всей строгостью не спросить, ибо знаю твой богатый мастеровой опыт и умение организовать людей. Только один ведь ты можешь все это дело сдвинуть. Как нам вооружить каждого воина бригады таким вот реечным самострелом?

Кузьма неловко поднялся и, стянув с головы свою войлочную шапку, молча мял ее в руках. Слышалось только его тяжелое сопение.

– Кузьмич, ну объясни ты людям, мы же тебя не ругаем. Нам просто знать надобно, можем ли мы на вас надеяться? – выкрикнул командир крепостной сотни Онисим. – Сам же понимаешь, хорошее оружие и броня – это залог победы над врагом и сохраненные жизни наших воинов. Ну чего ты молчишь?

С рядов послышались выкрики, и зал забурлил.

– Тише, тише, господа совет, давайте все же дадим слово нашему уважаемому старосте железных дел, – попросил Сотник, и гул голосов постепенно стих.

– Все, до предела мы уже дошли, – наконец, тяжко вздохнув, произнес Кузьмич. – Первое время только лишь увеличивали ведь их выпуск. С юга металл хороший на самострельные дуги, на рычаги да на рейки нам подвезли. С западных земель приспособы и инструмент добрый, мастеровой, подошел. Людей вот у себя обучили, цеха теплые выстроили, с двух в седмицу, до трех, а потом и до четырех реечников мы опосля выпуск этих реечников освоили. Разделение работы во всем ввели, и теперича каждый делает только лишь свое, отточенное месяцами трудов дело. Пять, а иной раз даже и шесть самострелов в седмицу нонче у нас выходит, но это уже, господа совет, – все, крайний предел. Или расширять производство нам надобно и такой же рядом механический цех выстраивать, а потом на него новый народ набирать. Или я даже и не знаю, чаво еще тут нам делать. Хоть механизмусы новые для ускорения всякой работы выдумывай, те, которые будут нам помогать всякие там детали делать. Грех нам, конечно, жаловаться, станки, которые у нас сверлят и точают металл, сейчас в цеху самые лучшие, которые только есть. За Киев или за Владимир я вам не скажу, но вот то, что в Новгороде или во Пскове, ни у кого таких нет – это уже точно. Мы своих мастеров даже освободили от главной муторной работы – от вращения заготовки. Они тот станочный лук, который своей тетивой вращает заготовку, сверло или же вал, теперича у нас и вовсе даже не двигают, а только лишь резцом или сверлом управляют. А вот энту самую муторную работу по созданию вращения нынче у нас специальные люди – подмастерья – лишь делают. И то ведь большого облегчения с того нам все одно нет. Коли скажете мне, что я с делом не справляюсь, так я уйду. Буду дома потихоньку с железками ковыряться или же на печи лежать, но выхода, как увеличить выпуск этих самострелов, я никакого пока что не вижу.

– Ты подожди на печь-то забираться, Кузьмич! – нахмурившись, произнес Парфен Васильевич. – Тебя же никто бездельем тут не попрекает, а только лишь выспросить наши люди хотят, чего ты сам можешь тут предложить сделать как наиболее опытный наш мастер? Вот сейчас про механизмусы тут заговорил. Может, ты сам ведаешь, какие они бывают, или знаешь, у кого они есть? Так ты нам только про это скажи. Купим мы для тебя один, по мелочи его весь разберем, и сами потом такие же и у себя будем делать.

– Дык знал бы я, давно бы Андрею Ивановичу уже сказал, – вздохнул сокрушенно мастер. – Сам ведь свою голову вечерами ломаю. Есть у меня кое-какие наметки, конечно, но все времени додумать их нет. Нужно много его, так чтобы сурьезно этими механизмусами заняться. А тут вон текущей работы – хоть отбавляй. Да и знаний у меня, честно говоря, не хватает. Сам ведь я от отца, чего у него из опыта было, то и для себя перенял. А чего и в Новгороде, пока там, в мастерской работал, вызнал. Вот все это, что было у кого, то и воплотил здесь у нас.

– Ну что же, вот и новое задание для наших академиков теперь будет, – подвел итог разговору Сотник. – Нам нужны передовые, новые механизмы для облегчения всей слесарной и механической работы при обработке металла. Только с помощью них мы сможем увеличить выход такой нужной нам продукции в цехах. Записывай, Парфен Васильевич, задание для нашего академического совета.

Так, ладно, по литейному делу у нас больших трудностей теперь нет, Зосим с Федором литье пушечных ствол освоили. Кузнецы Никиты вкладыши в казенную их часть исправно поставляют, и больше они теперь при выстрелах уже не разрываются. Лука Мефодьевич с розмыслами измыслил под них крепкие и достаточно легкие, удобные лафеты, и теперь все вместе они потихоньку ладят для бригады эти орудия будущего. А вот на них нам будет нужен порох, и потребуется его очень и очень много. По складскому учету серы навезено из италийских земель ладьями Путяты предостаточно. Углежоги Василия нажгли хорошего угля из крушины, и дело у нас пока лишь только за селитрой, коей в долях нужно будет гораздо больше, чем всех вышеперечисленных составляющих пороховой смеси. И вот тут ускориться нам никак уже не удастся. С германских земель привезли нам сейчас ее пудов десять, и похоже, что выгребли там всю и ни за какие деньги более уже не найти. Выход теперь только один – это дождаться, когда в тех кучах, которые заложил уважаемый Рузиль, вызреет своя, поместная селитра. А до этого нам, по моим предположениям, ждать еще пару лет это уж точно надобно. Совсем без орудий мы пока оставаться тоже не можем, поэтому нужно сделать более простые, чем пушки, онагры, которые нам так здорово помогли в последнем эстляндском походе. Сколько у нас их сейчас, где командир бригадных орудийных розмыслов?

С места поднялся Илья и четко доложил:

– Из похода, господин подполковник, вернулось в усадьбу только два. Три онагра мы оставили на обороне отстраиваемой крепости Нарвы. За лето мастеровые сладили еще один и заложили в мастерских три. Получается, что на выходе, к весне, должно быть всего шесть передвижных тяжелых онагров. Ну и еще три неподвижных для самих крепостей сейчас делаются, и вместе с ними еще десять больших стрелометов ладят.

– Мало, – покачал головой комбриг. – Десять онагров должно идти с нашей бригадой в бой. Передвижных, облегченных, но ничем не уступающих по своей дальнобойности уже имеющимся. И с полным набором снарядов всех типов. Вот тогда и будет от них толк и поддержка для дружины, как при осадах, так и в полевых битвах. В общем, Ильюша, делаем так, розмыслов мы выделяем из крепостной сотни Онисима Ивановича и собираем отдельную, розмысловую, орудийную под твоим руководством. А со временем выделим еще и пушечную. Присматривай к себе разумных людей, кои смогут быть полезны в таком непростом деле. Совсем из крепостной рати мы пока орудийщиков не выводим. Сейчас на всех трех наших крепостях – Усадебной, Орешке и на Нарве – стоят стационарные камне– и стрелометы. Придет время, и еще две крепости на реке Неве и на острове Котлин встанут, и везде там нам нужны будут дальнобойные орудия, а к ним хорошо обученная прислуга. Поэтому не спешите, разумно делите своих людей и в первую очередь набирайте себе тех дружинных, которым по причине увечий или тяжких ранений в других войсках становится тяжело воевать. Есть у нас такие, и что же поделать, еще будут, ратное дело – оно ведь такое, – вздохнул Сотник.

– А вообще я специально всех бригадных командиров оставил, чтобы они выслушали здесь наших крестьян, мастеровых и всех других работных людей. Дабы понимали, как нелегок их труд и где начинает коваться наша победа. С вами мы уже подвели итоги последнего похода. Всех отличившихся в нем наградили и одарили. Остались только те, кто не вернулся еще с хлебного каравана в Бугарию. Но ничего, верю, что придут вскоре и они. А у нас наступает время для подготовки к новым боям и походам. Куда и когда, сейчас сказать пока сложно, вокруг Новгорода обстановка очень тревожная, но знайте, долгого отдыха нам здесь не будет. Северная Русь сильно ослабла из-за того, что творится с погодой, и враг непременно объявится, ну а кто это теперь будет, мы совсем скоро сами увидим. Главным своим противникам мы часть клыков уже выдрали, и им нужно время, чтобы зализать свои раны. А пока они это делают, нам необходимо расширять бригаду, увеличивать в ней количество розмыслов, пластунов, ладейную и судовую рать. Перевооружать свои строевые сотни, обучаться самим и учить новых союзников. Пять десятков вирумцев – это ведь только первая ласточка. Вот погодите, придет время, мы таких союзников будем сотнями у себя готовить. Мартын Андреевич, как они? Есть ли подвижки в обучении у вирумцев военному делу?

Прапорщик, с полной колодкой солдатских крестов на груди, поднялся с места и степенно доложил:

– Эсты у нас разбиты по десяткам, во главе каждого стоит опытный воин из бригадных ветеранов. Первые два месяца были, конечно, всякие трудности, ведь требовалась срочная помощь в уборке урожая, да и вообще, лесовикам было весьма у нас непривычно. Столько людей вокруг, большие здания, новое оружие, строгости, ежедневные тяжкие телесные нагрузки. Все непривычно для них. Роптали даже, а кое-кто из них и домой убежать хотел. А мы никого не держали. «Хотите? Так идите. И сами своим старейшинам за свой побег потом объясняйтесь, – говорили. – А кто из вас останется, тот в настоящего воина и в грозу крестоносцев превратится». В итоге все они остались и не ропщут уже. Втягиваться вон в службу начали, даже состязаются сейчас между десятками, кто из них быстрее, выносливее и сноровистей всех остальных. К июню, на выпускную проверку, будут не хуже старших курсов ратной школы, это я вам обещаю, – подвел итог своему докладу Мартын.


– Хорошо, Андреевич, спасибо большое, мы на тебя надеемся, – поблагодарил комбриг командира отдельной учебной полусотни. – Это те семена, которые должны в Виронии дать добрые всходы, связав Русь с балтскими народами доброй дружбой и крепким воинским союзом. Сможет Вирония себя отстоять от данов и немцев, значит, заберет со временем под себя всех эстов, а мы ей в том поможем. Верю, что во главе ее дружины еще будут стоять наши выпускники, которые именно сейчас проливают пот на поместных полигонах и учат науки в наших классах.

– Присаживайся, Мартын Андреевич, – Андрей оглядел зал, где сидели в основном люди в воинской одежде. – Обстановка вокруг нас, братцы, тревожная. Голодное лихолетье на всей Северной Руси продолжается. В Господине Великом Новгороде постоянные бурления и бунты, верховная власть там сейчас неустойчивая и очень злая к нам. На что она может решиться и что нам от нее в будущем ждать – пока вообще непонятно. Поэтому мы держимся тут настороже и должны быть наготове ко всему. Так же, как и о прошлом годе, так и в этом будем начинать карантинное дело. С приходом больших холодов и с закрытием водного пути наше поместье мы закрываем наглухо. Вокруг него высылаем дозорные отряды и держим все ближайшие земли плотно! Распускаем слухи, что опять по окрестностям бродит черная смерть. Вся организация этого дела была ранее за штабом и за Варуном Фотичем. Филат Савельевич, начинайте пока что без него, вот командир пластунской сотни Севастьян вам в помощь. Ближе к середине декабря тыловая наша команда опять готовит летучие обозы для вывоза в поместье тех людей, что к этому времени дойдёт в голоде до самого края. Оленье поголовье у нас уже подросло, поэтому сколачивайте такие отряды, где тягловой силой, наравне с конями, будут еще и они. Тыловым командирам я это дело опять поручу, как только все они вернутся из дальнего хлебного похода. Вот-вот, поди, совсем скоро должны уже появиться. Похоже, что немного времени осталось до того момента как наша река, скованная льдом, встанет. Лишь бы у них все в пути там было ладно. – И Андрей, задумавшись, вздохнул.





Глава 8. Родственники пожаловали!




Андрей вот уже третий день с самого утра и до позднего вечера находился вместе с двумя десятками своих «академиков» на механическом заводе. Производство и сам рабочий процесс осматривались и обдумывались «высокой комиссией» с начального момента поступления на склады руды или уже готового металла и до конечного момента выхода уже готового изделия из заводских цехов и с участков. Большим специалистом в механике и в слесарном деле, да и вообще в обработке железа, Сотник не был, но кое-какими инженерными познаниями из грядущих веков он все-таки обладал. Пока было ясно одно – то, что с участков завода выходил такой большой объем оружия, инвентаря и всевозможных изделий из железа, было настоящим чудом. Ибо работать ремесленникам приходилось самым примитивным инструментом и на древнем, совершенно допотопном оборудовании. Ни о какой механизации здесь речи вообще не было, в ходу были молотки, клещи, зажимы, зубила, простейшие ножовки и напильники. Из станочного оборудования сверление и простейшая токарная обработка шли с помощью лучкового привода. То есть мастер держал резец на простейшем токарном станке в руках, прижимая его в нужном месте к заготовке, и снимал стружку, придавая той заготовке требуемую форму на глаз. А вот подмастерье в это время вращал заготовку с помощью лука со слабо натянутой или провисшей тетивой. Тетива эта оборачивалась вокруг цилиндрической части заготовки так, чтобы она образовывала петлю; и при движении лука то в одну, то в другую сторону, аналогично движению пилы при распиливании бревна, эта заготовка делала несколько оборотов вокруг своей оси сначала в одну, а затем и в другую сторону. На этом станке была уже неподвижная станина с двумя центрами, но вот люнета, как дополнительной опоры, который мог бы быть укреплен в любом месте между этими центрами, пока что не было. О держателе резца с регулировкой пока и вовсе не могло быть и речи. Необходимо было заменять руку мастера, удерживающего резец, специальным механизмом, и самое главное – сюда нужно было придумать и внедрить более мощный привод. Кое-какие наметки у академиков по этому поводу уже были, и они порою спорили с друг другом и с заводскими механиками-мастерами до хрипоты, отстаивая свои «прожекты».





* * *


– Господин подполковник, от западного дозора известие пришло! – вбежал с громким криком в самострельный цех дежурный по штабу вестовой. – Десяток Шарифуллы за Лычково три ладьи на реке разглядел. Ходко они в нашу сторону идут. И суда те вовсе даже и не наши, а какие-то иноземные. Каждое из них по два флага на своей мачте держит: королевский – свеев – и еще один от торгового Готланда. На палубах, сказывают, воинов у них много, но и мирные вроде бы тоже среди них есть. И даже баб наши степняки маненько там разглядели.

– Таак! – Сотник от такой неожиданной вести аж напрягся. «Неужто шведы все же решили им отомстить за прошлогодний набег на их замок Седертелье и за вызволение из него Марты с Леонидом? Нет, что-то здесь не сходится! Всего-то три ладьи ведь к поместью рекою идут, и при самом лучшем раскладе в них лишь по пять десятков бронных воинов будет. А такой рати для набега на Андреевское явно будет слишком мало. Бригаде они на пять минут боя, да и то все еще до подхода к ее щитам лягут. Уж это шведы хорошо успели выучить. Да и вообще, каким же это самоубийцей нужно быть, чтобы кидаться перед зимой, в самой глубине русских земель, в атаку на хорошие укрепления? Но, с другой стороны, иноземцы ведь знают, что Северная Русь сейчас очень слабая, а воинских и дружинных хорошо обученных сил в ней сейчас совсем мало. Простой же народ весьма голодом ослаблен, и ему точно пока не до рати. Можно бы и попытаться наскочить да и сжечь по-быстрому вражеское поместье. А наследника шведского престола с его матерью зарезать или выкрасть». И сам же себе ответил: «Ну нет, никак не может быть такое. У них время отмороженных викингов и берсерков давно уже закончилось. А сейчас их потомки прежде головой пять раз подумают, перед тем как на русскую бригаду полезть. Не раз ведь уже с ней в бою сталкивались, и каждый для них – это большая кровь и поражение. Неет, тут явно было что-то другое. Да еще и эти бабы, пардон, женщины на палубе, просто так их явно не повезут в такую-то даль на судах. А с другой стороны – вдруг это наши полонянки? Наскочили свеи на прибрежное русское селенье, вот и не скучают теперь в походе. Не знаю, чего уж тут гадать, будем разбираться по ходу дела!»

– Дежурному по штабу передай – бригаду поднять по тревоге! Дозоры утроить и выслать их в дальний круг! – приказал вестовому Сотник. – По ладьям пока не бить, но держать их все на прицеле. Выполняй!

И молодой воин буквально вылетел из заводского цеха на улицу.

– Ну что, господа академики, похоже, к механизации металлообработки нам придется вернуться чуть позже. Сами сейчас все слышали. – Андрей кивнул в сторону двери. – Я вас больше здесь не задерживаю, да и сам буду поспешать. Хотите, подумайте еще на месте, что здесь можно вокруг улучшить. А можете и к себе идти, у вас, я знаю, и по своим рабочим линиям срочных дел намерено. В любом случае мы к этим вопросам еще вернемся, ибо сами понимаете, насколько они важны для всего нашего поместья.





* * *


Над Ямницей низким рокотом загудел сигнальный рог. Три иноземных судна медленно подходили к длинной бревенчатой пристани. Шесть сотен русской пехоты стояли со щитами и копьями в плотном ратном строю. Три сотни бронированной и одна легкая – степной конницы – замерли в полной боевой готовности рядом.

– Андрей Иванович, не беспокойтесь, с миром к вам свеи гребут, как гости! – раздался такой знакомый Сотнику голос от передового судна. – Принимайте их, не сторожась! Торжественно! – Над бортом подходящей ладьи возвышалась довольная и улыбающаяся мордаха Путяты.

Вот одно за другим суда медленно, буквально, что называется, в притирочку подошли к причалу.

– Хорошие кормчие на энтих ладьях, – одобрительно крякнул Тимофей. – Вона как аккуратно подошли. Хоть сразу мостки им перебрасывай да к береговому причалу крепи.

На бревна настила упали сброшенные с бортов канатные концы, тут же подхваченные и увязанные причальной андреевской командой. Затем по ним стукнули сходни, и с ладей сбежало по одному десятку воинов. Шведы проверили, крепко и надежно ли пришвартованы суда, закреплены ли мостки, и по сигналу здоровенного рыжебородого детины в блестящем доспехе с судна на помост пристани медленно сошел сгорбленный, худощавый, не старый еще человек, сильно подволакивающий на ходу ногу. Было видно, как тяжело ему даются эти шаги по такой вот наклонной плоскости. И все равно при этом он как то умудрялся сохранять величественный вид и высокое достоинство. Так и веяло от этого больного человека волной силы и властности.

– Эрик Эрикссон, благословенный король Швеции, Готланда и многих островов Восточного моря с герцогиней Ингеборгой! – громко выкрикнул на неплохом русском идущий следом за ним воин.

– Е-мое! Родственники пожаловали! – Андрей с совершенно ошалелым видом всматривался в лицо шведского короля и на выступающую за ним уже знакомую ему по датскому походу девицу. – И чего делать-то теперь надо? – Вот сейчас он просто реально растерялся! Приходилось ему уже, конечно, общаться с высокими властителями мира сего, но все равно все это сейчас было как-то вот неожиданно.

– Иди, Иванович, иди к шурину и свояченице. Чего ты здесь столбом застыл? – хохотнув, подтолкнул его вперед боком Тимофей.

Андрей посмотрел испепеляющим взглядом на своего заместителя и вышел из воинской стенки.

– Рад приветствовать тебя, славный король Швеции, на земле твоих предков! Я тебе уже писал, что для меня высокая честь оказать гостеприимство своему родственнику, – на хорошем шведском обратился он к Эрику. – И тебя, герцогиня, я рад видеть во здравии. Ты такая же красивая, как и твоя сестра, которая, уверяю, будет очень рада вас обоих видеть. Жаль только, что не знали мы, что осчастливите вы нас своим высочайшим визитом, иначе бы непременно устроили сейчас торжественную встречу!

– По нашим временам вот такая встреча будет гораздо правильнее любой помпезной, – оглядев стройные воинские ряды, негромко произнес король. – Именно такая встреча как раз и придает уверенности в надежности и защите ее хозяина. Но о том, я полагаю, мы поговорим с тобой, барон Андреас, с глазу на глаз? – И Эрик шагнул вперед.

«Как с этими королями-то себя вести? – думал Андрей, разворачиваясь в сторону открывшегося прохода в плотной дружинной стенке. – Может, я впереди него должен мелкими шашками семенить и все время при этом, оборачиваясь, кланяться? Вот кто их эти придворные этикеты-то знает?! Даже Марта про них ведь ничего мне не рассказывала! А с другой стороны, чего я волнуюсь? Это ведь я здесь хозяин, и монарх сам ко мне в гости приехал. А, будь что будет, остаемся сами собой!» – принял он для себя решение и пошел шаг в шаг сбоку от короля. Вплотную за ними двигалась герцогиня в сопровождении двух важных особ в накинутых на доспехи черных плащах. А далее, совершенно естественным образом за всеми ними, плечом к плечу топали две сотни, шведская и русская, с приподнятыми вверх копьями и развевающимися на ветру знаменами.

– Эрик, Ингеборга! – ошалевшая от неожиданности и от восторга Марта бросилась к брату и сестре. Ленька, услышав этот дикий крик матери, сразу же бросился в рев, и пацана им пришлось успокаивать уже всем вместе. Андрей мялся в прихожей и переводил взгляд с гомонящих родственников на двух явно сконфуженных всем этим зрелищем шведских военачальников. – Давно не виделись, бывает, – как бы извиняясь за весь этот кавардак, произнес он, пожимая плечами.

– О, да, да, – закивали энергично головами шведы. – Мы все понимать! Высокий, голубоглазый, с длинными, светлыми, кудрявыми волосами приближенный короля представил своего соседа: – Это есть ярл Ульф Фасе, и он совсем не говорить по русский. А я немного уметь, и меня зовут Биргер Магнуссон, я есть тоже, как и он, ярл. Мы с Ульфом из славного рода Фолькунгов и остались верны своему королю, даже когда он был вынужден покинуть свое королевство.

«О как! – подумал Андрей. – Король Швеции был вынужден с младшей сестрой покинуть свою страну, и вместе с приближенными он оказался в когда-то враждебной ему державе. Воистину пути господни неисповедимы! Ладно, будем разбираться с этим чуть позже».

Наконец-то старшие родственники успокоились сами и успокоили ребенка.

– Господа, мы с герцогиней Ингеборгой хотели бы остаться здесь одни и решить все наши вопросы приватно. Надеюсь, барон Андреас не будет отказывать нам в гостеприимстве хотя бы до утра? – Эрик внимательно посмотрел в глаза Сотника.

– Родственники моей жены и моего сына – мои родственники! – ответил тот, глядя твердо в глаза короля. – И даже если у них случилась беда, и им угрожают сильные враги, они всегда могут найти защиту и кров в моем доме. Тимофей! – крикнул он в сторону входной двери. Та тут же распахнулась, и в нее заскочил его заместитель. – Друг, я, наверное, сегодня останусь уже здесь, в тереме. Ты бы распорядился по всем текущим делам. Гостей наших из шведской дружины разместите, угостите хорошо, ну ты сам знаешь, что здесь будет нужно, и не мне тебя учить. И вот еще что, познакомься с двумя ярлами. Тот, что пониже и потемнее, – это Ульф Фасе, а вот повыше и посветлее с кучерявинкой – это уже Биргер Магнуссон, и он, кстати, по-нашему хорошо разумеет.