Слушая все это, Варун аж немного обалдел:
– Это что у вас тут происходит-то вообще, братцы?! Я в бригаду попал или на питейный двор?
– Аа, – махнул с досадой рукой Сотник. – Всех замучили эти боярские мытари. Ну, Прибыслав, ну подсуботил, барбос! – в сердцах выругался комбриг и пошел в сторону усадьбы.
– Да объясните вы уже по-человечьи, что тут у вас вообще происходит? – Варун уставился непонимающе на Тимофея с Филатом.
– Ну чего тебе непонятного, старый? – фыркнул начальник штаба. – Слышал же сам своими ушами – мытари боярские, от Прибыслава. Он при тебе же вроде их еще к нам прислал для учета и для обложения огромной податью. Или когда ты в поход уже пошел? Да неважно! В общем, Иванович, тогда, когда они только появились у нас, еще в самом начале Лавруше поручение дал, чтобы они не лезли бы здесь никуда. Ну а для этого их хорошо угощать и развлекать потребовал, лишь бы они под ногами у него и у всех других не путались.
– Нуу?! – протянул с интересом Фотич.
– Баранки гну, – передразнил его Тимофей. – Не пили они вначале! Вообще! Все на бересту свою царапали чего-то да по амбарам и по складам нашим шныряли. Как уж их Буриславович с пути истинного сбил, никому то неведомо. До сих пор ведь не рассказал, как бы мы его ни упрашивали. Однако через седмицу по приезде эти как в великое питие впали, так до сих пор из него вон и не выходят. Наших бражников, приставленных к ним, они всех перепили, из тех, кто к этому делу был неравнодушен. Они, бедолаги, уже все зареклись с ними связываться, теперича вот вместе в две глотки хмельное глушат. И чего им Лавруха медами нонче-то расщедрился? И браги бы, как обычно, хватило? – посмотрел он озадаченно на Филата. – Им-то сейчас все равно ведь, чего хлебать, лишь бы оно вообще было!
– А ты сам, Тимоха, у него спроси, а лучше бы у них, глядишь, и компанию составишь? – подколол друга начальник штаба бригады.
– Не-не-не, окстись, Филатка, не надобно мне такого счастья! Господи помилуй! – Тимофей перекрестился на крест поместной церкви. – Мне голова для дум надобна, а не для того, чтобы в нее всякое там вливать. У меня вон степную сотню до эскадрона нужно расширять, а строевых коней не хватает! И вообще дел вокруг немерено!
– Как у вас тут весело-то! – покачал головой Варун. – Не то, что немцев со стен скидывать да по болотам потом от них бегать.
– А ты как думал?! Место силы! – поднял указательный палец вверх Филат. – Пошли в штаб старый, вечерком в термы сходим, косточки твои попарим. Небось забыл, когда и в баньке-то хорошей был?
– Ну, у Путяты седмицу назад на Рюриковом городище хаживал, только не сравнится она с нашими-то термами. Да с вами и идти-то в нее скучно, как писцы вы тиунские стали. С молодыми я лучше, пожалуй, пойду. Вы вон сказываете, ни капли спиртного в рот более не берете. Скучно мне с вами. Кислые вы какие-то все нонче, а моей душе отдохновение требуется после делов ратных.
– Иди, иди, старый хрыч! – подначил его Тимофей. – Ничего мы такого не говорили. Ежели вот с устатку да в доброй компании, то почему бы понемногу и не это самое? Пошли уже скорее, и не бурчи тут!
* * *
– Вот погляди на наше новое оружие, Фотич, – кивнул Сотник на ряд стоявших вдоль огромного склада пушек. – Здесь пять малого калибра, три среднего и два крупного. Все они уже прошли полигонное испытание и войсковую приемку. Пока ты был в отлучке на западе, мы здесь организовали новую пушечную сотню, ну или батарею, если уж совсем ее по правильному называть таким вот новым словом. А со временем у нас и дивизион будет, который будет разбиваться далее на эти самые батареи – сотни, ну а те соответственно на пушечные взводы, и уже совсем ниже до начального уровня – на орудийные расчеты.
– Чудно, чудно! – гладил толстостенный полированный ствол большой пушки Фотич. – Три месяца всего не был дома, а тут уже батареи, дивизионы, десяток пушек на своих лафетах стоит. И когда только вы успели все?
– Так давно ведь же уже готовилось, отливалось, лафеты к ним ладились, все в единое целое собиралось, а потом на полигонах испытывалось, – пожал плечами Андрей. – Просто наконец собралось все это воедино в готовности, и вот пожалуйста – десять пушечных орудий у нас уже теперь есть. Еще столько же в работе имеется, а для половины так даже и стволы теперича отлиты. Сейчас одна только беда – у нас порохового припаса совсем мало. Не дозрела еще в наших буртах селитра. Как минимум год ей там нужен для полной готовности. Вскрывали мы пару, есть там уже те кристаллы, но вот только мало, очень мало их еще! Сейчас нам нужна хорошая сухая погода, чтобы там хорошенько все выпрело. А где ее взять, когда вот так льет уже который месяц подряд? В полях вон давно все на корню погнило. Да ладно, не будем о плохом, то наша боль, хозяйственников, – и он махнул рукой. – Годик остался и даже уже чуть чуть меньше его. Оправимся. Ничего-о. А вы молодцы! Хорошо немца приструнили! Не думали они, наверное, в новой, только что отстроенной Нарвской крепости такой мощный отпор получить. Небось, надеялись нахрапом, с наскока ее взять, вирумцев заодно по пути разорить, а тут такое. Половину своей рати в походе потеряли. А местные прибалтийские племена слабинку ведь хорошо чувствуют. У меня сведенья есть, что ливы и угандийцы бунтуют, в латгальских землях тоже сейчас волнения. С год это точно не до нас пока немцам будет, а там, глядишь, и у нас уже к ним дело появится.
Варун внимательно посмотрел на командира:
– От Ярослава Всеволодовича известие есть? Неужто он все ж таки решился назад под себя Новгород забирать?
Андрей оглянулся на стоявших поодаль пушкарей.
– О том пока речи нету, Фотич. Ибо князь кровь русскую проливать не желает. Сам понимать должен, на новгородском столе сын Михаила Черниговского пока сидит. И в городе какая-никакая, хотя бы даже и малая, но воинская дружина все ж таки есть. Ну вот зачем Ярославу там междоусобица нужна? Вот ежели изменится все так, что народ сам его попросит назад на княжение вернуться, пресытившись безвластием и злодеяниями нынешних бояр… Вот тогда и видно будет, возьмет ли он снова новгородский стол. А пока мы ушки на макушке держим и высоко, далеко сами никуда не лезем. Все ли понятно тебе, Фотич?
– Да уж куда как понятней, – усмехнулся тот. – Ладно, люди наши в Новгороде есть, приглядываются там за всем, с Путятой Селяновичем связь держат. Если вдруг что-то изменится, то весточку сюда они быстро подадут.
– Ну вот и отлично! – улыбнулся Сотник. – Как тебе Нарва, как комендант, союзники?
– Все хорошо, Иванович. Захар на своем месте, порядок в крепости он блюдет и укреплением ее занимается всемерно, – ответил Варун. – Твердыня эта важная, как западный щит для прямого пути на нас она там встала. Пока ее в дереве выстроили, но надобно будет из камня стены поднимать. При подходе сильного врага с хорошим осадным припасом ей, в том виде, какая она сейчас есть, долго не выстоять. Метательными пороками бревенчатые стены побьют или вовсе даже сожгут в сухую погоду, как и мы когда-то. Конечно, тяжелое такое снаряжение, по земле издали тащить весьма не просто будет, так ведь море совсем рядом, можно и кораблями все к ней перебросить. У нас-то там мало боевых ладей, задавят их своими, расчистят подходы, вот и сгружай все на берег.
– Даа, я и сам о том постоянно думаю, – кивнул Андрей. – Нужно на Котлине крепость с городком ставить и большие морские силы в ней держать. И в Нарве то же самое надобно. Тогда и за морские торговые пути можно будет быть спокойными и свою волю Восточной Балтике вполне себе даже диктовать. Но нам-то самим не потянуть это пока, очень дорогое такое дело. Оно, скорее, княжьего и государева уровня. Так что, опять же, подождем с ним до благоприятного момента.
– Ну, это понятно, – кивнул Варун. – Судов тридцать боевых, не менее, надобно держать там в постоянной готовности. Со всем обслуживанием и с их командами, а средств на то немерено нужно. Ну а по союзникам все удачно сложилось, про битву под их городищем я уже рассказал. Что обиду за своих крещеных воинов они не таят – тоже поведал. В начале зимы на Нарву их санный караван выйдет, привезет туда тех раненых, что остались на излечении, и долю с военной добычи. В обучении более своих воинов посылать они к нам пока не стали – хватит и этих, говорят. А то пошлешь, так и вообще не вернутся, понравится им, как тому десятку, у нас, еще и эти православный крест примут. А так да, так все хорошо, наш союз кровью в общей битве с вирумцами скрепили. Исконного врага из их пределов мы совместно выгнали. А эсты – они такого не забывают! Хорошие союзники и воины. Оснастят, переобучат свою дружину, наберутся боевого опыта. Время придет – пух и перья от немцев и датчан еще полетят, помяни мое слово!
У Митяя все порядком, весточку тебе и Ладушке я уже от него передал, вся пятерка их повоевала отменно при осаде. Захар Игнатьевич их даже перед всей ратью похвалил. Ибо они там с орудийщиками измыслили, как таран порушить, который уже крепостные ворота ломал. Ну, в общем, действовали они геройски и с умом. Спуску им как молодым никто не дает. Все порядком у Митьки.
– Ну вот и хорошо, – вздохнул комбриг. – Сердце-то ноет, все время ведь рядышком со мной был, а это на целый год на чужбину ушел. А ничего не поделаешь, детишки растут и в мужскую стать входят. А скоро вон женить парня буду!
– Ну а как ты хотел, отцовство – оно такое, – кивнул Варун. – Пацанов любить, конечно, надо, но и пережаливать, лишнего баловать тоже нельзя. Чтобы не выросла из него эдакая капризная цаца, которая будет близких мучить да и сама потом от себя же по жизни мучиться. Сам знаешь, таким ведь тоже непросто, насмотрелись вон на боярских избалованных недорослей, пока при княжьей службе были. Такие родители ведь сами не понимают, что своему же дитю душу и судьбу калечат, а им с этим потом жить. Ну да это не про наших сказано, наши орлы закалку с детинцев прошли, правильное воспитание они с соплей приняли, так что и не страшно уже за них.
– Ну да, лишь бы судьба их теперь берегла, все в руках господа, – вздохнул Андрей. – Пошли в самострельный цех? Своими глазами поглядишь, подивишься, как нашему Кузьме удалось в два раза выпуск реечников увеличить и какие у него новые станки да приспособы там появились.
* * *
В начале сентября пришел первый караван из четырех судов с южных Задвинских волоков. Ходил он в южные русские земли, где зернового недорода не было. Старший, подпоручик Дементий, доложился, что в условленное время за Холмской крепостью к ним пристроились новгородцы, а на самих волоках еще и две ладьи от Давыда Мстиславовича Торопецкого. Так все вместе они и держались весь путь туда и обратно. Охранный отряд у каравана был сильный, и в пути ничего худого с ладьями не случилось.
Через три седмицы к поместной пристани подгреб караван, ходивший в Волжскую Булгарию. Зерна он привез гораздо меньше, чем в прошлый год, ибо в этот раз на восточном волжском торге с этим было очень туго. Но зато удалось им вывезти много скота. На пяти ладьях соорудили клети, перегородив и открыв сверху судовые трюмы. Парфен Васильевич радовался, а Боян Ферапонтович плевался, наблюдая осторожную и неспешную разгрузку будущих буренок, зорек и звездочек.
– Во что бригадные ладьи превратили, ироды! – сокрушался главный ладейщик. – Теперь от навозного запаха за год ведь не избавишься, а кормчих и ладейные команды зубоскалы вконец засмеют!
– Да не тужи ты, Боян, я тебе таких добрых работников завтра отправлю, они не то чтобы очистить, до блеска отскребут все ладейное нутро, – пообещал управляющий. – Плотницкую артель Второка в феврале на целый месяц вам отдам. Помогут суда к плаванью подготовить, эти ладьи, да и все остальные, тоже поправят. Сам ведь знаешь, у Вторуши и у его людей работа дюже ладится.
– Ловлю тебя на слове, Васильевич, – повеселел ладейщик. – Вот это другой разговор. А то с починкой судов у нас возни очень много, а умелых рук, как всегда, не хватает.
Лютня на пристани встретила Рина. У молодой женщины округлился животик, и будущий отец осторожно обнял любимую.
– Не нашел никого я, Риночка! – сокрушался воин. – Высаживались мы у вашего сгоревшего селища, но пусто там. Далеко в чащу не заходили, и так во время пути пятерых стрелами поранили, как бы мы ни береглись. Злые лесовины нонче, того и гляди, наскочат. В Булгаре, пока стояли, поговорил я немного с местными, они рассказали, что их верховный правитель с черемисами сейчас ратится и хочет опять их к покорности привести. Может, и твоих, нуу, теперича уже наших общих родичей удастся из лесного полона высвободить. Я, кому надо, там накрепко наказал о них побеспокоиться и поискать. Много серебра пообещал за свои труды, авось и сладится у них что-нибудь, лишь бы они живы были.
И пара, обнявшись, пошла по дорожке к своей избе.
* * *
Подступала зима. Затяжные дожди начали сменяться снегопадами.
– Рано в этом году снег выпадает, – судачили по избам. – Хотя чему уж тут удивляться, погода как взбеленилась, лета-то, по сути, и не было, не весна, не осень – незнамо вообще что творится!
Всюду утепляли избы, цеха, воинские казармы и огромные общежития для переселенцев. Возле двух имеющихся к этому времени в поместье плотин возилась артель Вторака. Нужно было подготовить к зиме обе лесопилки, мельницу и только недавно запущенный водяной молот. И теперь плотники осторожно, чтобы не сломать длинный вал, снимали с него огромное колесо.
Последним речным караваном в столицу отправляли загостившихся новгородских мытарей.
– Давай, давай уже, Захарка, заходи на мостки! – поторапливал старшего учетчика Ждан Невзорович. – Более судов в Новгород уже до самой весны не будет. Не прибудешь со своим отчетом в столицу, на тебя же самого твой грозный боярин осерчает, а потом еще и казнит!
– Я тебе не Захарка, а Захарий Нежатович! – тонко выкрикнул главный мытарь и, топнув ногой о бревенчатый настил пристани, чуть было не сверзился с нее в реку. – Чего там, меня боярин Прибыслав уважает и со мною считается, не то что с вами тут, лаптями худородными! А вы вот и сами теперича во-от где у меня все! Вот тута вот! Во-от где! – И он затряс исписанными свитками бересты. – Все я учел, каждую курицу здесь пересчитал! Всех по миру пущу! Отпусти, меня! Ты чего сжал?! – громко икнув, уставился он на державшего его за руку высокого рыжеволосого воина.
– Так в воду плюхнешься же, вона как тебя, бедолагу, шатает, – усмехнулся Фрол. – Иди-ка ты осторожно туды, дядя! – И он пододвинул скандалиста к судовым мосткам.
– И того тоже заносите, – приказал Буриславович. – По дороге как проспится, опохмелиться попросит, а там ему уже бочонок занесен, – кивнул он на ладью. – Ну а потом уже все сами, дальше теперь только сами, господа, – и тяжело выдохнул.
Два дюжих воина протащили под руки грязного помощника главного мытаря и перевалили его через борт вовнутрь судна. – Кладите его там куда-нибудь сами, куда вам удобнее, чтобы он под ногами не валялся! Грязный он весь, зараза, где ведь только не шлялся!
Наконец суда отошли от пристани и направились вниз по течению в сторону Поломети.
– Ну, вроде как все, отмаялись от этих, Буриславович? – аж перекрестился начальник обозной команды Ждан. – Ничего, что со свитками они к себе уходят? Сам ведь слышал, Захарка вон похваляется, что все здесь обсчитал. Грозился по миру нас пустить!
– Да пущай увозит свои свитки, – усмехнулся старший по тылу. – Видел бы ты, чего там нацарапано, со смеху бы, небось, помер. Мы вот давеча в штабе аж до слез хохотали, пока там его каракули разбирали. За одно я теперь переживаю, Прибыслав этот, он ведь тоже совсем не дурак, поймет, что мы ему эдаким макаром здесь леща отвесили. Как бы и вовсе потом не обозлился и козни какие нам не задумал, опираясь на своего Черниговского князя. Ну да ладно, до зимы время у нас еще есть, я думаю. Пока там эти ледяные дороги по рекам откроются, несколько месяцев уже пройдет. Так что поглядим, что дальше будет. Иванович, вон, совсем спокойный, как будто бы наперед во всем уверенный.
Глава 10. Последняя зима лихолетья
Лед на реках встал раньше, чем во все прежние годы. Уже к ноябрю он был толщиной с палец, а буквально через две седмицы уже и с три. Морозы стояли суровые, совсем не обычные для этого времени года.
– Хотя все перевернулось ведь нонче в природе! – ворчали, как обычно, седые ветераны, грея свои увечные бока и спины на жарко натопленных печах.
Так же, как и ранее, вокруг поместья большим кругом уходили дальние и ближние дозоры. Карантинные и охранные заботы висели над воинскими начальниками, формирующими отряды для контроля за всеми окружающими землями. До усадьбы долетали смутные слухи о начавшемся большом голоде в Новгороде и о больших волнениях в нем. Но все это сейчас было далеко. Продовольствия, по подсчетам хозяйственников, для всех едва хватало, только чтобы перенести эту суровую зиму и следующие за ней до нового урожая месяцы. Вот для этого самого будущего урожая семена хранили как зеницу ока. Только на них теперь была одна надежда, ибо еще один такой худой год, как три прежних, уже так, как ранее, было не пережить. С закупкой на стороне становилось все сложнее, а народа все прибывало. Все понимали: задержись еще на год ненастье, и тогда лютый голод придет в поместье!
* * *
Дозор, расположившийся возле устья Поломети, расслышал перезвон колокольчиков издали.
– Старшоой! Звон слышу! Похоже, караван с Полы в нашу сторону свернул! – крикнул с засидки, устроенной на большой сосне, Девятко. – Совсем скоро из-за того поворота выйдут!
– На глаза будем показываться? Или нам и дальше скрытно стоять? – Дубыня внимательно поглядел на десятника.
– Проверить надобно, – нахмурившись, ответил Лютень, щелкая натяжителем своего реечника. – Давненько здесь уже караваны не хаживали. В нонешнее, в непростое время купцы в дорогу не выходят. В сторону поместья ведь он идет, а мы тут самые первые. А вдруг они с недобрым будут? Ежели что, Цветан с Малым скачут во весь опор с вестью, а нам их задержать хоть немного нужно. Я на лед! Вестовым – седлать коней, а всем остальным – приготовиться бить из самострелов! – распорядился десятник и, скинув для удобства верхний полушубок, вышел на середину реки.
Вскоре дальний звон колокольчиков донесся и до него, а из-за поворота показались первые сани обоза. Лютень проверил, легко ли у него выходит из ножен меч, примял вокруг себя поплотней снег и с прищуром уставился на подкатывающие к нему сани:
– Это что у вас тут происходит-то вообще, братцы?! Я в бригаду попал или на питейный двор?
– Аа, – махнул с досадой рукой Сотник. – Всех замучили эти боярские мытари. Ну, Прибыслав, ну подсуботил, барбос! – в сердцах выругался комбриг и пошел в сторону усадьбы.
– Да объясните вы уже по-человечьи, что тут у вас вообще происходит? – Варун уставился непонимающе на Тимофея с Филатом.
– Ну чего тебе непонятного, старый? – фыркнул начальник штаба. – Слышал же сам своими ушами – мытари боярские, от Прибыслава. Он при тебе же вроде их еще к нам прислал для учета и для обложения огромной податью. Или когда ты в поход уже пошел? Да неважно! В общем, Иванович, тогда, когда они только появились у нас, еще в самом начале Лавруше поручение дал, чтобы они не лезли бы здесь никуда. Ну а для этого их хорошо угощать и развлекать потребовал, лишь бы они под ногами у него и у всех других не путались.
– Нуу?! – протянул с интересом Фотич.
– Баранки гну, – передразнил его Тимофей. – Не пили они вначале! Вообще! Все на бересту свою царапали чего-то да по амбарам и по складам нашим шныряли. Как уж их Буриславович с пути истинного сбил, никому то неведомо. До сих пор ведь не рассказал, как бы мы его ни упрашивали. Однако через седмицу по приезде эти как в великое питие впали, так до сих пор из него вон и не выходят. Наших бражников, приставленных к ним, они всех перепили, из тех, кто к этому делу был неравнодушен. Они, бедолаги, уже все зареклись с ними связываться, теперича вот вместе в две глотки хмельное глушат. И чего им Лавруха медами нонче-то расщедрился? И браги бы, как обычно, хватило? – посмотрел он озадаченно на Филата. – Им-то сейчас все равно ведь, чего хлебать, лишь бы оно вообще было!
– А ты сам, Тимоха, у него спроси, а лучше бы у них, глядишь, и компанию составишь? – подколол друга начальник штаба бригады.
– Не-не-не, окстись, Филатка, не надобно мне такого счастья! Господи помилуй! – Тимофей перекрестился на крест поместной церкви. – Мне голова для дум надобна, а не для того, чтобы в нее всякое там вливать. У меня вон степную сотню до эскадрона нужно расширять, а строевых коней не хватает! И вообще дел вокруг немерено!
– Как у вас тут весело-то! – покачал головой Варун. – Не то, что немцев со стен скидывать да по болотам потом от них бегать.
– А ты как думал?! Место силы! – поднял указательный палец вверх Филат. – Пошли в штаб старый, вечерком в термы сходим, косточки твои попарим. Небось забыл, когда и в баньке-то хорошей был?
– Ну, у Путяты седмицу назад на Рюриковом городище хаживал, только не сравнится она с нашими-то термами. Да с вами и идти-то в нее скучно, как писцы вы тиунские стали. С молодыми я лучше, пожалуй, пойду. Вы вон сказываете, ни капли спиртного в рот более не берете. Скучно мне с вами. Кислые вы какие-то все нонче, а моей душе отдохновение требуется после делов ратных.
– Иди, иди, старый хрыч! – подначил его Тимофей. – Ничего мы такого не говорили. Ежели вот с устатку да в доброй компании, то почему бы понемногу и не это самое? Пошли уже скорее, и не бурчи тут!
* * *
– Вот погляди на наше новое оружие, Фотич, – кивнул Сотник на ряд стоявших вдоль огромного склада пушек. – Здесь пять малого калибра, три среднего и два крупного. Все они уже прошли полигонное испытание и войсковую приемку. Пока ты был в отлучке на западе, мы здесь организовали новую пушечную сотню, ну или батарею, если уж совсем ее по правильному называть таким вот новым словом. А со временем у нас и дивизион будет, который будет разбиваться далее на эти самые батареи – сотни, ну а те соответственно на пушечные взводы, и уже совсем ниже до начального уровня – на орудийные расчеты.
– Чудно, чудно! – гладил толстостенный полированный ствол большой пушки Фотич. – Три месяца всего не был дома, а тут уже батареи, дивизионы, десяток пушек на своих лафетах стоит. И когда только вы успели все?
– Так давно ведь же уже готовилось, отливалось, лафеты к ним ладились, все в единое целое собиралось, а потом на полигонах испытывалось, – пожал плечами Андрей. – Просто наконец собралось все это воедино в готовности, и вот пожалуйста – десять пушечных орудий у нас уже теперь есть. Еще столько же в работе имеется, а для половины так даже и стволы теперича отлиты. Сейчас одна только беда – у нас порохового припаса совсем мало. Не дозрела еще в наших буртах селитра. Как минимум год ей там нужен для полной готовности. Вскрывали мы пару, есть там уже те кристаллы, но вот только мало, очень мало их еще! Сейчас нам нужна хорошая сухая погода, чтобы там хорошенько все выпрело. А где ее взять, когда вот так льет уже который месяц подряд? В полях вон давно все на корню погнило. Да ладно, не будем о плохом, то наша боль, хозяйственников, – и он махнул рукой. – Годик остался и даже уже чуть чуть меньше его. Оправимся. Ничего-о. А вы молодцы! Хорошо немца приструнили! Не думали они, наверное, в новой, только что отстроенной Нарвской крепости такой мощный отпор получить. Небось, надеялись нахрапом, с наскока ее взять, вирумцев заодно по пути разорить, а тут такое. Половину своей рати в походе потеряли. А местные прибалтийские племена слабинку ведь хорошо чувствуют. У меня сведенья есть, что ливы и угандийцы бунтуют, в латгальских землях тоже сейчас волнения. С год это точно не до нас пока немцам будет, а там, глядишь, и у нас уже к ним дело появится.
Варун внимательно посмотрел на командира:
– От Ярослава Всеволодовича известие есть? Неужто он все ж таки решился назад под себя Новгород забирать?
Андрей оглянулся на стоявших поодаль пушкарей.
– О том пока речи нету, Фотич. Ибо князь кровь русскую проливать не желает. Сам понимать должен, на новгородском столе сын Михаила Черниговского пока сидит. И в городе какая-никакая, хотя бы даже и малая, но воинская дружина все ж таки есть. Ну вот зачем Ярославу там междоусобица нужна? Вот ежели изменится все так, что народ сам его попросит назад на княжение вернуться, пресытившись безвластием и злодеяниями нынешних бояр… Вот тогда и видно будет, возьмет ли он снова новгородский стол. А пока мы ушки на макушке держим и высоко, далеко сами никуда не лезем. Все ли понятно тебе, Фотич?
– Да уж куда как понятней, – усмехнулся тот. – Ладно, люди наши в Новгороде есть, приглядываются там за всем, с Путятой Селяновичем связь держат. Если вдруг что-то изменится, то весточку сюда они быстро подадут.
– Ну вот и отлично! – улыбнулся Сотник. – Как тебе Нарва, как комендант, союзники?
– Все хорошо, Иванович. Захар на своем месте, порядок в крепости он блюдет и укреплением ее занимается всемерно, – ответил Варун. – Твердыня эта важная, как западный щит для прямого пути на нас она там встала. Пока ее в дереве выстроили, но надобно будет из камня стены поднимать. При подходе сильного врага с хорошим осадным припасом ей, в том виде, какая она сейчас есть, долго не выстоять. Метательными пороками бревенчатые стены побьют или вовсе даже сожгут в сухую погоду, как и мы когда-то. Конечно, тяжелое такое снаряжение, по земле издали тащить весьма не просто будет, так ведь море совсем рядом, можно и кораблями все к ней перебросить. У нас-то там мало боевых ладей, задавят их своими, расчистят подходы, вот и сгружай все на берег.
– Даа, я и сам о том постоянно думаю, – кивнул Андрей. – Нужно на Котлине крепость с городком ставить и большие морские силы в ней держать. И в Нарве то же самое надобно. Тогда и за морские торговые пути можно будет быть спокойными и свою волю Восточной Балтике вполне себе даже диктовать. Но нам-то самим не потянуть это пока, очень дорогое такое дело. Оно, скорее, княжьего и государева уровня. Так что, опять же, подождем с ним до благоприятного момента.
– Ну, это понятно, – кивнул Варун. – Судов тридцать боевых, не менее, надобно держать там в постоянной готовности. Со всем обслуживанием и с их командами, а средств на то немерено нужно. Ну а по союзникам все удачно сложилось, про битву под их городищем я уже рассказал. Что обиду за своих крещеных воинов они не таят – тоже поведал. В начале зимы на Нарву их санный караван выйдет, привезет туда тех раненых, что остались на излечении, и долю с военной добычи. В обучении более своих воинов посылать они к нам пока не стали – хватит и этих, говорят. А то пошлешь, так и вообще не вернутся, понравится им, как тому десятку, у нас, еще и эти православный крест примут. А так да, так все хорошо, наш союз кровью в общей битве с вирумцами скрепили. Исконного врага из их пределов мы совместно выгнали. А эсты – они такого не забывают! Хорошие союзники и воины. Оснастят, переобучат свою дружину, наберутся боевого опыта. Время придет – пух и перья от немцев и датчан еще полетят, помяни мое слово!
У Митяя все порядком, весточку тебе и Ладушке я уже от него передал, вся пятерка их повоевала отменно при осаде. Захар Игнатьевич их даже перед всей ратью похвалил. Ибо они там с орудийщиками измыслили, как таран порушить, который уже крепостные ворота ломал. Ну, в общем, действовали они геройски и с умом. Спуску им как молодым никто не дает. Все порядком у Митьки.
– Ну вот и хорошо, – вздохнул комбриг. – Сердце-то ноет, все время ведь рядышком со мной был, а это на целый год на чужбину ушел. А ничего не поделаешь, детишки растут и в мужскую стать входят. А скоро вон женить парня буду!
– Ну а как ты хотел, отцовство – оно такое, – кивнул Варун. – Пацанов любить, конечно, надо, но и пережаливать, лишнего баловать тоже нельзя. Чтобы не выросла из него эдакая капризная цаца, которая будет близких мучить да и сама потом от себя же по жизни мучиться. Сам знаешь, таким ведь тоже непросто, насмотрелись вон на боярских избалованных недорослей, пока при княжьей службе были. Такие родители ведь сами не понимают, что своему же дитю душу и судьбу калечат, а им с этим потом жить. Ну да это не про наших сказано, наши орлы закалку с детинцев прошли, правильное воспитание они с соплей приняли, так что и не страшно уже за них.
– Ну да, лишь бы судьба их теперь берегла, все в руках господа, – вздохнул Андрей. – Пошли в самострельный цех? Своими глазами поглядишь, подивишься, как нашему Кузьме удалось в два раза выпуск реечников увеличить и какие у него новые станки да приспособы там появились.
* * *
В начале сентября пришел первый караван из четырех судов с южных Задвинских волоков. Ходил он в южные русские земли, где зернового недорода не было. Старший, подпоручик Дементий, доложился, что в условленное время за Холмской крепостью к ним пристроились новгородцы, а на самих волоках еще и две ладьи от Давыда Мстиславовича Торопецкого. Так все вместе они и держались весь путь туда и обратно. Охранный отряд у каравана был сильный, и в пути ничего худого с ладьями не случилось.
Через три седмицы к поместной пристани подгреб караван, ходивший в Волжскую Булгарию. Зерна он привез гораздо меньше, чем в прошлый год, ибо в этот раз на восточном волжском торге с этим было очень туго. Но зато удалось им вывезти много скота. На пяти ладьях соорудили клети, перегородив и открыв сверху судовые трюмы. Парфен Васильевич радовался, а Боян Ферапонтович плевался, наблюдая осторожную и неспешную разгрузку будущих буренок, зорек и звездочек.
– Во что бригадные ладьи превратили, ироды! – сокрушался главный ладейщик. – Теперь от навозного запаха за год ведь не избавишься, а кормчих и ладейные команды зубоскалы вконец засмеют!
– Да не тужи ты, Боян, я тебе таких добрых работников завтра отправлю, они не то чтобы очистить, до блеска отскребут все ладейное нутро, – пообещал управляющий. – Плотницкую артель Второка в феврале на целый месяц вам отдам. Помогут суда к плаванью подготовить, эти ладьи, да и все остальные, тоже поправят. Сам ведь знаешь, у Вторуши и у его людей работа дюже ладится.
– Ловлю тебя на слове, Васильевич, – повеселел ладейщик. – Вот это другой разговор. А то с починкой судов у нас возни очень много, а умелых рук, как всегда, не хватает.
Лютня на пристани встретила Рина. У молодой женщины округлился животик, и будущий отец осторожно обнял любимую.
– Не нашел никого я, Риночка! – сокрушался воин. – Высаживались мы у вашего сгоревшего селища, но пусто там. Далеко в чащу не заходили, и так во время пути пятерых стрелами поранили, как бы мы ни береглись. Злые лесовины нонче, того и гляди, наскочат. В Булгаре, пока стояли, поговорил я немного с местными, они рассказали, что их верховный правитель с черемисами сейчас ратится и хочет опять их к покорности привести. Может, и твоих, нуу, теперича уже наших общих родичей удастся из лесного полона высвободить. Я, кому надо, там накрепко наказал о них побеспокоиться и поискать. Много серебра пообещал за свои труды, авось и сладится у них что-нибудь, лишь бы они живы были.
И пара, обнявшись, пошла по дорожке к своей избе.
* * *
Подступала зима. Затяжные дожди начали сменяться снегопадами.
– Рано в этом году снег выпадает, – судачили по избам. – Хотя чему уж тут удивляться, погода как взбеленилась, лета-то, по сути, и не было, не весна, не осень – незнамо вообще что творится!
Всюду утепляли избы, цеха, воинские казармы и огромные общежития для переселенцев. Возле двух имеющихся к этому времени в поместье плотин возилась артель Вторака. Нужно было подготовить к зиме обе лесопилки, мельницу и только недавно запущенный водяной молот. И теперь плотники осторожно, чтобы не сломать длинный вал, снимали с него огромное колесо.
Последним речным караваном в столицу отправляли загостившихся новгородских мытарей.
– Давай, давай уже, Захарка, заходи на мостки! – поторапливал старшего учетчика Ждан Невзорович. – Более судов в Новгород уже до самой весны не будет. Не прибудешь со своим отчетом в столицу, на тебя же самого твой грозный боярин осерчает, а потом еще и казнит!
– Я тебе не Захарка, а Захарий Нежатович! – тонко выкрикнул главный мытарь и, топнув ногой о бревенчатый настил пристани, чуть было не сверзился с нее в реку. – Чего там, меня боярин Прибыслав уважает и со мною считается, не то что с вами тут, лаптями худородными! А вы вот и сами теперича во-от где у меня все! Вот тута вот! Во-от где! – И он затряс исписанными свитками бересты. – Все я учел, каждую курицу здесь пересчитал! Всех по миру пущу! Отпусти, меня! Ты чего сжал?! – громко икнув, уставился он на державшего его за руку высокого рыжеволосого воина.
– Так в воду плюхнешься же, вона как тебя, бедолагу, шатает, – усмехнулся Фрол. – Иди-ка ты осторожно туды, дядя! – И он пододвинул скандалиста к судовым мосткам.
– И того тоже заносите, – приказал Буриславович. – По дороге как проспится, опохмелиться попросит, а там ему уже бочонок занесен, – кивнул он на ладью. – Ну а потом уже все сами, дальше теперь только сами, господа, – и тяжело выдохнул.
Два дюжих воина протащили под руки грязного помощника главного мытаря и перевалили его через борт вовнутрь судна. – Кладите его там куда-нибудь сами, куда вам удобнее, чтобы он под ногами не валялся! Грязный он весь, зараза, где ведь только не шлялся!
Наконец суда отошли от пристани и направились вниз по течению в сторону Поломети.
– Ну, вроде как все, отмаялись от этих, Буриславович? – аж перекрестился начальник обозной команды Ждан. – Ничего, что со свитками они к себе уходят? Сам ведь слышал, Захарка вон похваляется, что все здесь обсчитал. Грозился по миру нас пустить!
– Да пущай увозит свои свитки, – усмехнулся старший по тылу. – Видел бы ты, чего там нацарапано, со смеху бы, небось, помер. Мы вот давеча в штабе аж до слез хохотали, пока там его каракули разбирали. За одно я теперь переживаю, Прибыслав этот, он ведь тоже совсем не дурак, поймет, что мы ему эдаким макаром здесь леща отвесили. Как бы и вовсе потом не обозлился и козни какие нам не задумал, опираясь на своего Черниговского князя. Ну да ладно, до зимы время у нас еще есть, я думаю. Пока там эти ледяные дороги по рекам откроются, несколько месяцев уже пройдет. Так что поглядим, что дальше будет. Иванович, вон, совсем спокойный, как будто бы наперед во всем уверенный.
Глава 10. Последняя зима лихолетья
Лед на реках встал раньше, чем во все прежние годы. Уже к ноябрю он был толщиной с палец, а буквально через две седмицы уже и с три. Морозы стояли суровые, совсем не обычные для этого времени года.
– Хотя все перевернулось ведь нонче в природе! – ворчали, как обычно, седые ветераны, грея свои увечные бока и спины на жарко натопленных печах.
Так же, как и ранее, вокруг поместья большим кругом уходили дальние и ближние дозоры. Карантинные и охранные заботы висели над воинскими начальниками, формирующими отряды для контроля за всеми окружающими землями. До усадьбы долетали смутные слухи о начавшемся большом голоде в Новгороде и о больших волнениях в нем. Но все это сейчас было далеко. Продовольствия, по подсчетам хозяйственников, для всех едва хватало, только чтобы перенести эту суровую зиму и следующие за ней до нового урожая месяцы. Вот для этого самого будущего урожая семена хранили как зеницу ока. Только на них теперь была одна надежда, ибо еще один такой худой год, как три прежних, уже так, как ранее, было не пережить. С закупкой на стороне становилось все сложнее, а народа все прибывало. Все понимали: задержись еще на год ненастье, и тогда лютый голод придет в поместье!
* * *
Дозор, расположившийся возле устья Поломети, расслышал перезвон колокольчиков издали.
– Старшоой! Звон слышу! Похоже, караван с Полы в нашу сторону свернул! – крикнул с засидки, устроенной на большой сосне, Девятко. – Совсем скоро из-за того поворота выйдут!
– На глаза будем показываться? Или нам и дальше скрытно стоять? – Дубыня внимательно поглядел на десятника.
– Проверить надобно, – нахмурившись, ответил Лютень, щелкая натяжителем своего реечника. – Давненько здесь уже караваны не хаживали. В нонешнее, в непростое время купцы в дорогу не выходят. В сторону поместья ведь он идет, а мы тут самые первые. А вдруг они с недобрым будут? Ежели что, Цветан с Малым скачут во весь опор с вестью, а нам их задержать хоть немного нужно. Я на лед! Вестовым – седлать коней, а всем остальным – приготовиться бить из самострелов! – распорядился десятник и, скинув для удобства верхний полушубок, вышел на середину реки.
Вскоре дальний звон колокольчиков донесся и до него, а из-за поворота показались первые сани обоза. Лютень проверил, легко ли у него выходит из ножен меч, примял вокруг себя поплотней снег и с прищуром уставился на подкатывающие к нему сани: