Все потянулись к выходу, а Буриславович, чуть задержавшись, вытянул из-за пазухи какой-то кожаный свёрток и подал его командиру.
– Иванович, я тут в запечатанном воском мешке тебе грамотку от князя привёз. Пока мы под загрузкой в Новгороде стояли, Ярослав Всеволодович к себе меня на княжье подворье за город зазвал. Попотчевал там яствами, расспросил о походе внимательно, о делах ратных и о мирных в нашей усадьбе, а потом для тебя запечатанный пакет отдал, чтобы, говорит, самому Андрею Ивановичу только лично в руки сие письмо, попало! И никому другому, окромя командира, не отдавать его. И ещё, – и Лавр смущённо так крякнул, глядя на Сотника.
– Ну, сказывай, Буриславович, что ты мнёшься-то как чужой? – с интересом глядя на тыловика, спросил Андрей.
– Дык, он мне всё вопросы такие чудные задавал. Дескать, смогли бы мы месяца три в самую студёную зимнюю пору в дальнем бы походе осилить. В достатке ли одёжи и всякого прочего зимнего припаса у нас. Ну и вообще, много ли воинов из карельских родов у нас, и нет ли кого из тех, кто ещё западнее их живут, из племён еми и суми, стало быть.
– Ну а ты что ему ответил-то? – с усмешкой спросил своего заместителя по тылу Сотник.
– Да то и ответил, что коли будет такой приказ, так и зимний, и летний поход мы осилим. Чай не в первой уж нам самую в лютую стужу воевать. Вона как о прошлогоднюю зиму под Усвятами в январе да феврале от мороза-то деревья трещали, а мы то ведь ничего, выстояли, и литвин тех вдрызг разделали.
– Что, так и сказал князюшке-то? – опять усмехнулся Сотник.
– А так и сказал, Иванович, и по карелам, что есть у нас два-три десятка из добрых бойцов. И по западным, что нет их у нас. И по зимнему припасу ответил, что мало у нас его совсем, и что одёжи тёплой всего ничего осталось, а что если и есть, так и та после прошлой войны с литвинами вся-то поизносилась, – и Буриславовович с самыми что ни на есть чистыми и невинными глазами посмотрел на командира.
– Эх, и лис ты, Лавруша, ну чистый хитрован! – захохотал в ответ Сотник, – У самого склады от зимней рухляди ломятся. Две бригады еще поди в неё одеть можно, а ты всё туда же «Подайте Христа ради полушубков сотен пять-шесть, а то нам носить нечего, и про меховые сапожки с валенками ещё не забудьте!»
И он хлопнул тыловика по плечу:
– Всё правильно, Буриславович, у хорошего хозяина всякое добро завсегда сгодится, ну а нам на то грех жаловаться! – и хотел было выйти из избы.
– Там, Иванович, ещё кой какая весточка для тебя вложена, – тихо промолвил Лавр.
– Что-о? – протянул непонимающе Андрей.
– Нуу, это, – мялся Буриславович, – Перед самым нашим отходом из Готланда мне с герцогиней довелось увидеться. Мы тогда готовили когги к плаванью, а она как раз в Уппсалу в королевскую резиденцию Швеции готовилась отплывать. Там же вот на пристани и передала этот запечатанный свиток. Грустная была очень… И ещё, – и ветеран как-то странно засмущался и отвёл глаза в сторону.
– Ну, что ещё, говори же, не тяни! – неожиданно горячо даже для себя самого вскричал взволнованно Андрей, пристально вглядываясь в собеседника.
– Хм, прости, Андрей, не моё, это конечно, дело, но как смолчать-то тут, – вздохнул, вороша на голове пятернёй куцые волосы, старый друг, – По всему видно, что не праздна она. Вот такие вот дела…
– Чего-о!!! – только и смог протянуть огорошенный последними словами Андрей и, разом побледнев, присел на лавку.
– Ну, того! По всему видать, что тятькой тебе быть ещё раз сподобилось, Андрюх, а что же ты хотел то?! Так-то мужик ты хоть куда, хотя уже не молодой, конечно. Марта, значит, баба тоже справная, хотя опять же, конечно, херцогиня. Но, с другой стороны, ведь херцогиня – это ведь тоже женщина! – перечислял Сотнику очевидное Лавруха.
– Ё моё! – только и смог протянуть, сидя, Сотник, – Как так-то?!
– Хм, ну бывает так, что уж тут! – улыбнулся Буриславович, – У самого вон четверо, а то не знаешь, как это? Ну, вот и пятый, Бог даст, значится будет.
– Да я не о том, Лавр, ты хоть сам-то представляешь, какого ей там, в этой Уппсале, в королевской резиденции находиться. Да её же теперь живьём сожрёт вся их тамошняя свора! – и, громко застонав, Андрей схватился обеими руками за голову, – А я-то, дурак, мимо ушей всё пропустил! Она же мне сама ещё на обратном пути говорила, что у неё вообще аппетита нет, и что тошнит её весь обратный путь. А я «качка» говорю, «ничего, на твёрдой земле непременно полегчает,» а она мне ведь только улыбнулась в ответ.
– Ну почему она мне сама об этом всём тогда не сказала, а, Лавр? Ведь всё можно было бы изменить, забрал бы её с собой, и не один конунг бы до неё в наших лесах не добрался! – и Андрей аж взвыл, представив, каким опасностям сейчас подвергается его возлюбленная.
– Ну, не знаю, не знаю, Иванович, женская душа ведь она такая, загадочная. Я вон до сих пор свою Марфу и не враз-то разгадаю, хотя душа в душу больше трёх десятков годков вместе уже прожили. Ну, я пойду может?
И, сочувственно взглянув на командира, он бочком проскользнул на улицу.
А Андрей так и остался сидеть, и что теперь со всем этим делать, ничего ему пока в голову не приходило.
Глубоко вздохнув, он снял с себя верховую одежду, зажёг пару светильников и, сев за свой рабочий стол, вскрыл ножом провощенный кожаный мешок.
Первым на столешницу выпал маленький свиток со знакомым именном оттиском перстня Шведской герцогини Марты Эрриксон, дочери короля Швеции Эрика Х Кнутссона и родной сестры ныне правящего короля, Эрика Шепелявого. В волнении вскрыв сургуч, Андрей углубился в чтение, уже совершенно машинально переводя всё со старославянского на привычный язык своего разума.
«Дорогой Барон Андреас! Мой Андрей! Я очень по тебе скучаю. Каждый день, вечер или ночь передо мной стоит твоё лицо. Я вспоминаю наши разговоры, все наши дни и, прости, наши ночи. Судьбе было угодно нас свести в этой жизни и так же затем разъединить. Знай, что бы со мной не случилось в дальнейшем, я была по-настоящему счастлива только с тобой. Прости свою девочку за всё то, что было сказано или сделано не так, или же не к месту. Мы тебя любим!»
И большая клякса буквально размыла подпись из средневековых чернил.
«Мы тебя любим, мы тебя любим,» – повторял Сотник, словно вглядываясь в верстовую тысячную даль, держа в руке серебряный образок Девы Марии, подаренный при прощании милой.
– Я что-нибудь придумаю, моя Марта, подождите немного.
Он не знал, как и что он вообще может сделать в той ситуации, когда его возлюбленная находилась в чужом, сильном и враждебном ему государстве. Но опускать руки было тоже не в правилах Сотника. Он обязательно что-нибудь придумает, только дайте ему на это немного времени.
За столом уже сидел не раздавленный и сломленный тоской человек. Теперь за ним сидел мужчина, воин, готовый драться за своих близких и нести за них ответственность.
Повертев в руках большой запечатанный лист пергамента, выделанный из тонкой кожи, Андрей вскрыл сургуч с большой княжьей печатью и углубился в чтение.
«Здрав будь, Андрей Иванович! Командир славной новгородской бригады и барон Любекский»!
– Хм, и тут озорной князюшка без этих своих шуток-подколочек не обошёлся, отметил-таки в послании мой новый заграничный титул, – подумал Сотник и продолжил чтение.
«Слава о ратных подвигах Андреевской бригады у всех на устах в Великом Новгороде. Не каждому сия слава по нутру. Есть тут среди господ и те, которые воду мутят. Дескать, незачем было Герцогство Эстляндское конницей ворошить да Ливонских крестоносцев вовсе не нужно было тревожить. И города да крепости брать в германских землях и в датском королевстве, дескать, никто Андреевской рати не приказывал. Но сам я тут по-другому думаю. Вы показали, что русскому воину по плечу любое ратное дело, будь то на море, в крепости, али и вовсе на широком ратном поле. Пусть враг боится нашего булатного меча и скулит в своём логове, всегда ожидая удара, а не лезет к нам за поживой на землю русскую.
Высоким Господнем советом признана в итоге вся правильность и полезность ваших деяний. За проявленную доблесть Андреевской дружине будет жалована большая и заслуженная награда. Но да то, дела Посадника с Тысяцким, и я в то, в ихнее, не касаюсь.
У меня, Андрей Иванович, к тебе и к твоей бригаде будет отдельное ратное дело, и о том я пишу тебе прямо. Понимаю, что вы не успели хорошо отдохнуть после такого большого похода, однако прошу тебя как друг, а даже не как Новгородский князь. И ещё прошу о вашей ратной помощи как воин – воина.
Высоким Господним советом задуман большой поход в земли западнее Ладоги. Наши давние данники и союзники, племя карела, терпят в последнее время постоянные набеги, всяческое притеснение, тяготы и кровопролитие от своих западных соседей финских племён еми и суми. Те в своё время ещё при великом князе Ярославе Мудром Великому Новгороду дань платили. Но уже вот как пять десятков лет без малого, как они отложились от сей тяготы, а затем и вовсе свеям поклонились. Теперь же с их науськивания и поддержки и вовсе наших верных данников и союзников карелу стали примучивать. Коли не защитим мы карелу, так побьют их, а сумь и емь на Ладоге тогда встанут и утвердятся. А там будут уже и самому Великому Новгороду разореньем угрожать, торговые пути ему перекроют, а самое страшное, что с ними на Ладоге и Швеция утвердиться. Тогда и вовсе тяжко нам станет.
Дабы не допустить всего этого и пресечь сие безобразие, в последних числах декабря я со своей дружиной вместе с ушкуйниками иду в зимний поход. Коли надумаешь, милости прошу и вас в наш ратный строй, тогда мы совместно задуманное дело сотворим.
Сбор всех войск предполагаю на своём загородном подворье, на Неревском конце, у речки Веряжки.
Весь съестной припас, корм для коней, тёплую рухлядь и всё прочее, в чём только какая нужда будет, Высокий Господний совет предоставит вашей рати с избытком.»
Внизу оттиск личной княжеской печати и дата.
Всё было как обычно кратко и ёмко, как раз в стиле Ярослава Всеволодовича. Что-то подобное Андрей и предполагал, слушая рассказ Лавра Буриславовича о странных вопросах князя при беседе после их возвращения из заграничного похода. Да и по тем отголоскам памяти из прошлой жизни что-то подобное о походе новгородцев в финские земли тоже подспудно всплывало в его сознании. Никакой конкретики, правда, в этих «отголосках» не было, кроме того, что после удачной для Новгорода зимней компании, обозленная сумь и емь совершила в отместку через какое-то время новый набег на приладожские земли. И опять же там была бита. Ну да это всё было в другой жизни, а как оно повернётся тут, было совсем ему теперь непонятно, и так вон сколько нового пришло в это время с его появлением. Так что, как говорится, поживем-увидим, – и Андрей, убрав пергамент, направился проверить, как разместились вновь прибывшие, и в первую очередь раненые.
Глава 4.Уппсала, столица королевства Швеции
В зале приёма королевского дворца Уппсалы было жарко и сумрачно. Хоть и горело тут более двух десятков смолистых факелов и жировых светильников по всем бокам, но света всё равно было мало, и смутные тени стояли в углах, искажая лица присутствующих, оттого делая их ещё более резкими и неприветливыми. Да и как тут было выглядеть по-другому, когда на малом королевском регентском совете обсуждались вопросы, касавшееся всех многочисленных кланов и родов Швеции. Со времён древних Инглингов не было покоя и стабильности в королевстве. При установившемся со времён викингов выборном начале, власть тут передавалась конунгам из трёх самых могущественных родов, носивших имена своих основателей: Стенкиля, Сверкера и Эрика. Возникшее из владевшей землями древней крестьянской аристократии дворянское сословие, являясь опорой в военных делах, набирало всё больше веса на общественных собраниях – тингах. Из их среды тоже начали выдвигаться несколько сильных родов, также требовавших свою долю власти. И самым сильным здесь был род Фолькунгов, вышедший из потомков вестготов. Любому королю Швеции приходилось учитывать все разногласия и чаянья родов и кланов своих поданных. В противном случае, шатающийся трон занимал другой, более удобный претендент, а прежнего монарха в лучшем случае ждало изгнание, ну а в худшем – смерть, причём зачастую со всей своей семьёй и близкими из проигравшего борьбу рода.
Шумные дебаты уже подходили к концу, Эрик XI Шепелявый обвёл взглядом длинный стол, за которым заседали разгорячённые спорами представители основных шведских кланов и вновь постарался примирить все враждующие стороны.
– Славные сыны Швеции, не время враждовать и считать ошибки у своего соотечественника и соседа. Сейчас самое время объединить все наши силы для того, чтобы усилить нашу общую державу. Морская владычица Дания ослабла в противостоянии с Ганзой и Саксонцами. У немцев, в свою очередь, весь интерес сейчас – это выдавить датчан на их острова и забрать под себя земли в Эстляндии и Ливонии. За Готланд мы можем пока больше не опасаться. Он теперь никому не по зубам, и пришло уже время сосредоточить свой взгляд на востоке. Только там, в Тавастии, мы можем прирастить королевство новыми землями и данниками. Край тот богат мехами, что так ценятся во всех странах и приносят хороший доход. Жители же этой дикой страны делятся на три народа Суоми, Хями и Карела. Мира между ними и раньше то не было, а теперь же с нашей помощью там и вовсе идёт затяжная война. Нам осталось только помочь западным тавастам против восточных карел, и тех изгонят за Ладогу, а там уже и исконные земли русского Новгорода начинаются. Богатые, замечу вам, земли. Пройдёт немного времени, и мы сможем покорить все местные финские народы с помощью креста и меча, а там уже займёмся и самими русскими. Папа Григорий IX обещал мне продолжить дело своего предшественника Гонория III, поддержать все наши деяния на востоке и даже, более того, объявить и благословить крестовые походы против язычников Тавастии и против Руси. А это значит, что, если разразится война с Новгородом, то мы в ней будем не одни, и в общем натиске на Русь нас поддержат Ливонские ордена немцев крестоносцев и многие другие западные народы.
Уставший от такой длинной речи Эрик сделал длинную паузу, собираясь с силами. Король был весьма слаб физически, и его постоянно мучили головные боли.
Кнут Хольмгерссон, Глава Регентского совета при короле, сидящий напротив монарха, сделал недовольное лицо и, воспользовавшись повисшей паузой, постарался набрать политических очков в вечной гонке за власть.
– Все мы знаем, как Его Величество ревностно отстаивает интересы нашей державы и… – Кнут, сделав постное и бесстрастное лицо, закатил глаза к закопчённому потолку… – И, в первую очередь, интересы своего личного трона.
Все, кому адресовалось это послание, зашептались на своих местах и закачали согласно головами.
– Ему, в силу сложившихся обстоятельств, – и Кнут печально развёл руки, – Не идти со своими славными войсками в битву, как это сделал только недавно его ближайший родственник, храбрейший король Дании Вальдемар II, да и другие князья, и монархи с противоположной Вальдемару, германской стороны. За всё на поле брани придётся платить кровью нам, верным подданным королевства. Готовы ли мы все выступить сейчас на войну с Русью? Ещё четырёх десятков лет не прошло с тех пор, как прошлись эти русские вместе с карелами по нашим прибрежным городам и землям. Не зря в их главном новгородском храме Софии стоят Сигтунские врата, вывезенные из разрушенной до последнего камня нашей старой столицы. А до нас тут ещё слухи доходят, что не слабей прежнего сейчас русская земля, и даже в том кровавом сражении при Борнхёведе принимало участие её войско, пробившись в германские земли и затем вернувшись к себе обратно. Тут надо много раз подумать, стоит ли нам так огульно бросаться в войну с таким сильным противником. Не лучше ли исподволь, руками тех же прикормленных тавастов, да с помощью малых сил втянуть Новгород в затяжную войну, ослабить все силы противоборствующих сторон, а уж потом и прибрать всё к своим рукам?
И многие головы на королевском совете закивали согласно головами.
Молчал Эрик, прекрасно понимая, что не время ставить на место этого выскочку, слишком пока слаб его шатающийся трон. И совсем уже притупил он свой взор, прикрыв рот платком, словно бы в кашле, когда главный регент нанёс ему последний, по-змеиному точно рассчитанный удар, ударив по самому слабому месту короля, по его семье.
– Все мы скорбим по той причине, что у короля пока нет законного наследника, чтобы передать ему затем всю высшую власть в стране, конечно же, с одобрения всеобщего тинга и, в первую очередь Высокого Совета, – и Кнут Хольмгерссон с обвёл взглядом всех собравшихся за огромным столом, – Тем печальнее, что до нас доходят слухи о якобы имевшей место быть хм…некой дружеской связи между герцогиней Мартой и тем вождём из новгородской дружины, что как раз и совершил столь дерзкий поход в германские земли, и где, сказывают, добыл для себя и своего войска великую славу. Ещё и получив к тому же титул Барона Любекского. А Любек это, на минуточку, господа, один из тех двух городов, что его войско взяло приступом, причём попутно, идя на своё главное поле брани морем. Всё это, конечно, очень неприятно и было бы хорошо, если бы Его Величество решил бы сам все те возникшие неприятные вопросы в своей личной семье.
И Глава Регентского Совета с масляной улыбкой воззрился на монарха.
В зале всё стихло, и только было слышно, как потрескивают дрова в огромных каминах по бокам, да шипят выгорающей смолой факела.
Крыть тут было нечем, и, совладав с волнением, Эрик, подняв глаза, прошепелявил:
– В своей семье я всё улажу сам. По восточным делам пусть всё идет так, как вы и задумали. На этом сегодняшний совет предлагаю закрыть.
Свой сегодняшний бой, в своём же личном дворце король проиграл «в сухую», и он словно физически почувствовал всю эту шаткость и слабость своего трона, и не последней в этом была заслуга его родной любимой сестры. Король шёл по тёмным переходам вглубь дворца, туда, где жили его самые близкие в этом мире люди, единственные, кому он мог доверять и кто любил его таким, какой он был: хромым, шепелявым и уродливым человеком.
– Подождите за дверью, – кивнул он двум своим телохранителям и, шагнув в комнату, поплотнее прикрыл за собой дверь:
– Добрый вечер, сестра, у тебя тут как всегда чисто и уютно.
Поднявшаяся со скамьи высокая и белокурая девушка что-то перед этим вышивающая, отложила платок в сторону и вежливо поклонилась королю.
– Я рада, что тебе у меня нравится, брат, только ты в последнее время почти совсем не заходишь к своим сёстрам Марте и Ингеборге. Я-то всегда могу найти, чем себя занять, а вот младшей совсем непросто сидеть в этих мрачных стенах после такого интересного летнего путешествия, – и тёплые воспоминания осветили мягкой улыбкой лицо Марты.