–Дядька Аким, Сотник просил тебя поговорить с его и твоими бывшими боевыми товарищами. Особенно с теми, что по причине увечий и ран, или тяжести годов, от службы ратной уже отошли, но бодрость духа и сил телесных сохранили. А особливо тоску по ней, по этой самой службы, бы не утратили.

Сказано так же, что лучше бы, чтобы они имели наставнический навык работы с детинными, и сами бы были при этом людьми порядочными и правильными.

–Артём, я знаю, что ты грамотку от тестя и сам получил, и там уж тебе всё, что нужно прописано. С Владыкой по долгу службы ты пересекаешься и, когда будет правильно с ним нужный разговор завести тебе более чем всем нам лучше известно. Ну и по поводу отбора детишек к весне-лету в обучение.

Просьба к нам всем будет. В первую очередь, найти около шести, семи десятков мальчиков двенадцати-четырнадцати лет. Таких, в ком искра духа воинского была бы и стремление развивать его было бы превеликим. Особенно просьба была отбирать детей осиротевших, оставшихся без пригляда и попечения родителей и своих ближних. А, зная, сколько у нас сиротами остаётся да бродит потом неприкаянными как кутята, брошенные по чужим углам и на улицу, больших трудностей в этом не вижу.

По поводу трёх, пяти семей холопов, что в земледельческой науке искусны будут, думаю, что тоже всё не сложно. Да и по ремесленным и мастеровым посмотрим. Нужны, как я понял, ремесленные по кузнечной части, суконной, гончарной и оружейной. Да и каменных дел мастеров Иванович просит себе подыскать.

Вот нам и нужно поспрашивать да приглядеть, где и кто под рабскую кабалу попал, чтобы не по своей воле или безделицы, а из-за каких-нибудь печальных обстоятельств. Выкупить и привезти их всей семьёй без раздробления в усадьбу. За одно, это, они даже будут счастливы. И трудиться станут уже на совесть. Но этим уже мы ближе к маю основательно займёмся.

Сегодня у нас десятое ноября будет. Думаю что, ровно через две седьмицы – двадцать четвёртого, соберёмся мы за этим столом и уже с теми ветеранами, кого дядька Аким найти сможет. А там уже поговорим, да и готовиться в путь будем. На том разговор и закончился.

Стан Свири Кривого.

Голова с утра была как вечевой Новгородский колокол. Било и пульсировало в висках, давило на отупевшие от длительной пьянки мозги.

Всё, хватит, нужно с этим пока завязывать, и так разброд в ватаге идёт да шатание, а тут ещё сам атаман всё из запоя выйти не может. Эдак и на меня хвост поднять могут! Итак, два дня назад за пьяным общим столом Шелудивый с Крысом обнаглели и начали предъявлять, что якобы добыча между ватажными не честно делиться, да им всем перепадают жалкие остатки. А всё же, главное достаётся самому атаману и его приближённым.

Как не был пьян атаман, но такие опасные «заявы» он мигом просчитывал, и что за ними может последовать тоже понимал, это если их не пресечь вовремя.

Поэтому и валялись сейчас те бузотёры с отсеченными башками в ближайшем овраге. Ну да всем языки не заткнёшь, и пора бы было уже всех занять делом.

Свиря Кривой, прозванный так из-за повреждённого глаза, вышел из закопчённой головной избы на снег. Тут дышалось гораздо легче, и он окинул мутным взглядом всё вокруг.

Разбойный стан Кривого был спрятан в лесу с южной стороны озера Ямное. Состоял он, собственно, из большой выстроенной на старинный скадинавский манер и погруженной наполовину в землю, срубной землянки, где и обитала большая часть его ватаги. Рядом же были пара клетей-сараев для хранения добычи, конюшня, покосившаяся баня, и врытая в землю темница, где содержалась в виде рабов немногочисленная прислуга да удерживаемые пленники, или жертвы.

Чуть в стороне стояла головная изба, где жил сам атаман и шестеро его наиболее приближенных приспешников.

Ещё дальше, с краю поляны, стояла небольшая юрта его главного воеводы Биляра. Странный был, конечно, этот булгарин, но воин и командир он крепкий и удачливый. Однако, уже больше месяца как сгинул он со своей ватажкой, и «не слуху, не духу от него не было» с тех пор. Оттого-то в ватаге и шло брожение да борьба за освободившееся место, а, следовательно, и за долю с добычи, и кусок пирога пожирнее.

Сам же атаман не спешил с выбором своего воеводы, ни один из претендентов даже в ратном исскустве не стоил мизинца Биляра. Не говоря уж об уме и хитрости булгарина.

Ну, да делать было нечего, как-нибудь и без него справимся, благо всё и так заранее было отлажено и определено в его банде.

–Головных созови, да вон тому рабичу плетей дай, чтобы шевелился бойчее!– бросил он через плечо своему ключнику, отвечающему за общее хозяйство, и, справив малую нужду тут же возле крыльца, развернулся, чтобы зайти в избу.

–Ах ты тварь мелкая, сгною!

Ключник Бондарь начал плетью настёгивать забившегося в сугроб седого и сгорбленного рабича, что выполнял самую грязную работу у ближайшей отхожей ямы. Ты у меня в этой самой яме утонешь по весне, если только дожить до неё сможешь!

Угораздило же на глаза похмельному атаману попасться. И теперь жди, напомнит при дележе добычи, что Бондарь уже два года в разбои не ходит, отсиживается в стане, а у него в хозяйстве порядка нет!, –и он снова хлестнул, что было мочи, бедного доходягу…

–Забьёшь до смерти, кто грязную работу делать будет? Сам, Бондарь, дерьмо руками разгребать станешь? –атаман ехидно улыбался, глядя на ключника.

–Вот ушёл же уже, нет, нужно было и тут изъян найти, что опять не так? –с тоской подумал Бондарь.

–У тебя сколько рабов-то осталось в темнице?

–Так пятеро было вот с этим, –и Бондарь плюнул на лежащего у ямы бедолагу.

–Ну вот, и все через раз дышат. Баб так и вообще давно ни одной не осталось. Всех кончали. Какая долго же такое выдержит? От того то и жрём сейчас что попало, да завшивленные все ходим. Это я о том должен думать!?

–Виноват, Свирей Мефодьевич, всё поправлю, как есть. Только где же мне людишек-то взять, и эти ж попередохнут скоро?

–Ладно, скоро ватага в засаду сядет, мужиков с купеческим добром на обозах возьмём, а вот по бабам да девкам ты сам и расстараешься. Засиделся уже поди в стане, разжирел тут. Возьмёшь тех двух лесовиков из чудинов, что прибились к нам в прошлом месяце из бывшей ватажки Ворона. Их банда под Крестцами жировала и в сговоре с хозяином местного подорожного была. Давно сам хотел того Ворона кончить, уж больно наглый гадёныш был, и ко мне примкнуть не захотел, го-ордый! Ну да кто-то и без меня нашёлся. Так вот, когда наберёшь баб, заедешь в Крестцы на постоялый двор. Скажешь хозяину, что ты от меня, Ворона с бандой нет, и он подо мной теперь будет. Пока пусть просто платит, а позже мы и под него у Крестцов засаду выставим. Там место хорошее, есть, где проходящих бить. Да, и с собой возьми пятерых из десятка Окуня, им то в засаду ещё нескоро вставать!

Единственное мутное окошко из бычьего пузыря практически не пропускало дневной свет в закопчённую и грязную головную.

Однако, было видно, что обитающие здесь, были людьми с претензиями. Все стены были увешаны разнообразным оружием, на полу лежали дорогие персидские ковры, на тяжёлом дубовом столе стояла оловянная, медная и даже серебряная посуда.

Всё из добычи.

Недалеко от разбойного логова проходили два богатых старинных купеческих пути «из варяг, в греки», и банда Свири Кривого стабильно собирала на них свою кровавую добычу.

Вот и сейчас атаман с пятью своими старшими собрались для того, чтобы обсудить свои ближнии планы.

–Ну что, десятнички, Биляра мы, похоже, уже не дождёмся, или сгинул где, или к себе в Итиль подался. Хотя вряд ли это. Столько имущества дорогого тут в своей юрте оставил да ещё и коня породистого. А конь, сами знаете, самый близкий друг ему был. Не мог он его просто так бросить! Так что, видно, всё же сгинул где-то наш воевода вместе с пятью ватажниками. Ну да мы и без него справиться сможем. Всё мы уже с вами обсудили тут, так что слушайте теперь мой указ!

И подручные атамана–Плётка, Цеп, Ухват, Метла, Рысь и Окунь напряглись:

Похоже, что скоро станет ясно, кто выиграл борьбу за власть, чтобы стать заместителем главного. И кто сможет выхватывать самые жирные куски от добычи, откидывая только огрызки проигравшим.


–Задумку мы не меняем.

–Плётка, ты со своим десятком идёшь перекрывать нижнюю санную дорогу по Поломяти. Связь держишь с хозяином постоялого двора Жмудином из Яжелбиц. С добычей возвернёшься не раньше февраля месяца, когда тебя Рысь с десятком своим сменит. Двенадцать человек на всё там тебехватит. Цеп и Ухват со своими большими десятками заступают на верхний Селигеров путь. Через шесть седьмиц, в начале февраля как и у Плётки их меняют Метла с Окунём. И вот кто сможет взять самую богатую добычу да проявит себя удачливым и умелым, тому я и доверю быть своим воеводой!

За столом разом загомонили:

–А что Плётке-то кусок такой жирный! Конечно, он там наберёт поболее, чем мы! Самые сливки всегда снимает!

–Что, Плётка!? Ты, Окунь, за собой смотри, не умеешь обозы брать, так и скажи, так мы тебя коней пасти пошлём!

–А почему Цепа с Ухватом первыми, им и сливки собирать, а мы обглодки от них уже к весне!

–А ты тут рот не разевай! Ухарь какой!

–А ну молчать всем! Тихо, я сказал! –и гвалт утих.

–Как я сказал, так всё и будет, а кому что не нравится, так вы мне сейчас в глаза и скажите? Ну мы и пошепчемся с вами тихонечко,–сказал прямо, аж мурлыкая, Свиря.

Но дураков не было, они все уже раньше вымерли. Все прекрасно знали взрывной и непредсказуемый характер атамана. Поэтому в избе повисло тяжёлое молчание.

–Ну вот и ладно. Бондарь тоже при деле будет, с теми их ватаги Ворона да пятерыми из десятка Окуня пойдёт по селищам. Баб да жратвы на весну наберёт.

–Твой десяток, Метла, пойдёт ниже по селищам да погостам. Избы особо не жгите там, если баб да девок с харчами сами отдают, пущай живут пока. Всех пожжем, с кого щипать потом будем? –и засмеялся.

––Плётка на двух санях выдвигается завтра. Цеп с Ухватом–через день позже него, остальные уже после.

–Всё оружие и обоз покажите сначала Бондарю, потом мне лично перед самой отправкой. И, не дай Бог, я увижу где-то какое упущенье! А теперь пошли вон! –и Свиря потянулся за кубком со стоялым мёдом. Пора уже было гасить эту головную боль…

Зимняя усадьба.

Ноябрь 1224 года выдался пуржистым. Махом засыпало все дорожки и тропы зверей. Прикрыло белом покрывалом леса да овражки, замело даже продухи у медвежьих берлог.

Сотнику постоянно приходилось чистить двор, загон для скотины и дорожки от хозяйственных построек к избе. Ну да это было не в тягость, и вполне себе даже скрашивало быт. Впрочем, вообще было жаловаться грех. С дедом Кузьмой и его внучатами жизнь обрела какое-то воистину уютное и семейное значение.

Дети часами кувыркались с Сотником в снегу, строили крепости и снежные бабы, а по вечерам слушали, открыв рот, о далёких и жарких странах, диковинных зверях и растениях. Лада, как более старшая, а ей шёл уже десятый год, хлопотала по хозяйству. Вся кухня была на ней, и не было уже нужды есть пресные лепёшки с подгоревшей дичиной. В опарнице, большом глиняном горшке с широком горлом, всегда квасилось кислое тесто. И у них уже давно не переводились пироги, булки да блины. А уж запах свежее испечённого каравая чуяла, небось, даже стая волков, обосновавшаяся на соседнем болоте.

Стая эта, кстати, вызывала определённое опасение у Андрея.

Несколько раз уже ночами подбиралась она к самой усадьбе и даже натоптала прошлой ночью на загоне скотины. Но долю здоровой осторожности волки имели, а скорее всего, было вокруге дикое зверье, составляющее пока им пищу. Поэтому, стоило только Андрею выкатиться с луком, «след тех уже и простыл» за спуском к близкой речушки Дубнице.

На широких охотничьих лыжах, подбитых камусом из шкуры лося с голени, давал каждый день Андрей хороший круг. Нужно было, как следует изучить окрестности, а зимой это было даже удобнее делать, опираясь в походах на многочисленные русла рек и ручьёв. Да и поостеречься тоже следовало. Никогда не нужно было забывать, что где-то не так уж и далеко «держат округу» две приличные, по местным меркам, банды. И было бы хорошо знать, не перемещаются ли они в опасной близости от усадьбы.

Но в этом отношении всё было спокойно. За целый месяц лыжных пробежек никаких следов человека Андрей тут не встретил. А вот следов зверей было множество!

Каких только не было –куницы, росомахи, рыси, зайцы, тетерева и куропатки, лоси, да много кто тут отметился.

Нашёл даже Сотник пару занятых медвежьих берлог в буреломах. Так что, примерная карта заселения дичью его поместья была составлена плотно. Сам он, конечно, не был промысловиком охотником, так как уж больно много возни доставляла сама выделка шкурок. Но на будущее, всё знать было полезно.

Сегодня Андрей припозднился и к усадьбе подкатывал уже в сумерках. В заплечном мешке чувствовалась тяжесть двух добытых тетеревов. Думал и третьего взять, да зачем ему лишнее. Так и упорхнул красавец в соседний сосновый бор.

Подмораживало уже с утра, и чувствовалось, как пощипывало при быстром скольжении щёки. Похоже, будет ещё сильнее давить, и Андрей прибавил ходу. Хотелось скорее уже в избу, да к горячей печке. А там и Ладушка обещала пирог с зайчатиной испечь…

За спиной вдруг раздался леденящий кровь волчий вой. Затем через минуту с одного бока, а потом с другого. «Никак меня обкладывают?» – с тревогой подумал Сотник, –Вот же неугомонные.

Виднелись уже в сумерках очертания построек, и от них прямо навстречу Андрею выкатился кто-то укутанный в меховину, с огненным факелом и жировым светильником в руках.

–Андрей Иванович, сюда! Быстрее!

Всё успел! И вместе с Кузьмичём, который и встречал его готовый вступить в схватку со стаей, они забежали в сени:

–Андрей Иванович! Ну, разве ж так можно? Ночь ведь уже на дворе, как так-то припозднился? И эти ж клыкастые тут как тут!

–Спасибо, Кузьмич, всё нормально. Зашёл просто сегодня далеко. Да меня так просто не возьмёшь, – и улыбнулся широко.

––У меня же в колчане тридцать смертей сидят. Неужто не хватило б на стаю?

–Да дали б они тебе себя поодиночке ухлопать! Накинулись бы все разом, и крышка! –продолжал ворчать старик.

–Ну да, ну да, всё может быть. Что-то волки совсем нынче обнаглели. А сегодня, коли меня гнали, так и вообще, небось, весь страх теперь потеряют. Хозяева!

Общипали, выпотрошили да прибрали в сени тетеревов. Затем и поужинали все вместе «по-семейному» за общим столом.

Была вкусная каша на козьем масле и пирог с зайчатиной. Всё как всегда вкусно и умело приготовлено маленькой хозяйкой.

После ужина уже каждый занялся своими вечерними делами.