– Говори, – приказала она.
Ванзаров остановился так, чтобы между ними осталось расстояние больше вытянутой руки. Он представился, впрочем, не поминая полицейского чина.
– Для чего понадобилась тебе, Родион? – спросила Рада.
– Простите, не знаю вашего отчества, – сказал он.
– У цыганок отчества нет.
– Я обращаюсь к мадам Штальберг…
Она сверкнула глазами, в которых один барон уже утонул окончательно.
– Зови Радой.
– Благодарю. – Ванзаров поклонился так сдержанно, чтобы у всех, кто находился позади, не возникло желания броситься на выручку. – Вчера вечером в ресторане «Донон» в отдельном номере вы провели вечер с господином…
– Тебе какая печаль? – перебила она, не отводя взгляда. – Заплати, и тебя повеселю.
– Через несколько часов после того, как вы убежали из «Донона», господин Квицинский утонул в Екатерининском канале.
Рада мотнула головой, будто отгоняла комара, и вдруг засмеялась. Смех ее был звонкий и пронзительный, как бьющееся стекло. Было так смешно, что она согнулась и взмахнула концом шали, как крылом, ударив Ванзарова по глазам. На мгновение он ослеп, а когда смог видеть, цыганки и след простыл. Только шумели и ломались кусты, сквозь которые она убегала все дальше и дальше.
В погоню Ванзаров не пустился. Скрываться в столице негде.
На сырой земле там, где стояла Рада, что-то желтело. Он нагнулся и поднял фигурку, слепленную из воска. У человечка была голова без шеи, ручки и ножки. Глаза смотрели угольками. На животе торчала пуговица, а из головы росла прядь волос. У человечка не было рта, и казался он исключительно мерзким, как дурной сон после обеда.
41
Литейный проспект, 4
Бурцов дал себе слово, что последний раз взял помощника по протекции. Негодный юноша еще в полдень был отправлен в сыскную за Ванзаровым, а его нет до сих пор! Где можно шататься столько времени? Наверняка встретил по дороге приятелей, зашли в кофейную, и помощник забыл обо всем. Ну, ничего, надолго запомнит, что такое не выполнять поручения следователя по особо важным делам. Вылетит с теплого места, несмотря на заступничество отца.
Александр Васильевич злился на бездельника, которого пригрел под своим крылом, но, честно говоря, не совсем представлял, как повести разговор с Ванзаровым. Предлог вызвать его имелся, а вот снять рожок телефонного аппарата и телефонировать в сыск почему-то не смог. Робость или нерешительность следователю были незнакомы. Его сильно раздражала сложность ситуации, в которой оказался. Дошел слух, что со вчерашнего дня Ванзаров выполняет какое-то особое поручение охранки, что было совсем странно. Никаких признаков того, что чиновник сыска продолжает розыск machina terroris наперекор оскорбительному запрету Зволянского, не было. Неужели расчет оказался неверным, Ванзаров проглотил обиду и сделал то, что от него не ожидали: подчинился приказу? Если так, то Бурцов искренне не понимал, как должен выкручиваться из капкана, который сам устроил.
Мучиться в раздумьях было не суждено. В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, вошел Ванзаров. Петеньки Войтова при нем не имелось, если только тот не сложил помощника пополам и не засунул в корзину для бумаг. Бурцов не столько обрадовался удаче, которая сама ввалилась в кабинет, сколько насторожился. Ничего хорошего случайности не сулили. Тем не менее он выразил удовольствие внезапному появлению чиновника сыска. Зная, что Ванзаров не будет любезничать и впустую тратить время, Бурцов решил перехватить инициативу.
– Слышал, взялись помогать охранному отделению? – спросил он чрезвычайно равнодушно.
– Выполняю поручение полковника Пирамидова, – последовал ответ. Ванзаров сел, куда захотел.
– Похвально… Наша общая цель защищать и оберегать устои государства… В чем состоит поручение?
– Прошу простить, вы сами можете задать этот вопрос полковнику.
Дерзость была такова, что не подкопаешься. Действительно, чиновник сыска имел полное право не отвечать, чем вызвал тревогу. Бурцов понимал, что Пирамидов не побрезгует любыми средствами, лишь бы получить машину страха.
– Разве Владимиру Михайловичу мало аппарата, который вы ему передали? – все же рискнул Бурцов.
– Они догадались, насколько биометр доктора Барадюка красивая и бесполезная вещь, – ответил Ванзаров без тени чиновной обходительности. – Полковник обещал меня стереть в порошок.
– Не могу поверить, что вы испугались.
– Жаль остаться без жалованья и надежд на пенсию, – сказал Ванзаров с откровенно честным лицом. – Логичный выбор, ничего более.
Бурцову оставалось только надеяться, что Ванзаров не смог разгадать намек, уж больно откровенным казалось признание. Неужели и этот стальной характер согнули? Следователю не хотелось в это верить, но ничего иного пока не оставалось.
– Желаю успехов в сохранении жалованья и пенсии, – ответил он. – А у меня еще одна малоприятная новость…
– Кто-то сошел с ума? – спросил Ванзаров, как спрашивают о здоровье тетушки, от которой ждут не дождутся наследства.
– Представьте себе: преподаватель латыни в 3-й гимназии, тут недалеко, на Гагаринской, некий Образцов, известен непреклонным характером. Получить у него «отлично», все равно что написать речь на классической латыни. И вдруг на уроке негодяи-гимназисты лепечут вместо латыни всякий вздор, а он ставит высший балл. Причем уверен, что ученики говорят с ним на отборной латыни. Как вам такое?
Окончив филологический факультет университета по кафедре классических языков, Ванзаров знал, как сказывается на слабых мозгах тяжеловесный язык Марка Аврелия и Цицерона. Были случаи, когда профессора отправлялись прямиком в лечебницу душевнобольных и там продолжали выступления в римском сенате. Что говорить о школьном учителе…
– Откуда стало известно? – только спросил он.
– Директор гимназии, мой давний приятель, сообщил по секрету… Спрашивает, что делать? – сказал Бурцов, надеясь, что помощь будет предложена.
– Пусть обратится в общество экспериментальной психологии.
Надежды оказались тщетны. Ванзаров явно не желал быть прежним. Чем же его так приманил Пирамидов?
– Воспользуюсь вашим советом, Родион Георгиевич. Раз ничего другого предложить не можете…
– Предложить могу, – сказал Ванзаров. – За этим вас побеспокоил.
– Никаких беспокойств, – оживился Бурцов. – В чем дело?
– Необходимо выяснить, были ли господин, который превратился в петуха, и дама, которая жевала беличью шапочку, на приеме у доктора, который лечит гипнозом. Предполагаю, что это один и тот же доктор. Наверняка ваш учитель латыни побывал у него же.
Бурцов еще раз убедился в таланте Ванзарова задавать неудобные и чрезвычайно неприятные вопросы, особенно когда ответ на них известен.
– Это невозможно, – сказал Александр Васильевич со всей возможной строгостью.
– Почему же?
– Врачебная тайна… Да и как опрашивать людей? Они даже не свидетели.
– Я найду способ аккуратно допросить…
– Нет! – так резко выразился Бурцов, что сразу пожалел. Такие порывы выдают. – Незачем беспокоить напрасно…
Отделаться от Ванзарова вот так просто еще никому не удавалось.
– Есть другой способ, – сказал он. – Запросите у господина Вагнера, у них в обществе такие подробности известны.
– Прошу простить, но не могу вмешиваться во врачебную тайну, – сказал Бурцов, вставая и подавая руку. – Держите меня в курсе.
– В курсе чего? – спросил Ванзаров, отвечая на рукопожатие. – Я строго выполняю распоряжение господина Зволянского.
– Ну, так. Вообще в курсе событий, – ответил Бурцов, понимая, как нелепо выглядит. Не умеет он врать, как ни старается…
Уже развернувшись к двери, Ванзаров задержался.
– Если предполагали, что внезапное сумасшествие – результат действия машины страха, то отчего же не узнать, у кого эти жертвы могли лечиться?
Бурцов пробурчал нечто невразумительное.
– А если вам уже известно имя доктора, то почему оберегаете его? – не унимался Ванзаров, давя все сильнее на мозоль судебного следователя, редкая и мерзкая способность, надо сказать, чем окончательно разозлил Александра Васильевича.
– Ничего мне не известно, – буркнул он, понимая, что ничего не добился и хуже того: почти проболтался о чем не следовало.
– Как прикажете. – Ванзаров поклонился и вышел.
Как часто люди говорят все или почти все, старательно умалчивая или недоговаривая. Логика безжалостно указывала, что господин Бурцов скрывал имя доктора.
В кабинет влетел юный Петенька Войтов. Запыхался и еле дышал, как будто за ним гнались волки, галстук съехал, сорочка вылезла из ремня, а сам он имел вид всклокоченный.
– Так… Вот… же… Ван…фар…ров, – еле выговорил он, глотая воздух и указывая на дверь, в которой исчез Ванзаров. – Да… Как… же…так…
– Где вас носило, молодой человек? – Бурцов нашел жертву, на которой мог спустить раздражение. – Что вы себе позволяете?
Сбивая и запинаясь, Петенька доложил: прибыл в сыск, Ванзарова на месте не оказалось, чиновник сказал, что тот отбыл в один из полицейских участков. Какой именно – неизвестно. Вот он и обегал все ближайшие участки…
Юноша был в мыле и почти без сил. Желание устроить ему выволочку улетучилось. Бурцов в который раз убедился: хуже дурака только дурак старательный и деятельный. Ну, что тут поделать…
42
Фонтанка, 10
Владение собственным экипажем или пролеткой в полном распоряжении смягчает характер. Свобода передвижений дарит новые привычки. Ванзаров подумал, что не завернуть с Литейного на Фонтанку, проехав несколько кварталов, будет глупостью. Когда еще окажется время воспользоваться приглашением… Он приказал везти к Соляному городку.
Изделия Уральского общества обработки камней были многочисленны. Камни не трогали Ванзарова. Драгоценные, полудрагоценные и брильянты наводили на него скуку. Если камни не украдены или похищены, толку в них никакого. Из камней Ванзаров предпочитал древние. То есть руины Парфенона и римский амфитеатр, но как до них добраться, если даже в отпуск невозможно съездить.
Ванзаров остановился так, чтобы между ними осталось расстояние больше вытянутой руки. Он представился, впрочем, не поминая полицейского чина.
– Для чего понадобилась тебе, Родион? – спросила Рада.
– Простите, не знаю вашего отчества, – сказал он.
– У цыганок отчества нет.
– Я обращаюсь к мадам Штальберг…
Она сверкнула глазами, в которых один барон уже утонул окончательно.
– Зови Радой.
– Благодарю. – Ванзаров поклонился так сдержанно, чтобы у всех, кто находился позади, не возникло желания броситься на выручку. – Вчера вечером в ресторане «Донон» в отдельном номере вы провели вечер с господином…
– Тебе какая печаль? – перебила она, не отводя взгляда. – Заплати, и тебя повеселю.
– Через несколько часов после того, как вы убежали из «Донона», господин Квицинский утонул в Екатерининском канале.
Рада мотнула головой, будто отгоняла комара, и вдруг засмеялась. Смех ее был звонкий и пронзительный, как бьющееся стекло. Было так смешно, что она согнулась и взмахнула концом шали, как крылом, ударив Ванзарова по глазам. На мгновение он ослеп, а когда смог видеть, цыганки и след простыл. Только шумели и ломались кусты, сквозь которые она убегала все дальше и дальше.
В погоню Ванзаров не пустился. Скрываться в столице негде.
На сырой земле там, где стояла Рада, что-то желтело. Он нагнулся и поднял фигурку, слепленную из воска. У человечка была голова без шеи, ручки и ножки. Глаза смотрели угольками. На животе торчала пуговица, а из головы росла прядь волос. У человечка не было рта, и казался он исключительно мерзким, как дурной сон после обеда.
41
Литейный проспект, 4
Бурцов дал себе слово, что последний раз взял помощника по протекции. Негодный юноша еще в полдень был отправлен в сыскную за Ванзаровым, а его нет до сих пор! Где можно шататься столько времени? Наверняка встретил по дороге приятелей, зашли в кофейную, и помощник забыл обо всем. Ну, ничего, надолго запомнит, что такое не выполнять поручения следователя по особо важным делам. Вылетит с теплого места, несмотря на заступничество отца.
Александр Васильевич злился на бездельника, которого пригрел под своим крылом, но, честно говоря, не совсем представлял, как повести разговор с Ванзаровым. Предлог вызвать его имелся, а вот снять рожок телефонного аппарата и телефонировать в сыск почему-то не смог. Робость или нерешительность следователю были незнакомы. Его сильно раздражала сложность ситуации, в которой оказался. Дошел слух, что со вчерашнего дня Ванзаров выполняет какое-то особое поручение охранки, что было совсем странно. Никаких признаков того, что чиновник сыска продолжает розыск machina terroris наперекор оскорбительному запрету Зволянского, не было. Неужели расчет оказался неверным, Ванзаров проглотил обиду и сделал то, что от него не ожидали: подчинился приказу? Если так, то Бурцов искренне не понимал, как должен выкручиваться из капкана, который сам устроил.
Мучиться в раздумьях было не суждено. В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, вошел Ванзаров. Петеньки Войтова при нем не имелось, если только тот не сложил помощника пополам и не засунул в корзину для бумаг. Бурцов не столько обрадовался удаче, которая сама ввалилась в кабинет, сколько насторожился. Ничего хорошего случайности не сулили. Тем не менее он выразил удовольствие внезапному появлению чиновника сыска. Зная, что Ванзаров не будет любезничать и впустую тратить время, Бурцов решил перехватить инициативу.
– Слышал, взялись помогать охранному отделению? – спросил он чрезвычайно равнодушно.
– Выполняю поручение полковника Пирамидова, – последовал ответ. Ванзаров сел, куда захотел.
– Похвально… Наша общая цель защищать и оберегать устои государства… В чем состоит поручение?
– Прошу простить, вы сами можете задать этот вопрос полковнику.
Дерзость была такова, что не подкопаешься. Действительно, чиновник сыска имел полное право не отвечать, чем вызвал тревогу. Бурцов понимал, что Пирамидов не побрезгует любыми средствами, лишь бы получить машину страха.
– Разве Владимиру Михайловичу мало аппарата, который вы ему передали? – все же рискнул Бурцов.
– Они догадались, насколько биометр доктора Барадюка красивая и бесполезная вещь, – ответил Ванзаров без тени чиновной обходительности. – Полковник обещал меня стереть в порошок.
– Не могу поверить, что вы испугались.
– Жаль остаться без жалованья и надежд на пенсию, – сказал Ванзаров с откровенно честным лицом. – Логичный выбор, ничего более.
Бурцову оставалось только надеяться, что Ванзаров не смог разгадать намек, уж больно откровенным казалось признание. Неужели и этот стальной характер согнули? Следователю не хотелось в это верить, но ничего иного пока не оставалось.
– Желаю успехов в сохранении жалованья и пенсии, – ответил он. – А у меня еще одна малоприятная новость…
– Кто-то сошел с ума? – спросил Ванзаров, как спрашивают о здоровье тетушки, от которой ждут не дождутся наследства.
– Представьте себе: преподаватель латыни в 3-й гимназии, тут недалеко, на Гагаринской, некий Образцов, известен непреклонным характером. Получить у него «отлично», все равно что написать речь на классической латыни. И вдруг на уроке негодяи-гимназисты лепечут вместо латыни всякий вздор, а он ставит высший балл. Причем уверен, что ученики говорят с ним на отборной латыни. Как вам такое?
Окончив филологический факультет университета по кафедре классических языков, Ванзаров знал, как сказывается на слабых мозгах тяжеловесный язык Марка Аврелия и Цицерона. Были случаи, когда профессора отправлялись прямиком в лечебницу душевнобольных и там продолжали выступления в римском сенате. Что говорить о школьном учителе…
– Откуда стало известно? – только спросил он.
– Директор гимназии, мой давний приятель, сообщил по секрету… Спрашивает, что делать? – сказал Бурцов, надеясь, что помощь будет предложена.
– Пусть обратится в общество экспериментальной психологии.
Надежды оказались тщетны. Ванзаров явно не желал быть прежним. Чем же его так приманил Пирамидов?
– Воспользуюсь вашим советом, Родион Георгиевич. Раз ничего другого предложить не можете…
– Предложить могу, – сказал Ванзаров. – За этим вас побеспокоил.
– Никаких беспокойств, – оживился Бурцов. – В чем дело?
– Необходимо выяснить, были ли господин, который превратился в петуха, и дама, которая жевала беличью шапочку, на приеме у доктора, который лечит гипнозом. Предполагаю, что это один и тот же доктор. Наверняка ваш учитель латыни побывал у него же.
Бурцов еще раз убедился в таланте Ванзарова задавать неудобные и чрезвычайно неприятные вопросы, особенно когда ответ на них известен.
– Это невозможно, – сказал Александр Васильевич со всей возможной строгостью.
– Почему же?
– Врачебная тайна… Да и как опрашивать людей? Они даже не свидетели.
– Я найду способ аккуратно допросить…
– Нет! – так резко выразился Бурцов, что сразу пожалел. Такие порывы выдают. – Незачем беспокоить напрасно…
Отделаться от Ванзарова вот так просто еще никому не удавалось.
– Есть другой способ, – сказал он. – Запросите у господина Вагнера, у них в обществе такие подробности известны.
– Прошу простить, но не могу вмешиваться во врачебную тайну, – сказал Бурцов, вставая и подавая руку. – Держите меня в курсе.
– В курсе чего? – спросил Ванзаров, отвечая на рукопожатие. – Я строго выполняю распоряжение господина Зволянского.
– Ну, так. Вообще в курсе событий, – ответил Бурцов, понимая, как нелепо выглядит. Не умеет он врать, как ни старается…
Уже развернувшись к двери, Ванзаров задержался.
– Если предполагали, что внезапное сумасшествие – результат действия машины страха, то отчего же не узнать, у кого эти жертвы могли лечиться?
Бурцов пробурчал нечто невразумительное.
– А если вам уже известно имя доктора, то почему оберегаете его? – не унимался Ванзаров, давя все сильнее на мозоль судебного следователя, редкая и мерзкая способность, надо сказать, чем окончательно разозлил Александра Васильевича.
– Ничего мне не известно, – буркнул он, понимая, что ничего не добился и хуже того: почти проболтался о чем не следовало.
– Как прикажете. – Ванзаров поклонился и вышел.
Как часто люди говорят все или почти все, старательно умалчивая или недоговаривая. Логика безжалостно указывала, что господин Бурцов скрывал имя доктора.
В кабинет влетел юный Петенька Войтов. Запыхался и еле дышал, как будто за ним гнались волки, галстук съехал, сорочка вылезла из ремня, а сам он имел вид всклокоченный.
– Так… Вот… же… Ван…фар…ров, – еле выговорил он, глотая воздух и указывая на дверь, в которой исчез Ванзаров. – Да… Как… же…так…
– Где вас носило, молодой человек? – Бурцов нашел жертву, на которой мог спустить раздражение. – Что вы себе позволяете?
Сбивая и запинаясь, Петенька доложил: прибыл в сыск, Ванзарова на месте не оказалось, чиновник сказал, что тот отбыл в один из полицейских участков. Какой именно – неизвестно. Вот он и обегал все ближайшие участки…
Юноша был в мыле и почти без сил. Желание устроить ему выволочку улетучилось. Бурцов в который раз убедился: хуже дурака только дурак старательный и деятельный. Ну, что тут поделать…
42
Фонтанка, 10
Владение собственным экипажем или пролеткой в полном распоряжении смягчает характер. Свобода передвижений дарит новые привычки. Ванзаров подумал, что не завернуть с Литейного на Фонтанку, проехав несколько кварталов, будет глупостью. Когда еще окажется время воспользоваться приглашением… Он приказал везти к Соляному городку.
Изделия Уральского общества обработки камней были многочисленны. Камни не трогали Ванзарова. Драгоценные, полудрагоценные и брильянты наводили на него скуку. Если камни не украдены или похищены, толку в них никакого. Из камней Ванзаров предпочитал древние. То есть руины Парфенона и римский амфитеатр, но как до них добраться, если даже в отпуск невозможно съездить.