Веся кивнула, перекинула косу за спину и решительно вышла из кухни.
Ежи нагнал её у выхода и шепнул:
– Ты всё равно самая красивая.
Веся покосилась на него в недоумении, как на дурачка, но губы всё же дрогнули в улыбке. Она кивнула, прошептала что-то неразборчиво и поспешила на улицу.
Ежи неохотно отпустил её одну, но посчитал, что это лучше, чем оставлять Весняну наедине с матерью.
– Ежи, – уже смягчившись, но всё ещё немного сердито, сказала Горица, – иди к Стжежимиру, нечего заставлять его ждать.
Целитель к этому времени уже спустился в комнату, где всегда принимал посетителей. Он был личным лекарем самого короля и потому не торговал лечебными порошками и отварами, как другие целители в Совине. Но между тем к нему порой приходили знатные господа и богатые вельможи, которые нуждались в его услугах. В этой комнате, чьи окна, покрытые мутным бычьим пузырём, выходили на шумную улицу Королевских Мастеров, Стжежимир проводил большую часть дня, когда его не вызывали во дворец.
Вот и теперь он стоял у огня, помешивал что-то в котелке.
– Подай раствор крапивы, – произнёс он, не оборачиваясь.
Ежи открыл дверцу одной из полок и растерянно оглядел ряд разноцветных сосудов. Милош мог с лёгкостью определить по одному только запаху, что где налито, для Ежи задача казалась невыполнимой. Прежде ему редко приходилось бывать в этой комнате, что уж говорить о том, чтобы помогать целителю.
– На ней так и написано: раствор крапивы, – нетерпеливо сказал Стжежимир.
До этого момента Ежи даже не замечал, что к каждой бутылочке на полке привязан кусочек бересты. Юноша умел читать, его обучил тот же учитель, который занимался с Милошем. Стжежимир не доплачивал ему за уроки для Ежи. Писарь Кирилл в те годы только прибыл с небольшого острова Империи в Совин и был полон надежд и благородных убеждений. С радостью и воодушевлением он взялся за обучение сына кухарки.
– В Империи грамоту знает любой вольный человек, – говорил Кирилл. – Ты вольный человек, Ежи, значит, Создатель желает видеть тебя грамотным.
Ежи никогда не читал тех же учёных книг, что и Милош. Ему вообще мало приходилось читать после того, как Кирилл покинул их дом. Но встречая раба, Ежи часто вспоминал слова имперского писаря, и в душе его разгоралась гордость от того, что он – вольный и грамотный человек.
Но он всё равно едва мог разобрать почерк Стжежимира. Милош писал совсем не так: чётко и плавно, он выводил каждую букву, щедро украшая завитушками. Стжежимир писал небрежно и неразборчиво, точно перо держал не человеческой рукой, а куриной лапой.
Наконец Ежи нашёл нужный сосуд и, не смея заговорить первым, принялся наблюдать за работой целителя. Подобная удача ни разу ему прежде не выпадала, хотя он и видел пару раз, как смешивал травы и порошки Милош.
Королевский целитель работал быстро и так же неряшливо, как и писал. По сторонам летали брызги, пыль и веточки трав. Он что-то бормотал себе под нос, пронзительно громко стучал ножом по разделочной доске и чуть не поджёг бороду, когда разжёг огонь в печи. Погрузившись в работу, он совсем позабыл, что был не один.
Ежи уже отчаялся дождаться, чтобы Стжежимир с ним заговорил. Он решил, что про него вовсе позабыли – с целителем такое порой бывало, – когда тот наконец вылил из котла зелёную жидкость в большую бутыль и закупорил её пробкой.
Принюхавшись, Ежи попытался понять, что за отвар налил Стжежимир. Нос почуял нечто пряное, юноша не раз чувствовал этот запах, он навевал приятные мысли и чувство покоя.
– Что это такое?
Целитель оглянулся на него в недоумении, будто вовсе забыл о его присутствии.
– Что надо.
Ежи надулся, но промолчал.
Стжежимир снисходительно посмотрел на него, седые лохматые брови над глазами насмешливо выгнулись.
– Это отвар для мытья, женщины пользуются им, чтобы осветлить волосы.
И тогда Ежи припомнил, как год назад на именины матери Милош вручил ей похожую бутыль, и после волосы Горицы и вправду заметно посветлели и сделались ещё пышнее. Жаль только, что большую часть дня она прятала своё богатство под платком.
Ежи поставил бутыль на стол, хмурясь. Отчего Стжежимиру взбрело в голову делать отвар для волос, когда его ученик был обращён в сокола и не мог вернуть человеческий облик? Разве нет дел важнее?
– Господин целитель, – нерешительно вымолвил Ежи. – Вчера ты сказал, что знаешь, где искать Милоша…
– Именно так я и сказал. И поверь мне, он в надёжных руках. Там ему будет лучше, чем в Совине, пока я не придумаю, как обратить его обратно.
Ежи хотел задать с десяток вопросов, но побоялся разозлить господина.
– Ох уж эти деревенские ведьмы, – ворчливо произнёс Стжежимир, вновь принимаясь рыться на полках. – От них всегда одна суета и проблемы. Дюжину лет тратишь, чтобы обучить себе достойного помощника, а потом он обращается в сокола.
Ежи слушал, и внутри него разрасталось недовольство. Ему стало казаться, что Стжежимир вовсе не спешил снять с Милоша проклятие.
– Но ещё хуже, когда и сам ученик балбес и недоросль. Тягаться с фарадалами и их древней магией?! И это когда даже мне, ученику самого Виссариона Акинского, не известно, какими силами обладают эти курвьи вольные, мать их за ногу, дети!
Стжежимир с рывком выдернул откуда-то из угла лоскут ярко-червонной бархатной ткани, и с дребезгом по полке покатились пустые бутыльки.
– Приберись, – нетерпеливо велел господин.
Ежи кинулся исполнять приказ, краем глаза подглядывая за целителем.
Бутылку Стжежимир обернул в лоскут ткани и обвязал лентой.
– И как ты спасёшь Милоша, господин? – робко поинтересовался Ежи, расставляя по местам бутыльки.
– Как-как… Сядь да…
Стжежимир замолчал, присматриваясь к сыну кухарки.
– Оденься во что поприличнее. Мы идём в замок, – неожиданно заявил он.
– К королю?! – воскликнул Ежи.
Целитель взглянул на него с лёгким презрением.
– Не дай бог, чтобы я явился к королю с таким помощником. Мы идём к господице Венцеславе.
Ежи распахнул рот от удивления.
– Я быстро, – проговорил он и вылетел стрелой из комнаты, кинулся наверх по лестнице.
У сына кухарки было всего три наряда. Тот, что он носил с середины весны по середину осени, второй, который надевал в холодное время года, и третий, выходной. Его пришлось надеть всего несколько раз, когда Милош звал с собой не в корчму и не в весёлый дом, а на праздники, в шумные и лихие компании совинской знатной молодёжи. Но даже этот наряд не был достаточно хорош, чтобы показаться на глаза самой Венцеславе Белозерской.
Даже Милош одевался в лучшие свои одежды, когда шёл к ней на встречу. И никогда, никогда он не звал с собой Ежи.
* * *
– Господица Венцеслава примет вас у себя, – недовольно поджимая губы, сообщила седовласая служанка.
Стжежимир поднялся резко, роняя шапку, лежавшую у него на коленях.
– Мне кажется или ты не рада мне, Щенсна?
– Чтоб ты в вечной пустоши замёрз, – скривилась служанка.
Ежи поспешил поднять головной убор и вернуть целителю, но тот даже не обратил внимания и стремительно прошёл к двери. Ежи поторопился вслед за ним, сжимая в руках шапку.
Служанка не отставала. На её бледном лице застыла неизменная маска недовольства, и в любое другое время такая открытая неприязнь смутила бы Ежи, но не теперь. Он шёл к Белой Лебёдушке. К Венцеславе.
Дочь князя Рогволода Белозерского, советника Старшей Совы, жила в западном крыле королевского замка. Так было заведено издавна, что четыре самых знатных рода Рдзении оставались подле короля. Пусть остальные строили особняки на улице Тихой Стражи, соревновались друг с другом в богатстве внутренних убранств и сложности внешней отделки, те, кто по-настоящему правил страной, оставались отрезаны от остального города высокими стенами замка.
Роды советников были богаты, знатны и вечно соревновались друг с другом и в том, и в другом. Но ни одна из знатных девиц не могла равняться с Венцеславой ни в красоте, ни в уме, ни в обаянии.
Все при дворе короля Властимира только и говорили, что о Белой Лебёдушке. Среди её поклонников были и сыновья других советников, и знатные вельможи, и заморские послы, и, как шептались сплетники, сам принц Карл. Венцеслава была старшим ребёнком в семье князя Белозерского и единственной его дочерью, известной на всю Рдзению красавицей. Белой Лебёдушкой звали её в столице. Она была богата, знатна, образованна и красива. Стоило ей вступить в возраст, подходящий невесте, к князю Рогволоду потянулись сваты.
Конечно, ученик королевского целителя не мог не заметить Венцеславу. Милош знал её с детства, когда она была ещё серьёзной не по годам, заносчивой маленькой девчонкой с белобрысой косичкой. Тогда он потешался над ней вместе с Ежи. Спустя годы Венцеслава расцвела, и не узнать в ней было прежней девочки. Стала она статной, грациозной и на диво прелестной. Но она была дочерью королевского советника, князя, а Милош всего лишь учеником целителя.
Пожалуй, только о Венцеславе Милош ни разу не обмолвился, хотя любил обсудить всех придворных девиц. Ежи немного знал о том, что случилось между ними двоими. И хотя ни Милош, ни Венцеслава даже не упоминали друг друга при остальных, всем было известно, что когда-то что-то между ними произошло. Слухи ходили самые разные. Одни говорили, что молодой целитель пытался опоить дочку советника любовным зельем, но ту спас Стжежимир. Другие утверждали, что всё было в точности наоборот, и это Венцеслава хотела соблазнить известного своими любовными похождениями Милоша, а тот отверг её, посчитав слишком доступной. Некоторые клялись, будто своими глазами видели, как Милош дрался на мечах за сердце Венцеславы с самим принцем Карлом, и наследник, конечно, победил, но дочь советника попросила пощадить жизнь своего неудачливого поклонника.
Ежи считал, что всё это была ерунда. И если первые две истории он мог ещё допустить, то в третью наотрез отказывался верить. И не только потому, что любой, посмевший выступить против принца, был обречён на верную смерть, но и оттого, что Милош ни разу в жизни своей не держал в руках меч.
Если кто-то и знал правду, то только сами Милош и Венцеслава.
В тот день Ежи выяснил, что был и третий человек, посвящённый в их тайну.
* * *
Княжна сидела в кресле у большого камина. Стжежимир поклонился ей при встрече.
– Да не опалит тебя Создатель, господица Венцеслава.
Она ответила нежной улыбкой:
– Да озарит он твой путь, Стжежимир. Тебе и твоим друзьям всегда рады в нашем доме.
Старик оглянулся на Ежи.
– Да какие друзья? Так, прислуга, – пренебрежительно ответил он.
Ежи нагнал её у выхода и шепнул:
– Ты всё равно самая красивая.
Веся покосилась на него в недоумении, как на дурачка, но губы всё же дрогнули в улыбке. Она кивнула, прошептала что-то неразборчиво и поспешила на улицу.
Ежи неохотно отпустил её одну, но посчитал, что это лучше, чем оставлять Весняну наедине с матерью.
– Ежи, – уже смягчившись, но всё ещё немного сердито, сказала Горица, – иди к Стжежимиру, нечего заставлять его ждать.
Целитель к этому времени уже спустился в комнату, где всегда принимал посетителей. Он был личным лекарем самого короля и потому не торговал лечебными порошками и отварами, как другие целители в Совине. Но между тем к нему порой приходили знатные господа и богатые вельможи, которые нуждались в его услугах. В этой комнате, чьи окна, покрытые мутным бычьим пузырём, выходили на шумную улицу Королевских Мастеров, Стжежимир проводил большую часть дня, когда его не вызывали во дворец.
Вот и теперь он стоял у огня, помешивал что-то в котелке.
– Подай раствор крапивы, – произнёс он, не оборачиваясь.
Ежи открыл дверцу одной из полок и растерянно оглядел ряд разноцветных сосудов. Милош мог с лёгкостью определить по одному только запаху, что где налито, для Ежи задача казалась невыполнимой. Прежде ему редко приходилось бывать в этой комнате, что уж говорить о том, чтобы помогать целителю.
– На ней так и написано: раствор крапивы, – нетерпеливо сказал Стжежимир.
До этого момента Ежи даже не замечал, что к каждой бутылочке на полке привязан кусочек бересты. Юноша умел читать, его обучил тот же учитель, который занимался с Милошем. Стжежимир не доплачивал ему за уроки для Ежи. Писарь Кирилл в те годы только прибыл с небольшого острова Империи в Совин и был полон надежд и благородных убеждений. С радостью и воодушевлением он взялся за обучение сына кухарки.
– В Империи грамоту знает любой вольный человек, – говорил Кирилл. – Ты вольный человек, Ежи, значит, Создатель желает видеть тебя грамотным.
Ежи никогда не читал тех же учёных книг, что и Милош. Ему вообще мало приходилось читать после того, как Кирилл покинул их дом. Но встречая раба, Ежи часто вспоминал слова имперского писаря, и в душе его разгоралась гордость от того, что он – вольный и грамотный человек.
Но он всё равно едва мог разобрать почерк Стжежимира. Милош писал совсем не так: чётко и плавно, он выводил каждую букву, щедро украшая завитушками. Стжежимир писал небрежно и неразборчиво, точно перо держал не человеческой рукой, а куриной лапой.
Наконец Ежи нашёл нужный сосуд и, не смея заговорить первым, принялся наблюдать за работой целителя. Подобная удача ни разу ему прежде не выпадала, хотя он и видел пару раз, как смешивал травы и порошки Милош.
Королевский целитель работал быстро и так же неряшливо, как и писал. По сторонам летали брызги, пыль и веточки трав. Он что-то бормотал себе под нос, пронзительно громко стучал ножом по разделочной доске и чуть не поджёг бороду, когда разжёг огонь в печи. Погрузившись в работу, он совсем позабыл, что был не один.
Ежи уже отчаялся дождаться, чтобы Стжежимир с ним заговорил. Он решил, что про него вовсе позабыли – с целителем такое порой бывало, – когда тот наконец вылил из котла зелёную жидкость в большую бутыль и закупорил её пробкой.
Принюхавшись, Ежи попытался понять, что за отвар налил Стжежимир. Нос почуял нечто пряное, юноша не раз чувствовал этот запах, он навевал приятные мысли и чувство покоя.
– Что это такое?
Целитель оглянулся на него в недоумении, будто вовсе забыл о его присутствии.
– Что надо.
Ежи надулся, но промолчал.
Стжежимир снисходительно посмотрел на него, седые лохматые брови над глазами насмешливо выгнулись.
– Это отвар для мытья, женщины пользуются им, чтобы осветлить волосы.
И тогда Ежи припомнил, как год назад на именины матери Милош вручил ей похожую бутыль, и после волосы Горицы и вправду заметно посветлели и сделались ещё пышнее. Жаль только, что большую часть дня она прятала своё богатство под платком.
Ежи поставил бутыль на стол, хмурясь. Отчего Стжежимиру взбрело в голову делать отвар для волос, когда его ученик был обращён в сокола и не мог вернуть человеческий облик? Разве нет дел важнее?
– Господин целитель, – нерешительно вымолвил Ежи. – Вчера ты сказал, что знаешь, где искать Милоша…
– Именно так я и сказал. И поверь мне, он в надёжных руках. Там ему будет лучше, чем в Совине, пока я не придумаю, как обратить его обратно.
Ежи хотел задать с десяток вопросов, но побоялся разозлить господина.
– Ох уж эти деревенские ведьмы, – ворчливо произнёс Стжежимир, вновь принимаясь рыться на полках. – От них всегда одна суета и проблемы. Дюжину лет тратишь, чтобы обучить себе достойного помощника, а потом он обращается в сокола.
Ежи слушал, и внутри него разрасталось недовольство. Ему стало казаться, что Стжежимир вовсе не спешил снять с Милоша проклятие.
– Но ещё хуже, когда и сам ученик балбес и недоросль. Тягаться с фарадалами и их древней магией?! И это когда даже мне, ученику самого Виссариона Акинского, не известно, какими силами обладают эти курвьи вольные, мать их за ногу, дети!
Стжежимир с рывком выдернул откуда-то из угла лоскут ярко-червонной бархатной ткани, и с дребезгом по полке покатились пустые бутыльки.
– Приберись, – нетерпеливо велел господин.
Ежи кинулся исполнять приказ, краем глаза подглядывая за целителем.
Бутылку Стжежимир обернул в лоскут ткани и обвязал лентой.
– И как ты спасёшь Милоша, господин? – робко поинтересовался Ежи, расставляя по местам бутыльки.
– Как-как… Сядь да…
Стжежимир замолчал, присматриваясь к сыну кухарки.
– Оденься во что поприличнее. Мы идём в замок, – неожиданно заявил он.
– К королю?! – воскликнул Ежи.
Целитель взглянул на него с лёгким презрением.
– Не дай бог, чтобы я явился к королю с таким помощником. Мы идём к господице Венцеславе.
Ежи распахнул рот от удивления.
– Я быстро, – проговорил он и вылетел стрелой из комнаты, кинулся наверх по лестнице.
У сына кухарки было всего три наряда. Тот, что он носил с середины весны по середину осени, второй, который надевал в холодное время года, и третий, выходной. Его пришлось надеть всего несколько раз, когда Милош звал с собой не в корчму и не в весёлый дом, а на праздники, в шумные и лихие компании совинской знатной молодёжи. Но даже этот наряд не был достаточно хорош, чтобы показаться на глаза самой Венцеславе Белозерской.
Даже Милош одевался в лучшие свои одежды, когда шёл к ней на встречу. И никогда, никогда он не звал с собой Ежи.
* * *
– Господица Венцеслава примет вас у себя, – недовольно поджимая губы, сообщила седовласая служанка.
Стжежимир поднялся резко, роняя шапку, лежавшую у него на коленях.
– Мне кажется или ты не рада мне, Щенсна?
– Чтоб ты в вечной пустоши замёрз, – скривилась служанка.
Ежи поспешил поднять головной убор и вернуть целителю, но тот даже не обратил внимания и стремительно прошёл к двери. Ежи поторопился вслед за ним, сжимая в руках шапку.
Служанка не отставала. На её бледном лице застыла неизменная маска недовольства, и в любое другое время такая открытая неприязнь смутила бы Ежи, но не теперь. Он шёл к Белой Лебёдушке. К Венцеславе.
Дочь князя Рогволода Белозерского, советника Старшей Совы, жила в западном крыле королевского замка. Так было заведено издавна, что четыре самых знатных рода Рдзении оставались подле короля. Пусть остальные строили особняки на улице Тихой Стражи, соревновались друг с другом в богатстве внутренних убранств и сложности внешней отделки, те, кто по-настоящему правил страной, оставались отрезаны от остального города высокими стенами замка.
Роды советников были богаты, знатны и вечно соревновались друг с другом и в том, и в другом. Но ни одна из знатных девиц не могла равняться с Венцеславой ни в красоте, ни в уме, ни в обаянии.
Все при дворе короля Властимира только и говорили, что о Белой Лебёдушке. Среди её поклонников были и сыновья других советников, и знатные вельможи, и заморские послы, и, как шептались сплетники, сам принц Карл. Венцеслава была старшим ребёнком в семье князя Белозерского и единственной его дочерью, известной на всю Рдзению красавицей. Белой Лебёдушкой звали её в столице. Она была богата, знатна, образованна и красива. Стоило ей вступить в возраст, подходящий невесте, к князю Рогволоду потянулись сваты.
Конечно, ученик королевского целителя не мог не заметить Венцеславу. Милош знал её с детства, когда она была ещё серьёзной не по годам, заносчивой маленькой девчонкой с белобрысой косичкой. Тогда он потешался над ней вместе с Ежи. Спустя годы Венцеслава расцвела, и не узнать в ней было прежней девочки. Стала она статной, грациозной и на диво прелестной. Но она была дочерью королевского советника, князя, а Милош всего лишь учеником целителя.
Пожалуй, только о Венцеславе Милош ни разу не обмолвился, хотя любил обсудить всех придворных девиц. Ежи немного знал о том, что случилось между ними двоими. И хотя ни Милош, ни Венцеслава даже не упоминали друг друга при остальных, всем было известно, что когда-то что-то между ними произошло. Слухи ходили самые разные. Одни говорили, что молодой целитель пытался опоить дочку советника любовным зельем, но ту спас Стжежимир. Другие утверждали, что всё было в точности наоборот, и это Венцеслава хотела соблазнить известного своими любовными похождениями Милоша, а тот отверг её, посчитав слишком доступной. Некоторые клялись, будто своими глазами видели, как Милош дрался на мечах за сердце Венцеславы с самим принцем Карлом, и наследник, конечно, победил, но дочь советника попросила пощадить жизнь своего неудачливого поклонника.
Ежи считал, что всё это была ерунда. И если первые две истории он мог ещё допустить, то в третью наотрез отказывался верить. И не только потому, что любой, посмевший выступить против принца, был обречён на верную смерть, но и оттого, что Милош ни разу в жизни своей не держал в руках меч.
Если кто-то и знал правду, то только сами Милош и Венцеслава.
В тот день Ежи выяснил, что был и третий человек, посвящённый в их тайну.
* * *
Княжна сидела в кресле у большого камина. Стжежимир поклонился ей при встрече.
– Да не опалит тебя Создатель, господица Венцеслава.
Она ответила нежной улыбкой:
– Да озарит он твой путь, Стжежимир. Тебе и твоим друзьям всегда рады в нашем доме.
Старик оглянулся на Ежи.
– Да какие друзья? Так, прислуга, – пренебрежительно ответил он.