– Мой отец погиб в битве при Трёх Холмах.
Она обернулась. От слёз глаза девушки покраснели. На краткое мгновение в них отразилось сострадание, но вот она чуть нахмурила лоб и сказала:
– Три Холма ведь у Старгорода? Там, где начинается река Горькая, верно? Я это всё знаю, потому что брат Лаврентий рассказывал нам о монастыре, его воздвигли там, где была битва.
Ежи кивнул.
– Теперь ты понимаешь? – с надеждой спросил он. – Мать ненавидит ратиславцев, потому что они убили моего отца на этих Трёх Холмах.
– Эти Три Холма, – продолжила Веся холодно, – стоят недалеко от Старгорода, в Ратиславии. И ваши люди хотели пересечь реку, чтобы к нам попасть, правильно? Так скажи мне, Ежи, что рдзенцы забыли у нас? Зачем пришёл твой отец?
Ежи растерялся.
– Была война, они защищали Рдзению…
– Они пришли убивать нас на нашу землю, – отрезала Веся, морщась от каждого слова. Свежий, кровавый ожог мешал ей говорить. Во взгляде появилось что-то новое, чуждое. Она вдруг до ужаса напомнила свою сестру.
– Была война, – повторил, оправдываясь, Ежи.
– Твой отец пришёл убивать нас на нашу землю, за это и поплатился. Мне его не жалко.
Ежи отшатнулся от девушки.
Ему очень хотелось сказать что-нибудь обидное, ранить Весю сильнее, чем это сделала она. Но он весь одеревенел и не мог пошевелить губами.
Дочка мельника выдернула руку и вышла на улицу. В стремительно сужающейся щели между дверью и стеной темнел Совин. Куда пойдёт Весняна в столь позднее время? Как защитит себя от бесчестных людей? Ежи знал, как опасно бывало в Совине после заката. Он и сам порой гулял среди тех, кого стоило теперь опасаться Весе.
И он должен был пойти за ней, остановить и вернуть домой. Но как и тогда, на дороге из Старгорода, Ежи боролся с собственной гордостью.
«Сгинет, – подумал он. – Как пить дать пропадёт».
Некоторых жителей столицы Ежи опасался не меньше, чем полуночниц и водяных. От духов деревенская девушка умела себя защитить, но от насильников и грабителей…
– Что стоишь? Веди обратно дурную девку, – послышался позади ворчливый голос Горицы.
Ежи обернулся на мать. Она насупила брови, выглядывая с кухни.
– Нечего по улицам ночью шататься, давай за ней, – велела Горица.
Ежи кивнул и поторопился прочь из дома. С ратиславской невестой Милоша Горица, видимо, была готова смириться, а это значило, что Веся могла остаться.
Уйти она успела недалеко. Веся брела по узкой улице Королевских мастеров, обняв себя руками, жалась к стенам домов, будто желала вовсе стать невидимкой.
– Подожди, – негромко окликнул её Ежи.
Веся не остановилась, но пошла ещё медленнее, позволяя себя догнать.
Ежи надул губы и наконец догадался: девушка на то и рассчитывала – что он побежит за ней как последний дурак. Но кому-то из них нужно было повести себя разумно. И Ежи решил, что это будет он. Он мужчина, он мудрее.
– Если ты хочешь найти Милоша, тебе всё равно нужно остаться в доме Стжежимира, – произнёс он, остановившись в паре шагов от Веси.
Девушка неохотно повернула голову, высокомерно посмотрев на Ежи.
– И тебе нужно залечить ожоги, а лучший целитель в городе – Стжежимир, – улыбнулся Ежи, пытаясь говорить непринуждённо.
Она обиженно сопела носом.
– Мы обязательно должны держаться вместе, если хотим помочь Милошу. Я, кстати, узнал, где он. Стжежимир его нашёл.
Веся встрепенулась, словно пташка, взволнованно облизнула губы. И, так и не сказав ни слова, развернулась и пошла обратно.
* * *
Из-за тонкой стены Ежи долго слышал, как всхлипывала Веся. Он не решался пойти её утешить и не понимал, отчего она плакала. Может, болели свежие раны. Может, виной тому был враждебный приём Горицы. Может, она тосковала по дому. Но что бы ни мучило дочку мельника, Ежи чувствовал чужую боль как свою.
Тело его ныло после перенесённых побоев, раны тянули, чесались. Мать заботливо приложила примочки к его синякам и ссадинам, перевязала раны и дала сонного отвара, но Ежи не мог задремать и всё вслушивался в звуки, доносившиеся из соседней комнаты. Его тянуло к Весе всем его существом, но горькие, злые мысли заставляли остаться в постели.
«А вдруг прогонит?»
Долго он не мог решить, как лучше поступить, и всё думал, думал, пока веки тяжелели. Усталость взяла своё, и Ежи не заметил, когда плач за стеной стих, а он сам погрузился в крепкий сон.
Поутру Стжежимир был в дурном расположении духа, что с ним случалось нередко.
Горица в такие дни ходила тише воды. Веся, почуяв настроение хозяина дома, и вовсе повела себя скромно и даже боязливо. При встрече она поклонилась целителю, поблагодарила за крышу над головой и хлеб на столе.
– Надеюсь, у нас есть что получше хлеба, – вместо приветствия ответил целитель. – Горица, яйца были недоваренные. Кисель какой-то, а не желток.
Он глянул на гостью и со смешком добавил:
– Кисель ратиславцам предлагай, а мне что посущественнее.
Веся на этот раз стойко снесла насмешку.
Ежи молча ел за кухонным столом. Стжежимир, который по обыкновению завтракал у себя в ложнице, а спускался лишь для того, чтобы навести ужас на обитателей дома и напомнить им кто хозяин, цепким взглядом осмотрел Весняну с головы до ног и кивнул ей.
– Пойдём, голубушка, – с насмешкой сказал он. – Поболтаем у меня, подальше от лишних ушей.
Весняна покорно поклонилась ещё раз, скрывая волосами ожог, улыбнулась почти весело и пошла за целителем.
Ежи с замиранием сердца проводил их взглядом.
– Ну, – нетерпеливо произнесла Горица, присаживаясь поближе к сыну, когда Стжежимир и Весняна скрылись в коридоре. – Рассказывай, что да как. С чего эта девица за тобой увязалась от самого Великого леса? Она, случаем, не ведьма?
И Ежи вновь пришлось пересказать, как они с Милошем отправились из Совина в Ратиславию. Но на этот раз он опустил ещё больше подробностей, чтобы не расстраивать мать. Горица и без того охала и ахала, пока родной сын описывал, как Милоша обратила в сокола злая деревенская ведьма и как Охотники взяли их в плен, а после сами пали от рук фарадалов.
– Что ж, так все и погибли? – удивилась кухарка.
Ежи пожал плечами, прихлёбывая из кружки горячий травяной отвар, который Горица научилась заваривать у Милоша, а тот у торговца специями из Деникиюса.
Вскоре Веся спустилась обратно на кухню. Тихая, робкая, она еле слышно ступала по каменному полу.
– Целитель зовёт тебя к себе, Ежи, – негромко вымолвила она. – Но обожди лучину. К нему пришёл некий господин, у них важный разговор.
Горица упорно не замечала гостьи. Она забрала пустую миску у Ежи и нарочито громко загремела посудой, принявшись оттирать её в медном тазу.
Ежи нерешительно поднялся, опасаясь оставлять наедине Весю и Горицу. Но Весняна неожиданно мягко и тепло улыбнулась ему.
– Я нанесу воды, – сказала она. – Покажешь, где ведро и колодец?
Только тогда Ежи взглянул на неё и обмер: лицо у Веси вновь было мокрое от слёз.
– Что случилось? – испугался он.
– Ничего, – хлюпая носом, ответила девушка. – Стжер… Стреж… Господин лекарь полечил мои ожоги, – и она показала свои запястья, обмотанные белой тканью, и щёку, покрытую серой мазью. – Он сказал, что шрамы всё равно останутся… слишком поздно…
И она вновь всхлипнула. Горица обернулась, озабоченно посматривая на девушку, будто размышляя, жалеть ли чужачку или вовсе притвориться, что не слышала об её горе.
– Ну, так это всего лишь шрамы, – растерянно произнёс Ежи.
– Всего лишь?! – возмутилась Веся, вскинув голову, и Ежи наконец смог разглядеть, насколько широким был ожог на её лице. – Да кто ж меня замуж возьмёт такую?
И она разрыдалась в голос.
Горица не выдержала её завываний:
– Кто-кто? Милош твой пусть и женится, а нет, так другого дурака найдём. Хватит тут болото разводить, чай не в Ратиславии. Иди и вправду делом займись, ради Создателя. Ежи, дай девке ведро, пусть воды натаскает.
Веся обиженно хлюпала носом, но плакать перестала, вытерла рукавом глаза.
Хлопнула входная дверь: дом покинул неизвестный гость Стжежимира, о котором говорила Веся. Значит, целитель ждал к себе Ежи.
Он протянул девушке ведро и пояснил, как дойти до колодца в конце улицы.
– Не заблудишься? – с беспокойством спросил он.
Веся будто совсем позабыла вчерашние обиды.
– Не заблужусь, я мигом – туда и обратно, – заверила она.
– Только воды из колодца неси, а не слезами ведро заливай, – ворчливо предупредила Горица.