Дух заревел и схватил её за косы и юбку, стянул вниз, обратно в яму. Дара завизжала, зажмурила глаза и от боли и страха разжала пальцы, упала на землю. И тут же подскочила, вскинула руки, защищаясь, бросилась вперёд и должна, должна была сгореть, но прошла сквозь огонь. На этот раз он не тронул её, только обдал горячим дыханием, отчего почернело лицо. Дара врезалась в неровную стену своей подземной темницы, и на неё посыпался песок.

– Сильнее! – крикнули сверху.

Дара оцепенела от неожиданности, а со спины бурей налетел жыж. Он потянул её за косы, прижал к земле, зарычал. Девушка сжалась в клубок, завизжала. Она попыталась отползти, но дух перерезал ей путь. Юбка тлела, волосы сгорели, но жыж больше её не трогал. Он, кажется, сам не знал, что делать с человеческим существом. Он снова закружил вокруг, то приближаясь, то отдаляясь. Он лизал то её руки, то шею, то спину, и Дара вскрикивала от каждого нового ожога. Она не могла заглушить слёзы, тело её тряслось, а руки дрожали. Она отползла к покатой стене. Песок комьями скатывался ей на голову.

Жыж замер. Дара почти разглядела его золотые глаза, его безумную улыбку. Он что-то решил для себя и бросился на неё. Девушка подскочила, увернулась, толкнула руками в стену пещеры. Земля завыла, отзываясь на удар.

– Бей! Бей! Бей. Бей…

Сверху, из сгоревшего леса, застрекотали голоса.

Сильнее ударила Дара, загудела вся пещера.

– Бей!

– Эй, эй, эй, – отозвалось эхо.

Ладони горели, и не от ожогов, оставленных жыжем, а от силы, распирающей изнутри.

Жыж схватил её за плечи, и из груди Дары вырвался крик. Но она не остановилась.

Она ударила по стене снова, подчиняясь только бурлящей крови в жилах и чужим голосам. И земля ответила. Она разверзлась, раскололась, словно крынка с молоком. В яму хлынула вода. Жыж завыл исступлённо, набросился с новой силой, разорвал в клочья одежду, обжёг спину. Вскрикнув, опять ударила Дара по стене, и дыра сделалась больше, а вода устремилась вперёд, затопляя яму.

Жыж кинулся назад, прочь, чтобы спрятаться меж камней в пещере. Дара снова ударила, и вода радостно забурлила, догоняя огненного духа. Жыж зашипел в отчаянии. Повалил облаком белый пар, заполнил всё вокруг.

Стиснув зубы, Дара подпрыгнула, схватилась за свесившийся корень дерева. Руки у неё были сильные, а ноги крепкие и длинные. Она оттолкнулась от стен и медленно выбралась наверх, рухнула без сил на землю.

Вода внизу бурлила, и от неё поднимался горячий пар к темнеющему небу.





Ратиславия, Старгородское княжество


Жёг лютый дневной зной, и даже ветер с реки не спасал. Ежи облизал пересохшие губы. Он забыл, что нужно моргать или дышать, так загляделся на Весю.

Она заправила выбившуюся прядь за ухо. И от этого уха по длинной загорелой шее скользнула капля пота прямо под ворот рубахи.

Ежи выдохнул слишком громко. Веся обернулась. Лицо её блестело.

– Что? – спросила она непонимающе.

– Жарко, – непослушным голосом ответил Ежи.

– Да, очень жарко.

Крайняя доска на мосту просела под ними со скрипом. Веся и Ежи ступили на твёрдую землю, река осталась позади.

– Давай отдохнём? – попросила жалобно Веся.

После долгой дороги от Старгорода до Трёх Холмов, где нельзя было укрыться от солнца, многие путники после перехода через Горькую реку останавливались на привал. Они разбредались по всему берегу, спасаясь от полуденного жара в тени деревьев. Людей было так много, что найти свободное место оказалось непросто.

– Пошли вон туда, – Ежи указал на высокий старый клён на перекрёстке, что отбрасывал большую тень.

Они присели среди таких же бедных путников, как и они сами. Те, кто нёс кошелёк потяжелее, заходили на постоялый двор недалеко от моста, остальные разворачивали котомки прямо на траве.

Веся положила на платок по редиске, куску хлеба и яйцу. Ежи откусил, не глядя, даже вкус не почувствовал. Глаз он по-прежнему не мог оторвать от Веси.

Она всё-таки была на диво хороша. Если подумать, то немало других хорошеньких девушек пятнадцати лет он встречал и в Ратиславии, и в Рдзении, но ни одна не была так же мила и добродушна.

Весняна родилась с первыми цветами в лугах, так она ему рассказала. Поэтому и назвали её весной. Свежей, как дождь, чистой, как ручьи в полях, яркой, как почки на деревьях. Она не была такой, как другие девушки.

Ежи не раз слышал, что от женщин одни беды. Стжежимир часто ругал весь их род по любому поводу, а Милош жаловался на женскую алчность, когда тратил в очередной раз все деньги на дорогие подарки, и даже мать предупреждала Ежи, что от столичных девиц стоило держаться подальше. И Ежи держался. По правде говоря, это девушки его сторонились, но Веся оказалась исключительной. Она первая из всех девушек смеялась над его нелепыми шутками. Она первая слушала его внимательно и не перебивала. Она первая из всех девушек сбежала с ним из родительского дома, правда, ради другого. Но и это не стало самой большой бедой.

Весняна была прехорошенькой, и этого не заметил бы только слепой. Будь Веся так же мрачна, как её сестра, или просто чуть менее добра к незнакомцам, может, ничего бы с ними и не приключилось. Но беды преследовали их по пятам. В первой же деревне, где они попросились на постой, Весю чуть не утащил на сеновал сын хозяина. Ежи бросился в драку, получил в глаз, но Весю отбил, только так неудачно толкнул подлеца, что тот при падении ударился головой о камень. Выжил ли он, ни Веся, ни Ежи не знали. Они спаслись из деревни бегством и почти всю ночь шли по берегу реки, не решаясь вернуться на дорогу.

Но это было только начало.

В Старгороде Ежи отправил Весю купить хлеба и пшена. Она не успела отойти и на двадцать шагов, как её увлекла за собой старая фарадалка. Когда Ежи их нагнал, Веся уже протягивала попрошайке целый кошель. Ежи вырвал кошель прямо у старухи из-под носа.

– Отдай.


Веся распахнула огромные глаза.

– Ежи, ты только послушай, какое горе случилось у бедной женщины. Мы должны ей помочь.

Были ещё дозорные на южных воротах Старгорода, которые зазывали Весю к себе в сторожевую башню, и торговка на дороге, которая так приревновала своего мужа к девушке, что попыталась отрезать ей косу. Только благодаря милости Создателя Ежи и Веся целыми и почти невредимыми добрались до Трёх Холмов, откуда до границы со Рдзенией оставалось совсем немного. Ежи воспрянул духом и перестал злиться на девушку. В конце концов, сам позвал её с собой. Вот дурак! Размечтался, что оставшись с ним наедине, Веся влюбится в него и позабудет Милоша. Но Ежи и в подмётки не годился своему другу, и каждый день в пути напоминал ему об этом. Даже всё то, что знал о пути от Совина до Златоборска, он узнал от Милоша.

До войны, до той самой ночи, когда Злата спалила город у Северного пролива, все земли от Совина до реки Горькой были рдзенскими. Но почти двадцать лет назад в округе Трёх Холмов прошли страшные бои, и Совин отступил, отдал Холмы ратиславским князьям.

Давно отгремели последние сражения. Теперь в округе слышалась и ратиславская, и рдзенская речь, а по дорогам брели странники из разных уголков мира. Ежи и Веся наблюдали за ними, пока ели свой скромный обед.

– В полдень нужно отдыхать, – неодобрительно поглядывая на путников, сказала Веся.

– Почему? – не то чтобы Ежи возражал, идти в жару было невыносимо, но такая убеждённость его удивила.

– По крайней мере в поле точно нельзя работать, иначе появится полудница.

– Кто?

Веся смешливо фыркнула.

– Ох, городские, – с улыбкой сказала она. – Полудница живёт в полях. Если заработаться и не отдохнуть в полдень, то она появится и станет загадывать загадки. А если не отгадаешь, то заберёт твоего ребёнка или тебя самого, и тогда сам станешь полудницей.

Дочка мельника с сомнением посмотрела на Ежи и добавила, играя с бусами на шее:

– Но не уверена, что ею может стать мужчина. Все полудницы обязательно девушки. Белёсые, стройненькие, как берёзки.

Ежи с любопытством слушал. В Совине никто не рассказывал о духах, да и ни к чему то было, их не встречалось в стенах города.

– Расскажи ещё что-нибудь, – попросил он.

– Мм… В поле ещё можно встретить полевика, – голос её стал тише, каждое слово текло, как мёд. – А ночью, если заблудишься, появится полуночница. Она будет петь краше, чем соловей, плясать, пока не вскружит тебе голову, а потом… Высосет из тебя жизнь! – Она вцепилась Ежи в руку, отчего тот вздрогнул.

– Всех их… к Охотникам, – проворчал он.

Веся заливисто засмеялась и продолжила:

– Зачем же всех? Среди духов много помощников есть и защитников. Например, домовой, это же дух предка, который семью бережёт, но он мало кому показывается. Я один раз только видела и то всего лишь тень, а вот Дара часто с ним общалась, угощение ему оставляла.

Она вдруг запнулась, улыбка стёрлась с загорелого лица. Ежи покосился на девушку и постарался отвлечь:

– Ну ладно, домовой, допустим, вас не обижает. А как вы спасаетесь от злых духов?

– На каждого своё средство найдётся, – пожала плечами Веся. – Мы в деревне такому с детства обучены.

Она сделалась неразговорчивой, задумалась, верно, о Даре.

Ежи не стал больше лезть с вопросами. Ему самому не хотелось говорить о многом и в первую очередь о Милоше. Он не мог знать, что случилось с другом, добрался ли он целым до дома, спасся ли. Быть может, где-то у стен Совина лежал мёртвый сокол и никто не знал, что это был на самом деле человек.

Украдкой он утёр слёзы, отвернулся в сторону и притворился, что искал что-то в суме. Для вида развязал тесёмку и заметил меховую тряпицу, в которую замотал стеклянные бутыльки. Когда он доставал их в последний раз? Ежи посчитал и с ужасом понял, что больше седмицы назад. Выходит, он давно пропустил крайний срок, когда нужно пить лекарство Стжежимира. Ежи поспешно достал бутылёк из сумы, отпил немного. Прислушался к себе, не было ли хрипов в груди, не появился ли кашель.

– Что это? – с любопытством спросила Веся.

– Да так, одно снадобье, я пью его с детства, чтобы не болеть.

– А мне можно?

– Оно только для меня, – насупился Ежи и поскорее убрал бутылёк обратно, замотал в мех и проверил, лежал ли на прежнем месте фарадальский ларец. Каждый раз, когда он его касался, то чуть больше верил, что каким-то чудом сможет спасти Милоша.

Жарким солнечным днём легко было поверить, что всё закончится хорошо, а после обеда так тем более. В тени дерева, где сладко шелестела листва, на Ежи напали усталость и сонливость. Загудели уставшие от долгой дороги ноги, а веки потяжелели.

– Может, нам стоит немного вздремнуть? Переждём самый зной? – зевая, произнёс Ежи.

Веся пожала плечами и тоже растянулась поудобнее на траве. Но отдых испортила нежданная встреча.

Рядом остановились два лойтурских наёмника. Они уже пересекались в дороге. Лойтурцы сопровождали учёного. На ломаном рдзенском он пытался рассказать любознательной Весе что-то про свои изобретения, да только девушка мало поняла и быстро потеряла интерес к иностранцу. В пути они разминулись, и Ежи уже понадеялся, что больше никогда не встретятся, пока лойтурцы не нагнали их у реки.

Сам учёный направился на постоялый двор, где были свежий обед и прохладный квас. Наёмники остались ждать на улице. Они распрягли лошадей и отвели их к реке, чтобы дать напиться, а сами сели неподалёку от Ежи и Веси под клёном.

Лойтурцы были молодыми, немногим старше Ежи, но непростая жизнь оставила на них свой отпечаток. У одного не хватало переднего зуба, у другого правая сторона лица была испещрена резаными шрамами. В остальном они походили друг на друга как близнецы, то есть выглядели как все лойтурцы: светловолосые, сероглазые и бледные, словно моль. Они имели мало общего с лойтурскими наёмниками, которых Ежи встречал в Совине. Те носили дорогое оружие и доспехи, эти двигались вразвалку, а из оружия у одного была палица, а у второго топор, но если они предвкушали драку, то хватались за ножи.

Ежи предпочёл бы обходить их стороной, он нутром предчувствовал беду.

Первое время лойтурцы были слишком заняты едой и никакого внимания на Ежи и Весю не обращали. Но утолив голод, заскучали и вспомнили о соседях.