Глава 24
Брать книги из библиотеки мне не разрешили, только читать, не вынося из кабинета. Зато можно взять не один словарь, а несколько разных, и даже русско-персидский разговорник от 1972 года выпуска. На нем даже гриф «ДСП» виднеется, в виде синего, аккуратно зачеркнутого штампа, что, по-видимому, означает, что ранее книжка была только для служебного пользования. Содержание, честно говоря, так себе. В духе: «Стой, стрелять буду. Вы нарушили государственную границу СССР!»
Лучше мог быть только служебный учебник для связистов, но для освежения памяти этого пока хватит.
Майор намекнул, что придется подписать соглашение о сотрудничестве, и порекомендовал подобрать себе оперативный псевдоним. С одной стороны, быть сексотом (секретным сотрудником, ети его за ногу) даже в двадцать первом веке считалось чем-то постыдным, и поэтому предложение слегка покоробило. С другой стороны: раз особист решил оформить все официально, то мою фигуру он начал воспринимать всерьез. И это обнадеживает. Чем я хуже Меркель или президентов бывших стран СНГ – они все по молодости сотрудничали с компетентными органами и не особо стеснялись этого.
К тому же еще не ясно, кто с кем сотрудничает в нашем случае. С таким же успехом можно считать, что это я их использую в своих целях, а они даже не подозревают об этом.
Хоть я и не считаю такое сотрудничество постыдным, и совесть моя чиста, аки спиртовая вода, настоянная на бруньках, но афишировать дружбу с особистом явно не стоит. Народ у нас простой в основной массе, таких телодвижений не понимает, прибить не прибьют, но смотреть станут искоса.
Поэтому я предложил держать связь через библиотеку, чтобы не светиться в штабе понапрасну. Донесения буду вкладывать в словарь между страниц, а забирать может кто угодно. Хоть сам майор, хоть посыльный. Библиотекарша – человек надежный, родственница начальника штаба, поэтому трепаться не станет.
На всякий случай предложил писать на фарси, благо словарь мне в помощь теперь под рукой. Шифрование, конечно, только от случайного дурака, хотя кроме меня этот словарь точно никому в руки не попадет.
Майор виду не подал, что ему смешно до слез, и на полном серьезе предложил улучшить систему, сделав ее интерактивной. Если сообщение получено и все нормально, то чистый листок будет лежать между пятнадцатой и шестнадцатой страницами. Если требуется дополнительная информация, то листок будет на тридцатой странице. Вопрос, что будет, если библиотекарша его выронит, решили не обсуждать. Но на всякий случай в уголке будет одна черта карандашом или две, если информация важная и требуются подробности.
На этом решили остановиться, чтобы не плодить сущностей без меры. В конце концов, мы не на вражеской территории, а в своей собственной части шпионские страсти изображаем. Причем уверен, что оба в душе потешаемся над этой наивной конспирацией, попахивающей паранойей. Но виду не подаем. Тут главное, чтобы майор не догадался о том, что не он один веселится.
С диверсией решил не мучиться. «Воровать» будем самый распространенный продукт, который и так тащат все подряд. И это будет – бензин! Неожиданно, правда?
Главная сложность, что таким хищением никого не удивишь и сенсации не создашь. Две-три канистры – это не тот масштаб, чтобы заинтересовать особый отдел. Больший объем мне физически взять негде, с грузовиков ночью много не сольешь, да и емкостей такого размера у меня нет. Чтобы произвести впечатление, нужно умыкнуть цистерну – не меньше!
И это противоречие неразрешимо, пока мы не вспомним, что хищение виртуальное, поэтому размер похищенного ограничен лишь моим воображением.
Убираем из схемы продавца и покупателя. Что тогда остается? Как в той детской считалке, где А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало, что осталось?
Правильно! Осталась труба. Все гениальное – просто.
У меня нет возможности изобразить украденную цистерну бензина, нет способа нарисовать оптового покупателя с бензовозом, но я легко и непринужденно могу соорудить устройство для слива топлива большой пропускной мощности. Всего-то нужна обычная стальная труба, которую легко достать в ремонтной мастерской или в автопарке.
К ней приставляем заливную горловину большого диаметра (видел ржавую в ангаре), и вуаля, готово устройство, теоретически способное пропустить через себя пару тонн солярки в час.
Это две тысячи литров, между прочим, и всего за час. Или пять-шесть тонн за ночь. Чувствуете масштаб, поражающий воображение? Гарантирую, особист тоже впечатлится. Ведь никто не поверит, что такое сооружение слепили, чтобы слить через забор несчастные сто литров бензина, который легко и непринужденно передают привычным способом при помощи канистр.
Хочешь – не хочешь, а придется поверить, что здесь сливают тоннами.
Единственная трудность – найти подходящее место с дыркой в заборе, в которую вставим эту легендарную трубопроводную конструкцию. Все более или менее подходящие и удобные лазейки, куда не доходит взгляд караульного, давно используются по прямому назначению для проведения выгодных бартерных операций. Конструкция должна получиться достаточно громоздкой, и так просто ее не спрячешь.
Но здесь опять вспоминаем, что диверсия не настоящая, и поэтому удобное место нам даром не нужно. Подойдет любое, даже если виртуальным расхитителям придется таскать бензин на своем горбу через всю часть к противоположному забору от автороты. Пусть особист гадает, как они это умудрились сделать – зря ему, что ли, за звание доплачивают?
Пришлось нарушить табу и снова выбираться ночью из казармы.
Место для проведения диверсии нашлось сразу, недалеко от свинарника. По ту сторону забора глубокий заболоченный овраг и промзона какого-то строительного управления, где по ночам обычно бродит сторож с берданкой и собакой. По этой причине направление считается бесперспективным и никого не интересует.
Забор здесь держится на честном слове, блоках из глины вперемешку с известью и плохим цементом, поэтому расширить подходящую дыру удалось без труда. Трубу установил под наклоном, подперев деревянными ящиками, так, чтобы жидкость самотеком сливалась. Тщательно утрамбовал землю рядом с установкой, полил бензинчиком для достоверности, наделал отпечатков канистрой, остатки топлива вылил в трубопровод. Получилась кристально четкая картина активно используемой конструкции.
Теперь можно радовать майора Жилинского докладом.
«Труба бензин свинарник 50 метров юг забор дыра!»
Образец лаконичности и информативности. Если учесть, что это еще и на арабском и справа налево написано, то просто шедевр получился.
Глава 25
Если смотреть со стороны, то все мои шпионские ухищрения, наверное, выглядят наивно и не серьезно. Но, к сожалению, история знает множество примеров, когда получаешь совсем не то, что ожидаешь и заслуживаешь.
Самый наглядный пример такого рода – это судьба предателя и перебежчика Носенко. Во времена Сталина был такой министр судостроения, достойная и легендарная личность, чего нельзя сказать о его сыне Юрии. Получив прекрасное образование, имея отличную биографию и не без протекции, он сделал успешную карьеру во Втором главном управлении КГБ, занимающемся контразведкой.
Но, как обычно это бывает с детьми выдающихся родителей, Юрий Носенко оказался мелким корыстолюбивым человеком, решившим продаться американским спецслужбам буквально за копейки. Гонорары, поражающие воображение: 900 швейцарских франков и отрез ткани для жены за десяток выданных агентов КГБ.
По странному стечению обстоятельств, он же курировал по линии советских спецслужб «убийцу Кеннеди» Освальда, когда тот приезжал в СССР незадолго до покушения на президента США.
Впрочем, это все лирика. Прославился перебежчик тем, что его именем в спецслужбах всего мира назвали целое явление: «Синдром Носенко».
Сбежав в США, бывший полковник КГБ попал в… тюрьму! Где провел четыре с половиной года в одиночной камере без суда и следствия и без предъявления обвинения. Все четыре года его допрашивали и ломали психологически, с использованием полиграфа и разных хитрых методик, подозревая как двойного агента, коим он не являлся.
Директор ФБР на полном серьезе рассматривал варианты, как от него избавиться: просто убить, накачать психотропными веществами, чтобы он превратился в овоща, или навсегда запрятать в сумасшедший дом. Смена руководства агентства не позволила исполнить ни один из этих планов, Носенко оправдали и даже выплатили какую-то компенсацию за доставленные неудобства, но не думаю, что это его сильно обрадовало.
Надеюсь, теперь понятно, почему я не рвусь в приемную к директору КГБ СССР и не рассказываю о том, что обладаю важными знаниями о будущем страны? Именно поэтому не спешу выходить на прямой контакт с потенциальными соратниками. Ведь для любого из них в первую очередь я не только источник ценной информации, но и фантастическая угроза в случае моего попадания к противнику. И, боюсь, второе окажется более важным обстоятельством. Тогда я могу разделить судьбу Носенко, пусть даже и по другому поводу.
Первый маркер для адмирала – плакат напротив штаба. Такую «пасхалку», такой намек он точно заметит. Авианосец еще только проходит испытания, а тут он во всей красе и подробностях, которые не всякому шпиону известны. Думаю, у гостя глаза от удивления из орбит вылезут. Но ключевое здесь даже не сам корабль «Адмирал Кузнецов», который пока еще носит романтичное до зевоты название «Тбилиси», а истребитель, взлетающий с палубы.
Су-33 ни с чем не перепутаешь, он уникальный и неповторимый, хоть и ведет родословную от Су-27, который тоже по факту до сих пор жутко секретный, и его изображений ни в одном советском журнале не встретишь.
Дело в том, что в серию палубный истребитель Су-33 (он же Су-27К – корабельный) пойдет только через пару лет, а сейчас в испытаниях принимает участие лишь два несерийных прототипа. Его физически никто не мог увидеть, кроме узкой группы специалистов и секретоносителей.
Но передавать информацию адмиралу прямо здесь – это гарантированно спалиться. Пусть не сразу, но меня обязательно вычислят. Майор Жилинский недаром свой хлеб ест, а кроме него есть еще матерые зубры из разведотдела, да и в штабе не дураки сидят, а в отряде меньше тысячи человек всего. Не считая тех, кто на заставах.
Поэтому закладка будет на 16-й заставе. Важный гость именно туда и приедет, в отряде ему делать особо нечего, чисто формально пообщаться с личным составом в актовом зале и торжественный парад с песней принять. В терминах будущего: встретиться с избирателями.
У нас же по плану в середине декабря полевой выход как раз на эту заставу, она единственная рядом с отрядом на побережье Каспия. По срокам идеально вписываюсь: «наркомфлота» прибудет в конце декабря, к тому моменту закладка уже будет лежать на месте, а я – находиться в отряде за много километров оттуда, не вызывая даже теоретических подозрений.
Как можно передать сообщение, не присутствуя на месте? Понятно, что закладка будет сделана заранее, но как передать адресату, где именно она лежит? И даже больше скажу: откуда адмирал вообще узнает, что ее надо забрать?
Для этого и нужен плакат, который послужит маркером, привлечет внимание.
Мимо огромного билборда с крейсером морской волк никак не пройдет, обязательно рассмотрит во всех подробностях. Иначе и быть не может, все же человек полвека на флоте, а здесь такое странное и невозможное в реальности изображение.
Неизгладимое впечатление гарантировано, а значит, эта мысль у него в голове будет вертеться постоянно, пока он здесь находится. Даже если подключат особый отдел для поиска автора и исходников, то это ничего не разъяснит, а наоборот – только запутает ситуацию. Максимум, что может найти майор Жилинский – это скопированный трафарет с загадочной надписью «ДМБ 86».
Кстати, почти не сомневаюсь, что он его найдет и довольно быстро. Только это ничего не даст. Расследование зайдет в тупик моими усилиями.
Теперь смоделируем ситуацию. Что должен думать и ощущать командующий ВМФ, обнаружив совершенно секретное изображение новейшего морского истребителя, еще не принятого в серию, на фоне нового авианосца, еще не достроенного до конца фактически. И поэтому мало кому известного и мало кем вживую наблюдаемого. Как минимум у адмирала будет шок, как максимум – инфаркт, все же пожилой человек. Впрочем, в моей реальности он дожил до начала двадцать первого века, поэтому есть уверенность, что все обойдется.
Теперь представим, что наш клиент, заранее накрученный и доведенный до нужной кондиции, доезжает, наконец, до служебной базы отдыха, она же 16-я застава по совместительству. Она же 26-я и 27-я застава – видимо, для конспирации решили, что три номера лучше одного, есть надежда, что шпионы запутаются. Хотя есть стойкое подозрение, что номер 27 – это неофициальное название именно генеральской базы отдыха.
Так вот, созревший пациент въезжает на территорию застав и… видит на столбе замечательную надпись масляной краской «Т-10К» и маленькую стрелку, указывающую вниз.
Ни один нормальный человек, случайно заметивший эту абракадабру, не догадается, что она означает. Но адмирал только что видел своими глазами картину с авианосцем и истребителем. Т-10К – это и есть заводское название Су-33. «Сухим» он станет много позже, когда пойдет в серию.
С вероятностью в сто процентов товарищ Чернавин знает этот истребитель именно под этой маркой, другого названия пока еще нет в природе!
Думаю, что догадаться посмотреть, куда указывает стрелка, он сможет. Поздравляю, закладка найдена!
Глава 26
Библиотекаршей оказалась миловидная женщина лет пятидесяти. Звали ее Лариса Михайловна, а поскольку в прошлой ипостаси я был заядлым читателем – поглотителем книг, то были мы хорошими приятелями, если можно так выразиться, учитывая разницу в возрасте. Прекрасно помню рассказы о погибшем муже, о сыне, который пошел по стопам отца и сейчас служит где-то на Дальнем Востоке. Классическая судьба русской женщины, горькая и несправедливая, если учитывать, что ее ждет буквально через полтора года, когда отряд выведут в «чистое поле», на новую, никак не обустроенную государственную границу в горах Северного Кавказа, и даже офицеры долгие годы будут обитать в вагончиках или мыкаться по съемным комнатам. Солдаты и вовсе в палатках жить будут до середины девяностых.
Лариса Михайловна лишится и квартиры, и всего имущества и с одним чемоданчиком отправится к сыну во Владивосток. Больше о ней я ничего и не услышу. Военный городок разграбят до основания, даже оконные рамы вынесут, но всего через пару лет ушлые аборигены вселятся обратно и внаглую приватизируют бывшее имущество русских. Вполне обычное явление для начала девяностых, но от этого не менее жуткое.
Оставив в словаре «шифрованное» донесение, я выскочил из клуба и, по закону подлости, через минуту нарвался на лейтенанта Коротченко. Тот плотоядно ухмыльнулся, видя такую удачу, и тут же взял меня в оборот.
В принципе, можно было сказать правду, что я посещаю библиотеку ради того, чтобы достойно подготовиться к поступлению в училище и стать офицером-пограничником. Но офицер офицеру рознь, и выпускник Львовского политического заповедника – это совсем не то же самое, что нормальный человек. Комплекс неполноценности у таких людей, за очень редким исключением, изначально, поскольку отношение к ним у коллег снисходительно-презрительное. Чаще всего – вполне заслуженно, а в случае с нашим политработником – на все сто процентов это так.
И заявить, что ты будешь поступать в Голицынское пограничное – это как бросить вызов лично ему. Гражданин Коротченко обычно и без малейшего повода бывает вреден и пакостен сверх меры, а если к этому примешивается личная неприязнь – тушите свет, сливайте воду, как говорят моряки-подводники, когда утыкаются в айсберг.
Поэтому выбираю более привычную версию и заявляю, что бегал в чипок за сигаретами в свое личное свободное время. Благо он здесь рядом и маршрут совпадает.
– Это залет, рядовой Морозов! – торжествующе заявил довольный лейтенант. – Вступаешь в наряд по роте сегодня. Доложишь дежурному, что я тебе взыскание наложил. Приду, проверю.
Честно говоря, не такое серьезное это нарушение. С разрешения сержанта в чипок можно бегать официально, но Коротченко не стал себя утруждать деталями, а сразу влепил наряд. В надежде, что я попробую возразить, и тогда он может легко удвоить вознаграждение.
Но я опытный пользователь кирзовых сапог и гимнастерки, на такие детские разводы не ловлюсь. Поэтому чеканю: «Есть! Заступить в наряд по роте. Доложить дежурному». И отбываю «отбывать» наказание, извиняюсь за тавтологию забавную.
Не понравился мне взгляд летехин, вместо разочарования, что я ускользнул от двойного наказания, в нем читалось скрытое торжество и злорадство. Списал это на собственное переутомление и начинающуюся паранойю, но как оказалось, напрасно.