— Да… — неуверенно произнесла Ализа, взяла из руки Алана фломастер, дописала к формуле на доске несколько знаков под интегралом, поменяла пределы интегрирования — от нуля до бесконечности, передала фломастер Алану, смотревшему на доску зачарованным взглядом, и сказала, обращаясь к Тому, Кто Пришел С Ним:

— Вам этого недоставало для правильной картины, верно?

Тот, Кто Пришел С Ним, кивнул.

Алан сказал:

— Да.

Ализа отошла на шаг, пробежала взглядом написанные на доске формулы квантовых распределений. Формулы были просты и изящны, как простое и изящное уравнение Шрёдингера. Простое в самом общем виде и безумно сложное, когда начинаешь подставлять параметры конкретных квантовых объектов и рассчитывать конкретные результаты физических экспериментов.

— Как просто, — сказала Ализа, — если задать правильную аксиому. Но, Алан, вы же понимаете: с помощью этого уравнения можно играть мирами, как мячиками. Теоретически. Реально — нет. Это очень красиво, но…

— Это не просто красиво, это работает, Ализа.

Алан смотрел в окно. Наступил вечер, в парке зажглись фонари, прочертив пунктиры аллей, а в небе все еще не совсем погас закат, прихлопнувший землю багровой крышкой.

— Вы понимаете, Ализа… — Алан говорил, прижавшись лбом к теплому стеклу, голос звучал глухо, растекаясь на отдельные звуки, собиравшиеся заново в воздухе комнаты, и оттого слова казались непонятными на слух, но ясно различимыми в сознании, будто переплывали из мозга в мозг, минуя пространство и трамбуя время.

— Вы понимаете, Ализа, эти уравнения не нужно решать. Их достаточно знать. Это вообще не уравнения, вы же видите. Это формулы квантовых распределений. Формулы бытия квантового объекта во всех мирах. Это формулы моих жизней — везде, где я жив. Это формулы ваших жизней, Ализа. Жизней каждого человека. Каждого камня. Каждой галактики. Каждого…

Он мог перечислять бесконечно, но Тот, Кто Пришел С Ним, сделал нетерпеливый жест рукой, будто дирижер, заканчивающий симфонию резким движением.

— Чтобы изменить себя, вам не нужно решать уравнений, Ализа! Достаточно принять решение и сделать то, что вы решили сделать. Меняя себя здесь, вы меняете распределение — в какой-то ветви вы вместо чая наливаете себе кофе, не понимая, почему поступили так, а не иначе. Изменив свой выбор здесь и сейчас, вы меняете кривую распределения, и максимум смещается. Знание формы распределения не дает возможности сказать что-то конкретное об отдельном квантовом объекте. Но распределение меняется, какой бы выбор вы ни сделали в нашем мире. Даже если это всего лишь выбор между чаем и кофе.

— Алан, вы говорите об эффекте бабочки применительно к функции распределения.

Тот, Кто Пришел С Ним, хлопнул в ладони и вышел на середину комнаты. Теперь Ализа его хорошо рассмотрела. Это был высокий, крепко сложенный мужчина, с красивым лицом, черной бородкой и большими глазами чуть навыкате. Хью Эверетт Третий немного отличался от портретов, которые Ализа видела в книгах.

— Здравствуйте, — сказала она. — Я вас не сразу узнала. Вы-то как здесь оказались? Я имею в виду — в ветви, где умерли полвека назад. Знание функции распределения позволяет бегать из одного мира в другой? Да еще и во времени?

Эверетт, прищурившись, смотрел на Ализу, и ей вспомнилась книга Бирна, которую она посмотрела по диагонали, не прониклась к главному герою ни симпатией, ни даже уважением — он представлен был самовлюбленным гедонистом, занявшимся физикой только потому, что в этой науке, как ему казалось, он мог сделать нечто, способное перевернуть мир. Он всегда хотел большего, чем ему удавалось сделать, семьей не интересовался, женой пренебрегал, ходил к проституткам, пил виски, курил по десять пачек «Кента» в день…

— Сколько вопросов! — насмешливо произнес Эверетт.

— Простите, — смешалась она.

— Могу ответить, — кивнул Эверетт. — Все это результат… кхм… непродуманности. Моя ошибка в том, что я не надеялся в первом же эксперименте получить значимый результат… Процесс оказался самоподдерживающимся, и теперь, как в голливудском блокбастере, от нас троих зависит — будет ли существовать эта ветвь альтерверса. Будет ли существовать мир еще хотя бы двадцать четыре часа, потому что функция распределения меняется. Не смотрите на меня как на привидение, мисс Армс!

— Кто вы? — спросила Ализа.





* * *


— Мама! Мамочка! Я хочу домой. Давай уедем отсюда!

— Конечно, милая. Чуть позже. Через полчаса, когда вернется доктор Изабель.

— Хорошо, мама. Со мной все в порядке, мама. Я просто не понимала себя. Это очень неприятно, мама. Внутри. Я хотела объяснить, но у меня не было слов. Это… ну, понимаешь… Когда чувствуешь себя взрослой, но взрослых слов не знаешь… А потом слова появляются сами…

— Вита, доченька…

— Мамочка, — сказала Вита, — сейчас я знаю нужные слова. Не знала, а теперь знаю. Книга про Эверетта…

— Не нужно было мне хранить книги, которые тебе не по возрасту.

— Ты оставила книгу не специально, но подсознательно хотела, чтобы я ее прочитала, когда станет нужно.

Подсознательно? Лаура вскинулась. Вита не знала этого слова. Девочки в двенадцать лет таких слов не знают.

— Девочки в двенадцать лет, — сказала Вита, — знают гораздо больше, чем предполагают их мамы, даже лучшие на свете.

— Ты…

— Ты так подумала, верно, мама?

— Но как ты…

— Мамочка, я не умею читать мысли. У меня все еще не хватает слов, но я попробую. Ты произнесла эти слова вслух, мамочка.


«Неужели я говорила, сама этого не чувствуя?»

— Да. Но… Не здесь. Мы с тобой разговаривали, почти так же, как сейчас, не совсем так же, но почти. И ты сказала, что в двенадцать лет девочки обычно ничего не знают о подсознании, а если и слышали это слово или прочитали в книжке, то все равно не понимают его правильного значения.

— Я это сказала?

— Не здесь.

— Где? Когда?

— Не здесь. Но сейчас. В другой… как это… ветви, да.

«Она прочитала это в книге Бирна. Ветви, Эверетт, Элизабет. Вот откуда…»

— Нет, мамочка, — поморщилась Вита. — То есть да, я сначала прочитала в книге, но не поняла, а потом стала собой и поняла все.

— Стала собой?

— Это очень просто. Все люди такие, но не понимают… Опять не хватает слов… Мамочка, позови папу, он объяснит лучше! Пожалуйста!

Папа… О, господи. С Майком она разошлась, когда дочери и года не было. Он не изменял, между ними не произошло ни одного скандала, просто однажды, когда Вита очень долго плакала, а Лаура от усталости и бессилия вцепилась зубами в подушку, Майк лежал на спине и храпел, в ушах у него Лаура увидела кнопки-звукопоглотители, он не хотел слышать плач дочери, и тогда Лаура встала — откуда нашлись силы? — растолкала его, ничего не понимавшего, собрала в рюкзак его рубашки, бросила туда же электробритву и что-то еще, открыла дверь, сказала «Уходи, чтоб я тебя больше не видела!», и он ушел, потрясенный и, возможно, что-то начавший понимать в этой жизни, а она вернулась в спальню и удивилась тишине, Вита лежала в кроватке, болтая ножками и гугукала. Лауре даже показалось, что, увидев ее, дочь загадочно улыбнулась, закрыла глаза и, сунув кулачок в рот, заснула. Нужно было, наверно, удивиться, но сил не было, и Лаура вдруг увидела, что за окном день, светит солнце, проложив по полу яркую световую дорожку, а Вита спит, хотя наверняка прошли все сроки очередного кормления…

Папа? Позвать Майка?

— Папу, — с осуждением сказала Вита и добавила: — Ты с ним недавно познакомилась.

— Доченька, ты о ком?

— Его зовут Алан.

— Вита!

— Ты и он… вы должны спасти мир. Я тоже, и еще другой мой папа, то есть не совсем мой, а папа Лиз, но это почти одно и то же, потому что… Ой, опять не могу подобрать слово… Ну, пожалуйста. Позвони Алану, сейчас самое время. Ветви уже начали склеиваться, и эта… как она называется… ну… папа тебе скажет. Она изменилась… Мамочка, пожалуйста…

Вошла доктор Шолто и молча принялась отключать аппаратуру.

— Дай руку, Вита, — попросила она, — я сниму джамер.

— Ой, — сказала Вита. — Как он мне мешал!

Она сползла с кровати и опустилась перед Лаурой на колени, уткнувшись носом в мамино платье.

— Я слышала ваш разговор, — сказала доктор Шолто. — Почему бы вам действительно не позвонить Бербиджу? Может, он не успел улететь в Принстон. Было бы хорошо, если бы он вернулся.

— Вы сами его прогнали.

— Я ошиблась.

Лаура набрала номер. Мыслей не было, чувств не было тоже. Много лет назад она так же лежала рядом с плакавшей малышкой и мир вокруг расплывался, расклеивался, распадался на фрагменты, которые перемешивались случайным образом, и казалось, что реальностей множество, все они ищут себя и не могут соединиться, как разбросанные по комнате элементы огромного пазла.

«Телефон отключен или находится вне зоны обслуживания. Телефон отключен или…»





* * *


— Адвокатская контора «Шеффилд и Крокс».

— Добрый вечер, миссис…

— Миссис Риковер.

— Добрый вечер, миссис Риковер. Мое имя Майкл Карпентер, я детектив, полицейское отделение «Джентри», Вашингтон, округ Колумбия. Соедините меня, пожалуйста, с доктором Шеффилдом.

— По какому вопросу вы звоните, детектив Карпентер?

— Об этом я хотел бы сказать доктору Шеффилду, миссис Риковер.

— Я спрошу, сможет ли он сейчас ответить.

«Доктор, звонит некий Карпентер, полицейский детектив».