– Да, мы не должны этого делать, но ты, очевидно, себя не контролируешь – Кислингер снял с пояса дубинку и приставил к груди Харди. – В последний раз говорю: вытри это!
– Да пошли вы!
В этот момент Харди увидел тень у входа. Там кто-то стоял. Вероятно, еще один охранник. Которого Кислингер захватил в качестве свидетеля и который подтвердит его версию, если что. Но Харди не даст себя одурачить.
Он проигнорировал дубинку.
– Майор, я подмел двор и принял душ. А сейчас, пожалуйста, я хотел бы пойти!
– Лишь после того, как ты извинишься и вытрешь плевок.
Харди посмотрел в сторону выхода. Похоже, там стояли даже двое мужчин, он видел их униформу. Наверняка они оказались там «чисто случайно» и станут такими же «случайными» свидетелями этого разговора. Ловко подстроено.
У Харди заходили желваки на скулах.
– Господин майор, я извиняюсь за неподобающее поведение, – громко и четко произнес он, присел на корточки и вытер ботинок Кислингера своим полотенцем. Затем поднялся и оделся до конца. – Теперь я могу идти?
У Кислингера дернулось веко. На такое этот ушлепок не рассчитывал.
– Ты считаешь – правильно, что ты выйдешь отсюда спустя восемнадцать лет?
– Это решает судья, не я.
– Что ты собираешься делать после освобождения? Снова продавать наркоту школьникам? Или поджигать дома с женщинами и детьми?
Харди не стал ввязываться в дискуссию. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Что бы сейчас ни последовало, он выслушает это, проглотит, не будет комментировать и потом забудет. Навсегда!
– Своих дочерей ты тоже снабжал наркотиками? Наверное. С семейной скидкой. По блату. Как и их мать, милую Лиззи. Ей ведь не приходилось для этого промышлять на панели, как другим? Я вижу реакцию в твоем взгляде. Что, твоя жена трахалась с другими, пока ты работал в своей лаборатории?
Харди закинул полотенце на плечо, запер шкафчик и сунул ключ в карман брюк. Он без эмоций взглянул на Кислингера. Кислингер всегда был груб с ним, с первого дня, но такого дерьма Харди еще не приходилось выслушивать.
– Харди, она трахалась с другими?
Харди пожал плечами:
– Возможно.
– Вот и я так считаю. – Кислингер ухмыльнулся. – Она ведь раньше тоже была в отделе по борьбе с наркотиками. И до конца поддерживала контакты с коллегами. Даже когда сидела дома с детьми. Я слышал, что больше всего она любила сосать. Была известна тем, что всегда все глотала. Тебя никогда не коробило, что она вот так просто глотала сперму твоих бывших коллег? – Он толкнул Харди дубинкой.
– Нет, никогда.
– А может, все-таки да? Возможно, ты поэтому поджег дом вместе с ней?
Харди сжал кулак в кармане… один… два… и снова разжал. «Соберись! Никаких приступов ярости! Эти времена прошли!»
– Прокурор меня уже обо всем спрашивал, но с тех пор столько времени прошло, я точно не помню.
Похоже, Кислингера ответ не удовлетворил. Харди буквально слышал, как в голове майора завертелись маленькие шестеренки, пока тот раздумывал, какие еще мерзости сказать. Но что бы ни последовало, Кислингер наткнется на гранит. За все это время Харди слышал в свой адрес кое-что и похуже.
– Врач сказал, что ты шизофреник и больной на голову. Отрицаешь, что это был ты. Хочешь, скажу тебе кое-что? – Кислингер сделал паузу. – Я тебе верю. – Он понизил голос: – Это сделал не ты. Твоя баба была обкурена в день своей смерти. Знаешь, что рассказывают о ней другие? На самом деле ты не поджигал дом. Это сделала она!
У Харди невольно участилось сердцебиение.
– На самом деле она уронила в постель окурок, от кото рого загорелся весь дом. Она была настолько обдолбана, что не могла даже позаботиться о дочерях. Они лежали рядом с ней в кровати и вдыхали дым. Она дала им успокоительное, чтобы не кричали. Они поэтому сгорели, Харди! Но ей было насрать. Когда проснулись, они начали звать мать, но та и пальцем не пошевелила.
«Не слушай его, Лиззи была хорошей матерью! Она любила девочек, как и я».
– А твоя женушка лежала в постели и, как говорят, ублажала себя дилдо.
У Харди дернулось веко.
– Но тебе, похоже, на все это насрать. Оно и понятно – это ведь были даже не твои дети…
Тут Харди ударил.
– Томас Хардковски, суд подробно изучил ваше дело, учел ваше примерное поведение последние восемнадцать лет, а также активное сотрудничество после происшествия в тюрьме, и вынес следующее решение. – Судья замолчала и принялась листать бумаги.
Харди сидел в зале суда. В первый раз, спустя восемнадцать лет, в костюме и галстуке. Рядом расположился назначенный судом адвокат, который сейчас наклонился к нему.
– Полагаю, нам дадут полгода, – прошептал мужчина.
Харди устало улыбнулся. Дирекция тюрьмы заявила на него, и дело дошло до административной ответственности и судебного разбирательства. Теперь он ждал приговора и знал, что тот будет не самым мягким.
– Ввиду тяжести правонарушения с нападением, применением физического насилия и нанесением тяжелых телесных повреждений майору Кислингеру, которому вы сломали челюсть, и в соответствии с судебно-психологической экспертизой в отношении вашего агрессивного поведения, ваш арест продлевается на восемнадцать месяцев.
Восемнадцать месяцев!
Сердце у Харди забилось где-то в горле. Он не оценивал свое положение так оптимистично, как его защитник, и рассчитывал месяцев на девять. Но полтора года!
Таким образом, Кислингер добился, чего хотел, – а психологическая экспертиза подлила масла в огонь. Но почему? Сам Кислингер был слишком глуп для подобной инсценировки. За ней стоял кто-то другой и лично дал Кислингеру такое задание. Просто нападение на майора с применением физического насилия считалось более тяжким преступлением.
– Вы меня слушаете?
Харди поднял глаза.
– Простите?
– Я сказала: тем самым ваш срок заключения продлевается и заканчивается 26 мая через два года, – повторила судья. – Кроме того, вам присуждается штраф в размере трех тысяч евро. В свою очередь майор Кислингер отказывается от иска о возмещении ущерба. Вы согласны с приговором?
Адвокат тут же наклонился к нему и зашептал в ухо:
– Господин Хардковски, мы можем подать апелляцию.
Харди помотал головой и громко сказал:
– Я согласен с приговором, большое спасибо.
– Нет! – зашипел адвокат. – Мы могли бы…
– Ничего бы мы не могли! Все в порядке. – Он посмотрел своему адвокату в глаза. – Это всего лишь два года, потом все закончится.
– Но…
– Мне нужно позвонить. В камере без охранника. Сможете это устроить?
Через два дня Харди вошел в белую комнату без окон, где стояли стол и стул. На стене висел старый черный телефон с диском.
Он набрал номер предоплаченного телефона, который ему назвал адвокат и который Харди выучил наизусть.
После пятого гудка ответили.
– Алло?
Харди прислонился головой к стене и с облегчением вздохнул. Было приятно слышать голос Антуана Томашевски.
– Привет, я остаюсь в тюрьме на полтора года дольше.
– Твой адвокат сказал мне, что ты напортачил.
– Кто-то не хочет, чтобы я вышел.
– Харди, это же…
– Послушай меня! Я не знаю, кто за этим стоит, но этот кто-то хочет, чтобы я оставался здесь как можно дольше.
– И почему?
– Чтобы я ничего не выяснил.
Антуан помолчал.
– А что ты хочешь выяснить?
– Ты сам отлично знаешь.
– Харди, ты уже много лет пытался прояснить это дело. Подумай о психиатрических экспертизах.
– Судебно-медицинских экспертизах, – поправил он Томашевски.
– Как бы то ни было, они лишь все ухудшили.
– Да, потому что в тюрьме у меня связаны руки. Но сейчас мне стало ясно, что тот, кто убил их, хочет, чтобы я оставался здесь как можно дольше.
– Тогда колись и расскажи все. Абсолютно все! Понимаешь?