– Момент. – Секретарша застучала по клавиатуре. – Главному комиссару уголовной полиции Тимбольдту.
«Тимбольдт! Начальник их руководителя отдела. Именно он!» У Сабины перехватило горло. Он сам только что потерял жену, возможно, еще необъективен, а Хесс передает ему еще дело Катарины Хагены? Насколько бессердечным нужно быть! Очевидно, для такого решения имелась веская причина.
– До свидания, – сказала секретарша.
Снейдер, который все это время внимательно слушал, жестом показал Сабине продолжить разговор.
– Подождите! – крикнула Сабина в телефон и на секунду задумалась. – Из-за смерти жены у Тимбольдта сейчас наверняка другие заботы, поэтому я хотела бы обратиться к его заместителю.
Снейдер одобрительно кивнул и поднял большой палец вверх.
– Кто еще входит в следственную группу Тимбольдта? – спросила Сабина.
– Насколько я знаю, Хесс предоставил коллеге Тимбольдту свободу действий. – Она застучала по клавишам и назвала Сабине пять фамилий.
Что? Сабина внимательно слушала. Особая комиссия с этими людьми?
– Спасибо, – сказала она, завершила разговор и опустила телефон. Невольно посмотрела в сторону Дирка ванн Нистельроя, который все еще в одиночестве сидел за столиком, заказал бутылку минеральной воды и водил пальцем по краю пустого стакана. Затем взглянула на Снейдера. – Хесс отстранил нас с Тиной от этих дел.
Снейдер молча взял сотовый Сабины, положил его в метре от них – рядом с акустической колонкой, из которой все еще раздавалась музыка пятидесятых, – придвинулся к Сабине и понизил голос:
– Я не из тех, кто повторяет «А я говорил». Но я говорил! Удивляюсь, что Хесс вообще поручил вам это дело.
– Почему? – спросила она.
– Подумайте.
– Очевидно, в тот момент он еще не знал, что за этим стоит, – и, видимо, сейчас начинает догадываться, – предположила она. – Поэтому и поручил расследование Тимбольдту. Что вы о нем думаете? – Вообще-то, бесполезно было спрашивать мнение Снейдера о ком-то другом, потому что все равно не услышишь ничего хорошего. Но на этот раз она ошиблась.
– Успех его не изменил: он всегда был коварной и опасной сволочью. Будьте осторожны, если свяжетесь с ним, – пробормотал Снейдер. Из его уст это прозвучало как редкий комплимент.
Сабина прищурилась. «К тому же он один из мастодонтов БКА. И наверняка Хесс может положиться на Тимбольдта и быть уверенным, что тот сохранит тайну».
– Кто еще занимается расследованием? – спросил Снейдер.
Сабина назвала пять фамилий.
– Я знаю только трех первых. У них интеллект ниже плинтуса. А кто другие двое?
– Комиссары-стажеры – и не самые сильные. – «Даже наоборот!» – Тем самым кто-то пытается что-то скрыть.
– Не люблю повторяться, но на вашем месте я поговорил бы с Хессом, – настоятельно посоветовал Снейдер.
Сабина грустно рассмеялась.
– Без назначенной встречи я даже приблизиться к нему не смогу.
Снейдер сунул части своего мобильника в карман и положил на стол банкнот в пятьдесят евро. Затем поднялся и хлопнул скрученным поводком по бедру. Винсент тут же поднялся и неуклюже вышел из-под стола. Бассет ласково потерся головой о штанину Снейдера.
Настоящая любовь! Сейчас, когда Диана Хесс мертва, а Снейдер больше не работает в БКА, этот пес, наверное, единственное, что у него осталось.
– Выясните, где Хесс проводит эту ночь, – сказал Снейдер.
– Если он не у себя в кабинете, то, вероятно, в служебной квартире на территории БКА.
– После смерти своей жены? Вряд ли.
– В загородном доме?
Снейдер поднял бровь в знак подтверждения.
– Да, вероятно, – вздохнула она. – Но у меня нет адреса.
– Его ни у кого нет. Адрес засекречен.
Сабина сосредоточила взгляд на Снейдере – но тот лишь стоял и смотрел на нее сверху вниз.
– Пойдем, Винсент, нам пора домой – это неблизкий путь. Спокойной ночи. – Он повернулся к Сабине спиной.
– Где находится загородный дом? – бросила она ему вслед.
– Вальдгассе, одиннадцать, – тихо ответил он не оборачиваясь.
После того как Снейдер покинул бар, Сабина взглянула в сторону Дирка ван Нистельроя и заметила, что за столом уже никого не было. К своей минеральной воде ван Нистельрой даже не притронулся.
21. Воскресенье, 29 мая
Харди стоял в узком переулке в типичном рабочем районе на востоке Франкфурта, застроенном четырех- и пятиэтажными домами, и смотрел на витрину закусочной с едой навынос. «Панда. Китайский фастфуд». Рядом находилась автомастерская с открытыми гаражными воротами, из которых летели искры. Визжала шлифовальная машина. И это в воскресенье!
Было всего десять часов утра, а из китайской закусочной уже пахло луком, соей и жареными ростками бамбука. До тюрьмы он лишь три раза ел китайскую еду. Тогда азиатские рестораны еще не вошли в моду, сегодня их можно было встретить почти на каждом углу.
Черная «Лада-Тайга» снова появилась в районе Франкфурт-Остенд и следовала за ним сюда от вокзала. «Почитатель» не отступал, и его, очевидно, не волновало, что Харди знает о преследовании. Пока парень висит у него на хвосте и следит за каждым его шагом, Харди не сможет выяснить, к какой ячейке подходит ключ. На вокзале или в аэропорту? Пока что это не важно! Сначала нужно избавиться от слежки, а потом он пошевелит мозгами и начнет целенаправленно искать камеру хранения.
Харди зашел в фастфуд-забегаловку. Внутри запах кипящего масла был еще интенсивнее, чем снаружи, – воздух даже на ощупь казался жирным. Из колонок раздавалась китайская музыка. Закусочная была такой маленькой, что там помещались всего два высоких стола. За одним стоял мужчина в несвежем костюме с галстуком, пил пиво, листал раздел газеты с данными выигрышей на лошадиных скачках и время от времени поглядывал на свой смартфон.
Харди подошел к прилавку. Продавщица была стройной, высокой и белокурой – определенно не китаянка.
– Мы открываемся только в половине одиннадцатого, затем… – сказала она и умолкла, увидев Харди.
– Привет, Нора, – пробормотал он.
Она долго смотрела на него, не говоря ни слова. Затем поправила волосы, убрала прядь за ухо. Короткая прическа хорошо подходила к ее веснушкам и голубым глазам. Она сохранила тот теплый, но одновременно пронзительный взгляд, который был у нее уже в детстве. В глазах читалось «Я за себя постою, лучше не связывайтесь со мной». Если ты ничего не слышишь, читаешь только по губам и говоришь со странным акцентом, то тебе нельзя показывать свою слабость.
– Мы давно не виделись, – сказала Нора.
– Тридцать лет. – Он заметил, что она с трудом сдерживает слезы. Вероятно, как и Харди, Нора вспомнила их последнюю встречу во дворе дома, в котором они жили. Ему тогда было двадцать, ей восемнадцать.
Харди уставился на ее цепочку с маленьким серебряным крестиком.
– Ты по-прежнему религиозна?
Она не ответила, и в следующий момент на лице снова появилось жесткое выражение.
– Ты настоящий паршивец! – прошептала она. – Появляешься вот так…
Он кивнул.
– Я был женат на Лиззи, у нас было двое детей, потом я сидел – с учетом времени в СИЗО – двадцать лет в тюрьме.
– Думаешь, я не знаю? – Она едва заметно кивнула в сторону мужчины, который стоял за столом позади Харди.
– Мне плевать, пусть слушает. К тому же это не тайна.
Она подавила свой гнев.
– Как ты меня нашел?
– Я позвонил твоей матери. Она не захотела сообщить мне твой адрес, но сказала, что ты работаешь здесь. Как у нее дела? Она была какая-то растерянная.
– Неудивительно, после стольких лет. Но у нее все хорошо, – ответила Нора. – Я слышала, твоя семья погибла. Мне очень жаль.
– Спасибо. Но якобы я их…
– В это я никогда не верила, – перебила Нора. Наверное, хотела избежать данной темы в своей закусочной.
– Правда? – Он с удивлением взглянул на нее.
– Я хорошо разбираюсь в людях, и ты никогда не смог бы этого сделать, – прошептала она. – Я знаю, люди меняются, и ты изменился, но все равно – на такое ты не способен.
Норино произношение по-прежнему осталось странным, – и Харди должен был признаться себе, что ему не хватало этого особого звучания.
Краем глаза он заметил, как мужчина за столом поднял руку. Нора посмотрела в его сторону.
– Нора, еще одно пиво! – произнес он громко и четко и принялся печатать эсэмэс в телефоне.
– Один момент. – Она достала бокал с полки. – Пиво «Сингха» из Таиланда, неплохое на вкус. Хочешь?
– Нет, спасибо.
Она вытащила бутылку из холодильника, открыла и вместе с чистым бокалом поставила перед гостем на стол. У Харди появилась возможность разглядеть ее. На Норе были узкие джинсы, футболка и черный фартук со стилизованным изображением панды. Она чертовски хорошо выглядела, только похудела, и по ее лицу Харди понял, что в прошедшие тридцать лет ей приходилось нелегко.