Я вышел из-за стола. Все-таки неудобно – я сижу, дама стоит. А садиться и мило вести со мной беседу она, судя по всему, не собирается.
– О каких таких штучках идет речь? – вежливо поинтересовался я.
– О ваших криминальных методах! – выплюнула она мне в лицо.
– Криминальных методах? – удивился я. – Вы там с Курбановым чего пили-то? Непохоже на индийский чай. – Я скептически осмотрел ее с ног до головы.
– Вот только не делай вид, что ты не понимаешь, – перейдя на «ты», погрозила она мне пальчиком, аппетитным таким пальчиком. – Я тебе не позволю! Слышишь? Не позволю!
– Вы, Ольга Васильевна, не можете мне что-то позволить или не позволить. Нет у вас таких полномочий, – взял я официальный тон.
– Тебе больше нечем меня шантажировать! – прошипела она.
– Шантажировать? – искренне удивился я. – Когда это я вас шантажировал?
– А кто у меня деньги вымогал?! – возмутилась она. – Скажешь, не было этого?
– Если будет надо – скажу, – не стал я отнекиваться. – Вот только те деньги – плата за вред, что вы мне причинили.
– Ты шантажировал меня! – Ее ноздри гневно раздувались.
– Я предложил тебе выгодную сделку. – Мне тоже захотелось перейти на «ты». – Как юрист могла бы это уже понять, а не устраивать в который раз мне истерику.
– Значит, я истеричка?! – возмутилась она, шумно вдыхая воздух. – А ты подлец! Ты сам мне под машину бросился. Я только потом поняла, что ты специально все это устроил!
– Думай, что хочешь, – устало произнес я и развернулся лицом к окну.
– Я расскажу все Курбанову, – бросила она мне в спину.
– Иди рассказывай и заодно ищи себе другую работу. – Мой голос был безразличен.
– Я заплатила тебе, – уже тише и как-то обиженно сказала Зудилина.
– Не я один брал на себя обязательства по сделке. – Я был непреклонен.
В мою спину врезался ее кулачок. От удивления я развернулся.
– Подлец ты, Чапыра, – прошипела она.
– Нормальный я. Странно, что ты этого не понимаешь. Вроде оба юристы, а словно учили нас разные учителя, – печально произнес я, добавив: – Может, поужинаем? Обсудим все?
– Ужинать? С тобой? – Женщина резко отступила, взгляд вновь наполнился возмущением. – Этому не бывать!
– Почему? – Мне действительно было интересно.
– Чапыра, я тебе поражаюсь, – поморгала она. – У тебя все так просто. Шантаж для тебя всего лишь выгодное предложение. Тебя послушать, так мы заключили взаимовыгодную сделку.
– Так оно и есть. – Я пожал плечами. – И давай уже забудем об этом и будем двигаться дальше, – внес я рациональное предложение.
В этот момент раздался скрип несмазанных дверных петель, и в кабинет заглянул Денис Войченко.
– Ты на обед идешь? – спросил он, одновременно прощупывая нас с Ольгой взглядом.
– Позже! – Я вытолкнул Войченко в коридор и захлопнул дверь перед его любопытным носом.
Развернувшись к Зудилиной, я повторил вопрос:
– Ну так как, поужинаем? Я приглашаю.
– Ни за что! – раздельно произнесла она, победно улыбнулась и, обогнув меня, с гордо поднятой головой вышла из кабинета.
Захотелось что-нибудь сломать, но второй погром за неделю кабинет не переживет, так что я ограничился зубовным скрежетом.
Глава 24
Ясный августовский день, двадцать седьмое число месяца. Я, выряженный в новенькую форму с лейтенантскими погонами, стою на плацу в первой шеренге и вместе с другими сотрудниками милиции слушаю выступающего перед строем полковника Мохова. Его громкий голос без всяких спецсредств типа рупора слышен во всех точках площади за зданием райотдела и эхом разносится по округе. Он говорит о значении присяги, о почетной и ответственной обязанности, которая возлагается на сотрудников органов внутренних дел, которые приняли присягу на верность социалистической Родине и делу коммунистического строительства.
Я вполуха слушаю речь начальника милиции, попутно думая о неудобной фуражке, о том, как надоело мне стоять по стойке «смирно», и о том, что я сугубо гражданский человек. В общем, настроение у меня отнюдь не праздничное, а если принять во внимание, что как у стажера в эти полтора месяца у меня был ненормированный и очень насыщенный рабочий день, так вообще паскудное.
В последнее время мои дни проходили однообразно и напоминали курс молодого бойца.
С утра оперативка, сразу после нее кабинетная работа по уголовным делам. Из-за постоянных тренировок по набиванию на печатной машинке различных процессуальных документов я освоил ее в рекордно короткий срок, приноровившись печатать двумя пальцами довольно быстро.
Проводить самому допросы потерпевших и редких по моим делам свидетелей мне доверили почти сразу, но Журбина старалась при этом присутствовать, все-таки именно она была моим официальным наставником. Вот только новые обязанности не позволяли ей полностью посвящать свое время новому сотруднику. По этой причине Головачев распорядился брать меня с собой на выезды дежурным следователям. Из-за прихоти начальства я приползал домой не раньше восьми, а то и десяти вечера. Тогда как все остальные следователи, не считая дежурных и тех, у кого горели сроки по делам, уходили домой после вечерней оперативки, то есть около семи вечера.
По пятницам еще и на политинформации приходилось задерживаться, а это та еще хренотень. Сотрудников милиции на час запирали в актовом зале и со сцены зачитывали им содержание советских газет. Из плюсов такой принудиловки было лишь то, что меня знакомили с местными и мировыми новостями, а то телик из-за своего графика я практически не включал и читать газеты было некогда. Но это только первые разы видишь плюсы, затем начинаешь изыскивать причины, чтобы избежать этого странного мероприятия.
Еще как-то в субботу, в законный день отдыха, устроили комсомольское собрание. Пытались сподвигнуть меня на подвиги на стезе строителя коммунизма, но я очень натурально отыграл туповатого и самодовольного кретина, так что от меня отстали, но что-то подсказывает, это только на время, будет и второй заход. Уж очень местная комсорг, блондиночка, на меня подозрительно смотрела, явно какую-то гадость замышляла.
Часть рабочего времени занимала огневая подготовка. На первый урок меня пригласили по громкой связи. Мы как раз с Денисом Войченко из столовой возвращались, и тут из динамиков сперва послышался треск и шипение, а затем голос дежурного произнес:
– Следователь Чапыра, подойдите в дежурную часть! – И так два раза.
Я даже притормозил от неожиданности. Нет, по громкой связи по нескольку раз в день что-то объявляли, но обычно: «Дежурная группа на выезд», а вот мою фамилию назвали впервые. Я в недоумении уставился на Войченко. Тот пожал плечами, но заинтересовался, и мы вместе подошли к дежурке. Денис постучал по стеклу, Новиков, оторвавшись от телефонного разговора, нажал на кнопку и открыл нам дверь. Тогда я и оказался в святая святых отделения – в специальном помещении без окон, но с двумя дверями, одна из которых вела в дежурку, а вторая, решетчатая, в заставленную металлическими шкафами оружейную комнату.
В общем, эти полтора месяца я приходил сюда два раза в неделю. Именно здесь меня обучали обращению с табельным оружием – пистолетом Макарова, не считая времени, проведенного в ведомственном тире.
Сейчас, после закрепления, мое личное оружие хранится в одном из металлических ящиков, а выдавать мне его будут лишь на дежурства, если, конечно, сам за ним приду. На выездах подметил, что в отличие от оперативников следователи вооружаются через одного.
Физическая подготовка началась вроде неплохо: озвучили нормативы, посчитали, сколько раз я отжимаюсь да подтягиваюсь, а затем отправили бегать на время – и на том закончили. А через пару дней принялись за меня и еще троих с гражданки всерьез. Разминка в зале, силовые упражнения, затем отправляли на маты – заставляли отрабатывать до автоматизма базовые удары, болевые приемы, защиту от ударов, освобождение от захватов и обхватов и т. д.
Со строевой подготовкой тоже вышло не радужно – маршировали на плацу по часу в день. Для этих целей даже частично выдали форму без знаков различия.
Полный комплект форменной одежды со всем положенным я только в конце августа получил.
Как-то разговорились с приятелями по несчастью после интенсивной строевой, присев в тенек, скрытый от глаз гаражами и разросшимся кустарником. Оказалось, они все в милицию пришли по направлению с работы. Один с завода, второй с автобазы, где работал водителем, третий вообще бывший учитель истории.
– Заставили, что ли? – не понял я.
– Коллектив выказал доверие, парторг убедил, – неопределенно пожали они плечами.
– Отказаться было нельзя? – Не укладывалось в голове, что взрослый дееспособный человек здесь напрочь лишен свободы выбора. Им, как крепостным, распоряжаются комсомольские и партийные боссы, а также наделенные здесь баснословными правами непонятные мне образования «трудовые коллективы».
– Да ладно, – махнул рукой водитель, – в зарплате не потерял, да и график работы здесь получше – сутки через трое.
На это замечание бывший рабочий сделал глубокий вздох, а учитель истории проводил печальным взглядом пролетающих мимо птиц.
Зачет наша славная четверка сдала нормально, то есть уложились в допустимый минимум. У комиссии не было цели кого-то завалить, да и вообще зачеты показались мне формальностью. Еще и Головачев всех торопил, у него не хватало сотрудников, а меня уже внесли в график дежурств на сентябрь.
Вот таким образом я и оказался в этот ясный августовский день на плацу.
– Вольно! – проорал начальник милиции.
Приступили к принятию присяги. Я благодаря фамилии в конце списка, но очередь подойдет быстро, со мной принимают присягу только те трое. Хорошо хоть текст присяги надо зачитывать, а не произносить по памяти. Точно бы сбился. Ну все, подошла моя очередь – назвали мое имя.
Я выхожу из строя и марширую к начальнику милиции. Там мне вручают украшенную гербом красную папку с текстом присяги внутри. Разворачиваюсь лицом к строю и торжественным голосом зачитываю вслух:
– «Я, Чапыра Альберт Анатольевич, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, поступая на службу в органы внутренних дел, принимаю Присягу и торжественно клянусь до конца оставаться преданным своему народу, социалистической Родине и делу коммунистического строительства, быть честным, мужественным, дисциплинированным, бдительным работником, образцово нести службу, строго соблюдать социалистическую законность, хранить государственную и служебную тайну. Клянусь добросовестно и беспрекословно выполнять все возложенные на меня обязанности, требования уставов и приказов, не щадить своих сил, а в случае необходимости и самой жизни, при охране советского общественного и государственного строя, социалистической собственности, личности и прав граждан и социалистического правопорядка. Если же я нарушу эту мою торжественную Присягу, то пусть меня постигнет наказание по всей строгости советского закона».
«Сюрреализм чистой воды», – глумится Сергей Королько и жаждет напиться.
Но сперва расписывается в специальном бланке, после чего нас по очереди поздравляет начальство, затем наступает время Государственного гимна СССР, и вот наконец мы на марше покидаем плац.
Вечером весь отдел собрался у меня в кабинете обмывать звание. Так-то мне его еще вчера присвоили и в должности утвердили тоже вчера, но пятница у нас сегодня.
Кабинет, к слову, уже не только мой. Теперь я его делю с Ксенией. Людмила, сменив статус врио на и.о., решила, что начальству положен отдельный кабинет и со словами: «Понаблюдаешь за работой Ксении, тебе полезно», – выселила ее ко мне. Левашов же остался в своем кабинете один, хоть его и разжаловали в простые следователи и понизили в звании. Из-за чего я ему завидую. Но сейчас не об этом.
Первым делом меня поздравило начальство, заставив выпить водку из стакана, на дне которого лежали две лейтенантские звезды. Затем поздравления пошли от коллег, но уже без звезд в водке. Кто-то начал вспоминать свой опыт по обмыванию званий, к нему, перебивая, быстро подключились остальные, и под общий хохот пошли одна за другой веселые истории из жизни следственного отдела и его отдельных сотрудников. Но постепенно народ начал рассасываться, и к тому времени, когда за окном стемнело, в кабинете остались самые стойкие.
Проснулся я на своей кровати. Из окна слепило солнце, значит, время больше десяти утра. Повезло с субботой, хоть идти никуда не надо. Где там мой аспирин с литровой кружкой воды?
Кое-как установил равновесие и поплелся на кухню через туалет или наоборот. Еще не решил, добраться сперва надо. Выход из комнаты получился громким, не рассчитал, и дверь при открытии долбанула об стену.
– Чего стучишь? Дай поспать, – услышал я недовольное кряхтение – на диване спал Денис.
Как он здесь оказался – не помню. Где-то часов в девять вечера я утратил связь с реальностью и вот только сейчас ее восстановил. Но лучше он на диване, чем Ксюша в моей постели, а то неудобно бы вышло. С кем работаешь, с тем лучше не спать. С одной стороны, это, конечно, удобно, но минусов все же больше.
Поразмыслив об этом в туалете, я зашел в кухню. Поставил вскипятить чайник и заглянул в холодильник. И чего тут у нас? А было у меня не особо много: хреновая закуска, масло, одного вида сыр и колбаса, а также свежие помидоры с зеленым луком, купил их у той же бабушки, у которой хреновку беру. Сырые яйца на дверце и пельмени в морозильнике. И еще хлебница не пустовала. Я так и не встретился с заведующей мебельным отделом Марией Сергеевной. Не было ни времени, ни денег. И с последним надо было срочно что-то решать.
Сварганив бутерброды, я засунул их в духовку. Микроволновки здесь нет, а я люблю, чтобы сыр расплавился и обволок кусок хлеба, замуровав внутри колбасу с долькой помидора.
– О каких таких штучках идет речь? – вежливо поинтересовался я.
– О ваших криминальных методах! – выплюнула она мне в лицо.
– Криминальных методах? – удивился я. – Вы там с Курбановым чего пили-то? Непохоже на индийский чай. – Я скептически осмотрел ее с ног до головы.
– Вот только не делай вид, что ты не понимаешь, – перейдя на «ты», погрозила она мне пальчиком, аппетитным таким пальчиком. – Я тебе не позволю! Слышишь? Не позволю!
– Вы, Ольга Васильевна, не можете мне что-то позволить или не позволить. Нет у вас таких полномочий, – взял я официальный тон.
– Тебе больше нечем меня шантажировать! – прошипела она.
– Шантажировать? – искренне удивился я. – Когда это я вас шантажировал?
– А кто у меня деньги вымогал?! – возмутилась она. – Скажешь, не было этого?
– Если будет надо – скажу, – не стал я отнекиваться. – Вот только те деньги – плата за вред, что вы мне причинили.
– Ты шантажировал меня! – Ее ноздри гневно раздувались.
– Я предложил тебе выгодную сделку. – Мне тоже захотелось перейти на «ты». – Как юрист могла бы это уже понять, а не устраивать в который раз мне истерику.
– Значит, я истеричка?! – возмутилась она, шумно вдыхая воздух. – А ты подлец! Ты сам мне под машину бросился. Я только потом поняла, что ты специально все это устроил!
– Думай, что хочешь, – устало произнес я и развернулся лицом к окну.
– Я расскажу все Курбанову, – бросила она мне в спину.
– Иди рассказывай и заодно ищи себе другую работу. – Мой голос был безразличен.
– Я заплатила тебе, – уже тише и как-то обиженно сказала Зудилина.
– Не я один брал на себя обязательства по сделке. – Я был непреклонен.
В мою спину врезался ее кулачок. От удивления я развернулся.
– Подлец ты, Чапыра, – прошипела она.
– Нормальный я. Странно, что ты этого не понимаешь. Вроде оба юристы, а словно учили нас разные учителя, – печально произнес я, добавив: – Может, поужинаем? Обсудим все?
– Ужинать? С тобой? – Женщина резко отступила, взгляд вновь наполнился возмущением. – Этому не бывать!
– Почему? – Мне действительно было интересно.
– Чапыра, я тебе поражаюсь, – поморгала она. – У тебя все так просто. Шантаж для тебя всего лишь выгодное предложение. Тебя послушать, так мы заключили взаимовыгодную сделку.
– Так оно и есть. – Я пожал плечами. – И давай уже забудем об этом и будем двигаться дальше, – внес я рациональное предложение.
В этот момент раздался скрип несмазанных дверных петель, и в кабинет заглянул Денис Войченко.
– Ты на обед идешь? – спросил он, одновременно прощупывая нас с Ольгой взглядом.
– Позже! – Я вытолкнул Войченко в коридор и захлопнул дверь перед его любопытным носом.
Развернувшись к Зудилиной, я повторил вопрос:
– Ну так как, поужинаем? Я приглашаю.
– Ни за что! – раздельно произнесла она, победно улыбнулась и, обогнув меня, с гордо поднятой головой вышла из кабинета.
Захотелось что-нибудь сломать, но второй погром за неделю кабинет не переживет, так что я ограничился зубовным скрежетом.
Глава 24
Ясный августовский день, двадцать седьмое число месяца. Я, выряженный в новенькую форму с лейтенантскими погонами, стою на плацу в первой шеренге и вместе с другими сотрудниками милиции слушаю выступающего перед строем полковника Мохова. Его громкий голос без всяких спецсредств типа рупора слышен во всех точках площади за зданием райотдела и эхом разносится по округе. Он говорит о значении присяги, о почетной и ответственной обязанности, которая возлагается на сотрудников органов внутренних дел, которые приняли присягу на верность социалистической Родине и делу коммунистического строительства.
Я вполуха слушаю речь начальника милиции, попутно думая о неудобной фуражке, о том, как надоело мне стоять по стойке «смирно», и о том, что я сугубо гражданский человек. В общем, настроение у меня отнюдь не праздничное, а если принять во внимание, что как у стажера в эти полтора месяца у меня был ненормированный и очень насыщенный рабочий день, так вообще паскудное.
В последнее время мои дни проходили однообразно и напоминали курс молодого бойца.
С утра оперативка, сразу после нее кабинетная работа по уголовным делам. Из-за постоянных тренировок по набиванию на печатной машинке различных процессуальных документов я освоил ее в рекордно короткий срок, приноровившись печатать двумя пальцами довольно быстро.
Проводить самому допросы потерпевших и редких по моим делам свидетелей мне доверили почти сразу, но Журбина старалась при этом присутствовать, все-таки именно она была моим официальным наставником. Вот только новые обязанности не позволяли ей полностью посвящать свое время новому сотруднику. По этой причине Головачев распорядился брать меня с собой на выезды дежурным следователям. Из-за прихоти начальства я приползал домой не раньше восьми, а то и десяти вечера. Тогда как все остальные следователи, не считая дежурных и тех, у кого горели сроки по делам, уходили домой после вечерней оперативки, то есть около семи вечера.
По пятницам еще и на политинформации приходилось задерживаться, а это та еще хренотень. Сотрудников милиции на час запирали в актовом зале и со сцены зачитывали им содержание советских газет. Из плюсов такой принудиловки было лишь то, что меня знакомили с местными и мировыми новостями, а то телик из-за своего графика я практически не включал и читать газеты было некогда. Но это только первые разы видишь плюсы, затем начинаешь изыскивать причины, чтобы избежать этого странного мероприятия.
Еще как-то в субботу, в законный день отдыха, устроили комсомольское собрание. Пытались сподвигнуть меня на подвиги на стезе строителя коммунизма, но я очень натурально отыграл туповатого и самодовольного кретина, так что от меня отстали, но что-то подсказывает, это только на время, будет и второй заход. Уж очень местная комсорг, блондиночка, на меня подозрительно смотрела, явно какую-то гадость замышляла.
Часть рабочего времени занимала огневая подготовка. На первый урок меня пригласили по громкой связи. Мы как раз с Денисом Войченко из столовой возвращались, и тут из динамиков сперва послышался треск и шипение, а затем голос дежурного произнес:
– Следователь Чапыра, подойдите в дежурную часть! – И так два раза.
Я даже притормозил от неожиданности. Нет, по громкой связи по нескольку раз в день что-то объявляли, но обычно: «Дежурная группа на выезд», а вот мою фамилию назвали впервые. Я в недоумении уставился на Войченко. Тот пожал плечами, но заинтересовался, и мы вместе подошли к дежурке. Денис постучал по стеклу, Новиков, оторвавшись от телефонного разговора, нажал на кнопку и открыл нам дверь. Тогда я и оказался в святая святых отделения – в специальном помещении без окон, но с двумя дверями, одна из которых вела в дежурку, а вторая, решетчатая, в заставленную металлическими шкафами оружейную комнату.
В общем, эти полтора месяца я приходил сюда два раза в неделю. Именно здесь меня обучали обращению с табельным оружием – пистолетом Макарова, не считая времени, проведенного в ведомственном тире.
Сейчас, после закрепления, мое личное оружие хранится в одном из металлических ящиков, а выдавать мне его будут лишь на дежурства, если, конечно, сам за ним приду. На выездах подметил, что в отличие от оперативников следователи вооружаются через одного.
Физическая подготовка началась вроде неплохо: озвучили нормативы, посчитали, сколько раз я отжимаюсь да подтягиваюсь, а затем отправили бегать на время – и на том закончили. А через пару дней принялись за меня и еще троих с гражданки всерьез. Разминка в зале, силовые упражнения, затем отправляли на маты – заставляли отрабатывать до автоматизма базовые удары, болевые приемы, защиту от ударов, освобождение от захватов и обхватов и т. д.
Со строевой подготовкой тоже вышло не радужно – маршировали на плацу по часу в день. Для этих целей даже частично выдали форму без знаков различия.
Полный комплект форменной одежды со всем положенным я только в конце августа получил.
Как-то разговорились с приятелями по несчастью после интенсивной строевой, присев в тенек, скрытый от глаз гаражами и разросшимся кустарником. Оказалось, они все в милицию пришли по направлению с работы. Один с завода, второй с автобазы, где работал водителем, третий вообще бывший учитель истории.
– Заставили, что ли? – не понял я.
– Коллектив выказал доверие, парторг убедил, – неопределенно пожали они плечами.
– Отказаться было нельзя? – Не укладывалось в голове, что взрослый дееспособный человек здесь напрочь лишен свободы выбора. Им, как крепостным, распоряжаются комсомольские и партийные боссы, а также наделенные здесь баснословными правами непонятные мне образования «трудовые коллективы».
– Да ладно, – махнул рукой водитель, – в зарплате не потерял, да и график работы здесь получше – сутки через трое.
На это замечание бывший рабочий сделал глубокий вздох, а учитель истории проводил печальным взглядом пролетающих мимо птиц.
Зачет наша славная четверка сдала нормально, то есть уложились в допустимый минимум. У комиссии не было цели кого-то завалить, да и вообще зачеты показались мне формальностью. Еще и Головачев всех торопил, у него не хватало сотрудников, а меня уже внесли в график дежурств на сентябрь.
Вот таким образом я и оказался в этот ясный августовский день на плацу.
– Вольно! – проорал начальник милиции.
Приступили к принятию присяги. Я благодаря фамилии в конце списка, но очередь подойдет быстро, со мной принимают присягу только те трое. Хорошо хоть текст присяги надо зачитывать, а не произносить по памяти. Точно бы сбился. Ну все, подошла моя очередь – назвали мое имя.
Я выхожу из строя и марширую к начальнику милиции. Там мне вручают украшенную гербом красную папку с текстом присяги внутри. Разворачиваюсь лицом к строю и торжественным голосом зачитываю вслух:
– «Я, Чапыра Альберт Анатольевич, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, поступая на службу в органы внутренних дел, принимаю Присягу и торжественно клянусь до конца оставаться преданным своему народу, социалистической Родине и делу коммунистического строительства, быть честным, мужественным, дисциплинированным, бдительным работником, образцово нести службу, строго соблюдать социалистическую законность, хранить государственную и служебную тайну. Клянусь добросовестно и беспрекословно выполнять все возложенные на меня обязанности, требования уставов и приказов, не щадить своих сил, а в случае необходимости и самой жизни, при охране советского общественного и государственного строя, социалистической собственности, личности и прав граждан и социалистического правопорядка. Если же я нарушу эту мою торжественную Присягу, то пусть меня постигнет наказание по всей строгости советского закона».
«Сюрреализм чистой воды», – глумится Сергей Королько и жаждет напиться.
Но сперва расписывается в специальном бланке, после чего нас по очереди поздравляет начальство, затем наступает время Государственного гимна СССР, и вот наконец мы на марше покидаем плац.
Вечером весь отдел собрался у меня в кабинете обмывать звание. Так-то мне его еще вчера присвоили и в должности утвердили тоже вчера, но пятница у нас сегодня.
Кабинет, к слову, уже не только мой. Теперь я его делю с Ксенией. Людмила, сменив статус врио на и.о., решила, что начальству положен отдельный кабинет и со словами: «Понаблюдаешь за работой Ксении, тебе полезно», – выселила ее ко мне. Левашов же остался в своем кабинете один, хоть его и разжаловали в простые следователи и понизили в звании. Из-за чего я ему завидую. Но сейчас не об этом.
Первым делом меня поздравило начальство, заставив выпить водку из стакана, на дне которого лежали две лейтенантские звезды. Затем поздравления пошли от коллег, но уже без звезд в водке. Кто-то начал вспоминать свой опыт по обмыванию званий, к нему, перебивая, быстро подключились остальные, и под общий хохот пошли одна за другой веселые истории из жизни следственного отдела и его отдельных сотрудников. Но постепенно народ начал рассасываться, и к тому времени, когда за окном стемнело, в кабинете остались самые стойкие.
Проснулся я на своей кровати. Из окна слепило солнце, значит, время больше десяти утра. Повезло с субботой, хоть идти никуда не надо. Где там мой аспирин с литровой кружкой воды?
Кое-как установил равновесие и поплелся на кухню через туалет или наоборот. Еще не решил, добраться сперва надо. Выход из комнаты получился громким, не рассчитал, и дверь при открытии долбанула об стену.
– Чего стучишь? Дай поспать, – услышал я недовольное кряхтение – на диване спал Денис.
Как он здесь оказался – не помню. Где-то часов в девять вечера я утратил связь с реальностью и вот только сейчас ее восстановил. Но лучше он на диване, чем Ксюша в моей постели, а то неудобно бы вышло. С кем работаешь, с тем лучше не спать. С одной стороны, это, конечно, удобно, но минусов все же больше.
Поразмыслив об этом в туалете, я зашел в кухню. Поставил вскипятить чайник и заглянул в холодильник. И чего тут у нас? А было у меня не особо много: хреновая закуска, масло, одного вида сыр и колбаса, а также свежие помидоры с зеленым луком, купил их у той же бабушки, у которой хреновку беру. Сырые яйца на дверце и пельмени в морозильнике. И еще хлебница не пустовала. Я так и не встретился с заведующей мебельным отделом Марией Сергеевной. Не было ни времени, ни денег. И с последним надо было срочно что-то решать.
Сварганив бутерброды, я засунул их в духовку. Микроволновки здесь нет, а я люблю, чтобы сыр расплавился и обволок кусок хлеба, замуровав внутри колбасу с долькой помидора.