– Когда я выходил, он спал, – доложился я.
– Он спал! – вновь завелся Головачев. – Дима, какого…?! Ты же… клялся, что с Кривощековым проблем не будет! Головой… мне за него ручался!
– Не понимаю, как так получилось, – единственное, что нашелся сказать, бледный Левашов.
– Дима, – цедил сквозь зубы красный от злости Головачев, – я же тебя просил устроить Чапыру нормально?! Так какого лешего ты его в кабинет к этому своему Кривощекову запихал?!
– Так куда я его посажу? – вскинулся Левашов. – Вы, Илья Юрьевич, сами ведь мне запретили освободить кабинет от вещдоков. – Он дернул головой в сторону запертой четвертой двери в закутке.
– С собой бы посадил! – взревел Головачев. – И сам бы себе натаскал нового сотрудника! Я тебе, Дима, следователя выделил! А ты мне… что в благодарность устроил?!
– А я говорил, что это плохо закончится, – вмешался Курбанов, впечатав злобный взгляд в Кривощекова, который так и продолжать стоять посреди кабинета. Весь хмель из него выбило, так что он даже не шатался, но, судя по всему, соображал еще с трудом.
– Да что уж теперь, – отмахнулся от зама Головачев.
– Илья Юрьевич, отдайте мне Чапыру. Я его к Панкееву определю. Тот опытный следователь и вообще не пьет, у него язва, – не сдавался Курбанов.
– А у меня что, тогда вообще двое следователей останется? – возмутился Левашов.
– А тебе зачем больше? Ты их все равно контролировать не можешь, – подколол коллегу Курбанов.
– Я же сказал, с Кривощековым вышла случайность, – вспылил Левашов.
– Случайность – это то, что твой Кривощеков никого не убил, – недобро усмехнулся Курбанов.
– Тихо! – рыкнул начальник. – Кривощеков, собирай свои вещи и пошли. Ты здесь больше не служишь. Время, пока идет проверка, дома проведешь.
– Илья Юрьевич, да не мог я бросить эту чертову бутылку! – чуть не рыдая, вскричал Кривощеков.
– Я все сказал!
Наконец вокруг все стихло. Все ушли. Головачев с Курбановым в свое крыло. Кривощеков, собрав вещи, через отдел кадров поплелся домой, а Левашов проконтролировал его уход.
Я остался один в неубранном кабинете. Стоял у того злополучного окна и смотрел вдаль. Меня слегка потряхивало от содеянного. Кажется, я переборщил. Хотел лишь от Кривощекова избавиться, а перепало всем. Теперь перед коллегами маячила служебная проверка, а за ней и дисциплинарные взыскания.
Впрочем, сами виноваты, все-таки они совершили должностное преступление – покрывали алкаша, еще и оружие ему дали, чтобы однажды он всех по белочке перестрелял. Хотя не мне, конечно, проповедь читать. По сути, лично мне Мохов ничего плохого не сделал. Да, не проконтролировал, к кому Левашов молодого сотрудника посадит, но у начальника следствия и без всяких мелочей полно дел. Так что, как ни крути, мною был нарушен мой же принцип «не жалеем тех, кто не пожалел нас». Получается, сам его себе определил, сам и нарушил. А может, фиг с ними, с этими принципами? Когда дело касается выживания, становится не до сдерживающих факторов.
Я горько усмехнулся своим мыслям. Вот так все и бывает: там уступишь, тут отступишь и на выходе получаешь… не знаю, кто в итоге получается.
Я помотал головой – какая-то фигня в голову лезет. Не до самокопаний мне сейчас. Вот выберусь отсюда, тогда сяду и все осмыслю, дам совести себя погрызть вволю, если она к тому времени не атрофируется.
Я усмехнулся и резко отвернулся от окна. Пробежал взглядом по бардаку, что остался в кабинете. Надо что-то со всем этим делать.
Внезапно дверь открылась.
– Чапыра, Альберт? – спросил заглянувший в кабинет мужчина в форме старшего лейтенанта милиции и с кожаной папкой в руках.
– Да, это я, – ответил я нежданному посетителю.
– Я следователь Сорокин, Антон. – Протягивая мне руку, мужчина переступил через порог, стараясь не задеть разбросанные уголовные дела и пустые бутылки. – Мне сказали тебя на выезд с собой взять, – сообщил он цель своего прихода.
– Поехали, – пожал я плечами. Уборка откладывалась.
Мы спустились на первый этаж и зашли в дежурную часть.
– Знакомься, это Юра Новиков. – Сорокин указал на старлея, мужчину лет тридцати, который при нашем приближении, не отрывая уха от телефонной трубки, пожал нам обоим руки.
– Адрес продиктуйте! – прокричал он в трубку. – Какая улица? Громче, не слышу!
– А это Коля Кравцов. – Я пожал протянутую руку мужчине с лейтенантскими погонами.
– И куда мне этих баб девать? – сразу же отвлекся лейтенант Кравцов от нас. – Там мужики сидят, – объяснял он патрульным, привезшим двух женщин шаромыжного вида, которые в это время стояли в коридоре за стеклом дежурной части и смирно ожидали своей участи.
– У вас что, одна камера?! – пытался отвязаться от добычи старший патрульный.
– Альберт, не спи, – поторопил меня Сорокин, и мы прошли дальше. Спустились по ступеням и вышли на территорию закрытого двора, куда из моего кабинета выходят окна. – Залезай, – указал он мне на служебный уазик.
В машине кроме сержанта-водителя были еще два человека, оба в звании лейтенанта. На переднем пассажирском сиденье сидел почти мой ровесник. Он развернулся и с прищуром рассматривал на меня.
– Это наш новый следователь Альберт Чапыра, – начал представлять нас друг другу Сорокин. – А это Вадим, инспектор уголовного розыска, – кивнул он на молодого. И Сергей Львович – наш эксперт, – указал он на мужчину постарше.
– Ну что, погнали? – развернулся к водителю Вадим. И вновь развернулся вполоборота к нам, как только машина тронулась. – Говорят, у вас там сегодня веселуха.
– Да без понятия, краем уха только слышал, – отмахнулся от него Сорокин. – Не до этого было. По уши в работе.
– Говорят, Кривощеков допился до белочки, начальство начал из окна отстреливать. – Вадим заржал.
Сергей Львович заинтересованно прислушивался. Водитель вполглаза наблюдал за нами через зеркало.
– Напридумывали уже черт-те что, – усмехнулся Сорокин. – Просто бутылка выпала из окна.
– Ага, и неудачно приземлилась, – не переставая ржать, договорил опер.
– Ну да, неудачно, – признал Сорокин.
– Приехали, – затормозив, сказал водитель.
– Быстро мы. – На время потеряв интерес к разговору, Вадим первым вылез из машины.
Мы остановились возле двухэтажного многоквартирного дома, первый этаж которого был из кирпича, а второй деревянный. К машине подбежал пожилой мужчина в неброской одежде и коротких резиновых сапогах. Какой-то народ смотрел на нас издали.
– А я уж заждался, – без особого недовольства сказал он, в его тоне сквозило лишь нетерпение.
– Показывайте, откуда угнали. – На передний план вышел Сорокин.
– Вон он, мой сарай. – Мужчина посеменил к указанному деревянному сараю с распахнутыми дверными створками.
Выяснилось, что, пока он ходил на почту, у него из сарая угнали мотоцикл.
За Сорокиным и экспертом, что тащил в руках чемодан, я поплелся в сторону вскрытого сарая. А Вадим, подогнав нам двух понятых, принялся опрашивать соседей, что высыпали из квартир на улицу.
Ничего интересного в работе следователя нет – заключил я через полчаса наблюдений за Сорокиным, который беспрестанно что-то записывал в протокол и переговаривался с экспертом.
В отдел мы вернулись после восьми часов вечера. На этаже, кроме нас двоих, уже никого не было. Попрощавшись со старлеем, я завернул в свой закуток. Кабинет встретил своего нового хозяина все тем же беспорядком. Наметив фронт работ, я вздохнул: из мажора в уборщики – шаг в психологическом плане нелегкий.
Нашел в углу пустое ведро, сходил в туалет за водой, а затем меня осенило.
– Какого черта?! – влепил я себе по лбу.
Морщась, почесал пострадавшее место и метнулся на первый этаж в дежурку.
– Чего-то забыл? – встретил меня Новиков.
– Можешь мне на час двух женщин одолжить? – Я подошел к решетке, за которой они сидели.
– Понятые, что ли, нужны? – не удивился моей просьбе дежурный.
– Ага, типа того.
– Ну, забирай. – Он встал из-за стола, бряцая ключами. – Выходим. – Это уже моим будущим уборщицам.
Через час мой кабинет сиял чистотой. Труженицы выглядели в отличие от меня не особо довольными, но это их проблемы.
– О, ты еще здесь, что ли? – заглянул на огонек Сорокин. Принесла его нелегкая.
– Уже ухожу, – сообщил я.
– Я не понял, а чего они тут делают? – присмотревшись к шаромыжкам, спросил Сорокин.
– Вызвались кабинет мне помыть, – объяснил я ему.
– Может, они и мой помоют? – заинтересовался клининговой услугой коллега.
– Владей, – широким жестом передал я ему уборщиц.
Глава 22
Начало следующего утра опять не заладилось. Будильник разбудил на самом интересном месте, не дав досмотреть сцену разврата. Зато на работе дела стали налаживаться – кабинет был в полном моем распоряжении. Отмытый от грязи, включая крашеные стены и потолок, он за ночь проветрился от тяжелых запахов, и при открытых окнах в нем можно было работать. Головачева с утра в отделе не было, и оперативку провел Курбанов. Но прошла она штатно, без упоминаний вчерашнего инцидента, и даже имя Кривощекова никто не произнес. Хотя по лицам следователей, их ухмылкам и многозначительным взглядам, бросаемым друг на друга, было заметно, что тема эта забвению не предана, а активно обсуждается в курилках.
После оперативки Левашов с Людмилой, переругиваясь, начали сортировать оставшееся от Кривощекова наследство.