– Но…
– Папа, я сама решу этот вопрос!
– Оленька, как ты его решишь? – Василий Кондратьевич всплеснул руками. – С такими мерзавцами, как этот твой Чапыра, нужно разговаривать только с позиции силы. По-другому они не понимают.
– Папа, я же тебе вчера все объяснила, ты только все испортишь. Начнешь ему угрожать, а он какую-нибудь гадость в ответ выкинет. И кому от этого станет хуже? Возбудят дело и меня выпрут из адвокатуры.
– Никто тебя не выгонит, что за глупости. Поговорю с кем надо…
– Ой, папа, с кем ты поговоришь? Ты давно уже не у дел. Да даже если не выпрут, то уголовное преследование явно скажется на моей карьере. Так что я лучше сама все с ним решу. В конце концов, я адвокат!
– Толку-то от твоего адвокатства, – пробурчал Василий Кондратьевич, – наадвокатствовала вчера на пять тысяч. – Мужчина тяжко вздохнул, помассировав грудную клетку в области сердца.
– Не переживай. Сумму я уменьшу. Никакие пять тысяч он не получит! Вот еще! Максимум тысячу дам, чтоб только забыть о нем как о кошмарном сне.
– Что же ты ее вчера не уменьшила? – в очередной раз вздохнул Василий Кондратьевич и по-стариковски пробурчал: – Вчера надо было вопрос с суммой решать, а не сегодня, когда времени в обрез.
Дочь у него, конечно, и умница и красавица, но нет в ней гибкости, изворотливости. Прет напролом как танк. Вся в него. А здесь другой подход нужен. Поэтому он особо и не настаивал на своем присутствии на встрече. Вдруг действительно все только испортит своей прямотой и бескомпромиссностью. Да и сердце может подвести.
И Ольга права, ей самой нужно решить этот вопрос. Ведь дело здесь не только в деньгах. Самое поганое – эта ситуация сильно ударила по ней как по профессионалу, пошатнув ее уверенность в своих силах.
Но он знал, что его дочь справится. Ольга – она сильная. Вчера девочка просто растерялась. Но ее можно понять. Ведь не каждый день встречаешь беспринципных мерзавцев… а всего лишь раз в пять лет.
Василий Кондратьевич горько усмехнулся, вспомнив супруга дочери, который оказался той еще корыстной мразью. Женился на Ольге только ради жилплощади. Такой же голозадый студент из области, как и этот Чапыра.
А ведь он сразу, как только дочь привела знакомить будущего зятя, почувствовал фальшь в этом Матвее. Но разве влюбленной молодой девчонке что-то можно объяснить? А когда пелена с ее глаз спала, было уже поздно – она замужем, а Матвей прописан в их квартире. Сколько сил и нервов ему тогда стоило этого голодранца, слава богу, уже бывшего зятя, выписать из квартиры и засунуть обратно в ту общагу, из которой он и вылез. Пришлось задействовать все свои связи, пообивать множество порогов. Вспоминать страшно.
Печалило Василия Кондратьевича ничуть не меньше и то, что Матвей оказался не только паршивым мужем, но и бесполезным зятем – детей в браке так и не прижил, оставив его на старости лет без внуков.
И надо же такому случиться, дочка опять нарвалась на корыстолюбца.
Ольга же, пока ее отец предавался воспоминаниям, складывала деньги в портфель хитрым способом. В каждое отделение она положила по тысяче рублей сторублевыми купюрами, чтобы, когда она умерит аппетиты Чапыры и снизит сумму до приемлемой, не показывать этому вымогателю все деньги целиком.
Всю запрошенную сумму Ольга решила взять с собой на самый крайний случай. Все-таки на кону была ее карьера.
Кто бы мог подумать, что обычная авария приведет к таким плачевным последствиям. И все из-за этого самодовольного мерзавца! Он же сразу, еще на месте ДТП, показал свое истинное лицо, когда подлым образом свалил на нее всю вину. А она, словно наивная дурочка, а не профессиональный адвокат, списала это на стресс после аварии и даже тешила себя надеждой, что, как только поговорит с молодым, еще не закаленным жизнью человеком и устыдит его, тот раскается, извинится и даже возьмет на себя расходы по ремонту автомобиля.
И что в итоге? Она собирает деньги на откуп от этого мерзавца!
Как она, адвокат с трехлетним стажем, могла попасть в такую ситуацию?!
Ольга вспомнила свою вчерашнюю растерянность от наглого и беспринципного поведения Чапыры и свое бессилие от осознания того, что этот мерзавец все верно рассчитал – доказать свою невиновность она не сможет, свидетелей нет. И теперь ее будущее находится в руках этого ужасного человека.
Каким же цинизмом надо обладать, чтобы одновременно делать комплименты и угрожать, быть вежливым и галантным, а через минуту опускаться до шантажа?
Откуда он только свалился на ее голову?!
Выровняв дыхание, сбившееся от волнения, Ольга, как обычно, бросила перед выходом из квартиры взгляд в зеркало. Сегодня она надела деловой костюм, который приобрела в Москве, оказавшись в нужное время в нужном месте. Он был из легкой ткани, нежно-зеленого цвета и отлично на ней сидел, подчеркивая достоинства фигуры.
Ольга еще немного покрутилась, рассматривая себя со всех ракурсов, и осталась довольной увиденным.
Последний штрих – она взяла портфель и крепко сжала его ручки в своей ладони.
– Всё, я пошла, – сказала она отцу и, выдохнув, вышла за дверь.
Глава 8
К отделению милиции я подошел ровно в половине десятого. Зудилина меня уже ждала. Она стояла на углу непрезентабельного двухэтажного здания из серого кирпича, почти сливаясь на фоне высокого кустарника.
Курившие возле служебной машины лимонно-синего окраса сотрудники милиции откровенно на нее пялились, видимо пытаясь рассмотреть получше. Она же делала вид, что в упор их не замечает.
– Доброе утро, Ольга Васильевна. Вы, как всегда, очаровательны, – поприветствовал ее я.
И вроде не красавица в общепринятом понимании, а умеет себя подать – глаз не отвезти. И хорошо подобранная одежда, что акцентирует внимание на женских формах, и высокий каблук, что ее стройнит и делает выше, и как будто случайно выбившаяся из прически прядь волос. И портфель сегодня выглядит уместным, с учетом того, что в нем лежит.
Одобряю, подготовилась к встрече.
– Здравствуйте. – Зудилина отзеркалила мне улыбку, но та вышла у нее немного кривоватой. Все же ей не помешает еще немного поработать над образом.
– Куда пойдем? – светским тоном поинтересовался я, бросив быстрый взгляд на наручные часы, что остались мне в наследство от Альберта.
– В соседнем дворе есть удобные лавочки, – просветила она меня.
В мое время деловые переговоры проводились в ресторанах или в офисе. Если тема для встречи была не особо важной, то можно было обойтись и близлежащим кафе. Но в любом случае выбирали место для этих целей удобное.
Здесь же мы уже второй день кочуем по лавочкам. А из удобств – тень от растущего рядом развесистого дерева. Впрочем, куда меня еще вести без галстука и с дешевыми часами?
Она уселась, аккуратно поправив юбку и устремив в мою сторону коленки. Я отвел взгляд, почувствовав, что дело дрянь. Она мило улыбнулась, уже без натянутости.
– Альберт Анатольевич, вы не передумали? – начала она деловой разговор.
– Нет, не передумал, – уверил я ее в своих самых серьезных намерениях довести дело до конца. Если, конечно, на ноги не пялиться. Иначе нам светит совсем другой финал.
– Вы вчера упомянули о пяти тысячах. Но это слишком большая сумма. – Она смотрела на меня проникновенным взглядом серых глаз.
А я, глядя на нее, размышлял. Раз Зудилина начала разговор с суммы отступных, то на саму схему она в целом согласна, вот только запрошенная мною цена ее не устраивает. Это радовало. Думал, будет сложнее. Боялся, что сегодня опять будем водить хороводы.
– Вам грозит до трех лет лишения свободы, – начал я с главного и, по сути, единственного моего козыря.
– Или штраф. – Ее ход оказался откровенно слабым.
– Или штраф, – даже не стал спорить я, – но в комплекте с приговором.
Ее карта оказалась бита. Я улыбнулся. Зудилина поджала губы. Еще партия?
– У меня нет таких денег. – Теперь ее глаза излучали печаль.
– А сколько у вас есть? – включился я в игру.
– Боюсь, не больше тысячи, – осторожно ответила она.
– Этого мало, – категорично заявил я, – за три-то года свободы. Плюс приговор, плюс лишение права управлять автомобилем на пару лет. Я и так запросил с вас по минимуму, – математически доказал я свой довод.
– Никто мне три года не даст. У меня безупречная репутация, а значит, положительная характеристика мне обеспечена. Потом, я женщина, а вы совершеннолетний. Да и не пострадали вы особо. Даже в больнице не лежали и диплом хорошо защитили, я узнавала. Так что отделаюсь штрафом и, возможно, на год лишусь прав, – представила она свой расчет.
– Плюс приговор, – дополнил я то, что она забыла в него включить.
– Итого полторы тысячи, – как-то странно подсчитала она.
– Хорошо, только ради ваших красивых ног, то есть глаз, я согласен снизить сумму до четырех тысяч. – В торге всегда приходится уступать. Упрешься, и сделка сорвется.
– Альберт Анатольевич, это несерьезно. – Ольга подняла глаза к небу. Глубоко вздохнула, а когда вернула взгляд на землю, то застала меня за разглядыванием своей груди.
– У меня только две тысячи, и давайте закончим на этом, – произнесла она, сделав еще один полный вдох.
– Пять минут назад у вас была только одна тысяча, – заметил я и, взглянув на часы, продолжил: – У нас как раз еще есть пять минут.
– Две с половиной – ни вам, ни мне, – сделала она новое предложение.
Я демонстративно посмотрел на часы.
– Но нельзя же быть таким упертым! – воскликнула она.
– Хорошо, две с половиной, – уступил я, потому что Зудилина начала нервничать. А отец меня учил, что у человека о тебе должны остаться светлые воспоминания.
Ольга устало улыбнулась.
– Я отдам их вам после того, как вы сделаете, что обещали, – выдвинула она требование, прижав к себе портфель еще крепче.
– А купюры у вас какие? – уточнил я, прежде чем спорить.
– Сторублевые, а что? – удивилась она вопросу.
– Если бы четвертные, то пришлось бы вам мне еще портфель дарить, бонусом, – объяснил я ей расклад.
– Нет. Портфель я не отдам. – Кончики ее пальцев от усердия покраснели.
– Не бойтесь, теперь не отберу, – успокоил ее я и тут же предельно жестко добавил: – Утром деньги – вечером стулья.
Зудилина пробуравила меня взглядом, но послушно полезла в портфель, загородив мне обзор клапаном.