ГЛАВА 7,
в которой Арктур ищет ответы, а Лиодайя вспоминает прошлое
Женские слезы…
Не скажу, чтобы я относился к ним с раздражением, но и особенного сочувствия никогда не испытывал. Раньше. Наверное, потому, что причины этой эмоциональной реакции всегда казались мне надуманно преувеличенными. По крайней мере, моя бывшая частенько прибегала к слезам лишь как средству добиться желаемого. Я не дурак, прекрасно осознавал попытки собой манипулировать и видел, насколько быстро высыхали мокрые дорожки, едва жена понимала, что я сдался и эффект достигнут или я несговорчив и продолжение бессмысленно.
Сейчас же я воспринимал рыдания Лиодайи совсем иначе. Ее паника и отчаяние мне были понятны, близки настолько, словно это я сам ощущал безнадежность от осознания произошедшего. Она не притворялась, не лукавила, не пыталась вызвать к себе сочувствие, просто оплакивала тех, кто погиб, и страдала от вероломства жениха, который нарушил все свои обещания. А меня мучило чувство вины — ведь я, как всесильный дух, ничем не помог ей. Фактически позволил свершиться беззаконию. Бедная девушка разочаровалась во всех, кому поверила. Осознала, что попала в ловушку, из которой нет выхода.
И пусть я на самом деле ничем не мог ей помочь… Все равно. Я подарил ей веру в защиту и покровительство духа Дайяра, обнадежил, не имея на то ни прав, ни реальных возможностей. Поступил глупо, безрассудно, легкомысленно не учел всех сложностей и нюансов этого мира. И потому теперь малодушно скрывался, вновь превратившись в безмолвного наблюдателя.
Рядом с Лиодайей, пытаясь помочь и хоть немного успокоить, хлопотала Омили. Она была такой же жертвой обстоятельств: не могла сопротивляться грубой мужской силе и наверняка в той же мере, что и ее госпожа, испытала боль предательства человека, которому доверилась. И тем не менее фрейлина нашла в себе силы довести Лио до ее комнат, помочь умыться и переодеться. Она, притом что сама пострадала, держала себя в руках, даже ее голос, полный горьких ноток, был не истеричным, а просто расстроенным.
— Ужас… Как страшно… Бессмысленно, противно, гадко… Такая жестокость и равнодушие! Так обойтись с невиновными, пойти против своего долга воина… Я думала, слухи о друзьях принца все же не настолько близки к истине. И зря поверила в возможную порядочность Веленнара. А Аленнар… У меня слов нет! Унизить свою невесту перед подданными… О каком почтении перед будущей королевой в таком случае может идти речь? Для него вы как одна из тех доступных сийринн.
— Слухи… — В ее словах Лио ухватилась за то, что сочла важным. — Ты вроде про фрейлин говорила.
— Да. Но шептались среди придворных и о другом. Что драк’ов в казне подозрительно много, что в последнее время агрессивность тварей стала выше, а жертв — больше. Что дозоры плохо справляются со своими задачами, а принца и его свиту постоянно видят там, где чаще всего появляются твари. Вроде как и оправданно их присутствие — для проверки работы стражей, но все равно…
— Неужели никто не попытался выяснить истину? — в отчаянии всхлипнула «носительница».
— Чтобы разделить участь несчастных жертв? Доказательства как раз есть — все побережье полно костей. Вряд ли Аленнар оставляет в живых свидетелей. Свита покрывает его, не желая подставляться под удар. Да и сами они, похоже, не прочь нарушить древние законы.
— Омили! — тревожно выдохнула Лиодайя. — Но ты же… теперь знаешь. Видела. Ты и есть свидетель. — Она испуганно схватила за руку фрейлину, усаживая рядом с собой на пуф. — Он может и тебя… убить, если решит, что ты представляешь угрозу и хочешь озвучить порочащие его факты. Оставь меня, уезжай с послом. Грийнар тебя защитит, а на чужом острове ты будешь в безопасности, никто не посмеет тебя тронуть.
— Нет, я вас не брошу! — уверенно замотала головой фрейлина. — Теперь уж точно! Оставить вас одну с этими… — Омили одновременно со страхом и отвращением отозвалась о принце и его окружении. — Я верно служу своей королеве!
— Спасибо…
Обнявшись, подруги несколько минут сидели в тишине. Но воцарившееся в комнате спокойствие вовсе не означало, что в душах и мыслях девушек все было так же безмятежно. Тяжелые думы довлели над обеими.
— Странно… — неожиданно растерянно пробормотала Лио. — Все же странно, что Аленнар, раскрыв свою суть, позволил тебе вернуться из дозора живой. И со мной оставил…
— Может, из-за матери? Все же я ее родственница. Хотя даже если я ей пожалуюсь, то, как и раньше в ситуации с фрейлинами, родители закроют глаза на бесчинства сына. Или же… — Она нахмурила светлые брови, а на ее лице снова появилась тревога.
— Аленнар расчетлив. Ты нужна ему для союза с Грийнаром, чтобы вытянуть из посла побольше денег.
— Или он решил отдать меня Веленнару… — в ужасе прошептала Омили. — Видел же, как тот смотрел, а потом держал. Наверняка не хотел нарушить планы друга и допустить, чтобы тот «страдал», не успев насладиться желаемым. А вот когда Белен со мной… меня… вот тогда…
И снова девушки замолчали. Слез больше не было, однако вокруг них практически осязаемо разливалась атмосфера безысходности и отчаяния. В конце концов Лио вспомнила обидные «наставления» Аленнара и вновь принялась винить себя.
Если бы она не попросила жениха… Если бы осталась во дворце… Если бы…
Омилидайя с ней не соглашалась, разубеждая и доказывая, что несправедливо брать на себя груз чужой подлости и жестокости. Абсолютно не важно, кто стал инициатором поездки на побережье. Важно, кто призвал чудовище и наслаждался ужасающим зрелищем.
Разве Аленнар настоящий мужчина, если переложил ответственность на слабую женщину? Не поддержал, не защитил, а добил циничными речами. И Веленнар ему под стать, раз стал приспешником морального урода. А как умело он маскировался под порядочного среди всей сомнительной свиты…
Омили права. Только она не знает про еще одного виновного. Меня.
Зря я так думал и сожалел. Потому что, словно на беду, натолкнул девушку на явно крамольные для ее мира мысли.
— И зачем только дух Нар наделил сирринов такой силой? — горестно воскликнула Омили. — Потешил свое самолюбие, а нам принес страдания! Мы для духов-покровителей лишь развлечение.
— Что ты такое говоришь! Опомнись. Ведь милостью Дайяра выстоял остров Шиллидайи. Он даровал спасение.
— Спасение? Когда-то давно, наверное, так и было. Но сейчас… Разве сейчас Дайяру есть дело до чужих жизней? Где он был, когда вас едва не… — Фрейлина запнулась, не договорив, но тут же снова обрушила гнев на «меня»: — Почему не покарал Аленнара? Почему не отвел беду от невинных? Почему равнодушен к тому, что уже давно творится на нашем острове?!
— Он не равнодушен и не бездействует, — встала на «мою» защиту Лиодайя. — Он пришел, когда… — Она, так же как ее подруга, сбилась, лихорадочно соображая — поделиться тайной или скрыть. И все же призналась: — Я с ним… говорила. Он услышал мой зов, откликнулся на мое отчаяние.
Омилидайя отстранилась и внимательно, изучающе, с сочувствием посмотрела в глаза Лио.
— Я не сошла с ума от потрясения! — воскликнула моя «носительница». — Говорила не сейчас, а накануне переезда во дворец. Не могла смириться со свадьбой и молила о поддержке и добром слове… Ты же легенду о Шиллидайе читала?
— Мм… — растерялась Омили. — Ну да. В школе. Давно…
— Идем! — Лиодайя, схватив подругу за руку, подскочила и потянула ее к двери.
Фрейлина послушно последовала за ней. Ее недоумение, как и мое, впрочем, быстро исчезло, едва мы оказались в библиотеке. Вручив подруге уже знакомый свиток и ожидая, пока Омили внимательно его изучит, Лиодайя в нетерпении ходила по читальне.
— Гм… — наконец по-прежнему растерянно заговорила Омили, подняв глаза. — Это что же? И тебе дозволил себя слышать, как Шилли? Ты не думай, я незавидую. Мне такой милости Дайяра не надо… М-да… А сейчас? Он тебе что-нибудь советует?
— Нет, — грустно призналась Лиодайя. — Возможно, он ушел… Разгневался на недостойную сийринну…
— Это ты-то недостойная? Тогда твой Дайяр глуп и ничем не лучше гадкого Аленнара.
— Нет, нет, ты к нему несправедлива! — воскликнула Лио и продолжила с надеждой: — Вдруг его дух моря обманул? Отвлек подлыми речами, а после уже поздно было спасать. Или его позвали небесные помощники. У Дайяра ведь много дел и обязанностей…
— А ты его позвать можешь? — заинтересовалась Омили.
— Могу, но… Обычно он сам приходит. Мне боязно его отвлекать, все же… дух.
В ее голосе было столько почтения, преклонения, веры, что я окончательно сник. Все. Доигрался. Идиот…
Вот только именно это понимание вдруг напрочь стерло мою решимость оставаться невидимкой до последнего. Да, я дурак безответственный, но не трус…
— Прости, что оставил тебя, Лиодайя.
— Арктур… — Охнув, Лио осела на удачно оказавшийся рядом пуф. Прижала руки к щекам и впилась взглядом в округлившую глаза, напрягшуюся фрейлину.
— Лио?! Пришел? Это он? Что такое «Арктур»? — начала допытываться Омили.
Ее скептический настрой сменился неподдельным интересом.
— Дайяр просил называть себя так… Я рассказала ей. Ты не сердишься?
— Нет. Но пусть она хранит этот секрет ото всех.
— Разумеется, никому не расскажет. Не сомневайся в верности Омили, она ответственна и рассудительна…
Фрейлина с таким фанатизмом принялась кивать, что даже насмешила меня. И как у нее голова не отвалилась? Посчитав, что момент удачный, я решил раздобыть новую информацию. Благо мы не ушли из библиотеки.
— Я слышал, вы говорили о коварстве Нара, — проявил я понятную в моем случае заинтересованность. — Это любопытно. Кажется, я что-то упускаю из виду. Лио, ты рассказала мне о странной традиции запрета на пение невесты, но, возможно, сирены и эсы заметили и записали иные факты его подлости, неизвестные мне? Есть такой свиток?
— Легенда о завистливом Паре? — перевела Лио мысль в понятную для Омили фразу.
— Надо найти? — тут же правильно истолковала ее желание фрейлина. — Сейчас… Хранитель Довнар!
Ее зов слышался уже из-за двери, в которую фрейлина выскочила так быстро, что Лиодайя даже не успела ее остановить. Зато не прошло и пары минут, как она вернулась довольная и показала нам свою добычу.
— Можем в комнате прочитать, — сообщила Омили, когда Лио присела было на пуф за столик. — Хранитель библиотеки разрешил. Свиток не старый и не ценный. Настоящий уже утрачен, сохранились только копии.
— Мне, в общем-то, все равно, где читать, — замялась Лио.
— Лучше в комнате, — поддержал я ее. — Там обстановка спокойней. Мало ли кто еще захочет сюда прийти и помешает.
И ведь как в воду глядел! Мы прямо в дверях столкнулись с посетителем, настойчиво прущим навстречу просвещению. Вне всяких сомнений, подобная тяга была для «медведя» лишь удобным прикрытием его истинных мотивов и потому он основательно растерялся, когда осознал, что желанная цель ускользает из-под носа, а ему придется объясняться с хранителем библиотеки, ведь тот уже вышел к нему в готовности услужить новому посетителю.
Раздосадованная физиономия посла рассмешила обеих девушек. Да и я немного расслабился и успокоился за них. Невозможно столько времени находиться в напряжении. Хорошо, что хоть эта случайная встреча разрядила непростую обстановку.
Кстати, и с темой хроник я тоже не промахнулся. Свиток, то есть легенда, оказался крайне увлекательным чтением, притом что я никогда не считал себя любителем мифологии. Видимо, этот мир так на меня повлиял…
«В назидание потомкам, всем сирринам, дабы не совершали они новых ошибок и не повторяли старые, сие повествование сложено да записано.
Шиллидайя, ожидая достойного мужа, пустилась в странствия по островам. И каждая смелая девушка, которая ее касалась, получала дар Дайяра, благословляя духа ветра и его прославленную воительницу. Все больше становилось сийринн, все реже твари осмеливались лезть на берег из пучины морской.
Так и не выбрав спутника, Шиллидайя вернулась на свой родной остров. Видел Дайяр, как переживает первая сийринна, и направил ее в убежище на берегу, в котором жила она прежде. Не хотела Шилли возвращаться в свой старый дом, но ни на миг не усомнилась в дальновидности духа. И была вознаграждена за свою разумность — ожидал ее мужчина, который поведал о неслыханной наглости духа моря. Не трусость заставила мужчин бежать вглубь острова, едва началось нашествие, а злой умысел презренного Нара, подговорившего их не биться против морских созданий и посулившего щедрую награду. Вот только нарушил свое обещание Нар. Не одарил их никакими способностями и оставил ни с чем.
Оценила Шиллидайя честность и открытость мужчины. По сердцу пришелся ей и облик, и нрав знакомца. И Дайяр перечить не стал. Повелел готовиться к свадьбе, но напомнил об испытании жениха. Не утаила невеста слово духа от своего избранника. Не явил тот страха перед волей небесного покровителя, пожелав во всем быть достойным Шилли.
В назначенный день вышел жених на берег, чтобы доказать свою доблесть и храбрость. С мечом острым шел и с прочной сетью, чтобы поймать и убить тварь. В груди его билось отважное сердце, а душа была полна решимости и смелости. Однако даже этого оказалось мало, когда из воды показалось чудище.
Долго длился бой. Силы воина таяли, как песок в волнах. Но крепко любил он Шилли и потому решился на отчаянный поступок. Запел, как невеста его, понадеявшись на покровительство милосердного Дайяра.
Без меры озлился тогда дух Нар, узрев испытание. Разбушевался, борясь с Дайяром. Поведал духу ветра о зависти своей, ведь не его сийринны почитают и славят. Не вынес того, что воин не умолил о милости Нара, и решил-таки сдержать свое обещание и одарить мужчин.
Красивый голос жениха в единый миг превратился в отвратительный, подобный скрежету камней по дну морскому. Замерла тварь, прислушиваясь к звукам и забыв о поющем воине. Да только не вернулась она к духу-отцу, осталась рядом, не убоялась противника.
Возрадовался было защитник — так легко убить присмиревшее чудище! Вонзил меч ей в самое сердце. Триумфально поднял оружие, но не успел восславить своего дарителя, как из пучины морской появилась еще одна тварь.
И снова запел воин, чаруя и убивая врага, но все новые и новые дети моря шли к нему. Тянулись они к голосу странному, словно к обещанию добычи и славной охоты. И понял тогда жених, какой страшный дар ему достался — манить мерзких существ на берег. Замолчал он, осознав, что не поможет ему голос. Собрал последние силы и все же одолел тварей.
Бросилась Шиллидайя к жениху, упавшему в изнеможении на залитый кровью песок. И воскликнул он: „Негоже воину петь и потворствовать воле Нара! Оружие мужчины — верный меч да крепкое тело. Пусть сийринны являют голос свой“.
Еще сильнее осерчал дух морской! Ждал он почтения, а не пренебрежения к щедрости своей. Но не отобрал, а сохранил дар навечно, чтобы стал он карой для любого, кто помыслит на сийринне жениться».