– Техник, не трогай технику, и техника техника не подведёт.

– Принимается, командир. Один-один. Ни пуха ни пера!

Под это напутствие мы заняли свои места в «шестёрочке».



Мы шли, прижавшись к земле, в направлении захваченного фрицами Гжатска. Атака станции планировалась со стороны Вязьмы вдоль железнодорожного полотна, которое станет для нас путеводной ниточкой. Только снижаться надо будет заранее, а потом непосредственно перед целью набрать высоту.

Загрузка была неполной, что обеспечило нам курсовую скорость в 300 километров в час. Снова наши «мигари» из последних сил будут выкручивать спирали, чтобы снизить свою среднюю путевую скорость. Ведущую четвёрку вёл Женька, вторую – Андрей. Из первой эскадрильи на задание пошли в основном «старики» из прежнего состава полка. А у нас – уцелевшая команда: Ковалёв – Жихарь и Журавлёв – Сотник.

Не понимаю, почему нас нельзя пополнить машинами и личным составом? Мы на своём поле с апреля живём, уже скоро корни пустим. С этого времени в полк прибыли где-то с полдюжины машин (правда, уже нового образца) и человек девять пилотов. Кроме того, нам, вообще, по штату комиссар в каждой эскадрилье положен, а где он? Наш ветеран – батальонный комиссар – за всех отдувается. И ещё успевает нам фитиль по партийной линии ввернуть, чтобы служба мёдом не казалась.

Идём – утюжим небушко. Под нами должен быть противник. Хотя сейчас сам чёрт не разберёт кто где. В этом краю лесов и болот фронт иногда выписывал такие вензеля и разрывы, что можно только дивиться, как наземные войска по своим не лупили. Ещё десантура с партизанами целые массивы ельников и березняков себе забрали. Там вроде бы ещё наши конники-рейдеры были. Причём за полгода, пока они по немецким тылам «гуляли», умудрились даже своих коней сохранить. Фрицы, по сути, держали населённые пункты и дороги, а наши – леса и болота. А это не есть хорошо. В трясине, конечно, можно отсидеться, и танки в топь не попрут, только что жрать в этой дыре будешь? Опять же, иногда и посушиться-постираться-согреться не мешает. И через месячишко боёв боеприпасы кончаются, а подвезти их – никак: дороги контролирует противник. Историю этих событий качественно изучать не довелось – только школьный курс, то есть можно считать, что совсем не знаю. (Вот, а ещё над ребятами куражился. Им-то историю как предмет вообще только с 1934-го стали преподавать, а раньше считали буржуазной наукой.) Однако чую, что гансам такой фронт явно не нравится – всё наше «болотное» войско они постараются либо выдавить, либо уничтожить. Сейчас идёт период накопления сил и боеприпасов. Ну а мы только и можем, что обрабатывать узловые станции и пытаться разбить аэродромы. Силёнок у нас пока маловато. Вот всякие Модели с фон Фитингхофами и прочими фон дер Меденами этим и пользуются. Здесь обозначат наступление, причём довольно опасное, с перспективой снова выйти к Москве. Однако основной удар будет на юге. Это даже я знаю.

«Илы» почти скребут по макушкам деревьев. Однако время от времени по нам кто-то бьёт с земли: отрабатывает МЗА. Не прицельно, а так – только отпугнуть, но всё равно неприятно. Мне вообще-то падать на территорию, занятую фрицами, никакого резона нет. Потом во всех анкетах придётся писать: «был на оккупированной территории». А это верный билет на визит в компетентные органы. Причём билет проездной и со скидкой. То есть с возможной отсидкой.

Что-то у меня сегодня уровень пессимизма поднялся. Видать – к дождю.

Вот то ли дело Бур! Молодец, парень. Сидит, помалкивает, башкой железной крутит. Как ни оглянусь через плечо – он всё на страже. Передняя четвёрка выписывает очередной поворот. И-раз, и-два, и-три. Андрей тоже поднял крыло в крене и начал выполнять поворот. Молча. Ни звука. Так хоть есть призрачный шанс, что нас не заметят раньше времени. Нам ползти ещё минут десять.

Выполняем отворот, не дойдя до Гжатска. Недавно мы бомбили мост на этой железной дороге. Неподалёку от того места, где в Ворю впадает Истра. Там-то хорошо было – мы подошли, маскируясь лесочком. А Тёмкино со всех сторон поля окружают. Чернов упоминал, что на одном из них бомбардировочный полк перед войной стоял. И что гансы вполне могли брошенное поле использовать для базирования своих истребителей.

Прошли над каким-то селом, расположенным в перелеске. На опушке речоночка струится. Раз – два – три, а вот мы выполняем поворот над Ворей.

Женька пошёл в набор высоты. Даже я уже вижу станцию. И, кажется, нам сегодня повезло – как минимум два серо-чёрных дыма косой линией поднимаются в небо. Это чёткий признак, что на станции находятся составы и у нас есть реальные объекты.

– Всем «Зубрам» – минута до цели. Набрать 800, – уже никого не таясь, командует Белоголовцев. – Приготовиться. Атака всеми ФАБами сразу.

ПВО станции выплеснуло нам навстречу россыпи трассеров. Появились мелкие комочки от тридцать седьмых и гроздья от двадцаток. Ого! Аж машину тряхануло! Это уже похоже на ахт-ахт. Здоровенная клякса разрыва появилась метрах в пятидесяти, на двух часах. Видно, били по первой четвёрке, а чуть по нам не попали.

– Всем «Зубрам»! Атака! – орёт Женька.

Опустить нос. Поехали! Ох, держите меня двое! Отрицательное меньше одного «же», а такое ощущение, что сейчас парашют из «чашки» выпрыгнет[52].

Сегодня пока летели – настроение почему-то поднялось. Может, солнышко так повлияло. А может, то, что нас сегодня большая команда, а на миру и смерть красна. Вижу, что по нам лупят из всего, что в состоянии стрелять, а страха нет вовсе. То есть совсем. Только радость какая-то бешеная поднялась, или же это азарт атаки проявился.

Железная дорога вырывается на подходе к станции из лесной полосы. Белоголовцев вывел нашу группу на цель почти по ней.

Станция. Железка расходится на несколько путей. А перед стрелками пустыри, которые облюбовали себе фрицы под счетверённые двадцатки. Ёжин корень! Прямо в упор. Ещё с дальнего края станции добавляют. На путях только один состав. Второй дым давал маневровый паровоз.

Держать! Держать строй!

– Сброс! Сброс! – командует нашему звену Ковалёв.

Всё. Бросаю. Четыре ФАБа ушли на станцию.

И в этот момент нам прилетело. Что-то очень противное. «Шестёрочку» основательно встряхнуло, и машина начала заваливаться на правое крыло. Неприятно, но пока терпимо. Удерживается штурвалом. Я сказал: «удерживается». Фу-у, блин, вроде как проскочили. Трассеры летят вослед. И очереди двадцаток. Но всё равно это только вдогон и не так опасно, как в лоб.

Первая четвёрка пронеслась над станцией и повернула почти над крышами домов вправо. Женька уводил своих в сторону лесочка. Деревья и строения станции должны были сократить сектор огня ПВО.

Растудыт ваших ёжиков! «Мигари» решили тоже изобразить «выход на канкан». У них на последних моделях пулемётики на две двадцатки заменили, так они решили, что теперь тоже штурмовать можно. Вот «мессеров» на них сейчас нет. А ведь вполне могут появиться. Даже «фридрихи» эти «утюжки» только так сделают.

Парами истребители начали падать, обстреливая зенитки. Конечно, «большое спасибо» за то, что они МЗА заткнули, однако в этом случае игра не стоит свечек. «МиГу» одного попадания за глаза хватит: бамц – и уже отлетался. Хорошо ещё, что в этом районе наши с немцами перемешались – где какой мешок, а где какой выступ, без карты и ста грамм не разберёшься. От этого места можно на северо-запад или на юго-восток дотянуть – там уже свои будут через минут пять-десять полёта.

Блин, накаркал. Один из истребителей, потащив за собой дымный след, отвернул в сторону. Потом выровнялся и начал отбегать на юго-восток. Ещё один «МиГ» стал прикрывать подбитого товарища.

Мы должны повторить атаку. Восьмёрка идёт двумя звеньями по четыре машины в ряд. Разворот над полем, и виражим на второй заход. Станцию заволокло дымом и пылью. Видны проблески начинающегося пожара. И снова по нам бьют из всех стволов. Правда, с гораздо меньшим энтузиазмом.

Только, чёрт возьми, и этого хватило первой четвёрке. Одна из машин вспыхнула и чадящим факелом пошла к земле. Ещё один «Ил» сломал строй и резко пошёл в кабрирование. Два оставшихся отработали по станции эрэсами и бортовым оружием, а затем пошли в том же направлении, что и горящий штурмовик. Как будто пытались прикрыть или поддержать своего товарища.

– «Грачи», эрэсами бить всеми сразу! Ясно? Все сразу! – командует Андрей нашему звену.

– «Грачи»! Атака! – рычит комэск два.

Машину ощутимо тянет вправо. Разворачивался еле-еле. На короткий период перед качающимся носом возник пустырь с двадцатками-автоматами, из которых половина не стреляла, и я с чистой душой вдавил кнопку пуска эрэсов. А на следующем качке ещё добавил из бортового оружия. Пусть очереди были короткими, но пришлись точно по пустырю и по МЗА. Даже видел, как пара пуль трассеров рикошетом (от рельсов, что ли, отскочили?) в сторону ушла.

От станции «отбежали» почти точно на двести семьдесят, то есть на восток. Зенитки продолжали остервенело бить нам вслед. Проходя с набором высоты над полем за станцией, заметил лежащий на земле горящий штурмовик. Косым смоляным столбом в небо поднимался чёрный дым.

«Ил» первой эскадрильи, ушедший вверх, пытался выровнять траекторию, но ему это не удавалось. Машина всё больше и больше задирала нос. Вдобавок по ней начала бить тяжёлая зенитная артиллерия. Было видно, как пилот из последних сил борется за машину, но «Ил» упрямо лез вверх. Ещё немного – он может потерять скорость, и тогда – всё, занавес… Последний штопор займёт не больше трёх витков.

Мы постепенно «отбегаем» на юго-восток, и я, оглядываясь в заднее окошечко, не вижу номера подбитой машины. Но её пилот явно был не пальцем делан. Он перестал пытаться исправить ситуацию привычным способом. Вместо этого лётчик перевернул машину брюхом вверх. И добился своего – «Ил» начал снижаться и, набирая при этом скорость, догонять группу. Когда высота стала сопоставимой с нашей, машина снова выполнила переворот. При этом подбитый штурмовик принялся опять подниматься и отставать. Пара «мигарей» держалась рядом с ним. Оставшаяся двойка ходила «змейкой» над нашей группой.


Только бы не было «мессеров», только бы не было…

Передние «Илы» покачали крыльями. Наше звено шло практически в ряд, то есть строем развёрнутого фронта. Но моя «шестёрочка», постоянно заваливающаяся на правое крыло, отставала. Гришка теперь тянулся за Андреем. Три машины второй эскадрильи через некоторое время образовали клин. Вижу, что Жихаря тоже зацепили. Его машина слегка покачивается и виляет по курсу.

Последняя «шапка» чёрного дыма повисла далеко у нас за хвостами. Всё, мы вышли из зоны зенитного огня. Ковалёв вышел вперёд и задал направление группе на 240 градусов. Машины номер 44, нашего ведущего, впереди не было.

Комэск два отводит потрёпанную группу ближе к тому участку, где наши войска вклинились в немецкую оборону. Там у своих можно будет пойти на аварийную посадку. Или если совсем станет туго – прыгать.

Ещё минута, ещё одна… Хотел парировать крен триммером – не получается. Видимо, куда-то в крыло хорошо попали. Причём снизу, так как повреждений я не вижу.

– Бур, ты живой, старик?

– Ш-шрш-вой.

– Посмотри со своей стороны – у нас нигде крупных дыр не видно?

– …хрр-ырочки только маленькие. Из-под правого крыла вроде что-то торчит. Мне плохо видно.

– Ладушки. Следи. Нас просто так, без подарков, не отпустят.

– Слежу.

В этом месте чёткой линии фронта не было. Она затерялась в перелесках и болотах. Определить, что мы уже у своих или под нами ещё противник, было почти невозможно. Но Андрей как-то это вычислил и повернул на курс 280.

Я переключился на внешнюю связь:

– «Грач семь», мы над своими?

– Да. Ты как? Лететь можешь?

– Можется с трудом. Но очень хочется.

– Ясно. Всем «Зубрам». Скоро будет большая поляна. Кто не может дальше тянуть – садитесь в этом квадрате.

– Я – «Грач шесть». Принято.

Остальные молчали. Видимо, на их машинах были только приёмники.

Снова переключился на СПУ:

– Бур, подбитый штурмовик, которого ястребки прикрывали, видишь?

– Х-ррш-х-же не вижу. Но он, наверно, ещё держится. Дыма в том секторе не наблюдаю, и – «МиГи», которые с ним остались, нас не догоняли.

Вдали показалось поле. «Ил» Жихаря и ещё одна машина стали отставать и пошли на снижение. Я решил, что попробую потянуть до своего аэродрома.

Ох, только хлопотное это дело. Машина удерживалась на курсе с трудом. И достаточно мне было переключить внимание на что-нибудь, кроме штурвала и горизонта, как тут же появлялся правый крен. Не резко, но как-то по-предательски незаметно.

Андрей ведёт нас параллельно фронту на восток. Два «Ила» сзади сели на аварийную. Развернуться над ними и оценить ситуацию нет ни времени, ни возможности. Если у меня крылья «ветрянкой заболели», то и у остальных не лучше. Ковалёв построил оставшуюся четвёрку клином. Курс 340. Под ними только зелень лесов и полей. Изредка мелькают дороги. Одну из них, самую широкую, по которой двигались какие-то машины, комэск выбрал в качестве ориентира.

– Журка! Отстаёшь.

Ага. Вот удивил. А то я сам не вижу. Только поделать ничего не могу. Начинаю идти прямо – заваливает вправо. Выравниваю крен – машину относит с курса влево.

Ребят надо отпускать. Иначе гробанусь не только я, но и все остальные.

– «Грач семь», то есть «Зубр семь». Оставляете меня. Я доковыляю. А так я только группу связываю.

В ответ – тишина.

– Андрей, сам же понимаешь, что так лучше.

Комэск не отвечает.

Зажатые ларингофоны снова впиваются мне в горло.

– Я – «Грач шесть». Комэск! Уводи группу.

– Без прикрытия останешься, – ответил Ковалёв после небольшой задержки.

– Ничего, я же со стрелком.

Андрей ещё помолчал. Чувствуется, что решение ему даётся с трудом. И сейчас он должен из двух зол выбрать наименьшее.

– «Зубр шесть». Держись этой дороги, что под нами. Она приведёт на аэродром Медынь. Если не сможешь удержать машину, то садись на аварийную или прыгай. Понял меня? Не рискуй.