Глядя в веснушчатое заспанное лицо подруги, я никак не могла переварить услышанное. Перед мысленным взором, точно представление в театре ужасов, мелькали воспоминания о прошедшей ночи. Дом, полный темных ведьмаков, стило, изуродованная, словно вспоротая ножом ладонь, растерянный Рой, оказавшийся Кайденом, холодное прощание в ледяном храме, похожем на склеп. К горлу подступила желчь, а во рту стало горько.

– Звезды – это без сомнения важно, Крис. – Я осторожно высвободила руки.

– Лерой, что-то случилось? – тут же посерьезнела она и спохватилась: – Почему у тебя перебинтована ладонь? Поранилась? И почему ты так странно одета? Ходила на маскарад?

– Нечто вроде этого… – медленно кивнула я. – Меня затащили на очень паршивую вечеринку. Было невесело. И руку поранила.

В доме остались следы ночного перемещения. На полу чернел выжженный круг с острыми лучами, словно посреди кухни случился магический взрыв. От светлого ореола в разные стороны разлетелись выжженные брызги.

– Что это? – удивилась Крис.

– На улице лило, и на вечеринку меня переместили, – сказала я полуправду. – Раз! И я в преисподней. Как ты думаешь, если я прикрою ковриком, отец заметит?

Жаль, что зарубки на памяти нельзя прикрыть ковриком.

– Лерой, а где проходила вечеринка? – тихо спросила подружка, разглядывая улику вопиющего непослушания.

– Как понимаешь, не здесь, – уклончиво отозвалась я и тут же попыталась отослать ее в банную комнату: – Иди мыться первая?

Когда она скрылась за дверью, то я прямо в одежде завалилась на кровать, смятую еще с ночи. В голове крутилась тревожная, не дававшая покоя мысль: каким образом Кайден переместил меня именно домой? Не под мост, как в прошлый раз, не в какую-нибудь деревенскую молельню с замершими десятки лет назад воротами, а именно в особняк?

Темный ведун оставил в доме метку!

От возникшей догадки я стрелой слетела с кровати. Когда Крис вышла из купальной комнаты, то обнаружила меня, занятую поисками. Я как раз стояла на карачках и изучала внутреннюю сторону посудной полки.

– Стесняюсь спросить, Лерой. Ты заначила на черный день золотой, а теперь не можешь вспомнить куда?

– Не я…

– Твой отец? – Подруга даже перестала вытирать полотенцем влажные после купания волосы. – Спрятал, а ты решила грабануть? Одобряю. Я со своим часто такое проделываю. Он же все равно не станет поднимать скандал из-за денег, о которых не знает маменька…

Замолчать ее заставило лишь то, что я со всего маха шибанулась о полку шкафа, когда выбиралась наружу, и было несложно догадаться, какой страшной смертью умрет любой, кто отпустит хоть одно ехидное замечание по поводу моей неуклюжести.

– Проклятие!

– Больно? – осторожно уточнила она.

– Щекотно! Особенно затылку.

Крис мгновенно ретировалась в спальню и уже оттуда крикнула:

– Не забудь снять пальто, когда пойдешь спать. Я не настаиваю, но оно воняет мокрой псиной.

Метка нашлась на улице под лестницей на второй этаж, и мне понадобилось почти три часа, чтобы ее обнаружить. Некоторое время совершенно ошарашенная тем, что догадка подтвердилась, я рассматривала четкий, без витиеватостей и красивостей росчерк, оставленный чужим стило. Знак надо было уничтожить, чтобы темный маг не нашел дорогу из Абриса в мой дом и не выскользнул неожиданно из пространства, как бес из табакерки, где-нибудь посреди кухни или, того хлеще, в спальне.

Решительно прислонив ладонь к стене, я вдруг оцепенела, не в силах позволить свету вырваться наружу и сжечь к абрисским демонам метку.

Давай, Лерой! Сейчас же!

– Проклятый ведьмак! Ненавижу! – уронив руку, я в сердцах пнула стену и нетвердой походкой, пошатываясь от слабости, поковыляла к веранде.

Чистое солнечное утро казалось продолжением сна. Темная руна, чуть потемневшая от жара магического света, по-прежнему помечала мой дом.





Глава 4

Метки




Изматывающая жара отступила, и омытый последними летними дождями город большими глотками с наслаждением пил солнечный свет. Семимильными шагами приближался сезон первых заморозков, и по ночам в воздухе уже ощущалась острая печальная прохлада, характерная для самого начала осени.

До нового учебного семестра оставались считаные дни. Торговые улочки, где продавались канцелярские товары и учебная форма, превратились в преисподнюю, наводненную адептами, лицеистами и предприимчивыми мамашами великовозрастных чад. Они тащили за собой, как на прицепе, этих самых чад, а еще растерянных папаш со связками учебников в обеих руках.

В лавке с готовыми ученическими мантиями было не протолкнуться, но Крис не смущали ни толкучка, ни духота, ни даже явно завышенные цены. С деятельным видом она вытаскивала хламиды синего цвета, прикладывала к груди и придирчиво разглядывала себя в большое овальное зеркало, стоявшее у стены.

– Проклятие, – ворчала подружка, – почему никто не догадывается, как синий отвратительно сочетается с рыжими волосами? У меня от собственного отражения кровь идет из глаз.

– Тогда, может, уступишь зеркало кому-нибудь еще? – предложила я, обмахивая лицо газетной листовкой. Синий цвет действительно не подходил рыжеволосой, конопатой подруге. – Я опаздываю в библиотеку.


– Ты серьезно собралась просидеть в архиве весь семестр? – протянула Крис.

– Это единственный способ вернуть Тину долг.

Деньги на выплату штрафа мне пришлось занять у лучшего друга (не идти же к ростовщику), и было бы форменным свинством сделать вид, будто я забыла о ссуде.

– Для него пятьдесят золотых – это сущие пустяки, – справедливо заметила ворчунья.

– Для него, но не для меня.

– И как тебе работается в университетской библиотеке? – со вздохом уточнила Крис.

– Смотритель немножко не в себе и принимает меня за призрак читального зала.

– Значит, ничего не изменилось, – фыркнула она, намекая, что за время учебы я настолько срослась со стулом, корпя над учебниками в университетской библиотеке, что местные должны считать меня или своей, или уж предметом интерьера. – Слышала, что всех каторжников пригласили в зал собраний?

«Каторжниками» она ласково называла нас, попавших в стражий участок в ту ночь, когда случилась облава. Себя же она считала гуру скольжения.

– Угу, – промычала я, мечтая переместиться в холодное библиотечное хранилище прямо из душного, заполненного разноцветными хламидами зала, а не трястись полчаса по запруженным улицам в городском омнибусе. – Записку от декана прислали вместе с новым расписанием. Там четыре дня в седмицу какое-то дополнительное занятие.

– Думаю, что вас накажут, – заявила она, вытаскивая очередную мантию. – У тебя уже есть работа, так что остальных наверняка заставят пахать уборщиками.

– Сколько можно наказывать за одну и ту же глупость? У меня и так все ладони в мозолях от метлы.

– Обидно, правда, Тихоня? – вдруг прозвучал сладкий голосок Аглаи. – Ты просто постояла в воротах, а все равно пришлось махать метлой.

Оказалось, что в соседнем проходе между рядами разноцветных мантий, как абрисская шпионка, засела университетская королева в окружении стаи, в смысле свиты. При виде красоток, с легкой руки которых мне пришлось скользить в Абрис, внутри появилось нехорошее чувство. Оно ширилось и явно требовало выхода.

– Аглая, ты достала своего портного и он выставил тебя взашей, поэтому заглянула в лавку для простых смертных? – демонстративно закатила я глаза.

– Как тебе работалось дворничихой? – Местная ведьма сделала вид, что не услышала ни моей насмешки, ни издевательского фырканья Крис, после выигрыша в скольжении явно переставшей тушеваться перед сворой университетских красоток.

– Нам-то не пришлось махать метлой! – подхватила одна из расфуфыренных фрейлин. – Мы всего лишь посуду мыли в богадельне…

Удивительно, как от страшного взгляда предводительницы бедняжка только прикусила язык, а не проглотила его.

– Ну что вы так на меня смотрите? – манерно передернула та плечами. – Приют для стариков ведь лучше загаженных улиц. Разве нет?

Я-то была с ней полностью согласна, но подружки, похоже, имели собственное мнение, приличными словами не выражаемое, и просто хмуро молчали.

– Лучше же! – толкнула опростоволосившаяся болтушка в плечо товарку, но та только злобно цыкнула. Мол, мозгов у тебя, конечно, нет, но зубы-то имеются, вот и держи их сомкнутыми.

– Значит, приют для стариков? – протянула я с издевательской интонацией. – То есть я хотя бы вошла в ворота, а ты просто постояла рядышком, а все равно целый месяц батрачила на благо города?

– Зато во второй-то раз я скользила! – Она с яростью сузила глаза.

– И проиграла мне, – подняв пальчик, с милой улыбочкой ввернула Крис.

– У меня были высокие каблуки! – огрызнулась Аглая. – Зато, в отличие от тебя, Уварова, я смогла переместиться в параллель!

На ее пронзительное восклицание обернулось несколько человек, и крикунье пришлось сбавить громкость.

– Да, тебе сказочно повезло оказаться в Абрисе, – хмыкнула я, – доскакать до ворот и не сломать ни каблуков, ни шеи. Шею было бы особенно жаль. Скажи?

– А ты стала злой за это лето, Валерия, – растянула она губы в гаденькой улыбочке.

– Просто, когда ты близко, во мне пробуждается темная сторона, – понизив голос, вымолвила я, точно поделилась страшным секретом.

Оскорбленно фыркнув, Аглая развернулась и застучала каблучками по деревянному полу в сторону глухой стены, за ней потянулась свита. Потом девушки коллективно догадались, что уткнулись носами в тупик. Произошла некоторая заминка. Изменение дислокации потребовало времени, но все равно одна из фрейлин запуталась, а потому энергично засеменила перед носом идейной вдохновительницы, явно грубо вклинившись в строгую иерархию передвижения.

– Если бы Аглая вдруг исчезла, я бы расплакалась, – вздохнула Крис, провожая долгим взглядом девичью стаю, поспешно покидающую торговую лавчонку.

– Раньше ты считала ее абрисским демоном, – заметила я.

– Да, но теперь абрисским демоном стала ты, Тихоня Лерой. И это комплимент! – ухмыльнулась подружка и кивнула в сторону прилавка с кассой: – Пойдем? Я все-таки выбрала из пяти синих мантий самую синюю.

Так называемый комплимент, больше походивший на завуалированный намек на то, что обычно приветливая Лерой злобно накидывалась на людей, прозвучал сомнительно. Абрисский демон? Невольно рука с темной руной, почти незаметной невооруженным глазом, сжалась в кулак.

Благодаря чудодейственной мази, шрамы, больше похожие на рубцы, сначала побледнели, а потом и вовсе стали невидимыми, ощутимыми разве что при прикосновении. Жаль, что язвительный знахарь так и не назвал своего имени, мне много раз хотелось привязать к ветвям святого Древа Судьбы благодарственную ленточку… А иногда приходилось бороться с соблазном зажечь курительную палочку за удачу колдуна, двойное имя которого я поклялась забыть и не вспоминать даже в страшных снах. Жаль, что сновидения не подчинялись моим желаниям.