— Съел, понимаете, наживку, — сказал Степан Степанович. — Хотелось как лучше. А получилось…
С возникновением управления Маркелов стал замечать, что на предприятиях отрасли творится что-то неладное. И причиной тому — не бесхозяйственность и нерадивость, на что обычно все списывают, а чья-то корысть. Сверху поступали заведомо неправомерные распоряжения.
— Стал, понимаете, добираться до сути, но, должно быть, не ту линию избрал, — продолжал Маркелов. — Не сумел сориентироваться, трезво оценить обстановку. Однако об этом потом. А сейчас я покажу вам кое-какие записи, которые начал вести, работая заместителем начальника управления.
Маркелов легко поднялся. Высокий, с прямой широкой спиной, он был свободен в движениях и жестах.
«ОТО — отраслевой технологический отдел — по своему назначению должен разрабатывать теоретические основы отрасли, создавать приборы и автоматы с учетом новейших достижений науки и техники, — читал Миронов записи Степана Степановича. — Вывеска солидная, такая организация вне всякого сомнения нужна, и она безусловно могл$ быть мозговым центром, способствовавшим совершенствованию и развитию отрасли в регионе. Но беда в том, что сотрудники, работающие в этой организации, за редким исключением, далеки от той научно-исследовательской деятельности, которой они призваны заниматься. Более пятидесяти человек, оформленных на инженерные и конструкторские должности, имеют чисто гуманитарное образование — юристы, историки, языковеды, философы. Числятся в отделе и люди, окончившие 7–9 классов…»
Алексей Павлович поймал себя на том, что уже читал нечто подобное. Его старый учитель Трофимов тоже акцентировал внимание на профессиональной некомпетентности большинства отовцев. Совпадали и другие факты, дополнявшие и уточнявшие некоторые детали. А они, детали, порой особенно красноречивы.
«Около пятидесяти человек, оформленных в ОТО, — читал далее Миронов, — на самом деле работают в других отделах и цехах заводов на штатных и сверхштатных должностях…»
— Такой штат, с ума сойти! — воскликнул Алексей Павлович и прочитал вслух — Восемь начальников лабораторий, четырнадцать начальников бюро, сорок девять ведущих специалистов, шестьдесят восемь старших инженеров…
— К сожалению, это факт, — подтвердил Маркелов.
— А деньги? Откуда они берутся? Не падают же с неба?
— О, это хитро придумано, — сказал Степан Степанович. — Лимиты по труду и фонд зарплаты не истребованы в Совмине. В сущности, начальник управления подписал документ, который не имел права подписывать. Самолично создал нелегальный отдел, да еще и окутал его туманом секретности.
— Да, но такую единицу в кармане не спрячешь!
— Верно, не спрячешь, — согласился Маркелов. — Все продумано. И тщательным образом закамуфлировано. В управлении такого отдела вроде бы нет. Стало быть, нет и контроля. А для нас, заводских, ОТО — организация вышестоящая и не подотчетная. В ее деятельность мы не имеем права вмешиваться.
— А ревизоры? Они-то куда смотрят?
— Ревизоры? — Маркелов развел руками, усмехнулся. — Сунулись было, сочинили грозный акт, но получили по носу. Одного уволили, другого предупредили, третьего задобрили.
— И дело с концом?
— Как видите. Кому охота связываться? Директору? Он сам — бывший «отовец». Главбуху? Он, как и его зам, помалкивает. Ясно, что не без выгоды. Когда деньги звенят — правда молчит.
— Говорят, их сыновья оформлены в ОТО?
Маркелов, глянув на собеседника, подтвердил:
— Оформлены на высоких должностях. Щедро загребают.
— Многие, видно, пасутся?
Степан Степанович поднял над столиком руку.
— Давайте, Алексей Павлович, загибать пальцы. Начнем с Кайля. Он оформлен на высоких должностях в нескольких местах. Родионова — экономист отдела, а на самом деле — заместитель Кайля. Оформлена еще в ПКБ одного крупного ленинградского завода старшим инженером. Дальше. Лякин — доставала дефицита — старший инженер в ОТО. Вернер, Рыскин…
— Скажите! И не боятся…
— О чем вы говорите, — Маркелов развел руками. — Какой там страх! Какой риск! Все эти сыновья и кумовья — заложники. Через них — выход на нужных людей, продажных функционеров. Тот же Вернер, заместитель директора. Фигура в некотором роде…
— Мне, Степан Степанович, все важно, — перебил Миронов. — Каждая фамилия. Любая деталь. Так уж не обессудьте, договаривайте.
— А я, Алексей Павлович, и не собираюсь ничего утаивать, — живо откликнулся Маркелов. — Вернер с Рыскиным занимаются строительством. Строят, понимаете ли, дачи.
— Кому?
— Известно кому — Грилову, Кайлю. И себе, естественно. И еще кое-кому…
— Где, если не секрет?
— Грилову в поселке Барыгино, под Москвой. Там дача уже в лесах. Теперь завозится материал в район Соснова. Аппетит, как известно, приходит во время еды.
— Не скажете где? Хотя бы примерно.
— Знаю, что на берегу озера. Рядом с особняком Кайля. Народные контролеры из Новгорода сигнализировали в управление о незаконном изготовлении в их заводских цехах дачных домиков. Писали о том, что специальная бригада под руководством Вернера вывозила их в Барыгино и на Карельский перешеек.
— И каков результат?
Маркелов усмехнулся:
— Вы, Алексей Павлович, не знаете Грилова. Это, скажу вам, уникальная личность. Наблюдая за ним, я не раз поражался его способности к самовыгораживанию. Так что сигналы дозорных для него — комариный укус. Они тут же уничтожались.
В подтверждение своих слов Маркелов показал несколько деловых бумаг, заявлений очевидцев.
— Грилов, по существу, вне контроля, — продолжал Степан Степанович. — Об этом позаботились его дружки — дачевладельцы в Барыгине…
Миронов хотел было что-то уточнить, но Маркелов разъяснил:
— Там строятся несколько дач. Сверхделовой начальник, как видите, смотрит вперед.
Грилов не обижал своих верных спутников, следовавших за своим хозяином на всех витках его бурной деятельности, не забывал и тех, кто налаживал протекционистские связи, обогащал его эффективными методами «безопасной» преступности, всячески его оберегал и прогнозировал события.
— Вот с таким человеком я и столкнулся, — продолжал Маркелов. — Не мог молчать, тянуть. Собрался, сел и накатал большущее письмо в высокую инстанцию. Но…
Маркелов умолк. Сидел неподвижно, как бы уйдя в себя, в свои невеселые думы.
— Но оказался непонятым, — сказал он с явной досадой. — Через пару дней встречает меня Грилов и говорит: «Не дело ты, Степан Степанович, затеял». Сказал как бы мимоходом, вроде бы по-товарищески. И, помолчав, добавил: «Придется, видимо, нам расстаться». Так я оказался на заводе. Честно говоря, растерялся… Беседа подходила к концу.
— А теперь у меня к вам вопрос, — взглянув на часы, сказал Маркелов. — Как подступиться к таким?
Миронов был готов к этому вопросу. Он часто задавал его и себе.
— Тут, Степан Степанович, требуется глубокая вспашка. С отвалом. Чтобы все вырвать с корнями.
Миронов возвращался от Маркелова и думал о том, почему так трудно вести борьбу с организованной преступностью. Считается, что в стране ее нет, а следовательно, нет о ней понятия и в Уголовном кодексе. Это и позволяет разного рода дельцам ловить рыбку в мутной воде.
Сын уже спал, жена поворчала и ушла досматривать телевикторину. Алексей Павлович сразу же лег в постель. Долго ворочался с боку на бок, но проснулся рано и сразу сел за стоп. Не спеша листал блокнот, читал его, думал. «На инженерных должностях немало людей, имеющих непрофильное образование». Сколько? Пять, десять, двадцать? А вот и конкретная цифра: «Полсотни человек, числящихся в ОТО, на самом деле работают на других предприятиях отрасли и в управлении». И кем? Оказывается, кадровиками, бухгалтерами, шоферами, библиотекарями… А оклады? Прямо-таки баснословные. Плюс премия девяносто процентов. Не слабо, а?
Алексей Павлович взял карандаш, произвел простейшие арифметические расчеты. Сумма, что ни говори, внушительная. А что эти люди выдают на-гора? Каков конечный результат? Этого никто не знает. Яснее ясного — кормушка. Плывут тысячи, львиная доля которых идет наверх. А остальные — кумовьям, сыновьям власть имущих.
В чьих все это интересах, кто снимает пенку? Наверняка добрая часть приварка оседает у главаря. А кто он — предстоит доказать.
Миронов взялся за сборщиков. Известно, что они передают деньги Качкову, начальнику лаборатории. А он кому? «С ним будет нелегко, — думал Алексей Павлович по дороге на работу. — Его на мякине не проведешь. Наверняка все будет отрицать. С ним ладно, а сборщикам-то чего скрывать? Они и должны его изобличить. Целая группа опрошена. Показания неопровержимы — премиальные передавали Соркину, Шикман и Родионовой. Так с кого же начать?..»
Майор начал с Соркина.
— Где вы работаете? — спросил Алексей Павлович. Соркин, рыжеватый, хитрый, упрямый мужичок, не задумываясь назвал одно из предприятий.
— Кем?
— Конструктором.
— Деньги дважды в месяц получаете?
— Как все.
— У Симановской?
Соркин был отпетым бездельником. Если он где-то и работал, то не больше двух-трех месяцев подряд. Околачивался на «галерке», делал «навар» на шмотках. Потом перекинулся на картины. Кайль по достоинству оценил данные этого кадра и определил его к себе на должность старшего конструктора.
Сперва односложно, а потом, поняв, с кем имеет дело, подробно Соркин стал рассказывать о процедуре поборов. Он стоял неподалеку от места выдачи денег со списком, где против каждой фамилии была обозначена определенная сумма. Эту сумму он и должен был истребовать. Все это, естественно, заранее было оговорено, но все же люди неохотно отсчитывали от получки несколько купюр десятирублевого достоинства. Приходилось уговаривать, а то и прибегать к нажиму.
— Они, понимаешь ли, оставались в тени, а меня ставили под удар, — сетовал Соркин.
— По доброй же воле?
— Как сказать. Знаете, я был поставлен в такие условия… — Соркин вдруг запнулся.
— Вот все это нам и предстоит уточнить, — деловито сказал Миронов.
— С моей помощью?
— Да, помочь ОБХСС в ваших интересах. Я думаю, что вы уяснили деликатность своего положения.
Соркин внял здравому смыслу и написал заявление о явке с повинной.
— Как это дальше делалось? — спросил Миронов.
— Очень просто. Хозяин мне звонил и спрашивал: «Порядок?» Я отвечал: «Полный». — «Тогда выходи». Он назначал, место и время встречи, подкатывал на машине. Я садился. Попетляв по городу, «Волга» останавливалась. Он протягивал руку, я передавал ему деньги и выходил из машины…
— Детектив и только, — заметил Миронов. — А куда дальше уплывали деньги?
— Думаю, к начальнику. Куда же еще! На три аршина в землю видит.
— Я правильно понял? Вы и двое других сборщиков передавали деньги Качкову?
— Правильно.
Этот пройдоха еще тот тертый калач. Первый раз он попал за «колючку», когда ему шел двадцать третий год. Оказавшись на свободе, некоторое время «бомжевал», потом устроился снабженцем — и завалился на хищениях и взятках. Опять получил срок, но попал под амнистию. Благо они следовали одна за другой. Пришел на завод. Его свели с Кайлем. Тот затевал как раз дачное строительство для себя и Грилова. Нужны были верные люди. Качков был именно тем человеком, который подходил для такого дела. Скоро он стал приближенным человеком. Кайль доверил ему не только участие в строительстве, но и сбор денег, а затем назначил его начальником лаборатории…
С возникновением управления Маркелов стал замечать, что на предприятиях отрасли творится что-то неладное. И причиной тому — не бесхозяйственность и нерадивость, на что обычно все списывают, а чья-то корысть. Сверху поступали заведомо неправомерные распоряжения.
— Стал, понимаете, добираться до сути, но, должно быть, не ту линию избрал, — продолжал Маркелов. — Не сумел сориентироваться, трезво оценить обстановку. Однако об этом потом. А сейчас я покажу вам кое-какие записи, которые начал вести, работая заместителем начальника управления.
Маркелов легко поднялся. Высокий, с прямой широкой спиной, он был свободен в движениях и жестах.
«ОТО — отраслевой технологический отдел — по своему назначению должен разрабатывать теоретические основы отрасли, создавать приборы и автоматы с учетом новейших достижений науки и техники, — читал Миронов записи Степана Степановича. — Вывеска солидная, такая организация вне всякого сомнения нужна, и она безусловно могл$ быть мозговым центром, способствовавшим совершенствованию и развитию отрасли в регионе. Но беда в том, что сотрудники, работающие в этой организации, за редким исключением, далеки от той научно-исследовательской деятельности, которой они призваны заниматься. Более пятидесяти человек, оформленных на инженерные и конструкторские должности, имеют чисто гуманитарное образование — юристы, историки, языковеды, философы. Числятся в отделе и люди, окончившие 7–9 классов…»
Алексей Павлович поймал себя на том, что уже читал нечто подобное. Его старый учитель Трофимов тоже акцентировал внимание на профессиональной некомпетентности большинства отовцев. Совпадали и другие факты, дополнявшие и уточнявшие некоторые детали. А они, детали, порой особенно красноречивы.
«Около пятидесяти человек, оформленных в ОТО, — читал далее Миронов, — на самом деле работают в других отделах и цехах заводов на штатных и сверхштатных должностях…»
— Такой штат, с ума сойти! — воскликнул Алексей Павлович и прочитал вслух — Восемь начальников лабораторий, четырнадцать начальников бюро, сорок девять ведущих специалистов, шестьдесят восемь старших инженеров…
— К сожалению, это факт, — подтвердил Маркелов.
— А деньги? Откуда они берутся? Не падают же с неба?
— О, это хитро придумано, — сказал Степан Степанович. — Лимиты по труду и фонд зарплаты не истребованы в Совмине. В сущности, начальник управления подписал документ, который не имел права подписывать. Самолично создал нелегальный отдел, да еще и окутал его туманом секретности.
— Да, но такую единицу в кармане не спрячешь!
— Верно, не спрячешь, — согласился Маркелов. — Все продумано. И тщательным образом закамуфлировано. В управлении такого отдела вроде бы нет. Стало быть, нет и контроля. А для нас, заводских, ОТО — организация вышестоящая и не подотчетная. В ее деятельность мы не имеем права вмешиваться.
— А ревизоры? Они-то куда смотрят?
— Ревизоры? — Маркелов развел руками, усмехнулся. — Сунулись было, сочинили грозный акт, но получили по носу. Одного уволили, другого предупредили, третьего задобрили.
— И дело с концом?
— Как видите. Кому охота связываться? Директору? Он сам — бывший «отовец». Главбуху? Он, как и его зам, помалкивает. Ясно, что не без выгоды. Когда деньги звенят — правда молчит.
— Говорят, их сыновья оформлены в ОТО?
Маркелов, глянув на собеседника, подтвердил:
— Оформлены на высоких должностях. Щедро загребают.
— Многие, видно, пасутся?
Степан Степанович поднял над столиком руку.
— Давайте, Алексей Павлович, загибать пальцы. Начнем с Кайля. Он оформлен на высоких должностях в нескольких местах. Родионова — экономист отдела, а на самом деле — заместитель Кайля. Оформлена еще в ПКБ одного крупного ленинградского завода старшим инженером. Дальше. Лякин — доставала дефицита — старший инженер в ОТО. Вернер, Рыскин…
— Скажите! И не боятся…
— О чем вы говорите, — Маркелов развел руками. — Какой там страх! Какой риск! Все эти сыновья и кумовья — заложники. Через них — выход на нужных людей, продажных функционеров. Тот же Вернер, заместитель директора. Фигура в некотором роде…
— Мне, Степан Степанович, все важно, — перебил Миронов. — Каждая фамилия. Любая деталь. Так уж не обессудьте, договаривайте.
— А я, Алексей Павлович, и не собираюсь ничего утаивать, — живо откликнулся Маркелов. — Вернер с Рыскиным занимаются строительством. Строят, понимаете ли, дачи.
— Кому?
— Известно кому — Грилову, Кайлю. И себе, естественно. И еще кое-кому…
— Где, если не секрет?
— Грилову в поселке Барыгино, под Москвой. Там дача уже в лесах. Теперь завозится материал в район Соснова. Аппетит, как известно, приходит во время еды.
— Не скажете где? Хотя бы примерно.
— Знаю, что на берегу озера. Рядом с особняком Кайля. Народные контролеры из Новгорода сигнализировали в управление о незаконном изготовлении в их заводских цехах дачных домиков. Писали о том, что специальная бригада под руководством Вернера вывозила их в Барыгино и на Карельский перешеек.
— И каков результат?
Маркелов усмехнулся:
— Вы, Алексей Павлович, не знаете Грилова. Это, скажу вам, уникальная личность. Наблюдая за ним, я не раз поражался его способности к самовыгораживанию. Так что сигналы дозорных для него — комариный укус. Они тут же уничтожались.
В подтверждение своих слов Маркелов показал несколько деловых бумаг, заявлений очевидцев.
— Грилов, по существу, вне контроля, — продолжал Степан Степанович. — Об этом позаботились его дружки — дачевладельцы в Барыгине…
Миронов хотел было что-то уточнить, но Маркелов разъяснил:
— Там строятся несколько дач. Сверхделовой начальник, как видите, смотрит вперед.
Грилов не обижал своих верных спутников, следовавших за своим хозяином на всех витках его бурной деятельности, не забывал и тех, кто налаживал протекционистские связи, обогащал его эффективными методами «безопасной» преступности, всячески его оберегал и прогнозировал события.
— Вот с таким человеком я и столкнулся, — продолжал Маркелов. — Не мог молчать, тянуть. Собрался, сел и накатал большущее письмо в высокую инстанцию. Но…
Маркелов умолк. Сидел неподвижно, как бы уйдя в себя, в свои невеселые думы.
— Но оказался непонятым, — сказал он с явной досадой. — Через пару дней встречает меня Грилов и говорит: «Не дело ты, Степан Степанович, затеял». Сказал как бы мимоходом, вроде бы по-товарищески. И, помолчав, добавил: «Придется, видимо, нам расстаться». Так я оказался на заводе. Честно говоря, растерялся… Беседа подходила к концу.
— А теперь у меня к вам вопрос, — взглянув на часы, сказал Маркелов. — Как подступиться к таким?
Миронов был готов к этому вопросу. Он часто задавал его и себе.
— Тут, Степан Степанович, требуется глубокая вспашка. С отвалом. Чтобы все вырвать с корнями.
Миронов возвращался от Маркелова и думал о том, почему так трудно вести борьбу с организованной преступностью. Считается, что в стране ее нет, а следовательно, нет о ней понятия и в Уголовном кодексе. Это и позволяет разного рода дельцам ловить рыбку в мутной воде.
Сын уже спал, жена поворчала и ушла досматривать телевикторину. Алексей Павлович сразу же лег в постель. Долго ворочался с боку на бок, но проснулся рано и сразу сел за стоп. Не спеша листал блокнот, читал его, думал. «На инженерных должностях немало людей, имеющих непрофильное образование». Сколько? Пять, десять, двадцать? А вот и конкретная цифра: «Полсотни человек, числящихся в ОТО, на самом деле работают на других предприятиях отрасли и в управлении». И кем? Оказывается, кадровиками, бухгалтерами, шоферами, библиотекарями… А оклады? Прямо-таки баснословные. Плюс премия девяносто процентов. Не слабо, а?
Алексей Павлович взял карандаш, произвел простейшие арифметические расчеты. Сумма, что ни говори, внушительная. А что эти люди выдают на-гора? Каков конечный результат? Этого никто не знает. Яснее ясного — кормушка. Плывут тысячи, львиная доля которых идет наверх. А остальные — кумовьям, сыновьям власть имущих.
В чьих все это интересах, кто снимает пенку? Наверняка добрая часть приварка оседает у главаря. А кто он — предстоит доказать.
Миронов взялся за сборщиков. Известно, что они передают деньги Качкову, начальнику лаборатории. А он кому? «С ним будет нелегко, — думал Алексей Павлович по дороге на работу. — Его на мякине не проведешь. Наверняка все будет отрицать. С ним ладно, а сборщикам-то чего скрывать? Они и должны его изобличить. Целая группа опрошена. Показания неопровержимы — премиальные передавали Соркину, Шикман и Родионовой. Так с кого же начать?..»
Майор начал с Соркина.
— Где вы работаете? — спросил Алексей Павлович. Соркин, рыжеватый, хитрый, упрямый мужичок, не задумываясь назвал одно из предприятий.
— Кем?
— Конструктором.
— Деньги дважды в месяц получаете?
— Как все.
— У Симановской?
Соркин был отпетым бездельником. Если он где-то и работал, то не больше двух-трех месяцев подряд. Околачивался на «галерке», делал «навар» на шмотках. Потом перекинулся на картины. Кайль по достоинству оценил данные этого кадра и определил его к себе на должность старшего конструктора.
Сперва односложно, а потом, поняв, с кем имеет дело, подробно Соркин стал рассказывать о процедуре поборов. Он стоял неподалеку от места выдачи денег со списком, где против каждой фамилии была обозначена определенная сумма. Эту сумму он и должен был истребовать. Все это, естественно, заранее было оговорено, но все же люди неохотно отсчитывали от получки несколько купюр десятирублевого достоинства. Приходилось уговаривать, а то и прибегать к нажиму.
— Они, понимаешь ли, оставались в тени, а меня ставили под удар, — сетовал Соркин.
— По доброй же воле?
— Как сказать. Знаете, я был поставлен в такие условия… — Соркин вдруг запнулся.
— Вот все это нам и предстоит уточнить, — деловито сказал Миронов.
— С моей помощью?
— Да, помочь ОБХСС в ваших интересах. Я думаю, что вы уяснили деликатность своего положения.
Соркин внял здравому смыслу и написал заявление о явке с повинной.
— Как это дальше делалось? — спросил Миронов.
— Очень просто. Хозяин мне звонил и спрашивал: «Порядок?» Я отвечал: «Полный». — «Тогда выходи». Он назначал, место и время встречи, подкатывал на машине. Я садился. Попетляв по городу, «Волга» останавливалась. Он протягивал руку, я передавал ему деньги и выходил из машины…
— Детектив и только, — заметил Миронов. — А куда дальше уплывали деньги?
— Думаю, к начальнику. Куда же еще! На три аршина в землю видит.
— Я правильно понял? Вы и двое других сборщиков передавали деньги Качкову?
— Правильно.
Этот пройдоха еще тот тертый калач. Первый раз он попал за «колючку», когда ему шел двадцать третий год. Оказавшись на свободе, некоторое время «бомжевал», потом устроился снабженцем — и завалился на хищениях и взятках. Опять получил срок, но попал под амнистию. Благо они следовали одна за другой. Пришел на завод. Его свели с Кайлем. Тот затевал как раз дачное строительство для себя и Грилова. Нужны были верные люди. Качков был именно тем человеком, который подходил для такого дела. Скоро он стал приближенным человеком. Кайль доверил ему не только участие в строительстве, но и сбор денег, а затем назначил его начальником лаборатории…