Тот не заставил себя ждать.

В тот вечер они засиделись дольше обычного. Начали писать обстоятельную докладную записку. Работали увлеченно, компоновали, шлифовали, как можно четче формулируя мысль, сокращали. Все равно получилось много: 22 страницы на машинке.

— Не станет первый читать, — усомнился Белов, когда все было готово.

Миронов был иного мнения.

— Прочтет, — убеждал он, — такое чтиво не часто попадается на глаза. Да еще и о крупном руководителе, в подчинении которого десятка два заводов…

— Может, и впервые о таком деле услышит.

— И это не исключено. Но меня волнует другое: а если прочитает и в стол положит?

— Типун тебе на язык.

Попасть на прием к первому секретарю обкома было очень непросто, но в конце концов были назначены день и время встречи.

Все эти дни Белов и Миронов жили как в лихорадке. Знали, куда идут и какой предстоит разговор.

Точно в назначенное время они вошли в кабинет первого секретаря обкома партии. Тихий и замкнутый, он был чем-то озабочен, но умело скрывал свое настроение официальностью и подчеркнутой корректностью. Взял постановление на арест Грилова и приложенную к нему докладную записку, задумчиво перелистал и стал читать строчку за строчкой. Незаметно для себя увлекся настолько, что перестал обращать внимание на сидевших напротив него Белова и Миронова. Недоумевал и возмущался вслух.

Миронов, неотрывно следивший за реакцией хозяина кабинета, воспринял одно из его восклицаний как вопрос, обращенный лично к нему. И приподнялся, чтобы объяснить, но первый легким жестом осадил его, продолжая читать, вздыхать и возмущаться. Его бледноватое, одутловатое лицо с небольшими отеками под глазами покраснело. Дочитав последнюю страницу, он отодвинул от себя докладную записку, как что-то, к чему не собирался больше возвращаться. И прежде чем сказать самое главное, поглядел на сидевших перед ним с таким видом, словно не знал, что с ними делать.

— Грилова привлекать к уголовной ответственности не будем, — мрачновато проговорил первый. — Исключим его из партии, снимем с работы, отберем квартиру, и пусть катится на все четыре стороны.

Белов сник, почувствовав, что всякие рассуждения и тем более вопросы здесь напрасны. Его приподнятые брови казались угольно-черными — так побелело лицо.

— Разве того, что я сказал, недостаточно? — смерив Белова долгим и серьезным взглядом, спросил первый. И, следуя течению своих мыслей, заключил: —Согласия на арест я не дам.

— А как же закон? — не сдержался Миронов.

Первый глянул на майора с укоризной и сухо спросил: — А разве мало того, что мы намерены предпринять? Закон не пострадает, а вот авторитет… — Он немного помолчал и продолжал покровительственно: — Какой-то, понимаешь, проходимец напакостил, а мы должны нести моральные издержки…

— Вот он, многоликий закон, — удрученно сказал Белов, когда они вышли из Смольного. — Вроде бы есть и вроде бы его нет. Поди разберись.

— Закон стыдливо отвернулся, — поддержал его Миронов.

Они пошли по Суворовскому проспекту.

— А не выпить ли нам, Иван Иванович, рюмочку? — бросив взгляд на витрину. «Гастронома», предложил Миронов. — Снять напряжение.

— С удовольствием бы, но мне вечером в Москву. Прокурор республики вызывает.

— С чего бы это?

— Как с чего? Жать будет. Потребует освобождения Кайля.

— А ты не отступай. Не давай разваливать дело.

— Да, держаться надо, — согласился Белов. И вдруг спросил: — А как, кстати, у тебя дело со статьей? Ты же собирался написать в газету? Сейчас бы это здорово помогло.

— Обещали напечатать. Только не статью, а заметку. Сильно урезали. Говорят, нельзя.

— У них тоже свои законы?

— Еще какие! Перелопатили, потом согласовали. Читал в гранках. Не то, конечно, но, как говорится, на безрыбье и рак рыба.

Впоследствии в одной из ленинградских газет будет опубликована заметка «Рога и копыта». Потом Белов и Миронов напишут статью в журнал «Следственная практика прокуратуры СССР», но оттуда придет ответ, что «материал интересный, однако по независящим от нас причинам опубликовать его не представляется возможным».

Последующие события развивались так. Грилов был уволен с работы и уехал из Ленинграда. Но когда его вызвали в суд в качестве свидетеля (на самом-то деле он должен был быть главным обвиняемым), он уже работал заместителем начальника управления одного из государственных комитетов Совета Министров СССР…

Поразительно, не правда ли?

Миронов окольными путями узнал, что Грилова не исключили из партии, а объявили ему строгий выговор. Тогда он пошел в партийную комиссию при Ленинградском обкоме КПСС.

— Что же это получается, дорогие товарищи? — рассказав о похождениях Грилова, спросил он.

По настоянию парткомиссии Грилов был освобожден от занимаемой должности в Государственном комитете. Но как знать, кем он стал позже?

4 ноября 1961 года городской суд вынес приговор Кайлю — 10 лет лишения свободы с конфискацией имущества. Его сообщники тоже были осуждены на длительные сроки. В отношении Грилова, его заместителя и начальника одного из отделов управления Ленсовнархоза суд вынес определение о возбуждении уголовного преследования и направил его в прокуратуру. Но это решение суда так и не было реализовано…

Только сейчас, спустя годы, можно оценить те огромные усилия, гражданскую твердость и смелость, которые предпринимались и были проявлены для установления истины.


В один из мартовских дней 1962 года Алексея Павловича пригласили в отдел кадров управления милиции. «К чему бы? — размышлял он. — Наверное, хотят кого-то из отделения взять. Правильно, пора выдвигать. Есть достойные. Взять того же Батанова… А впрочем… Как бы самого не задвинули…»

— Алексей Павлович, мы тут посоветовались и решили… — Полковник многозначительно посмотрел на майора. — Решили рекомендовать вас на работу в другой район…

Сердце у Миронова екнуло. С языка невольно слетело:

— Значит, с вещами на выход?

— Зачем же так? — Полковник отвел взгляд. — Это же не понижение. Просто в интересах дела. Понимаете, другой район, другая обстановка… Это же доверие…

«Что ж, все складывается так, как положено, — думал он. — В феврале предупредили о неполном служебном соответствии. А теперь, через месяц, предложили освободить должность…»

В коридоре райотдела милиции Алексей Павлович увидел Пронина.

— Як вам, товарищ майор, — шагнув навстречу, смущенно проговорил он. — Вы как-то сказали, что надо зайти. Вот я и пришел.

— Правильно, — сказал Миронов, приглашая Пронина в кабинет. — Садитесь и рассказывайте. О работе, о себе, о жене…

— Все у нас хорошо, товарищ майор, — осмелел Пронин. — Ау вас-то как? Несладко, вижу. Похудели.

— Так это же на пользу, — слукавил майор. — Легкость в теле и все такое.

Миронов подошел к сейфу, достал тоненькую папочку и протянул ее Пронину.

— Здесь собраны грамоты, характеристики, вырезки из газет, — сказал Алексей Павлович. — Словом, добрые о вас, Семен Ильич, отзывы. Мой вам совет: сохраните всё для детей, для внуков.

Пронин разволновался.

— Спасибо, товарищ майор, — сказал он и добавил: — За все огромное спасибо. Это был урок. На всю жизнь.

— Жену свою благодарите. Это она все собрала. Боролась за вас. Берегите ее.

Пронин ушел, а майор подошел к открытому окну. Задумчиво смотрел на омытую теплым дождем улицу. Весело журчали ручейки, сверкали крохотные лужицы.

Смотрел и отходил душой.





ЖЕЛТЫЕ ПЕРЧАТКИ




В окна «уазика» заглядывала глубокая осень. Нудно завывал ветер, назойливо барабанил по крыше машины дождь. Небо, тяжелое и неприветливое, все ниже и ниже нависало над землей.

— Того и гляди, снег повалит, — нарушил молчание Олег Осипов, поглаживая собаку.

— На сырую землю? — откликнулся патологоанатом Зернов. — Вряд ли.

Разговор не получался.

Начальник отдела уголовного розыска РУВД майор Миронов, взглянув на часы, повернулся к водителю.

— Быстрее, Федорович, — сказал он и укорил: — Не покойника же везешь.

— Куда быстрее, — проворчал тот, заставляя все-таки стрелку спидометра ползти вверх.

Майор был не в духе. Полтора часа тому назад он вернулся из совхозного поселка, куда его вызвал участковый: мол, выследил опасного преступника, которого разыскивает городская милиция.

Такой сигнал требовал немедленных действий.

Но как только Миронов с опергруппой прибыл в поселок, по рации поступила команда никаких действий не предпринимать.

— Как, он уже задержан? — недоумевал Миронов, разговаривая с дежурным.

— Нет, сам пришел. Ждите.

Подошла машина.

— Разрешите, товарищ майор, — обратился к Миронову мужчина средних лет, высокий, с широким лицом и большой головой, крепко посаженной на короткую шею. Тяжело дыша, он торопливо заговорил:

— Как же мне, товарищ майор, дальше-то жить? Как теперь людям в глаза смотреть? Ведь меня здесь, в поселке, все знают. А жене, детям — им-то как быть?..