Через несколько секунд дверь отворилась на осторожные шесть дюймов; за ней стояла женщина средних лет с копной длинных рыжих волос.
– Кэтрин?
– Ну? – подозрительно отозвалась женщина.
– У меня для вас есть очень важная информация, – сказала Робин. – Вам необходимо это знать.
(«Не говори: „Я должна с вами побеседовать“, – наставлял ее Страйк, или „У меня к вам несколько вопросов“. Всячески показывай, что этот разговор в ее интересах. Постарайся как можно дольше не называть себя, делай вид, что время не терпит, – пусть она решит, что твой приход выгоден ей самой. Просочись за порог, не дав ей опомниться. Называй ее по имени. Установи личный контакт. Не молчи».)
– Выкладывай, – потребовала Кэтрин Кент.
– Можно мне войти? – попросила Робин. – Здесь ужасный холод.
– Кто ты такая?
– Кэтрин, вам необходимо это выслушать.
– Кто еще…
– Кэт? – окликнул кто-то сзади.
– Ты – журналистка?
– Я друг, – принялась импровизировать Робин, наступая носками туфель на порог. – Я хочу вам помочь, Кэтрин.
– Эй… – Рядом с Кэт всплыло знакомое удлиненное лицо с большими карими глазами. – Это она, я тебе про нее рассказывала! – воскликнула Пиппа. – Она с ним работает…
– Пиппа, – Робин заглядывала ей в глаза, – ты же знаешь: я на твоей стороне… мне нужно кое-что рассказать вам обеим, это очень срочно…
Одна ступня уже на две трети была за порогом. Удерживая перепуганный взгляд Пиппы, Робин продолжала говорить со всей убедительностью, на какую только была способна:
– Пиппа, я только потому и пришла, что это крайне важно…
– Впусти ее, – сказала Пиппа. В ее голосе звучал страх.
В прихожей было тесно от верхней одежды. Кэтрин провела Робин в маленькую, освещенную торшером гостиную с голыми стенами цвета слоновой кости. На окнах висели коричневые занавески, но такие тонкие, что сквозь ткань просвечивали окна противоположных домов и огни машин. Старенький диван, стоящий на ковре с рисунком из завитков, был накрыт несвежим оранжевым покрывалом, а на дешевом кофейном столике, сколоченном из сосновых досок, осталась начатая китайская еда, купленная навынос. В углу, на хлипком компьютерном столе, лежал ноутбук. Перед ее приходом, как заметила Робин с чувством, похожим на угрызение совести, женщины сообща украшали небольшую искусственную елку. На полу лежала гирлянда, а на единственном кресле – разрозненные игрушки. Среди них выделялось фарфоровое блюдечко с надписью: «Будущий великий писатель!»
– Что тебе надо? – требовательно спросила Кэтрин Кент, сложив руки на груди и сверля Робин маленькими свирепыми глазками.
– Я присяду? – спросила Робин и опустилась на диван, не дожидаясь разрешения.
(«Расположись поудобнее, но, конечно, в рамках приличий, тогда им труднее будет тебя выставить», – учил ее Страйк.)
– Что тебе надо? – повторила Кэтрин Кент.
Пиппа, уставившись на Робин, стояла спиной к окну и вертела в руках елочную игрушку – мышь в костюме Санта-Клауса.
– Вам известно, что Леонора Куайн арестована по обвинению в убийстве? – спросила Робин.
– А то как же? Это ведь не кто-нибудь, а я, – Кэтрин ткнула себя пальцем в пышную грудь, – нашла распечатку, из которой следует, что по карте «Виза» были куплены веревки, паранджа и комбинезон.
– Да, – сказала Робин. – Я знаю.
– Веревки и паранджа! – вырвалось у Кэтрин Кент. – Поделом ему, доигрался! Столько лет думал, что она – бледная немочь, дохлая… зануда… коровенка… и вот полюбуйтесь, что она с ним сделала!
– Я вас понимаю, – сказала Робин. – Со стороны это выглядит именно так.
– Что ты хочешь этим сказать – «выглядит»?
– Кэтрин, я пришла вас предупредить: ее не считают виновной.
(«Никакой конкретики, – внушал ей Страйк. – Избегай говорить о полиции открытым текстом, не выдумывай того, что легко проверить, напускай тумана».)
– Что ты хочешь этим сказать? – резко повторила Кэтрин. – Что полиция не…
– …и что у вас был доступ к его банковской карте и больше возможностей снять с нее копию, чем у…
Кэтрин перевела исступленный взгляд с Робин на побледневшую Пиппу, которая сжимала в руках мышиного Санта-Клауса.
– Но Страйк убежден, что это сделали не вы, – сказала Робин.
– Кто? – переспросила Кэтрин; она совсем запуталась и, похоже, в панике перестала соображать.
– Босс ее, – выразительным шепотом подсказала Пиппа.
– Ах, этот! – Кэтрин опять напустилась на Робин. – Которого наняла Леонора!
– Он убежден, что это сделали не вы, – повторила Робин, – даже несмотря на эту выписку по кредитной карте… несмотря на то, что вы легко могли ею воспользоваться. Я хочу сказать, это выглядит подозрительно, но он уверен, что выписка оказалась у вас по чистой слу…
– Так ведь она сама мне ее дала! – отчаянно всплеснула руками Кэтрин Кент. – Дочка его… из рук в руки. А мне тогда и в голову не пришло посмотреть, что там на обороте. Я только из вежливости взяла эти каракули дерьмовые, да еще похвалила… просто из вежливости!
– Это ясно, – сказала Робин. – Мы вам верим, Кэтрин, даю слово. Страйк не такой, как эти полицейские. – («Намекай, но не давай оценок».) – Он хочет разыскать настоящего убийцу. Ему неинтересно задерживать первую попавшуюся женщину, которой Куайн мог позволить… ну, вы понимаете…
Несказанные слова «связывать себя веревками» повисли в воздухе.
Воздействовать на Пиппу было проще, чем на Кэтрин. Доверчивая и нервозная, она уставилась на старшую подругу, которая пришла в ярость.
– Да мне плевать, кто его убил! – процедила она сквозь зубы.
– Но вы же не хотите пойти под суд…
– А почему я должна тебе верить, что меня кто-то подозревает? В новостях про это не сообщали!
– Ну… это как раз понятно, правда же? – мягко сказала Робин. – Разве полицейские на пресс-конференциях признаются, что задержали не того…
– У кого была кредитка? У нее.
– Обычно Куайн держал кредитку при себе, – объяснила Робин, – и вытащить ее могла не только жена.
– Ты, как видно, больше моего знаешь, что у полицейских на уме?
– У Страйка есть связи в Центральном полицейском управлении, – спокойно признала Робин. – Он служил в Афганистане вместе со следователем, который ведет это дело, – с Ричардом Энстисом.
Имя офицера, который ее допрашивал, произвело должное впечатление на Кэтрин Кент. Она покосилась на Пиппу и напористо спросила у Робин:
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Мы не хотим, чтобы за решетку в очередной раз отправили невинную женщину, – сказала Робин, – и считаем, что следствие только теряет время, идя по ложному пути, – («когда забросишь удочку, осторожно прояви личную заинтересованность, чтобы твой рассказ прозвучал более убедительно»), – а кроме того… – Робин изобразила смущение, – есть и очевидная причина: Корморан только выиграет, если разыщет настоящего убийцу. В очередной раз, – добавила она.
– Ясное дело, – Кэтрин энергично закивала, – это ему только на руку, правда же? Рекламу себе делает.
Ни одна женщина, прожившая два года с Куайном, не сочла бы, что реклама бывает лишней.
– Послушайте, – продолжила Робин, – мы просто хотели довести до вашего сведения ход мысли полицейских, а еще – заручиться вашей помощью. Но если вы против, то, конечно…
Робин сделала вид, что собирается уходить. («Как только обрисуешь цель своего прихода, веди себя так, будто можешь больше не задерживаться. Пусть она сама попросит тебя остаться – тогда, считай, дело сделано».)
– Я рассказала следователям все, что знаю, – сказала Кэтрин, несколько растерявшись оттого, что Робин, встав со стула, оказалась на голову выше ее самой. – Больше мне сказать нечего.
– Видимо, они задавали не те вопросы, – сказала Робин, вновь опускаясь на диван. – Вы же писательница. – Она вдруг отошла от схемы, намеченной для нее Страйком, и скосила глаза на ноутбук. – Вас отличает тонкая наблюдательность. Вы лучше, чем кто бы то ни было, понимали и его самого, и его произведения.
Если Кэтрин (уже раскрывшая рот) и готовилась обрушить на Робин гневную тираду, то нежданная лесть заставила ее прикусить язык.
– Ну, допустим, – сказала Кэтрин; ее агрессия уже выглядела напускной. – Что вы хотели узнать?
– Вы разрешите Страйку зайти в квартиру и выслушать ваши ответы? Если нет, то он, конечно, не будет настаивать, – заверила ее Робин (хотя и не получала на это санкции босса). – Он уважает ваше право хранить молчание. – (Ничего похожего Страйк не говорил.) – Но ему было бы полезно услышать ваши мнения из первых уст.
– Вряд ли он от меня услышит что-нибудь полезное, – сказала Кэтрин и опять сложила руки на груди, но не сумела скрыть удовлетворенное тщеславие.
– Я понимаю, моя просьба может показаться вам чрезмерной, – сказала Робин, – но если вы посодействуете нам в розыске настоящего убийцы, то газеты будут упоминать ваше имя в том контексте, которого вы достойны.
Такая перспектива исподволь изменила обстановку в гостиной: Кэтрин представила, как к ней рвутся нетерпеливые, но на сей раз восхищенные журналисты и задают вопросы о ее творчестве, как то: «Что вы можете сказать о своем романе „Жертва Мелины“?»…
Кэтрин покосилась на Пиппу, и та взвилась:
– Этот гад меня похитил!
– Но ты бросалась на него с ножом, Пип, – возразила Кэтрин и в некоторой тревоге повернулась к Робин. – Я ее не подстрекала. Она была… когда мы увидели, что он написал в этой книге… мы обе просто… и мы подумали, что его… твоего босса… наняли специально, чтобы нас подставить.
– Вас можно понять, – солгала Робин, которой такие рассуждения казались нелогичными, даже параноидальными, но в этом ей виделись последствия общения с Оуэном Куайном.
– Она прямо с катушек сорвалась – сама не знала, что делает, – объяснила Кэтрин; в ее взгляде читалось укоризненное сочувствие к подопечной. – У Пип крутой нрав.
– В данном случае это можно понять, – еще раз покривила душой Робин. – Так вы не против, если я позову Корморана… то есть Страйка? Чтобы он к нам присоединился?
Она уже достала из кармана мобильный и увидела сообщение:
– Кэтрин?
– Ну? – подозрительно отозвалась женщина.
– У меня для вас есть очень важная информация, – сказала Робин. – Вам необходимо это знать.
(«Не говори: „Я должна с вами побеседовать“, – наставлял ее Страйк, или „У меня к вам несколько вопросов“. Всячески показывай, что этот разговор в ее интересах. Постарайся как можно дольше не называть себя, делай вид, что время не терпит, – пусть она решит, что твой приход выгоден ей самой. Просочись за порог, не дав ей опомниться. Называй ее по имени. Установи личный контакт. Не молчи».)
– Выкладывай, – потребовала Кэтрин Кент.
– Можно мне войти? – попросила Робин. – Здесь ужасный холод.
– Кто ты такая?
– Кэтрин, вам необходимо это выслушать.
– Кто еще…
– Кэт? – окликнул кто-то сзади.
– Ты – журналистка?
– Я друг, – принялась импровизировать Робин, наступая носками туфель на порог. – Я хочу вам помочь, Кэтрин.
– Эй… – Рядом с Кэт всплыло знакомое удлиненное лицо с большими карими глазами. – Это она, я тебе про нее рассказывала! – воскликнула Пиппа. – Она с ним работает…
– Пиппа, – Робин заглядывала ей в глаза, – ты же знаешь: я на твоей стороне… мне нужно кое-что рассказать вам обеим, это очень срочно…
Одна ступня уже на две трети была за порогом. Удерживая перепуганный взгляд Пиппы, Робин продолжала говорить со всей убедительностью, на какую только была способна:
– Пиппа, я только потому и пришла, что это крайне важно…
– Впусти ее, – сказала Пиппа. В ее голосе звучал страх.
В прихожей было тесно от верхней одежды. Кэтрин провела Робин в маленькую, освещенную торшером гостиную с голыми стенами цвета слоновой кости. На окнах висели коричневые занавески, но такие тонкие, что сквозь ткань просвечивали окна противоположных домов и огни машин. Старенький диван, стоящий на ковре с рисунком из завитков, был накрыт несвежим оранжевым покрывалом, а на дешевом кофейном столике, сколоченном из сосновых досок, осталась начатая китайская еда, купленная навынос. В углу, на хлипком компьютерном столе, лежал ноутбук. Перед ее приходом, как заметила Робин с чувством, похожим на угрызение совести, женщины сообща украшали небольшую искусственную елку. На полу лежала гирлянда, а на единственном кресле – разрозненные игрушки. Среди них выделялось фарфоровое блюдечко с надписью: «Будущий великий писатель!»
– Что тебе надо? – требовательно спросила Кэтрин Кент, сложив руки на груди и сверля Робин маленькими свирепыми глазками.
– Я присяду? – спросила Робин и опустилась на диван, не дожидаясь разрешения.
(«Расположись поудобнее, но, конечно, в рамках приличий, тогда им труднее будет тебя выставить», – учил ее Страйк.)
– Что тебе надо? – повторила Кэтрин Кент.
Пиппа, уставившись на Робин, стояла спиной к окну и вертела в руках елочную игрушку – мышь в костюме Санта-Клауса.
– Вам известно, что Леонора Куайн арестована по обвинению в убийстве? – спросила Робин.
– А то как же? Это ведь не кто-нибудь, а я, – Кэтрин ткнула себя пальцем в пышную грудь, – нашла распечатку, из которой следует, что по карте «Виза» были куплены веревки, паранджа и комбинезон.
– Да, – сказала Робин. – Я знаю.
– Веревки и паранджа! – вырвалось у Кэтрин Кент. – Поделом ему, доигрался! Столько лет думал, что она – бледная немочь, дохлая… зануда… коровенка… и вот полюбуйтесь, что она с ним сделала!
– Я вас понимаю, – сказала Робин. – Со стороны это выглядит именно так.
– Что ты хочешь этим сказать – «выглядит»?
– Кэтрин, я пришла вас предупредить: ее не считают виновной.
(«Никакой конкретики, – внушал ей Страйк. – Избегай говорить о полиции открытым текстом, не выдумывай того, что легко проверить, напускай тумана».)
– Что ты хочешь этим сказать? – резко повторила Кэтрин. – Что полиция не…
– …и что у вас был доступ к его банковской карте и больше возможностей снять с нее копию, чем у…
Кэтрин перевела исступленный взгляд с Робин на побледневшую Пиппу, которая сжимала в руках мышиного Санта-Клауса.
– Но Страйк убежден, что это сделали не вы, – сказала Робин.
– Кто? – переспросила Кэтрин; она совсем запуталась и, похоже, в панике перестала соображать.
– Босс ее, – выразительным шепотом подсказала Пиппа.
– Ах, этот! – Кэтрин опять напустилась на Робин. – Которого наняла Леонора!
– Он убежден, что это сделали не вы, – повторила Робин, – даже несмотря на эту выписку по кредитной карте… несмотря на то, что вы легко могли ею воспользоваться. Я хочу сказать, это выглядит подозрительно, но он уверен, что выписка оказалась у вас по чистой слу…
– Так ведь она сама мне ее дала! – отчаянно всплеснула руками Кэтрин Кент. – Дочка его… из рук в руки. А мне тогда и в голову не пришло посмотреть, что там на обороте. Я только из вежливости взяла эти каракули дерьмовые, да еще похвалила… просто из вежливости!
– Это ясно, – сказала Робин. – Мы вам верим, Кэтрин, даю слово. Страйк не такой, как эти полицейские. – («Намекай, но не давай оценок».) – Он хочет разыскать настоящего убийцу. Ему неинтересно задерживать первую попавшуюся женщину, которой Куайн мог позволить… ну, вы понимаете…
Несказанные слова «связывать себя веревками» повисли в воздухе.
Воздействовать на Пиппу было проще, чем на Кэтрин. Доверчивая и нервозная, она уставилась на старшую подругу, которая пришла в ярость.
– Да мне плевать, кто его убил! – процедила она сквозь зубы.
– Но вы же не хотите пойти под суд…
– А почему я должна тебе верить, что меня кто-то подозревает? В новостях про это не сообщали!
– Ну… это как раз понятно, правда же? – мягко сказала Робин. – Разве полицейские на пресс-конференциях признаются, что задержали не того…
– У кого была кредитка? У нее.
– Обычно Куайн держал кредитку при себе, – объяснила Робин, – и вытащить ее могла не только жена.
– Ты, как видно, больше моего знаешь, что у полицейских на уме?
– У Страйка есть связи в Центральном полицейском управлении, – спокойно признала Робин. – Он служил в Афганистане вместе со следователем, который ведет это дело, – с Ричардом Энстисом.
Имя офицера, который ее допрашивал, произвело должное впечатление на Кэтрин Кент. Она покосилась на Пиппу и напористо спросила у Робин:
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Мы не хотим, чтобы за решетку в очередной раз отправили невинную женщину, – сказала Робин, – и считаем, что следствие только теряет время, идя по ложному пути, – («когда забросишь удочку, осторожно прояви личную заинтересованность, чтобы твой рассказ прозвучал более убедительно»), – а кроме того… – Робин изобразила смущение, – есть и очевидная причина: Корморан только выиграет, если разыщет настоящего убийцу. В очередной раз, – добавила она.
– Ясное дело, – Кэтрин энергично закивала, – это ему только на руку, правда же? Рекламу себе делает.
Ни одна женщина, прожившая два года с Куайном, не сочла бы, что реклама бывает лишней.
– Послушайте, – продолжила Робин, – мы просто хотели довести до вашего сведения ход мысли полицейских, а еще – заручиться вашей помощью. Но если вы против, то, конечно…
Робин сделала вид, что собирается уходить. («Как только обрисуешь цель своего прихода, веди себя так, будто можешь больше не задерживаться. Пусть она сама попросит тебя остаться – тогда, считай, дело сделано».)
– Я рассказала следователям все, что знаю, – сказала Кэтрин, несколько растерявшись оттого, что Робин, встав со стула, оказалась на голову выше ее самой. – Больше мне сказать нечего.
– Видимо, они задавали не те вопросы, – сказала Робин, вновь опускаясь на диван. – Вы же писательница. – Она вдруг отошла от схемы, намеченной для нее Страйком, и скосила глаза на ноутбук. – Вас отличает тонкая наблюдательность. Вы лучше, чем кто бы то ни было, понимали и его самого, и его произведения.
Если Кэтрин (уже раскрывшая рот) и готовилась обрушить на Робин гневную тираду, то нежданная лесть заставила ее прикусить язык.
– Ну, допустим, – сказала Кэтрин; ее агрессия уже выглядела напускной. – Что вы хотели узнать?
– Вы разрешите Страйку зайти в квартиру и выслушать ваши ответы? Если нет, то он, конечно, не будет настаивать, – заверила ее Робин (хотя и не получала на это санкции босса). – Он уважает ваше право хранить молчание. – (Ничего похожего Страйк не говорил.) – Но ему было бы полезно услышать ваши мнения из первых уст.
– Вряд ли он от меня услышит что-нибудь полезное, – сказала Кэтрин и опять сложила руки на груди, но не сумела скрыть удовлетворенное тщеславие.
– Я понимаю, моя просьба может показаться вам чрезмерной, – сказала Робин, – но если вы посодействуете нам в розыске настоящего убийцы, то газеты будут упоминать ваше имя в том контексте, которого вы достойны.
Такая перспектива исподволь изменила обстановку в гостиной: Кэтрин представила, как к ней рвутся нетерпеливые, но на сей раз восхищенные журналисты и задают вопросы о ее творчестве, как то: «Что вы можете сказать о своем романе „Жертва Мелины“?»…
Кэтрин покосилась на Пиппу, и та взвилась:
– Этот гад меня похитил!
– Но ты бросалась на него с ножом, Пип, – возразила Кэтрин и в некоторой тревоге повернулась к Робин. – Я ее не подстрекала. Она была… когда мы увидели, что он написал в этой книге… мы обе просто… и мы подумали, что его… твоего босса… наняли специально, чтобы нас подставить.
– Вас можно понять, – солгала Робин, которой такие рассуждения казались нелогичными, даже параноидальными, но в этом ей виделись последствия общения с Оуэном Куайном.
– Она прямо с катушек сорвалась – сама не знала, что делает, – объяснила Кэтрин; в ее взгляде читалось укоризненное сочувствие к подопечной. – У Пип крутой нрав.
– В данном случае это можно понять, – еще раз покривила душой Робин. – Так вы не против, если я позову Корморана… то есть Страйка? Чтобы он к нам присоединился?
Она уже достала из кармана мобильный и увидела сообщение: