– Не должно, – ответил Полворт. – Только надо прикинуть, когда я смогу этим заняться, Диди. Мне обещали два отгула… Пенни, конечно, не обрадуется…
– Я так и думал, что тебя уже припахали, – сказал Страйк. – Да и потом, опасно это.
– Обижаешь! Я и не такое проворачивал, – возмутился Полворт. – Понимаешь, она требует, чтобы я их с тещей в магазины свозил за рождественскими покупками… но это все фигня, Диди… Говоришь, там у тебя вопрос жизни и смерти?
– Типа того. – Страйк закрыл глаза и усмехнулся. – Жизни и свободы.
– А твой старый Старичок спит и видит, как бы отмотаться от этих магазинов. Все, давай, я перезвоню, когда результаты будут, лады?
– Ты там поаккуратней, Старичок.
– Отцепись.
Страйк бросил мобильный на диван и, все еще улыбаясь, потер лицо ладонями. Возможно, он загрузил Полворта делом еще более бредовым и бессмысленным, чем схватить проплывающую акулу, но Полворт любил рисковать, а сейчас уже требовались крайние меры.
Перед тем как выключить свет, Страйк напоследок перечитал свои заметки, сделанные во время беседы с Фэнкортом, и подчеркнул – да с таким нажимом, что прорвал бумагу, – слово «Резчик».
45
Ты понял остроту слов про шелкопряда?
Джон Уэбстер.
Белый дьявол[34]
И в жилом доме Куайнов, и в нежилом, на Тэлгарт-роуд, полиция раз за разом проводила обыски. Леонору по-прежнему держали за решеткой. Стороны использовали выжидательную тактику.
Для Страйка не внове было часами стоять на холоде, глядя в затемненные окна, выслеживать безликих незнакомцев, слушать длинные гудки в телефонной трубке, без толку давить на кнопки дверных звонков, видеть перед собой пустые лица и бестолковых свидетелей, мучиться вынужденным бездельем. Но в данном случае его сбивало с толку нечто другое: тихое подвывание тревоги, сопровождавшее каждый его шаг. Как дистанцироваться от дела, если тебя постоянно дергают разные люди, если со всех сторон сыплются несправедливости. Леонора, бледная, плачущая, до сих пор в тюрьме; ее дочь, совершенно сбитая с толку, уязвимая, в одночасье осталась без родителей.
Робин прикрепила рисунок Орландо у себя над письменным столом, и веселая красногрудая малиновка взирала со стены на занимавшихся другими делами сыщика и его помощницу, напоминая им, что в Лэдброк-Гроув кудрявая девушка все еще ждет свою мать. У Робин, по крайней мере, были осмысленные дела, хотя она нервничала, что подводит Страйка. Два дня подряд у нее прошли впустую: в прозрачном пакете на молнии до сих пор не появилось никаких вещественных доказательств.
Детектив учил ее осмотрительности: если возникнет хоть малейшее подозрение, что тебя заметят или запомнят, – смывайся. Он предпочитал не уточнять, насколько эффектна ее внешность, даже когда золотистые волосы убраны под вязаную шапку. Его помощница была чересчур привлекательной.
– Такая перестраховка меня лимитирует, – сказала Робин, которая неукоснительно следовала его инструкциям.
– Не будем забывать, с чем мы имеем дело, Робин: Куайн не сам выпотрошил себе нутро, – резко ответил он, чувствуя, как его собственное нутро заныло от беспокойства.
Сформулировать некоторые из своих опасений Страйк затруднялся. Естественно, он предвидел, что убийца может уйти от правосудия, поскольку в тонкой паутине выстроенной версии зияли дыры, ведь Страйк полагался на собственную реконструкцию событий и до сих пор не смог раздобыть такие вещественные доказательства, к которым не подкопались бы ни полицейские, ни адвокаты. Но в последнее время его тяготило кое-что другое. Хотя Страйк терпеть не мог данное ему Энстисом прозвище Мистик Боб, сейчас его не оставляло предчувствие близкой опасности, почти такое же неотвязное, как тогда в «викинге» – предчувствие неизбежного взрыва. В подобных случаях обычно говорят «интуиция», но Страйк знал, что на самом деле просто считывает еле заметные сигналы, подсознательно соединяет точки. Из массы разрозненных улик вырастал четкий, устрашающий образ убийцы, одержимого неистовой яростью и обладающего расчетливым, блестящим, но глубоко нездоровым умом.
Чем дольше Страйк маячил рядом, чем ближе описывал круги, чем точнее попадал в цель своими вопросами, тем больше появлялось шансов, что убийца почует исходящую от сыщика угрозу. Страйк не сомневался в своей способности обнаруживать и отражать агрессию, но не мог спокойно думать о том, какие решения примет извращенный ум, успевший показать свое пристрастие к византийской жестокости.
Отгулы Полворта пришли и ушли, не дав ощутимых результатов.
– Нипочем не отступайся, Диди, – говорил он Страйку по телефону.
Что характерно: бесплодность собственных усилий не расхолаживала, а только подхлестывала Полворта.
– В понедельник скажу, что приболел. Сделаю еще одну попытку.
– Я не имею права тебя об этом просить, – бормотал обескураженный Страйк. – Такая поездка…
– Я ведь сам предлагаю, костыль ты неблагодарный.
– Пенни тебя прибьет. Как же ее рождественские покупки?
– А как же мой шанс утереть нос Скотленд-Ярду? – парировал Полворт, который давно и принципиально не любил столицу и ее жителей.
– Ты настоящий друг, Старичок, – сказал Страйк.
Повесив трубку, он заметил, что Робин улыбается.
– Что смешного?
– «Старичок», – повторила она. На ее слух, это слово ассоциировалось с частной школой-пансионом, но никак не вязалось с манерой Страйка.
– Не воспринимай буквально, – сказал Страйк.
Когда он стал рассказывать ей историю про акулу и Дейва Полворта, у него опять зазвонил мобильный: незнакомый номер. Страйк ответил.
– Это Камерон… э-э… Страйк?
– Да, я вас слушаю.
– Вам Джуд Грэм звонит. Соседка Кэт Кент. Вернулась она, – бодро сообщил женский голос.
– Хорошая новость, – отозвался Страйк и поднял вверх большой палец.
– Ага, с утра пораньше объявилась. Да не одна. Я спрашиваю: ты где пропадала? А она – молчок, – тараторила соседка.
Страйк вспомнил, что Джуд Грэм считает его журналистом.
– Как понимать «не одна» – у нее сейчас мужчина или женщина?
– Женщина, – с сожалением ответила Джуд. – Девчонка совсем, высокая, худющая, чернявая, вечно у Кэт околачивается.
– Очень ценная информация, миз Грэм, – сказал Страйк. – Я… мм… чуть позже оставлю кое-что у вас в почтовом ящике, за беспокойство.
– Вот это дело, – оживилась соседка. – Ну, бывайте.
И повесила трубку.
– Кэт Кент вернулась домой, – сказал Страйк. – Похоже, у нее сейчас Пиппа Миджли.
– Ну-ну. – Робин с трудом сдерживала улыбку. – Думаю, ты уже не рад, что испробовал на ней свой «стальной зажим».
Страйк мрачно усмехнулся:
– Они меня пошлют куда подальше.
– Еще бы, – сказала Робин. – Конечно пошлют.
– Их вполне устраивает, что Леонору закрыли.
– Если ты изложишь им свою версию, они, возможно, пойдут на сотрудничество, – предположила Робин.
Страйк почесал подбородок, уставившись на Робин невидящим взглядом.
– Не могу, – в конце концов ответил он. – Если станет известно, куда ведет меня мой нос, я, не ровен час, в темном переулке получу нож в спину.
– Ты серьезно?
– Робин, – Страйк начал раздражаться, – Куайна связали и выпотрошили.
Он сел на подлокотник дивана, более воздержанный, чем подушки, но все же застонавший под таким весом, и сказал:
– Пиппа Миджли к тебе прониклась.
– Я все сделаю, – тут же вызвалась Робин.
– Только не в одиночку, – сказал Страйк. – Попробуй меня тоже к ним протащить. Может, прямо сегодня вечером?
– Конечно! – обрадовалась Робин.
Зря, что ли, они с Мэтью установили новые правила? Это было первое испытание, но Робин с уверенностью пошла к телефону. Услышав, что она сегодня задержится и не знает, когда придет домой, Мэтью не возликовал, но и не стал протестовать.
В семь часов вечера, подробно обсудив все тактические ходы, Страйк и Робин порознь выдвинулись сквозь морозную тьму (сначала Робин, а через десять минут – Страйк) в направлении Стаффорд-Криппс-Хауса.
В бетонном дворе опять кучковались молодые парни; при виде Робин они не проявили того настороженного уважения, с каким две недели назад встретили Страйка. Один из них, пританцовывая, пятился перед ней, зазывал на тусовку, отпускал комплименты и глумливо ржал, а его дружки под покровом темноты громогласно обсуждали, как выглядит Робин сзади. Возле бетонной лестницы издевки ее мучителя отдались зловещим эхом. Робин прикинула, что парню лет семнадцать, не больше.
– Мне наверх, – твердо проговорила она, когда он, на потеху своим дружкам, развалился поперек лестничного марша, но на самом деле ее прошиб пот.
«Он сопляк, – внушала себе Робин. – А за тобой идет Корморан». От этих мыслей у нее появился кураж.
– Дай, пожалуйста, пройти, – потребовала она.
Парень помедлил, отпустил пошлое замечание по поводу ее фигуры и сдвинулся в сторону. Робин была почти готова к тому, что он начнет ее лапать, но нет: он вприпрыжку побежал к своей банде, и вслед Робин понеслись грязные ругательства, но она уже поднималась по лестнице на внутреннюю галерею и вздыхала с облегчением, избавившись от преследования.
В квартире горел свет. Робин на мгновение остановилась, чтобы собраться с духом, а потом нажала на кнопку звонка.