– Так, теперь… – начал Страйк и осекся: в их разговорах никогда прежде не упоминалось существование Кэтрин Кент.
– Полюбовница запросто могла карту вытащить, правда же? – Леонора словно прочла его мысли.
– Вы о ней знали? – походя осведомился Страйк.
– Полицейские что-то говорили, – бесстрастно ответила Леонора. – Да у него таких полно было. Ни одной юбки не пропускал. На семинарах на своих то одну подцепит, то другую. Уж я ему такие головомойки задавала. А когда мне сказали, что он… когда сказали, что он… что он связан был… – Она опять заплакала. – Я сразу поняла, что это женских рук дело. Он сам не свой был до таких забав. Возбуждался от них.
– Вы ничего не знали о Кэтрин Кент, пока ее не упомянули полицейские?
– Однажды увидела имя ее в телефоне у мужа, но он сказал, это, дескать, ничего не значит. Просто ученица его. Он вечно этим отговаривался. Божился, что никогда нас не бросит – меня и Орландо. – Приподняв старомодные очки, она вытерла глаза тыльной стороной худой, трясущейся руки.
– Но вы с ней не сталкивались, пока она не пришла к вам на порог сообщить о смерти своей сестры?
– А, так это она была? – удивилась Леонора, шмыгая носом и промокая глаза рукавом. – Ишь, толстуха какая. Вот я и говорю: что ей стоило у него кредитку вытащить, пока он спал?
Страйк понимал: найти и допросить Кэтрин Кент будет непросто. Наверняка она сдернула из своей квартиры, чтобы скрыться от журналистов.
– Товары, оплаченные вашей картой, – начал Страйк, меняя тактику, – убийца выписал по интернету. Но у вас дома даже нет компьютера, так?
– Оуэн всю эту технику не признавал, он по старинке…
– Вы хоть раз делали покупки через интернет?
– Ну да, – ответила она, и у Страйка екнуло сердце; он-то надеялся, что Леонора – почти мифическое существо: компьютерная девственница.
– Откуда вы оформляли заказ?
– От Эдны – она мне подсобила: у Орландо день рожденья близился, так я хотела ей набор для рисования выписать, чтоб лишний раз в город не ездить, – объяснила Леонора.
Сомневаться не приходилось: полиция вот-вот конфискует и прошерстит компьютер добросердечной Эдны.
Сидевшая за соседним столом бритоголовая женщина с татуировкой над губой стала кричать на тюремную надзирательницу, которая не разрешала ей вставать со стула. Леонора вся съежилась, когда надзирательница подошла к соседнему столу и заключенная разразилась потоком брани.
– И последнее, Леонора. – Оглушенный этими воплями, Страйк невольно повысил голос. – Перед тем как уйти из дома пятого ноября, Оуэн вам не говорил, что собирается уехать на отдых?
– Нет, – сказала она. – С чего бы?
Крикливую заключенную кое-как привели в чувство. Ее посетительница, с похожей татуировкой, но чуть менее агрессивная, уже шла к дверям, на ходу показывая надзирательнице средний палец.
– Припомните: возможно, Оуэн какими-нибудь словами или поступками дал вам понять, что собирается на время уехать? – настаивал Страйк, но Леонора, как сова, круглыми глазами испуганно смотрела на соседку.
– Что? – рассеянно переспросила она. – Да нет… он со мной никогда не делится… не делился… просто уходил, да и все. Собрался бы на отдых, так хотя бы «до свидания» сказал, правда же? – Она снова заплакала, прикрывая рот тонкой рукой. – А ну как меня посадят – что с Орландо станется? – сквозь рыдания спрашивала она. – Эдна не сможет за ней всю жизнь ходить. Не справится. Она даже обезьянку Чики умудрилась дома забыть, а в ней картинки были, которые Додо для меня нарисовала. – (После короткого замешательства Страйк понял, что речь идет о плюшевом орангутанге, которого в прошлый раз всюду таскала с собой Орландо.) – Если меня не выпустят…
– Я вас отсюда вытащу, – сказал Страйк с уверенностью, которой не чувствовал, но что плохого, если человек получит от тебя спасительную соломинку, чтобы продержаться еще сутки?
Время свидания истекло. Он выходил из зала не оглядываясь и только удивлялся: почему Леонора, увядшая ворчунья пятидесяти лет, живущая беспросветной жизнью вместе с умственно отсталой дочерью, внушает ему такую неистовую решимость, такую ярость…
Да потому, что она ничего плохого не сделала, напрашивался простой ответ. Потому что она невиновна.
За истекшие восемь месяцев стеклянная дверь, на которой было выгравировано его имя, впустила к нему в приемную множество клиентов, но всех привели в сыскное бюро незамысловато схожие причины. Посетители искали соглядатая, орудие, средство перетянуть баланс сил на свою сторону или избавить себя от нежелательных связей. К Страйку шли те, кто хотел выиграть преимущество, рассчитывая получить воздаяние или вознаграждение. А в конечном счете им просто хотелось еще больше денег.
Но Леонора пришла потому, что хотела вернуть домой мужа. Это простое желание родилось из усталости и любви, если не к ветреному Оуэну, то к их общей дочери, тосковавшей без отца. Видя эту женскую самоотверженность, Страйк выкладывался по полной.
Морозный уличный воздух теперь изменил свой вкус. Давно не приходилось Страйку бывать в такой обстановке, где подчинение приказам – это становой хребет повседневного существования. Тяжело опираясь на трость, он брел к автобусной остановке и с каждым шагом все острее ощущал свободу.
На заднем сиденье автобуса три подвыпившие девицы в головных повязках с торчащими оленьими рогами распевали:
They say it’s unrealistic,
But I believe in you Saint Nick…[31]
«Будь оно неладно, это Рождество», – раздраженно думал Страйк: ему не улыбалось толкаться в магазинах, чтобы купить подарки племянникам и крестникам, чей возраст постоянно вылетал у него из головы.
Автобус со стоном пробивался сквозь слякоть и пургу. В запотевшие окна смотрелись размытые огоньки всех цветов. Мрачный вид Страйка, размышлявшего о несправедливости и убийстве, сам по себе отпугивал всех, у кого возникало желание сесть рядом.
40
Будь рад, что имя не указано твое; носить его опасно.
Фрэнсис Бомонт, Джон Флетчер.
Предатель
На другой день окна сыскного бюро то заливало дождем, то залепляло снегом, то заволакивало снежно-дождевой жижей. Около полудня в кабинет Страйка вошел начальник мисс Броклхэрст, чтобы ознакомиться с доказательствами ее неверности. Вскоре после его ухода примчалась Кэролайн Инглз. Она торопилась забрать детей из школы, но улучила минутку, чтобы передать Страйку обнаруженную в бумажнике мужа карточку с адресом стриптиз-клуба и бара «Голден лейс». Совсем недавно мистер Инглз поклялся не приближаться к фривольным танцовщицам, девушкам по вызову и стриптизершам – это было условием примирения супругов. Страйк согласился наведаться в «Голден лейс» и выяснить, не поддался ли мистер Инглз прежнему искушению.
Распрощавшись с Кэролайн Инглз, Страйк, у которого к этому времени подвело живот, вынул из пакета и надкусил принесенный Робин сэндвич, но вынужден был отвлечься на звонок мобильного телефона.
Соблазнительная брюнетка, предвидя скорое разрешение дела, отбросила всякую осторожность и теперь приглашала Страйка вместе поужинать. Ему показалось, что Робин, жуя свой сэндвич, усмехается, хотя старательно вглядывается в монитор. Страйк сделал попытку вежливо отказаться: вначале сослался на непомерную занятость, а потом сообщил, что связан отношениями с другой женщиной.
– Что же вы раньше не сказали? – холодно спросила клиентка.
– Не привык смешивать работу и личную жизнь, – ответил Страйк.
Она повесила трубку, недослушав его учтивые слова прощания.
– Может, зря ты ей отказал? – невинно спросила Робин. – Пусть бы сперва счет оплатила.
– А куда она денется? – буркнул Страйк и принялся наверстывать прерванный ланч.
Жужжание телефона просигнализировало о полученном сообщении. Страйк застонал и посмотрел на высветившийся номер.
У него упало сердце.
– Леонора? – спросила Робин, видя, как он помрачнел.
Страйк с набитым ртом помотал головой. На дисплее возникло всего четыре слова.
Он был от тебя.
После расставания с Шарлоттой Страйк не стал менять номер телефона. Не хотелось лишней мороки: на старый номер была завязана сотня деловых контактов. Шарлотта прорезалась впервые за эти восемь месяцев. Страйку вспомнилось предостережение Дейва Полворта: «…будь начеку, Диди, – не ровен час, опять к тебе прискачет. Я не удивлюсь, если она из-под венца сдернет».
Сегодня третье декабря, напомнил он себе. Завтра у нее свадьба. Впервые Страйк пожалел, что мобильный не указывает местонахождение абонента. Откуда отправлено это сообщение? Из треклятого замка Крой, в перерыве между распоряжениями о доставке в часовню цветов и легких закусок? Или же с противоположной стороны Денмарк-стрит, откуда Шарлотта, как до нее – Пиппа Миджли, вглядывается в окна его конторы? Сбежать из-под венца, сорвать грандиозную, широко разрекламированную свадьбу – это было бы ее главным достижением, вершиной хаоса и разрушения.
Страйк убрал мобильный в карман и принялся за второй сэндвич. Заключив, что ей не светит узнать истинную причину его состояния, Робин скомкала и выбросила в корзину для бумаг шуршащий пакет, а потом напомнила:
– Ты сегодня встречаешься с братом, правильно у меня записано?
– Что?
– Разве ты не сегодня встречаешься?..
– Ах да, – сказал Страйк. – Угу.
– В «Ривер-кафе»?
– Угу.
«Он был от тебя».
– А для чего? – спросила Робин.
От меня. Как же. Черта с два. Если вообще он был.
– Что? – встрепенулся Страйк: до него дошло, что ему задали вопрос.
– Ты в порядке?
– Угу, все отлично. – Он взял себя в руки. – Что ты спросила?
– С какой целью ты идешь в «Ривер-кафе»?
– Да как тебе сказать. – Страйк потянулся за своим единоличным пакетиком чипсов. – Может, это пустая затея, но я собираюсь поговорить с теми, кто видел ссору Куайна и Тассел. Хочу понять: неужели Куайн действительно подстроил этот скандал, неужели загодя спланировал свое исчезновение?
– Полюбовница запросто могла карту вытащить, правда же? – Леонора словно прочла его мысли.
– Вы о ней знали? – походя осведомился Страйк.
– Полицейские что-то говорили, – бесстрастно ответила Леонора. – Да у него таких полно было. Ни одной юбки не пропускал. На семинарах на своих то одну подцепит, то другую. Уж я ему такие головомойки задавала. А когда мне сказали, что он… когда сказали, что он… что он связан был… – Она опять заплакала. – Я сразу поняла, что это женских рук дело. Он сам не свой был до таких забав. Возбуждался от них.
– Вы ничего не знали о Кэтрин Кент, пока ее не упомянули полицейские?
– Однажды увидела имя ее в телефоне у мужа, но он сказал, это, дескать, ничего не значит. Просто ученица его. Он вечно этим отговаривался. Божился, что никогда нас не бросит – меня и Орландо. – Приподняв старомодные очки, она вытерла глаза тыльной стороной худой, трясущейся руки.
– Но вы с ней не сталкивались, пока она не пришла к вам на порог сообщить о смерти своей сестры?
– А, так это она была? – удивилась Леонора, шмыгая носом и промокая глаза рукавом. – Ишь, толстуха какая. Вот я и говорю: что ей стоило у него кредитку вытащить, пока он спал?
Страйк понимал: найти и допросить Кэтрин Кент будет непросто. Наверняка она сдернула из своей квартиры, чтобы скрыться от журналистов.
– Товары, оплаченные вашей картой, – начал Страйк, меняя тактику, – убийца выписал по интернету. Но у вас дома даже нет компьютера, так?
– Оуэн всю эту технику не признавал, он по старинке…
– Вы хоть раз делали покупки через интернет?
– Ну да, – ответила она, и у Страйка екнуло сердце; он-то надеялся, что Леонора – почти мифическое существо: компьютерная девственница.
– Откуда вы оформляли заказ?
– От Эдны – она мне подсобила: у Орландо день рожденья близился, так я хотела ей набор для рисования выписать, чтоб лишний раз в город не ездить, – объяснила Леонора.
Сомневаться не приходилось: полиция вот-вот конфискует и прошерстит компьютер добросердечной Эдны.
Сидевшая за соседним столом бритоголовая женщина с татуировкой над губой стала кричать на тюремную надзирательницу, которая не разрешала ей вставать со стула. Леонора вся съежилась, когда надзирательница подошла к соседнему столу и заключенная разразилась потоком брани.
– И последнее, Леонора. – Оглушенный этими воплями, Страйк невольно повысил голос. – Перед тем как уйти из дома пятого ноября, Оуэн вам не говорил, что собирается уехать на отдых?
– Нет, – сказала она. – С чего бы?
Крикливую заключенную кое-как привели в чувство. Ее посетительница, с похожей татуировкой, но чуть менее агрессивная, уже шла к дверям, на ходу показывая надзирательнице средний палец.
– Припомните: возможно, Оуэн какими-нибудь словами или поступками дал вам понять, что собирается на время уехать? – настаивал Страйк, но Леонора, как сова, круглыми глазами испуганно смотрела на соседку.
– Что? – рассеянно переспросила она. – Да нет… он со мной никогда не делится… не делился… просто уходил, да и все. Собрался бы на отдых, так хотя бы «до свидания» сказал, правда же? – Она снова заплакала, прикрывая рот тонкой рукой. – А ну как меня посадят – что с Орландо станется? – сквозь рыдания спрашивала она. – Эдна не сможет за ней всю жизнь ходить. Не справится. Она даже обезьянку Чики умудрилась дома забыть, а в ней картинки были, которые Додо для меня нарисовала. – (После короткого замешательства Страйк понял, что речь идет о плюшевом орангутанге, которого в прошлый раз всюду таскала с собой Орландо.) – Если меня не выпустят…
– Я вас отсюда вытащу, – сказал Страйк с уверенностью, которой не чувствовал, но что плохого, если человек получит от тебя спасительную соломинку, чтобы продержаться еще сутки?
Время свидания истекло. Он выходил из зала не оглядываясь и только удивлялся: почему Леонора, увядшая ворчунья пятидесяти лет, живущая беспросветной жизнью вместе с умственно отсталой дочерью, внушает ему такую неистовую решимость, такую ярость…
Да потому, что она ничего плохого не сделала, напрашивался простой ответ. Потому что она невиновна.
За истекшие восемь месяцев стеклянная дверь, на которой было выгравировано его имя, впустила к нему в приемную множество клиентов, но всех привели в сыскное бюро незамысловато схожие причины. Посетители искали соглядатая, орудие, средство перетянуть баланс сил на свою сторону или избавить себя от нежелательных связей. К Страйку шли те, кто хотел выиграть преимущество, рассчитывая получить воздаяние или вознаграждение. А в конечном счете им просто хотелось еще больше денег.
Но Леонора пришла потому, что хотела вернуть домой мужа. Это простое желание родилось из усталости и любви, если не к ветреному Оуэну, то к их общей дочери, тосковавшей без отца. Видя эту женскую самоотверженность, Страйк выкладывался по полной.
Морозный уличный воздух теперь изменил свой вкус. Давно не приходилось Страйку бывать в такой обстановке, где подчинение приказам – это становой хребет повседневного существования. Тяжело опираясь на трость, он брел к автобусной остановке и с каждым шагом все острее ощущал свободу.
На заднем сиденье автобуса три подвыпившие девицы в головных повязках с торчащими оленьими рогами распевали:
They say it’s unrealistic,
But I believe in you Saint Nick…[31]
«Будь оно неладно, это Рождество», – раздраженно думал Страйк: ему не улыбалось толкаться в магазинах, чтобы купить подарки племянникам и крестникам, чей возраст постоянно вылетал у него из головы.
Автобус со стоном пробивался сквозь слякоть и пургу. В запотевшие окна смотрелись размытые огоньки всех цветов. Мрачный вид Страйка, размышлявшего о несправедливости и убийстве, сам по себе отпугивал всех, у кого возникало желание сесть рядом.
40
Будь рад, что имя не указано твое; носить его опасно.
Фрэнсис Бомонт, Джон Флетчер.
Предатель
На другой день окна сыскного бюро то заливало дождем, то залепляло снегом, то заволакивало снежно-дождевой жижей. Около полудня в кабинет Страйка вошел начальник мисс Броклхэрст, чтобы ознакомиться с доказательствами ее неверности. Вскоре после его ухода примчалась Кэролайн Инглз. Она торопилась забрать детей из школы, но улучила минутку, чтобы передать Страйку обнаруженную в бумажнике мужа карточку с адресом стриптиз-клуба и бара «Голден лейс». Совсем недавно мистер Инглз поклялся не приближаться к фривольным танцовщицам, девушкам по вызову и стриптизершам – это было условием примирения супругов. Страйк согласился наведаться в «Голден лейс» и выяснить, не поддался ли мистер Инглз прежнему искушению.
Распрощавшись с Кэролайн Инглз, Страйк, у которого к этому времени подвело живот, вынул из пакета и надкусил принесенный Робин сэндвич, но вынужден был отвлечься на звонок мобильного телефона.
Соблазнительная брюнетка, предвидя скорое разрешение дела, отбросила всякую осторожность и теперь приглашала Страйка вместе поужинать. Ему показалось, что Робин, жуя свой сэндвич, усмехается, хотя старательно вглядывается в монитор. Страйк сделал попытку вежливо отказаться: вначале сослался на непомерную занятость, а потом сообщил, что связан отношениями с другой женщиной.
– Что же вы раньше не сказали? – холодно спросила клиентка.
– Не привык смешивать работу и личную жизнь, – ответил Страйк.
Она повесила трубку, недослушав его учтивые слова прощания.
– Может, зря ты ей отказал? – невинно спросила Робин. – Пусть бы сперва счет оплатила.
– А куда она денется? – буркнул Страйк и принялся наверстывать прерванный ланч.
Жужжание телефона просигнализировало о полученном сообщении. Страйк застонал и посмотрел на высветившийся номер.
У него упало сердце.
– Леонора? – спросила Робин, видя, как он помрачнел.
Страйк с набитым ртом помотал головой. На дисплее возникло всего четыре слова.
Он был от тебя.
После расставания с Шарлоттой Страйк не стал менять номер телефона. Не хотелось лишней мороки: на старый номер была завязана сотня деловых контактов. Шарлотта прорезалась впервые за эти восемь месяцев. Страйку вспомнилось предостережение Дейва Полворта: «…будь начеку, Диди, – не ровен час, опять к тебе прискачет. Я не удивлюсь, если она из-под венца сдернет».
Сегодня третье декабря, напомнил он себе. Завтра у нее свадьба. Впервые Страйк пожалел, что мобильный не указывает местонахождение абонента. Откуда отправлено это сообщение? Из треклятого замка Крой, в перерыве между распоряжениями о доставке в часовню цветов и легких закусок? Или же с противоположной стороны Денмарк-стрит, откуда Шарлотта, как до нее – Пиппа Миджли, вглядывается в окна его конторы? Сбежать из-под венца, сорвать грандиозную, широко разрекламированную свадьбу – это было бы ее главным достижением, вершиной хаоса и разрушения.
Страйк убрал мобильный в карман и принялся за второй сэндвич. Заключив, что ей не светит узнать истинную причину его состояния, Робин скомкала и выбросила в корзину для бумаг шуршащий пакет, а потом напомнила:
– Ты сегодня встречаешься с братом, правильно у меня записано?
– Что?
– Разве ты не сегодня встречаешься?..
– Ах да, – сказал Страйк. – Угу.
– В «Ривер-кафе»?
– Угу.
«Он был от тебя».
– А для чего? – спросила Робин.
От меня. Как же. Черта с два. Если вообще он был.
– Что? – встрепенулся Страйк: до него дошло, что ему задали вопрос.
– Ты в порядке?
– Угу, все отлично. – Он взял себя в руки. – Что ты спросила?
– С какой целью ты идешь в «Ривер-кафе»?
– Да как тебе сказать. – Страйк потянулся за своим единоличным пакетиком чипсов. – Может, это пустая затея, но я собираюсь поговорить с теми, кто видел ссору Куайна и Тассел. Хочу понять: неужели Куайн действительно подстроил этот скандал, неужели загодя спланировал свое исчезновение?