– Где лежала Анджела?
– Говорю же, в хосписе. В Клэпхеме.
– Как Кэтрин туда добиралась?
– Да какая разница?
– Здесь я вопросы задаю, понятно?
– Откуда мне знать… на метро, наверное. У Анджелы она пробыла трое суток, спала возле ее койки прямо на полу, на матрасе, потому как врачи сказали, что Анджела вот-вот умрет, но она все не умирала, и Кэт поехала домой переодеться – а там на коврике эти листы.
– А почему ты так уверена, что она приехала домой именно во вторник? – спросила Робин, и Страйк, который собирался задать тот же самый вопрос, посмотрел на нее с удивлением. Он еще не знал про старичка-букиниста и воронку в Германии.
– Да потому, что по вторникам, в вечернюю смену, я работаю в службе доверия – туда она мне и позвонила в полном раздрае, потому что сложила все листы по порядку и увидела, чтó там о нас написано…
– Что ж, все это очень увлекательно, – сказал Страйк, – только Кэтрин Кент заявила полицейским, что в глаза не видела «Бомбикса Мори».
В других обстоятельствах перекошенное от ужаса лицо Пиппы могло бы показаться смешным.
– Развел меня, гад!
– Но ты – крепкий орешек, – сказал Страйк. – Даже не думай, – добавил он, преграждая ей путь к выходу.
– Он был… полное… полное дерьмо! – вскричала Пиппа, бурля от бессильной ярости. – Он нас использовал! Делал вид, что интересуется нашим т-творчеством, а сам все время нас использовал, лживый п-подонок! Я-то думала, он понимает, чего я хлебнула в этой жизни, мы с ним часами беседовали, он мне советовал непременно писать дальше… обещал, что поможет напечататься…
На Страйка нахлынуло внезапное изнеможение. Ну в самом деле, что за мания – печататься?
– …а сам просто подмазывался как мог, чтобы вытянуть из меня самые потаенные мысли и чувства, а с Кэт… что он сделал с Кэт… вам этого не понять… я ничуть не жалею, что сучка-жена его убила! Если б она сама этого не сделала, то…
– Почему, – с нажимом перебил ее Страйк, – ты все время твердишь, что его убила жена?
– Потому что у Кэт имеются доказательства!
Короткая пауза.
– Какие доказательства? – спросил Страйк.
– Ишь, любопытный! – зашлась истерическим смехом Пиппа. – Много будешь знать, скоро состаришься!
– Если у нее имеются доказательства, почему она не предъявила их полиции?
– Из сострадания! – выкрикнула Пиппа. – Тебе этого не…
– Да что ж это такое? – раздался из-за двери брюзгливый голос. – Сколько можно кричать?
– Принесла нелегкая, – пробормотал Страйк, увидев за стеклом размытый силуэт мистера Крауди.
Робин пошла открывать.
– Очень просим нас извинить, мистер Крау…
Пиппа мгновенно сорвалась с дивана. Страйк успел ее схватить, но от резкого броска вперед у него мучительно подвернулось колено. Отшвырнув мистера Крауди в сторону, Пиппа с грохотом сбежала по лестнице – и была такова.
– Пусть катится! – сказал Страйк, увидев, что Робин готова бежать в погоню. – По крайней мере, нож ее у меня.
– Нож? – взвизгнул мистер Крауди, после чего они пятнадцать минут уговаривали его не звонить домовладельцу (шумиха, поднявшаяся после раскрытия дела Лулы Лэндри, страшно нервировала графического дизайнера, который теперь жил в постоянном страхе, что очередной злодей придет убивать Страйка и ошибется этажом).
– Господи, – выдохнул Страйк, когда им наконец удалось успокоить и выпроводить соседа.
Страйк тяжело опустился на диван; Робин заняла компьютерное кресло, и через пару секунд, встретившись глазами, они расхохотались.
– Сценарий «добрый следователь – злой следователь» разыгран как по нотам, – сказал Страйк.
– Мне даже играть не пришлось, – возразила Робин. – Она действительно вызывает у меня жалость.
– Это заметно. А я, дважды побывавший на волосок от смерти?
– Она в самом деле хотела пырнуть тебя ножом или только делала вид? – скептически спросила Робин.
– Видимо, задумка пришлась ей больше по душе, чем исполнение, – признал он. – Только пырнет ли тебя профессиональный киллер или вот такое истерическое чудо в перьях – конец будет один. А что она выигрывала, если бы сумела меня прикончить?
– Материнскую любовь, – тихо ответила Робин.
Страйк не понял.
– Родная мать от нее отказалась, – сказала Робин, – к тому же у нее сейчас очень трудное время: наверняка сидит на гормонах, да мало ли что еще нужно претерпеть перед такой операцией. Она уже решила, что у нее будет новая семья, ты это понимаешь? Придумала, что Куайн и Кэтрин Кент станут ей родителями. Она же сама нам рассказала, что Куайн называл ее своей второй дочерью. И в книге он вывел ее как дочь Кэтрин Кент. Но в «Бомбиксе Мори» он растрезвонил всему свету, что она наполовину мужчина, наполовину женщина. А в довершение всего Куайн намекнул, что она, невзирая на дочерние чувства, пыталась его соблазнить. Будущий отец, – продолжала Робин, – ее предал. Будущая мать оказалась доброй и любящей, но тем не менее стала жертвой такого же предательства, так что Пиппа надумала разом отомстить и за нее, и за себя.
Она невольно усмехнулась, заметив потрясенное восхищение Страйка.
– Какого черта ты бросила психологический?
– Долгая история, – сказала Робин, переводя взгляд на монитор. – Она ведь довольно молода… сколько ей, лет двадцать?
– Похоже на то, – согласился Страйк. – Жаль, что мы не узнали о ее перемещениях после исчезновения Страйка.
– Это не она, – твердо сказала Робин, глядя ему в глаза.
– Наверное, – вздохнул Страйк. – Как-то уж очень не вяжется: вырезать человеку кишки – и тут же отправиться совать ему в дверь собачье дерьмо.
– В принципе, планировать и воплощать задуманное – не самая сильная ее сторона, правда?
– Это мягко сказано, – подтвердил Страйк.
– Ты будешь заявлять в полицию?
– Не знаю. Возможно. Фу, черт! – Он стукнул себя по лбу. – Мы не выяснили, с какой стати в романе она все время распевает!
– У меня есть одно предположение, – сказала Робин и после краткого, но энергичного стука по клавишам начала читать с экрана результаты поиска. – Пение как средство феминизации голоса… вокальные упражнения для транссексуалок…
– И только? – недоверчиво спросил Страйк.
– Что ты хочешь сказать – это не повод для обид? – уточнила Робин. – Брось, пожалуйста: Куайн высмеял нечто глубоко личное…
– Да я не об этом, – сказал Страйк.
Хмуро глядя в окно, за которым валил снег, он задумался и через некоторое время спросил:
– А что было в книжном?
– Господи, совсем забыла.
Она рассказала ему про букиниста, который спутал первое и восьмое ноября.
– Старый пень, – бросил Страйк.
– Ну зачем же так? – сказала Робин.
– Нет, какая самоуверенность, а? Все понедельники одинаковы, каждый понедельник он ходит к другу Чарльзу…
– Но откуда мы знаем, что Куайн приходил к букинисту в день отречения англиканских епископов, а не в день появления воронки?
– Ты же сама говоришь, что Чарльз перебил старика, чтобы рассказать про воронку, когда тот талдычил о визите Куайна?
– Со слов букиниста – да.
– Тогда, несомненно, Куайн побывал в магазине первого числа, а не восьмого. Букинист запомнил те две новости как взаимосвязанные. Но при этом старикан запутался. Уж очень ему хотелось думать, что он встречался с Куайном после исчезновения, что самолично помог установить дату его смерти, а потому новости того понедельника он подсознательно рассматривал в связи с убийством и отказывался допускать, что произошли они в какой-то другой, ничем не примечательный понедельник, за целую неделю до того, как всколыхнулся интерес к перемещениям Куайна.
– И все же, согласись, в словах Куайна, если верить букинисту, была некоторая странность, – сказала Робин.
– Да, конечно, – согласился Страйк. – Якобы он собирался в поездку и хотел в дороге почитать… значит, он уже тогда планировал скрыться, за четыре дня до скандала с Элизабет Тассел? Возможно, Куайн собирался уединиться не где-нибудь, а как раз на Тэлгарт-роуд, в доме, который он, по слухам, много лет ненавидел и обходил стороной?
– Ты расскажешь об этом Энстису? – спросила Робин.
Страйк то ли фыркнул, то ли хохотнул:
– Нет, Энстису я рассказывать не стану. Чем мы реально докажем, что Куайн заходил в букинистический магазин не восьмого, а первого? К тому же в данный момент отношения с Энстисом натянутые.
Наступила еще одна долгая пауза, и Робин даже вздрогнула, когда Страйк сказал:
– Надо бы мне повидать Майкла Фэнкорта.
– С какой целью? – удивилась она.
– С разными, – ответил Страйк. – Необходимо уточнить кое-какие сведения, полученные от Уолдегрейва. Можешь связаться с агентом Фэнкорта или с каким-нибудь другим контактным лицом?
– Конечно, – сказала Робин, делая пометку в блокноте. – Кстати, я пересмотрела то интервью и все равно не определила…
– Значит, пересмотри еще раз, – посоветовал Страйк. – Внимательно. С умом.
– Говорю же, в хосписе. В Клэпхеме.
– Как Кэтрин туда добиралась?
– Да какая разница?
– Здесь я вопросы задаю, понятно?
– Откуда мне знать… на метро, наверное. У Анджелы она пробыла трое суток, спала возле ее койки прямо на полу, на матрасе, потому как врачи сказали, что Анджела вот-вот умрет, но она все не умирала, и Кэт поехала домой переодеться – а там на коврике эти листы.
– А почему ты так уверена, что она приехала домой именно во вторник? – спросила Робин, и Страйк, который собирался задать тот же самый вопрос, посмотрел на нее с удивлением. Он еще не знал про старичка-букиниста и воронку в Германии.
– Да потому, что по вторникам, в вечернюю смену, я работаю в службе доверия – туда она мне и позвонила в полном раздрае, потому что сложила все листы по порядку и увидела, чтó там о нас написано…
– Что ж, все это очень увлекательно, – сказал Страйк, – только Кэтрин Кент заявила полицейским, что в глаза не видела «Бомбикса Мори».
В других обстоятельствах перекошенное от ужаса лицо Пиппы могло бы показаться смешным.
– Развел меня, гад!
– Но ты – крепкий орешек, – сказал Страйк. – Даже не думай, – добавил он, преграждая ей путь к выходу.
– Он был… полное… полное дерьмо! – вскричала Пиппа, бурля от бессильной ярости. – Он нас использовал! Делал вид, что интересуется нашим т-творчеством, а сам все время нас использовал, лживый п-подонок! Я-то думала, он понимает, чего я хлебнула в этой жизни, мы с ним часами беседовали, он мне советовал непременно писать дальше… обещал, что поможет напечататься…
На Страйка нахлынуло внезапное изнеможение. Ну в самом деле, что за мания – печататься?
– …а сам просто подмазывался как мог, чтобы вытянуть из меня самые потаенные мысли и чувства, а с Кэт… что он сделал с Кэт… вам этого не понять… я ничуть не жалею, что сучка-жена его убила! Если б она сама этого не сделала, то…
– Почему, – с нажимом перебил ее Страйк, – ты все время твердишь, что его убила жена?
– Потому что у Кэт имеются доказательства!
Короткая пауза.
– Какие доказательства? – спросил Страйк.
– Ишь, любопытный! – зашлась истерическим смехом Пиппа. – Много будешь знать, скоро состаришься!
– Если у нее имеются доказательства, почему она не предъявила их полиции?
– Из сострадания! – выкрикнула Пиппа. – Тебе этого не…
– Да что ж это такое? – раздался из-за двери брюзгливый голос. – Сколько можно кричать?
– Принесла нелегкая, – пробормотал Страйк, увидев за стеклом размытый силуэт мистера Крауди.
Робин пошла открывать.
– Очень просим нас извинить, мистер Крау…
Пиппа мгновенно сорвалась с дивана. Страйк успел ее схватить, но от резкого броска вперед у него мучительно подвернулось колено. Отшвырнув мистера Крауди в сторону, Пиппа с грохотом сбежала по лестнице – и была такова.
– Пусть катится! – сказал Страйк, увидев, что Робин готова бежать в погоню. – По крайней мере, нож ее у меня.
– Нож? – взвизгнул мистер Крауди, после чего они пятнадцать минут уговаривали его не звонить домовладельцу (шумиха, поднявшаяся после раскрытия дела Лулы Лэндри, страшно нервировала графического дизайнера, который теперь жил в постоянном страхе, что очередной злодей придет убивать Страйка и ошибется этажом).
– Господи, – выдохнул Страйк, когда им наконец удалось успокоить и выпроводить соседа.
Страйк тяжело опустился на диван; Робин заняла компьютерное кресло, и через пару секунд, встретившись глазами, они расхохотались.
– Сценарий «добрый следователь – злой следователь» разыгран как по нотам, – сказал Страйк.
– Мне даже играть не пришлось, – возразила Робин. – Она действительно вызывает у меня жалость.
– Это заметно. А я, дважды побывавший на волосок от смерти?
– Она в самом деле хотела пырнуть тебя ножом или только делала вид? – скептически спросила Робин.
– Видимо, задумка пришлась ей больше по душе, чем исполнение, – признал он. – Только пырнет ли тебя профессиональный киллер или вот такое истерическое чудо в перьях – конец будет один. А что она выигрывала, если бы сумела меня прикончить?
– Материнскую любовь, – тихо ответила Робин.
Страйк не понял.
– Родная мать от нее отказалась, – сказала Робин, – к тому же у нее сейчас очень трудное время: наверняка сидит на гормонах, да мало ли что еще нужно претерпеть перед такой операцией. Она уже решила, что у нее будет новая семья, ты это понимаешь? Придумала, что Куайн и Кэтрин Кент станут ей родителями. Она же сама нам рассказала, что Куайн называл ее своей второй дочерью. И в книге он вывел ее как дочь Кэтрин Кент. Но в «Бомбиксе Мори» он растрезвонил всему свету, что она наполовину мужчина, наполовину женщина. А в довершение всего Куайн намекнул, что она, невзирая на дочерние чувства, пыталась его соблазнить. Будущий отец, – продолжала Робин, – ее предал. Будущая мать оказалась доброй и любящей, но тем не менее стала жертвой такого же предательства, так что Пиппа надумала разом отомстить и за нее, и за себя.
Она невольно усмехнулась, заметив потрясенное восхищение Страйка.
– Какого черта ты бросила психологический?
– Долгая история, – сказала Робин, переводя взгляд на монитор. – Она ведь довольно молода… сколько ей, лет двадцать?
– Похоже на то, – согласился Страйк. – Жаль, что мы не узнали о ее перемещениях после исчезновения Страйка.
– Это не она, – твердо сказала Робин, глядя ему в глаза.
– Наверное, – вздохнул Страйк. – Как-то уж очень не вяжется: вырезать человеку кишки – и тут же отправиться совать ему в дверь собачье дерьмо.
– В принципе, планировать и воплощать задуманное – не самая сильная ее сторона, правда?
– Это мягко сказано, – подтвердил Страйк.
– Ты будешь заявлять в полицию?
– Не знаю. Возможно. Фу, черт! – Он стукнул себя по лбу. – Мы не выяснили, с какой стати в романе она все время распевает!
– У меня есть одно предположение, – сказала Робин и после краткого, но энергичного стука по клавишам начала читать с экрана результаты поиска. – Пение как средство феминизации голоса… вокальные упражнения для транссексуалок…
– И только? – недоверчиво спросил Страйк.
– Что ты хочешь сказать – это не повод для обид? – уточнила Робин. – Брось, пожалуйста: Куайн высмеял нечто глубоко личное…
– Да я не об этом, – сказал Страйк.
Хмуро глядя в окно, за которым валил снег, он задумался и через некоторое время спросил:
– А что было в книжном?
– Господи, совсем забыла.
Она рассказала ему про букиниста, который спутал первое и восьмое ноября.
– Старый пень, – бросил Страйк.
– Ну зачем же так? – сказала Робин.
– Нет, какая самоуверенность, а? Все понедельники одинаковы, каждый понедельник он ходит к другу Чарльзу…
– Но откуда мы знаем, что Куайн приходил к букинисту в день отречения англиканских епископов, а не в день появления воронки?
– Ты же сама говоришь, что Чарльз перебил старика, чтобы рассказать про воронку, когда тот талдычил о визите Куайна?
– Со слов букиниста – да.
– Тогда, несомненно, Куайн побывал в магазине первого числа, а не восьмого. Букинист запомнил те две новости как взаимосвязанные. Но при этом старикан запутался. Уж очень ему хотелось думать, что он встречался с Куайном после исчезновения, что самолично помог установить дату его смерти, а потому новости того понедельника он подсознательно рассматривал в связи с убийством и отказывался допускать, что произошли они в какой-то другой, ничем не примечательный понедельник, за целую неделю до того, как всколыхнулся интерес к перемещениям Куайна.
– И все же, согласись, в словах Куайна, если верить букинисту, была некоторая странность, – сказала Робин.
– Да, конечно, – согласился Страйк. – Якобы он собирался в поездку и хотел в дороге почитать… значит, он уже тогда планировал скрыться, за четыре дня до скандала с Элизабет Тассел? Возможно, Куайн собирался уединиться не где-нибудь, а как раз на Тэлгарт-роуд, в доме, который он, по слухам, много лет ненавидел и обходил стороной?
– Ты расскажешь об этом Энстису? – спросила Робин.
Страйк то ли фыркнул, то ли хохотнул:
– Нет, Энстису я рассказывать не стану. Чем мы реально докажем, что Куайн заходил в букинистический магазин не восьмого, а первого? К тому же в данный момент отношения с Энстисом натянутые.
Наступила еще одна долгая пауза, и Робин даже вздрогнула, когда Страйк сказал:
– Надо бы мне повидать Майкла Фэнкорта.
– С какой целью? – удивилась она.
– С разными, – ответил Страйк. – Необходимо уточнить кое-какие сведения, полученные от Уолдегрейва. Можешь связаться с агентом Фэнкорта или с каким-нибудь другим контактным лицом?
– Конечно, – сказала Робин, делая пометку в блокноте. – Кстати, я пересмотрела то интервью и все равно не определила…
– Значит, пересмотри еще раз, – посоветовал Страйк. – Внимательно. С умом.